
Полная версия:
Прядильщица Снов
– А помните, как Александра впервые появилась здесь? – смех Астры рассыпался по залу стеклянными бусинами. – Такая растерянная, испуганная бедняжка!
– Я думала, вы все призраки, – пробормотала Аля, заставляя себя улыбнуться.
В ответ раздался хор смеха – идеально синхронизированного, будто запрограммированного. Звук обволакивал, как тёплая вода, смывал последние сомнения.
Как же приятно было смеяться вместе, а не сжиматься под градом насмешек. Как легко дышать, зная, что твоё дыхание не заставит кого-то брезгливо морщиться.
Она окинула взглядом зал. Своды терялись где-то в вышине, растворяясь в серебристой дымке, которая пульсировала в такт невидимой музыке. Стены то расширялись, то сжимались, и с каждым движением на их поверхности расцветали новые узоры: то морозные кристаллы, то переплетения виноградных лоз.
За столом из черного стекла сидели существа неестественной красоты. Их кожа переливалась перламутром, словно внутренняя поверхность раковины, а глаза светились изнутри – у одних холодным лунным светом, у других тлеющим огнем далеких звезд. Они двигались с плавной грацией, одновременно восхитительной и неправильной. Слишком плавной. Как если бы кто-то взял обычные человеческие движения и отполировал их до глянцевого блеска, убрав все случайные, живые неровности.
Аля провела ладонью по скатерти – белоснежной, но странно холодной на ощупь. От её пальцев на ткани остались едва заметные влажные следы, но тут же исчезли, будто впитались.
От вида местных блюд у Али перехватило дыхание. Фрукты светились изнутри маленькими лунами, внутри прозрачных конфет кружились созвездия, а в хрустальных кубках плескалась жидкость цвета расплавленного золота. Ягоды напоминали рубины, но с серебристой мякотью. Сквозь пирожные, увенчанные взбитыми сливками, просвечивали краски.
Аля вдохнула головокружительные ароматы – сладость меда, свежесть утреннего воздуха после грозы, терпкость спелых виноградин, пряность корицы, горечь темного шоколада. Затем потянулась к персику, но в последний момент отдернула руку. В груди что-то затрепетало неприятное предчувствие.
– Что такое, Александра? – голос Розы прозвучал прямо у нее за спиной и заставил вздрогнуть. Подруга наклонилась ближе, и Аля почувствовала, как холодное дыхание касается ее шеи. – Не хочешь попробовать?
Глаза Розы казались слишком голубыми. Слишком. Вблизи можно было разглядеть крошечные трещинки.
– Я… не знаю, можно ли, – призналась Аля, чувствуя, как под взглядом Розы ее новая, совершенная кожа покрывается мурашками. – Вы все такие… эфемерные. И еда тоже. А я…
Астра, сидевшая слева, залилась своим хрустальным смехом.
– Дорогая, ты просто еще не до конца перешла на нашу сторону, – ее пальцы, коснувшиеся Алиной руки, оказались удивительно тяжелыми, будто сделанными из влажного песка. – Когда придет время, ты сможешь есть все, что захочешь. И это будет в тысячу раз вкуснее, чем в твоем мире.
– И никогда не будешь поправляться, – в голосе Розы прозвучали металлические нотки.
Аля заставила себя рассмеяться, но смех застрял в горле. Даже здесь, в этом идеальном теле, она вдруг почувствовала знакомую зажатость в груди – ту самую, что испытывала каждый раз, когда в реальном мире подходила к зеркалу.
– Тише всем! – голос девушки в голубом платье разрезал воздух, как лезвие по шёлку. Её кристаллический смех, ещё секунду назад звучавший так беззаботно, оборвался на высокой ноте. Аля узнала её – эта блондинка встретила её в первый день в комнате с диваном и псише. Безымянная девушка с глазами цвета зимнего неба и улыбкой, от которой стыла кровь в жилах.
Мгновенная тишина обрушилась на зал. Даже свет люстр замер, перестав мерцать. Гости поднялись в едином порыве – настолько синхронно, что у Али закружилась голова. Она вскочила вместе со всеми, ощутив, как холодный пот стекает по спине под шелковым платьем. Её пальцы сами собой сжали край скатерти (настоящей ли? Или это была лишь иллюзия ткани?), оставляя влажные морщины на безупречной поверхности.
Двери распахнулись беззвучно, будто кто-то разорвал саму ткань реальности. И вошла Она.
