Книга 1: Королева – вдова

Лания бросила взгляд на графа, тот едва приметно улыбнулся, и вот теперь в его глазах мелькнул огонек лукавства. Хмыкнула и королева, ей эти слова пришлись по душе. Она кивнула, и Радкис продолжил:

– Что до Его Высочества и его светлости – ваших новых родственников, то их лучше держать поближе…

– Что вы хотите этим сказать? – обернувшись, удивленно спросила королева.

Но уже через мгновение взгляд ее стал пытливым, а вскоре и подозрительным. Ей вдруг подумалось, что советник Радкис – посланец обоих претендентов на трон, возможно, сейчас решивших действовать сообща. Или же одного из них, а про второго граф говорит, либо чтобы не вызвать ее подозрений, либо потому, что хочет через нее наблюдать за принцем или герцогом, смотря за кого радеет его сиятельство.

Понял ли мысли королевы советник, но он едва приметно вздохнул и пояснил свою мысль.

– Я хотел сказать, государыня, что ни один из королевских родственников не должен вызывать сочувствия из-за того, что с ним вы холодны, избегаете или же намеренно удалили от Двора. С одной стороны этот поступок был бы понятен. Все-таки оба они, особенно Его Высочество, могут быть вам опасны. Однако подобное было бы недальновидным. Особенно сейчас, пока вы слабы и не показали себя иначе, чем жена почившего короля.

Ваши враги могут использовать всё это против вас. Если позволите управлять государством кому-то другому, сами устранитесь, а родственников вашего супруга изгоните, то это даст вашим противникам сильное оружие, которое они используют. Под этим предлогом могут нанести удар и отнять трон у его законного владельца. Поначалу до рождения, а после, если родится мальчик, могут и…

– Убить, – глухо закончила за графа Лания.

– Или же объявить о том, что ваш сын не похож на покойного монарха, то есть обвинить в неверности.

– Что им мешает сделать это сейчас? – королева все-таки вернулась к креслу, тяжело опустилась в него и прикрыла лицо рукой – ей стало дурно.

– Богини, – охнул Радкис и, поднявшись с кресла, стремительно приблизился к Лании. – Ваше Величество, вам нехорошо? Я напугал вас? Ну конечно, напугал, а вы еще и в тягости… Дурак! – в сердцах обозвал себя советник. – Я попросту хотел без обиняков, а вышло… Эй, кто там!

На его крик выбежала служанка. Она охнула и бросилась к королеве, рядом с которой хлопотал Радкис.

– Что случилось? Государыня! Что вы сделали с Ее Величеством? Стража!

Двери распахнулись, и в покои стремительно вошли два гвардейца. Они окинули быстрым взглядом представшую им картину, а затем бросились к советнику. Разобраться явно не успели, но верная служанка махала руками и тыкала в графа так рьяно, что сомнений не было, на Ее Величество напали.

– Принеси воды! – успел воскликнуть Радкис, и его повалили на пол.

И неизвестно, чем бы всё это могло закончиться, но тут прогремел голос той, кто никогда не повышал голоса.

– Хватит! – гаркнула Лания. – Немедленно оставьте советника в покое! Он всего лишь пытался мне помочь! А вы! – взор ее остановился на горничной. Горничная ответила преданным взглядом, и вдова выдохнула: – Принесите мне воды.

– Государыне стало дурно! – возмущенно воскликнул с пола граф, еще удерживаемый гвардейцами. – Если бы я желал навредить Ее Величеству, разве стал бы я призывать хоть кого-то? Надо же иметь ум!

– Я просто испугалась за госпожу! – в ответ возмутилась горничная.

– А мы исполняли свой долг, – произнес один из гвардейцев.

– Мы защищали нашу королеву, – добавил второй.

Они наконец отпустили советника и отошли в сторону. Лания решила не бранить гвардейцев, да и поняла, отчего всполошилась служанка. Все дни со смерти короля она истово следила за тем, чтобы государыне не причинили вреда, должно быть, была в не меньшем напряжении, чем сама королева. И вдруг увидела, что все-таки что-то произошло, а она этому не помешала. Женщина всего лишь продолжала служить своей госпоже.

– Я всеми вами довольна, – произнесла Лания. – Благодарю за службу, вы можете вернуться на свой пост, мне ничего не угрожает, – это относилась к гвардейцам. – Принесите мне воды, – это было сказано уже служанке, – и его сиятельству. Ему тоже нужно успокоиться.