Прядильщица Снов.
Её платье было самим ночным небом. Тёмная ткань переливалась глубиной космоса, в складках мерцали далёкие звёзды, а при движении обнажались участки кожи, усыпанные созвездиями, которых нет на земных картах. Аля вдруг поняла, что не может определить – движется ли Прядильщица или стоит на месте, в то время как весь зал неудержимо приближается к ней, как планеты, падающие в чёрную дыру.
Чёрные с фиолетовым отливом волосы аккуратно лежали в сложной причёске, но отдельные пряди выбивались и шевелились сами по себе, как щупальца глубоководного создания. На шее сверкало колье из камней, похожих на застывшие капли чернил. Но больше всего Алю поразили глаза – глубокие, бездонные, вбирающие в себя весь свет и не отдающие ничего взамен.
«Агата…»
Но нет, это была лишь бледная тень той женщины. Та Агата, с которой она занималась в психологическом кабинете, казалась теперь жалкой куклой по сравнению с этим божеством.
В одной руке Прядильщица держала веретено из чёрного дерева – древнее, потрёпанное, с выщербленными краями. В другой – нить, неестественно тонкую, почти невидимую. Лишь когда свет падал под определённым углом, она мерцала серебром, словно паутина, покрытая росой.
Аля почувствовала, как её идеальное тело дрожит. Сердце (было ли оно ещё её сердцем?) бешено колотилось, но не от страха – от предвкушения. Ведь это ради Неё она пришла сюда. Ради этого момента.
И тогда она увидела Его.
Рядом с Прядильщицей шел высокий юноша в черном костюме, расшитом серебряными нитями, которые переплетались в замысловатые узоры, напоминающие карту неизвестных созвездий. Шелковистые черные кудри обрамляли его бледное лицо, а глаза – ясные голубые, как лед на рассвете – смотрели поверх голов гостей с бесконечной тоской, словно он видел что-то, недоступное чужим глазам.
– Ноктюрн! – вырвалось у Али прежде, чем она успела сдержаться. Ее голос прозвучал слишком громко во внезапно наступившей тишине.
Астра вцепилась ей в запястье с такой силой, что под тонкой кожей выступили капельки жидкости, похожей на ртуть.
– Поклонись, глупышка, – прошипела она тоном, напоминающим скорее шелест сухих листьев под ногами. – Разве ты не видишь, кто перед тобой?
Аля машинально склонила голову, но не могла отвести взгляд от Ноктюрна. Почему он выглядел таким… изможденным?
Прядильщица легко взмахнула рукой, и все снова устроились за столами. Она заняла центральное место во главе стола, Ноктюрн сел справа от нее. Его лицо оставалось бесстрастным, но пальцы дрогнули, когда он коснулся скатерти.
– Мои дорогие дети, – голос Прядильщицы был мелодичным, но в нем слышались нотки металла. – Я рада видеть вас всех на нашем празднике. Вы все – избранные. Вы все – особенные. Вы все нашли дорогу сюда, на Ткань Снов, где нет места боли, уродству, страданиям.
Она обвела взглядом присутствующих, словно осветив каждого изнутри.
– Мы здесь собрались, чтобы отпраздновать еще одно пополнение в нашей семье, – продолжила Прядильщица, и Аля с ужасом поняла, что все взгляды обратились к ней. – Еще одна душа готова оставить тяготы реального мира и присоединиться к нам в вечном празднике красоты и совершенства.
Ноктюрн поднял взгляд и посмотрел прямо на Алю. В его глазах читалась мольба, но Аля не понимала, о чем он просит.
– Реальность, – продолжала Прядильщица, – это лишь одна из многих нитей в полотне мироздания. Нить, полная боли, несовершенства, разочарований. Зачем цепляться за нее, когда есть другие нити – нити грез, нити желаний, нити идеалов? Здесь каждый из вас может стать тем, кем всегда хотел быть. Здесь каждый прекрасен. Здесь каждый любим.
Аля слушала, и каждое слово находило отклик в ее душе.
Да, зачем возвращаться в тот мир? В мир, где ее ненавидят, где над ней смеются, где она чувствует себя уродливой и никчемной?
– В реальности, – голос Прядильщицы стал глубже и теперь проникал в самые потаенные уголки сознания, – люди гонятся за иллюзиями. За тем, что им навязывает общество. Красота, успех, богатство – все это эфемерно и субъективно. Но здесь, на Ткани Снов, иллюзия становится реальностью. Здесь вы можете быть теми, кем всегда мечтали стать, без усилий, без боли, без жертв.