Гвардейцы, поклонившись, слаженно развернулись и покинули покои. Горничная тоже поклонилась, бросила на графа подозрительный взгляд и удалилась исполнять повеление. Радкис, уже стоявший на ногах, передернул плечами и что-то фыркнул вслед горничной.

– Теперь я приношу вам извинения, ваше сиятельство, – сказала Лания. – Она заботится обо мне все эти дни, но сейчас переусердствовал в своей заботе.

– Пусть усердствует и дальше, – ответил советник. – Теперь я вижу, что вы не так беззащитны, как я опасался.

– Присаживайтесь и ответьте наконец на мой вопрос, – продолжила королева. – Что моим врагам помешает сейчас сделать то, о чем вы говорили?

– Отсутствие повода, – сказал граф, вернувшись в кресло. – Если они осмелятся что-либо сделать сейчас, то это будет узурпация власти, что даст повод как и вашим сторонникам, так и сторонникам оставшегося претендента, начать борьбу. Сейчас все притихли и наблюдают за развитием событий…

– У меня есть сторонники? – спросила Лания, прервав Радкиса.

Он улыбнулся и неспешно кивнул.

– Разумеется, Ваше Величество. Но это ваши сторонники, – он сделал ударение на слово «ваши», – то есть законной власти. Однако если вы позволите кому-то иному управлять королевством, то они отвернутся, и тогда в стане одного из ваших противников будет прибавление. И потому я пришел, чтобы поговорить с вами, чтобы не было совершено роковой ошибки. Воля покойного государя известна и недвусмысленна – он благословил свое дитя, а стало быть, вас.

– Значит, пока меня будет не в чем упрекнуть…

– Ваши позиции будут только укрепляться, – кивнул советник.

– Значит, я должна быть любезна с принцем и герцогом…

– Но не допускать их так близко, чтобы не пошло разговоров будто один из них уже король, – строго добавил Радкис.

– Как и моего отца.

– Верно, государыня, – улыбнулся граф.

Лания чуть помолчала, обдумывая то, о чем они говорили. Выходит, надо будет взять себя в руки и не избегать деверя, как бы этого ни хотелось. Но и остаться с ним наедине невозможно, потому что принц молодой и неженатый мужчина. Тогда нужно будет вернуть и фрейлин… В эту минуту появилась служанка с подносом, на котором стояли два стакана с водой.

Благодарно кивнув ей, королева забрала свой стакан, тут же осушила и вернула обратно на поднос. Отпил воды и советник, также отдал его горничной, и женщина удалилась, вновь оставив монархиню и ее собеседника одних.

– Завтра Канлин напросился со мной в храм, – сказала Лания. – Меня, признаться, тяготит его общество, но я буду с ним более дружелюбна.

– Если Его Высочество станет вам особо докучать, вы всегда можете избавиться от него под благовидным предлогом, – заметил Радкис. – В конце концов, вы беременны.

Лания посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

– Вы совершенно правы, ваше сиятельство, – успокоившись, произнесла она. – У меня есть несколько месяцев, когда меня защищают муж и ребенок. Траур и беременность станут моим панцирем.

– Истинно так, – улыбнулся его сиятельство. – А за это время вы сможете укрепить свои позиции. И помните, вы не одиноки.

– И это самое ценное для меня сейчас знание, – уже серьезно ответила королева. – Этот разговор был для меня важен. Благодарю вас за него, ваше сиятельство.

Вскоре Радкис ушел, а Лания, оставшись одна, начала думать. Теперь и вправду думать, а не сокрушаться и переживать. Это был первый день, когда королева ощутила толику уверенности в будущем.

Глава 7

Утро выдалось пасмурным, как и настроение королевы. Впрочем, таковым оно было уже не первый день, да и моросящий мелкий дождь Ее Величество не удручал. Больше тяготило, что сегодня с ней отправится в храм деверь, но к этой мысли она уже привыкла и решила, как будет себя вести. И все-таки Лания на миг застыла перед дверями, которые вели ее из дворца на улицу, но поджала губы и решительно шагнула вперед, едва лакеи распахнули перед ней тяжелые створы.

Разговор с советником Радкисом не прошел впустую. Лания много размышляла над его словами. Она была согласна с тем, что ради ребенка нельзя позволять кому бы то ни было вставать над собой. И была согласна с тем, что отец станет не просто советником и помощником, но истинным правителем, который будет говорить ее устами.