Внезапно Алю охватил необъяснимый страх. Что-то в словах Прядильщицы, что-то в печальном взгляде Ноктюрна вызвало в ней волну тревоги. Она поднялась с места, чувствуя, как дрожат колени.
– Мне… мне нужно идти, – пробормотала она, обращаясь к своим призрачным подругам. – Простите.
Но Астра и Роза схватили ее за руки.
– Ты не можешь уйти, – прошептала Астра, и ее голос больше не был мелодичным. Теперь в нем слышалось шипение, как у потревоженной змеи. – Еще слишком рано.
– Ты обещала, – добавила Роза, обхватив запястье Али холодными, как лёд, пальцами. – Ты обещала присоединиться к нам.
– Каждый приходит на Ткань Снов по своей воле, – голос Прядильщицы разносился по залу, отражаясь от стен, усиливаясь, разделяясь на множество жутких шепотов. – Каждый делает выбор: продолжать страдать или обрести счастье. Продолжать быть уродливым или стать прекрасным. Умереть в одиночестве или обрести семью.
Свет в зале начал мигать. Сначала едва заметно, потом все сильнее. Люстры то ярко вспыхивали, то почти гасли, погружая все в зловещий полумрак. В эти моменты Аля видела, как менялись лица окружающих: красота становилась острее, хищнее, опаснее. Улыбки превращались в оскалы, глаза светились голодным блеском, пальцы, сжимающие ее руки, удлинялись, заострялись на концах.
– Останься с нами, – шептали они. – Навсегда. Никогда больше не будешь страдать. Никогда больше не будешь уродливой. Никогда больше не будешь одинокой.
– Останься, – фиолетовые глаза Астры сверкнули в темноте. – Здесь ты прекрасна.
– Останься, – белые пальцы Розы впились в кожу Али. – Здесь ты любима.
Аля вырвалась и побежала к выходу, но двери исчезли. Вместо них Аля увидела зеркала – десятки, сотни зеркал окружали ее со всех сторон. Зеркала разбились и покрылись трещинами, но в каждом осколке Аля видела свое идеальное отражение.
– Посмотри на себя, – шептали двойники. – Посмотри, какой ты можешь быть. Всегда. Навечно.
И из каждого фрагмента разбитого стекла на нее смотрело ее собственное лицо, идеальное и прекрасное, и говорило:
– Останься. Останься. Останься.
Сердце Али колотилось в груди, как загнанная птица. Ужас сжимал горло, мешая дышать. Она металась между зеркалами, пытаясь найти выход, но везде видела только идеальную версию себя.
И сквозь этот хаос, сквозь шепот зеркал и голосов призрачных друзей, она услышала его – тихий, но настойчивый голос Ноктюрна:
– Аля!
«Не Александра. Аля. Он назвал меня так».
Она обернулась, пытаясь увидеть его среди моря зеркал, но видела только свои отражения, которые требовали все громче, все настойчивее:
– Останься! Останься! Останься!
– Сегодня, – выкрикнула Аля, не понимая, откуда пришли эти слова, словно кто-то говорил ее устами. – На мосту. Обещаю!
– Аля! – снова позвал Ноктюрн, и его голос был полон боли и отчаяния.
***
Звон будильника ворвался в сознание Али, разрывая сон. Она подскочила на кровати, задыхаясь; сердце едва не выпрыгивало из груди.
Комната плыла перед глазами, контуры предметов расплывались, звуки доносились как сквозь вату.
Мама стояла в дверях, недовольно поджав губы.
– Аля, ты опять проспала! – в ее голосе звучало раздражение. – Уже третий раз на этой неделе. Что с тобой происходит?
Аля смотрела на маму, не понимая, как она может вести себя так, будто ничего не случилось. Будто Полина не исчезла из реальности. Будто Аля не провалилась в кошмар, где ее реальное «я» становится все более размытым, а идеальный образ из снов – все более настойчивым. Будто она не пыталась покончить собой, спрыгнув с моста.
«Мост. Я пообещала».
Алю всю окатило холодом, как от ледяного душа, но она попыталась сделать вид, что всё хорошо.
– Я… я плохо спала, – пробормотала она, спуская ноги с кровати. Голова кружилась, во рту пересохло.
– У тебя пятнадцать минут, чтобы собраться, – отрезала мама. – Я не хочу каждый день выслушивать от классной, что ты опаздываешь!