Возможно, будь у него с дочерью доверительные отношения, принимай герцог в ней больше участия, то сейчас королеве было бы сложней принять решение последовать совету графа. Однако родитель был сосредоточен на сыне, а Лания была всего лишь женщиной… которая принесла роду возвышение, но это не подарило ей даже капли тепла и слов утешения, когда она в них нуждалась. Зато о том, что ей должно делать, выслушала предостаточно.

Ее Величество была еще очень молода, не искушена жизнью, и опыта у нее совершенно не было. Но и того, что у нее имелось, хватало, чтобы увидеть, – она оставалась инструментом, как и дитя, зревшее в ее утробе. И сберечь его дед желал вовсе не из верноподданнического рвения и родственной любви. Он тоже был инструментом для возвышения герцога Вилленского и его наследника.

Да, Лания была обижена до глубины души, и сейчас, когда ей протянул руку помощи совсем чужой и малознакомый ей человек, королева предпочла ее, а не указующую длань своего родителя. Оставалось выдержать натиск отеческого недовольства и не дать слабины, когда придет время.

А вот королевские родственники – это было иное дело. Здесь решительность Ланию подводила. Что принца, что герцога, она опасалась, особенно принца. Канлин был ближе всего к трону и, в отличие от дяди, не желала оставаться в стороне. Он намеревался сойтись со свояченицей, и это ее подавляло и продолжало пугать. Так что, идя с ним на встречу, королева продолжала нервничать, несмотря на то, что и в его отношении готова была прислушаться к Радкису. И потому, воинственно вздернув подбородок, вдова направилась на выход из дворца.

Всё та же простая черная карета уже ожидала ее, как и Канлин. Его Высочество стоял возле своего коня, и когда королева шагнула на каменную лестницу, ведущую вниз, он развернулся к ней и следил за приближением. На лице принца не было ни излишнего радушия, ни недовольства за некоторую задержку, ни непроницаемого выражения. Он был спокоен и также спокойно смотрел, когда невестка окажется на предпоследней ступени. После шагнул к ней и подал руку, она отказываться от помощи не стала.

– Доброго утра, сестрица, – с легким поклоном приветствовал королеву деверь.

– И вам доброго нового дня, – ответила Лания. – Как вам почивалось?

– Благодарю, ночь была спокойной, – вновь склонил голову Канлин и поинтересовался в ответ: – А как почивалось вам?

– Благодарю, без тяжелых раздумий и сновидений, – она едва приметно приподняла уголки губ в улыбке.

На самом деле раздумий Лании хватило с лихвой, но говорить об этом принцу она не намеревалась.

– Я рад, сестрица, – улыбнулся в ответ деверь и указал на открытую дверцу кареты: – Прошу.

Лания забралась в карету, но прежде чем дверца закрылась, сказала:

– Вы едете со мной, братец. Отправьте назад в конюшню вашего коня. Я еще вчера говорила, что не желаю привлекать к себе внимания, а вы слишком приметны и… – она окинула принца взглядом, – нарядны.

Канлин отступил на шаг от кареты и оглядел себя, после поднял взгляд на Ланию, и в нем отразилось недоумение. Одет он был и вправду обыденно… для принца. Красный с черным камзол, украшенный золотой вышивкой, черные штаны и сапоги с золотыми пряжками. И заколка, крепившая черное перо к шляпе, тоже была золотой с рубиновой россыпью. Его высочество подобрал наряд подобающих случаю цветов. И они шли королевскому деверю, и все-таки в этом одеянии он не остался бы незамеченным рядом с простой неприметной каретой.

– Но если я пойду переодеваться, то заставлю вас ждать… – начал Канлин, и королева прервала его:

– Потому прикажите вернуть коня в конюшню и забирайтесь ко мне в карету.

Принц приложил ладонь к груди и склонился в изящном поклоне:

– Как пожелает моя госпожа, – произнес он с улыбкой. – Повинуюсь.

– Ваше настроение мало напоминает скорбь, – прохладно произнесла Лания.

– Прошу меня простить, сестрица, – став серьезным, ответил Канлин.

Вдова едва приметно покривилась.

– Довольно слов, Ваше Высочество. Идите ко мне, и наконец отправимся в храм.