Она ушла, оставив Алю в полумраке комнаты. Пятнадцать минут до очередного дня в школьном аду. Пятнадцать минут до насмешек, издевательств, презрительных взглядов. Пятнадцать минут до реальности, которая хуже любого кошмара.
Аля механически натянула школьные брюки и блузу, расчесала спутанные волосы. Все движения давались с трудом, словно тело сопротивлялось возвращению в ненавистный мир. «На мосту. Обещаю». Эти слова пульсировали в голове зловещей навязчивой мелодией.
***
Аля вошла в школьный коридор с первым звонком. Такие же опаздывающие, как она, ученики спешили в классы, но, стоило ей пройти мимо, разговоры тут же стихали, а затем возобновлялись с новой силой – уже о ней.
– Это она, – услышала Аля чей-то громкий шепот. – Воровка. Та самая.
– Точно, я видела видео. Прикинь, она даже не отрицала.
– Говорят, у нее в сумке нашли кучу краденых вещей.
– Я слышала, она еще и бредит. Рассказывает о несуществующих людях.
Слова вонзались ледяными иглами в кожу, проникали в кровь, вызывая холод во всём теле. Воздух в коридоре становился густым, с каждым вдохом становилось труднее дышать. Плитка под ногами пульсировала, искажалась и растекалась, как в зеркальном лабиринте. Аля опустила голову, избегая смотреть по сторонам; её щёки пылали.
«Что за видео? О чём они говорят? Что происходит?»
Пальцы до боли сжали лямку рюкзака – единственный якорь в ускользающей реальности. Даже школьные запахи – столовой, дешёвых духов и пота – превратились в тошнотворную волну.
Учительница ещё не пришла, и прямо около класса Аля сразу натолкнулась на Лизу. Из-за низкого роста и аккуратных каштановых косичек она выглядела почти ангелом, спустившимся с небес, но в глазах таилось что-то жёсткое, металлическое. В руках она держала дорогой смартфон в блестящем чехле.
– О, вот и наша звезда! – воскликнула она, увидев Алю. Её звонкий и мелодичный голос эхом отразился от стен коридора, привлекая внимание окружающих. – Смотри, какая популярность! Уже пять тысяч просмотров!
Она протянула телефон, и Аля увидела на экране саму себя. Видео было снято вчера, когда она выбежала из класса после инцидента с якобы украденным шарфом. Картинка немного дрожала – снимали явно на ходу, тайком. Камера следовала за ней, фиксируя каждое неловкое движение: как она идёт по коридору, сутулясь, неуклюже переставляя ноги, как её рыжие волосы спутанной копной закрывают лицо.
А потом – самое страшное. Вот она останавливается у окна и шепчет что-то, обращаясь к пустоте. Обрывки фраз, отчаянных, умоляющих:
«Полина, я помню тебя… Но почему они забыли?»
Закадровый голос Лизы комментировал происходящее с притворным сочувствием, от которого веяло ледяным презрением:
– Наша школьная психопатка. Разговаривает с воображаемыми друзьями и ворует вещи. Совсем крыша поехала.
Грудь Али сдавило невидимыми тисками. Острый спазм прошёл от солнечного сплетения к горлу, перехватывая дыхание. Земля едва не ушла из-под ног, а стены коридора пульсировали в такт ударам сердца.
Это – ещё хуже, чем травля Полины.
Полина была стервозной, но предсказуемой. Она всегда действовала прямолинейно: грубые слова в лицо, издёвки и сарказм, публичные насмешки над весом. Нападала в лоб, как разъярённый бык.
Лиза же – другая. Тихая, незаметная, она всегда оставалась в тени Полины. Но внутри неё скрывалась настоящая тьма – холодная, расчётливая, безжалостная. Тьма не из вспышек гнева и мгновенной жестокости, а из терпеливого выжидания, планирования, наслаждения чужими страданиями. И теперь эта тьма обрушилась на Алю всей своей силой.
– Пять тысяч людей увидели, какая ты на самом деле, – прошептала Лиза ей на ухо, наклонившись так близко, что Аля почувствовала аромат её приторно-сладких духов и холодное змеиное дыхание. – И это только начало.
За спиной Лизы собралась небольшая группа – три девочки и два парня из классов помладше, все с телефонами наготове. Они смотрели на неё, как на странный экспонат – с любопытством, смешанным с брезгливостью.
Аля хотела ответить, закричать, что всё это ложь, что Полина существовала, что она не воровка. Что она не сумасшедшая. Что весь этот мир сошёл с ума, а не она. Но слова застряли в горле. Реальность снова начала расплываться перед глазами, звуки стали приглушёнными, будто сквозь толщу воды, а цвета – слишком яркими, почти ядовитыми.
Холодный пот выступил на лбу, между лопатками. Виски сдавило, словно обручем. В голове пульсировала единственная мысль.
«Бежать, бежать, бежать».
А потом, сквозь рябь искажённой реальности, она увидела Романа.
Он сидел на своём привычном месте на последней парты, безучастно глядя в окно. Солнечный свет, льющийся через стекло, создавал вокруг него почти нереальное сияние, словно он был пришельцем из другого мира. Или ангелом. Или демоном.
«Он всё помнил. Он знал правду о Полине. Но не вмешивался. Почему?»
И вдруг, как вспышка, в памяти Али всплыли слова из сна.
Слова, произнесённые серебристым голосом её идеального отражения:
«На мосту. Обещаю».
– Что застыла, психопатка? – Лиза помахала рукой перед её лицом. – Опять видишь призраков?
Окружающие засмеялись, доставая телефоны. Они хотели новых кадров, нового шоу, нового унижения.
Но Аля больше не чувствовала страха. Внутри растекалось странное спокойствие – прозрачное, холодное, как вода на дне глубокого колодца. Она медленно подняла голову и посмотрела прямо в глаза Лизе.
– Знаешь, – сказала она тихо, но отчётливо, – иногда призраки реальнее живых.
В глазах одноклассницы мелькнуло смутное беспокойство. Так смотрит человек, внезапно обнаруживший, что игрушка, которую он считал сломанной, вдруг начала двигаться сама по себе.
– Ты точно чокнутая, – пробормотала Лиза, отступая на шаг.
Аля просто развернулась и пошла к своему месту, чувствуя, как взгляды буравят её спину, но уже не испытывая той боли, что раньше.
Проходя мимо Романа, она замедлила шаг. Он смотрел на неё с тревогой, словно пытался прочесть её мысли.
– Сегодня после уроков, – прошептала она, не глядя на него. – На мосту.
На уроке литературы все буквы расплывались перед глазами, сливаясь и распадаясь, превращаясь в причудливые узоры. В этом танце чёрных линий ей мерещились тонкие нити, похожие на сны в бледных пальцах Прядильщицы – невозможно длинные, сверкающие, как лунная дорожка на воде.
Свет октябрьского солнца, пробивающийся сквозь жалюзи, рисовал на странице мерцающие золотистые полосы. В одной из них Аля на мгновение увидела своё отражение – не настоящее, с тусклыми рыжими волосами и веснушками, а то, идеальное, с сияющей кожей и выразительными глазами.
– Кострова, повтори, пожалуйста, что я только что сказала, – приглушённый голос учительницы литературы, Людмилы Петровны, донёсся словно сквозь толщу воды.
Аля медленно подняла голову, чувствуя, как шея затекла от долгого сидения в одной позе. Мир вокруг колебался, терял чёткость. Класс расплывался, стены то приближались, то отдалялись, а лица одноклассников искажались, как в кривом зеркале парка развлечений.
На месте Людмилы Петровны на мгновение возникла высокая фигура в тёмном одеянии. Прядильщица с её чёрным веретеном и тонкими, как паучьи лапки, пальцами, смотрела на Алю гипнотическим взглядом. Но видение длилось лишь долю секунды и тут же исчезло, оставив после себя лишь ощущение холодка на коже.
– Я… я не знаю, – пробормотала Аля, чувствуя, как горячая волна стыда поднимается от шеи к щекам, заливая лицо предательским румянцем.
Людмила Петровна – женщина средних лет с усталыми глазами и всегда аккуратно уложенными каштановыми волосами – устало посмотрела на неё сверху вниз.
– Конечно, не знаешь, – вздохнула учительница, поправляя очки в тонкой оправе. – Ты опять витаешь в облаках, Аля. Мы обсуждаем «Войну и мир», а ты, кажется, находишься где-то в другой вселенной.
Эти слова странно резонировали внутри.
«В другой вселенной. Если бы она только знала, насколько права».
Аля действительно была не здесь – её разум блуждал по серебристым тропинкам Ткани Снов, где реальность подчинялась другим законам, где время текло иначе, а боль не могла до неё дотянуться.