– Да, Ваше Величество, – кивнул принц и забрался в карету. Усмешку, все-таки скользнувшую по губам, он попытался скрыть, но королева успела заметить и отвернулась, испытав досаду.

Ей хотелось выдержать именно этот тон, чтобы чувствовать себя на равных с деверем. В конце концов, она и сама была герцогского рода и стояла всего на ступень ниже королевской семьи. И если бы правящая династия прервалась, то еще неизвестно, чей род встал бы во главе Северного королевства. Вполне возможно, что и Виллены. Так что они и вправду были на равных… почти, и это почти восполнял плод, зревший внутри нее.

Так было проще не показывать страха и слабости. Хотя бы внешне казаться твердой и уверенной в себе. И всё было хорошо, пока Лания не увидела эту усмешку, показавшуюся ей ироничной. Кажется, Канлин не воспринял ее всерьез. Да, это было досадно.

Однако королева справилась с чувствами и перевела взгляд на деверя, но не придумала, что еще сказать, и отвернулась к окошку. Канлин тоже не спешил заговорить, но его взгляд Лания чувствовала, и это начинало раздражать. Если он хотел вывести королеву из равновесия, то был на верном пути. Она уже начинала отчаянно жалеть, что не отказала новому родственнику в этой поездке.

– Вы прелестно выглядите, – неожиданно произнес Его Высочество.

Королева повернула голову и посмотрела на него. Вдова растерялась. Она не знала, как отреагировать на комплимент. Вроде бы правила хорошего тона велели поблагодарить, но сама ситуация делала слова принца совершенно неуместными. Они ехали в храм, чтобы помолиться за почившего мужа и брата, и почил он всего семь дней назад, а вдова по-прежнему оставалась женой короля, и потому это было совершенно неуместно и неприлично!

– Простите, сестрица, – первым заговорил Канлин. – Понимаю, о чем вы сейчас думаете, и отчего на вашем лице смятение. Я помню об этикете, не считайте меня невеждой. Мне попросту захотелось огласить свои наблюдения, только и всего. Вы прелестны, и это истинная правда. Ничего дурного или предосудительного в моих мыслях и отношении к вам не было, и нет. Прошу еще раз о прощении.

– Я… – голос на миг подвел Ланию. Она выдохнула и ответила уже более спокойно: – Я не злюсь на вас и рада, что вы помните о правилах приличия. Настоятельно прошу не отходить от них.

– Разумеется, Ваше Величество, – кивнул деверь, и королева опять отвернулась от него.

Они еще какое-то время ехали в молчании, и Лания успела успокоиться и даже свыкнуться с близостью до вчерашнего дня незнакомого ей мужчины. По сути, это и вправду был незнакомец. Да, его имя женщине было известно, и его облик тоже, но она совершенно его не знала. И когда королева успела даже расслабиться, тишину вновь нарушил Канлин.

– Сестрица, – позвал он вдову, и та перевела взгляд на спутника. – Кажется, я вчера расстроил вас. Признаться, так и не понял, что сказал оскорбительного для вас, однако не хочу, чтобы вы сторонились меня. Потому приношу извинения и за это. Но хотел бы знать в точности, чем задел вас, поясните, прошу вас, дабы в будущем не совершить ту же ошибку.

Желание бросить ему в лицо обвинения в том, что так задело ее, было столь велико, что Лания даже приоткрыла рот, но вместо откровений… вздохнула и отвела взгляд к окошку. Ответить все-таки было надо.

– Мне не нравится, что вы решили принимать за меня решения, – произнесла она почти правду. – Отчего вы думаете, братец, что я настолько глупа и беспомощна, что даже не смогу выбрать врачевателя? Я не буду спорить, королевством я управлять не умею, да и в интригах разбираюсь дурно, но выбирать за меня того, кто будет следить за моим здоровьем, это уж вовсе никуда не годится. И ладно бы сказали, что отберете нескольких уважаемых врачевателей и представите мне их, чтобы я могла выбрать, с этим я готова была согласиться. Но вот так вот, будто я несмышленое дитя… Нет, так мне не нравится.

– Я услышал вас, сестрица, – Канлин склонил голову, – и признаю правоту. Наверное, я и вправду подошел к делу слишком рьяно. В конце концов, вы действительно взрослая разумная женщина. Мне не следовало вести себя самонадеянно и неучтиво, тем более с моей госпожой и королевой.

Он едва приметно улыбнулся, и вдова вспыхнула, вновь увидев насмешку. Однако опять заставила себя расслабиться и кивнула, принимая ответ принца. Да, госпожа, да королева. Это данность, которую возможно изменить только великим грехом.

– Если вы согласны, то я все-таки отберу врачевателей и представлю их вам на одобрение, – произнес Канлин.

– Хорошо, братец, присмотритесь к толковым. Если они окажутся лучше придворного лекаря, то я выберу одного из них, – милостиво согласилась королева. На этом разговор снова прервался, они подъезжали к храму.

Карета остановилась, но государыня и ее деверь не двинулись с места. Оба ждали, пока дверцу откроют и доложат, что Ее Величество и Его Высочество могут выйти и проследовать в храм. Это было частью этикета, которую не могло нарушить даже инкогнито.

И когда дверца открылась, то первым шагнул на землю Канлин. Это было и не было нарушением этикета. Первым должен был выйти правитель, следом его сопровождение. Но правитель был женщиной, и тогда первым должен был выйти кавалер, чтобы подать даме руку. Так что поступок принца можно было толковать двояко, но Лания в этот раз не стала искать подвоха, тем более они все-таки приехали инкогнито, и приняла помощь деверя без смятения или досады.

Храм Смерти был сооружением подавляющим. Он казался громоздким, был сделан из черного камня, и вокруг него царила тишина. И вроде вокруг кипел своей бурной жизнью город, но стоило пересечь ворота, которые не закрывались ни днем, ни ночью, и звуки стихали. Во дворе храма можно было слышать, как ветер играет листвой на деревьях, как журчит вода питьевого источника в черной мраморной чаше, шорох шагов и голос собеседника, если таковой имелся, но всё прочее смолкало и ни нарушало покоя этого места.

Признаться, Лания чувствовала себя здесь уютно, несмотря на мрачный вид храма. Раньше больше сторонилась, хоть и почитала обеих Сестер, а после пяти дней прощания и заботы жреца ощущала умиротворение этого места. И поколебать этого чувства не мог даже ее спутник, шагавший сейчас рядом с ней.

Канлин вдруг тихо фыркнул. Королева перевела на него чуть удивленный взгляд, и принц шепнул:

– Все-таки жутковатое местечко. Будто склеп, только для живых.

Лания пожала плечами. Ее не пугал ни склеп, ни тем более дом одной из богинь. Напротив, в королевском дворце среди живых Ее Величество чувствовала себя хуже.

– Как вы выдержали пять дней рядом с мертвецом? – снова прошептал принц. – Особенно ночи. Когда умер наш отец, нас хотя бы было четверо в покоях Прощания. Матушка была подавлена и сама желала уединения. Ангвира, кажется, вообще мало трогало соседство покойного отца. Он уходил в свою комнату, едва закрывались двери, и заваливался на кровать с книгой, которую ему принес лакей. А мне сестрица недурно скрашивала время. Но вы были в одиночестве, никого рядом, чтобы поддержать… бедняжка.

– Мне было спокойно, – ответила Лания. – Но благодарю за сочувствие. Впрочем, сейчас этот разговор неуместен. Вы нарушаете собственное обещание следовать правилам.

– Я держу слово, сестрица, – заверил Канлин. – Просто… навеяло.

Они как раз прошли двор и приблизились к дверям храма. Были они темного дерева, окованные железом, высокие и тяжелые. Вот их закрывали на ночь, но страждущему нужно было всего лишь постучаться, и он мог войти в храм. А сейчас они были распахнуты, и королева с принцем вошли внутрь.

Молельная часть представляла собой большой круглый зал, в центре которого стояли статуи обеих Сестер. Будь то храм Жизни или Смерти, богини всегда были вместе. Их изображали стоящими спина к спине, и разница была лишь в том, кого размещали лицом к воротам. В храме Смерти на верующих смотрела его хозяйка, а Жизнь была скрыта за ее спиной. И, соответственно, наоборот, в храме Жизни.

Лания и Канлин поклонились богине, после обошли статуи и поклонились второй, с этого начиналось любое действо в храме, пришел ли ты за советом или просто помолиться. И не было различия ни для короля, ни для последнего нищего бродяги – перед Жизнью и Смертью все равны.

Вскоре послышались тихие шаги, и к королеве с принцем подошел жрец. Он чуть склонил голову, приветствуя гостей.