Сны.
Ткань Снов.
Место, ради которого Полина пошла на страшный шаг. Но теперь и сама Аля собиралась присоединиться к ней: терять больше нечего.
«Сегодня. На мосту. Обещаю».
***
Звонок с последнего урока прозвенел для Али как сигнал к действию, словно молния в тишине ночного леса. Она быстро собрала свои вещи, руки тряслись от волнения. Поверх учебников положила картину с идеальным образом и шарф Полины – сразу оба ключа между реальностями, чтобы всё точно получилось.
Когда Аля вышла из класса, за спиной раздался знакомый смешок. Обернувшись, она увидела Лизу рядом с двумя семиклассниками – Денисом Петровым и Колей Барановым. Оба славились своим хулиганским поведением и состояли на школьном учёте, но их защищали богатые родители, спонсировавшие школу. Это знание добавляло горечи к унижению.
– Вот она, – Лиза указала на Алю с ухмылкой, как на диковинное животное. – Помните, что нужно делать?
Денис поднял телефон с уже открытой камерой.
– Конечно, – кивнул он с азартным предвкушением, будто только что нашёл сокровище. – Снимать жирную психичку в естественной среде обитания.
– И комментировать все её действия, – добавил Коля с мерзкой улыбкой, словно это было частью какого-то зловещего шоу. – Типа как в роликах про животных.
Аля почувствовала, как внутри всё сжимается от страха и обиды. Они собирались снимать её, следить за ней, выкладывать очередное видео, чтобы публика смеялась над «психичкой». В этот момент мир вокруг неё стал серым, холодный пот стек по спине. Но останавливаться было нельзя; она не могла позволить им поймать её.
– Эй, психичка! – раздался за спиной голос Дениса. – Куда бежишь?
– Может, к своим воображаемым друзьям? – смех Коли острым лезвием вонзился в её душу.
«А что, если они правы? Что, если я действительно схожу с ума?»
Они следовали за ней, но не бежали, а просто шли быстрым шагом, продолжая снимать. Аля обернулась и увидела, что они держат телефоны на вытянутых руках, направив камеры на неё.
– Итак, друзья, – серьёзным тоном прокомментировал Денис, словно вел репортаж, – перед нами редкий экземпляр школьной психички в момент побега из места обитания.
– Обратите внимание на характерные признаки, – подхватил Коля зловещим шёпотом. – Испуганный взгляд, нелепая походка, повышенная потливость.
Аля снова побежала, страх придавал ей сил. Она свернула за угол, обогнула дворы, петляя между домами, стараясь оторваться от преследователей. Но они не отставали.
– Смотрите, как она бежит! Прям как бегемот в нашем зоопарке! – голос Дениса, полный издевки, догонял её.
– Сейчас задохнётся, – добавил Коля. – У жирных плохая выносливость.
Их смех и комментарии ранили больнее любых тычков и толчков. Каждое слово било точно в цель, попадало в самые изувеченные участки её души. Каждый смешок ножом вонзался в сердце, оставляя за собой кровоточащие раны.
Но впереди, за поворотом, уже виднелся мост. Старый мост над рекой Зимницей, где в тёплую погоду любили романтично прогуливаться парочки, но в промозглый осенний день было пусто.
Добежав до середины моста, она остановилась. Преследователи отстали, но всё ещё стояли в начале моста. Они снимали её на расстоянии, не решаясь подойти ближе, словно боялись, что её боль может заразить их.
Дрожащими руками Аля достала из сумки картину – портрет идеального образа с Ткани Снов. И шарф Полины – последнее доказательство, что одноклассница существовала, была реальна.
«Наверное, реальна».
Сжимая «ключ» в руках, она подошла к краю моста, где кто-то выломал перила, оставив лишь зияющий провал. Внизу, на приличном расстоянии, темнела река. Холодное и мрачное осеннее течение уносило опавшие листья, будто сама природа избавлялась от всего лишнего.
Аля посмотрела вниз, и её накрыла волна головокружения.
Высоко. Страшно.
«Но разве не страшнее возвращаться в мир, где тебя ненавидят? Где над тобой смеются? Где ты – никто?»
Перед глазами внезапно возник образ – Полина, лежащая на полу школьного туалета, вся в собственных рвотных массах и крови. Её лицо – бледное, с синеватым оттенком, словно вылепленное из воска. Губы шевелятся, произнося одно слово: «Помни».