– Наставник, – Лания первой шагнула к нему и протянула навстречу руки, будто доброму знакомому, – благословите.

Впрочем, жрец и был таковым. Это он приходил к гробу, помог справиться с тошнотворным запахом цветов, а после не дал уйти вслед за флейтой. Он же встречал королеву вчера, встретил и сегодня, потому что был старшим в столичном храме. Но не его положение расположило Ее Величество к этому человеку, попросту ему она доверяла.

И тому была причина. Жрецы не лезли во власть, не интриговали и не пытались управлять королями. В этом не было необходимости. Служители богинь и так были над всеми. Они говорили «ты» властителям, а те склоняли перед жрецами головы. Шли за советом, успокоением и помощью.

Нет, жрецы не были властителями над властителями, но существовали параллельно и являлись, когда в них была необходимость. Именно потому им и доверяли, как аристократия, так и простой люд. Знали, что пред богинями все равны, а их служители лишены тщеславия. А жрецы не спешили разрушать веру своей паствы ради какой-либо выгоды и честолюбивых помыслов.

Да и зачем? Их защищал не только закон богинь, но и человеческий. За богохульство, осквернение храма или надругательством над жрецом ждала суровая кара. То, что свято, то неприкосновенно. И если служитель сам себя опорочит страстями, то тем самым сам себя лишит доверия людей и защиты, а храм перестанет быть пристанищем страждущих душ. Они найдут иное утешение, а это уже могло разрушить веру. Так что жрецы и властители берегли равновесие, а стало быть, и доверие.

– Дитя, – жрец сжал ладони вдовы, шагнул ближе и, прижавшись лбом к ее челу, шепнул слова благословения. Затем отошел на шаг и накрыл голову ладонью: – Твои мысли стали спокойней, я рад.

– Благодарю, наставник, – слабо улыбнулась Лания. – Я ищу в себе согласие.

– Богини не ставят тебя своей милостью. Им угодны чистые души.

– Наставник, – напомнил о себе Канлин. – Благословите и меня.

– Богини рады видеть своего заблудшего сына, – с мягкой улыбкой ответил жрец и взял за руки Его Высочество.

И когда служитель отошел, принц нервно усмехнулся:

– Я блуждал недалеко и от Всевышних никогда не отрекался.

– Мне то ведомо, – ответил жрец, – но я поминал об ином. Ты сам о себе всё знаешь, дитя. Теперь идемте, вы пришли говорить не со мной.

– Да, наставник, – склонила голову королева, Канлин просто кивнул.

Он скосил взгляд на невестку, но та уже внимания на спутника не обращала. Лания неспешно шагала по залу следом за жрецом, и взор ее скользил по хорошо знакомым фрескам. Они тянулись по стене от входа, у входа и заканчивались. В них не было чего-то таинственного или сказочного. Всего лишь путь души. Так как это был храм Смерти, то путь начинался от смерти. Через врата душа попадала в царствие богинь. Здесь ее встречали Сестры. Они смотрели, как человек прожил жизнь, что делал, отнесся ли с почтением к великому дару.

После душа проходила наказание, если преступила божественные законы, или же отправлялась в чудесные земли, где отдыхала и очищалась. А после Жизнь вновь отправляла ее в мир, и новый человек уходил сквозь врата храма, чтобы опять пройти свой путь и вернуться назад.

В храме Жизни фрески были иными. Там изображался путь души в человеческом теле. Можно были увидеть и пороки, и добродетели, которые после смерти, конечно же, станут основанием для божественного благословления или наказания. Ну и заканчивались смертью, когда душа возвращалась к богиням.

Между фресками стояли чаши с зажженным огнем. Это было одинаковым в обоих храмах. А еще стояли небольшие каменные алтари, на которые можно было положить подношение и помолиться. Если за грешника, то молились у фресок с наказаниями, чтобы богини были милостивы, и покойный легче перенес кару. Если за праведника, то просили Сестер передать весточку усопшему и желали ему счастья в новом мире и последующем рождении.

Но жрец вел королеву и принца мимо алтарей и фресок. Высочайшим особам никто не должен был мешать скорбеть. Впрочем, и простого смертного, если бы ему это было необходимо, ответили бы в иное место, но с королями дело было в ином. Храм не закрывался ради посещения его венценосцем или иной особой королевской крови, ради их безопасности. Но их самих уводили туда, где никто не мог помешать или сотворить зло, забыв о месте, где находится.