скачать книгу бесплатно
– Да, можетъ быть.
– Ну, какъ знаешь. Прощай.
И Константинъ Левинъ ушелъ въ свою комнату укладываться. «Да, что то есть во мн? противное, отталкивающее, – думалъ онъ про себя. – И не гожусь я для другихъ людей. Гордость, говорятъ. Н?тъ, у меня н?тъ и гордости. – И онъ представлялъ себ? Удашева, счастливаго, добраго, умнаго и наивнаго, никогда ни въ чемъ не сомн?вающагося. – Она должна была выбрать его. И такъ и надо».[695 - Зачеркнуто: И ч?мъ ясн?е онъ признавалъ это, т?мъ больше ему щемило сердце. Онъ легъ спать и сейчасъ же заснулъ кр?пкимъ сномъ, какъ спится посл? несчастья.]
И онъ чувствовалъ себя несчастнымъ, и съ сознанiемъ своего несчастiя, по какому то тайному для него родству чувствъ, соединилось воспоминанiе о брат? Никола? и желанiе вид?ть его и помочь ему.[696 - Зач.: а теперь опять ему не хот?лось] «По?здъ отходитъ утромъ. Я усп?ю съ?здить къ нему». Онъ спросилъ у Прохора адресъ брата Николая и вел?лъ привести извощика.[697 - Зач.: Николай Левинъ стоялъ въ подворь? за Москвой р?кой.]
Утромъ, когда Константинъ Левинъ узналъ о томъ, что братъ Николай зд?сь въ Москв?, онъ испыталъ непрiятное чувство стыда за погибшаго брата и забылъ о немъ. Онъ зналъ, что д?йствительно ничего нельзя было сд?лать. Что дв? доли состоянiя были уже промотаны Николаемъ Левинымъ и что, давая ему еще, братья только бы лишали себя и ему бы не помогли, какъ не наполнили бы бездонную бочку. Кром? того Николай Левинъ считалъ себя обиженнымъ братьями и, казалось, ненавид?лъ братьевъ, и въ посл?днее свиданье, гд? ссора произошла преимущественно между Серг?емъ и Николаемъ (Константинъ только держалъ сторону Серг?я), Николай, выходя, сказалъ р?шительно: «Теперь между нами все кончено, и я обоихъ васъ не знаю».[698 - Зач.: Теперь, в?роятно, онъ былъ въ тяжкомъ положенiи, если прислалъ къ Серг?ю своего челов?ка съ часами. Константинъ Левинъ, такъ легко принявшiй изв?стiе объ этомъ,] Утромъ, когда онъ чувствовалъ себя полнымъ надеждъ,[699 - Зач.: на лучшее счастье] Константинъ Левинъ р?шилъ самъ съ собою, что всл?дствiи этаго всего д?ла съ братомъ Николаемъ и ?здить къ нему н?тъ никакой надобности. Онъ испытывалъ утромъ только чувство гадливости, какъ будто его изъ св?та и ясности тянулъ кто то въ нечистоту и грязь, и онъ только отряхнулся и пошелъ своей дорогой; но теперь, вечеромъ, чувствуя себя несчастнымъ, мысль о брат? Никола?, пришедшая ему еще въ с?няхъ дома Щербацкихъ, не покидала его, и онъ р?шился употребить нын?шнiй вечеръ на то, чтобы отъискать его и попытаться сойтись съ нимъ. Онъ зналъ, что братъ Николай не любилъ Серг?я, но что его онъ всегда любилъ и что слова его (съ его перем?нчивымъ характеромъ) ничего не значатъ. А, не смотря на его паденье, Константинъ Левинъ не только любилъ, но уважалъ своего брата Николая и считалъ его однимъ изъ умн?йшихъ и добр?йшихъ людей, которыхъ онъ зналъ. Отъискавъ Троицкое подворье, Константинъ Левинъ вошелъ чрезъ грязную дверь съ блокомъ въ грязный корридоръ, и пропитанный табакомъ, вонючiй теплый воздухъ охватилъ его.
– Кого вамъ? – спросила развращенная и сердитая женщина.
– Левина.
– 21-й нумеръ.
Дверь 21 № была полуотворена, и оттуда въ полос? св?та выходилъ густой дымъ дурнаго и слабаго табака и слышался не знакомый Константину Левину голосъ; но Константинъ Левинъ тотчасъ же узналъ, что братъ тутъ, онъ услыхалъ его кашель – тонкiй, напряженный и сердитый. Онъ вошелъ въ дверь, голосъ непрiятный продолжалъ говорить, разсказывая какое то судебное д?ло, какъ добыты сл?дствiемъ улики какiя то.
– Ну, чортъ его дери, – сквозь кашель проговорилъ голосъ брата. – Маша! Добудь ты намъ не улики, a по?сть и водки.
Женщина молодая, рябоватая и не красивая, но очень прiятная, въ простомъ шерстяномъ плать? безъ воротничковъ и рукавчиковъ, открывавшихъ пухлую шею и локти, вышла за перегородку и увидала Левина.
– Какой то баринъ, Николай Дмитричъ, – сказала она.
– Кто еще тамъ? – сердито закричалъ голосъ.
– Это я, – сказалъ Константинъ Левинъ, выходя на св?тъ.
– Кто я?
– Можно тебя вид?ть?
– А! – проговорилъ Николай Левинъ, вставая и хмуря свое и такъ мрачное и сердитое лицо. – Константинъ! Что это теб? вздумалось. Ну, входи же. Это мой братъ Константинъ меньшiй, – сказалъ онъ, обращаясь къ господину старому, но крашеному и молодящемуся съ стразовой булавкой въ голубомъ шарф?.
Константинъ Левинъ съ перваго взгляда получилъ отвращенiе къ этому господину, да и кром? самыхъ дрянныхъ людей онъ не ожидалъ никого встр?тить у брата, и ему, какъ оскорбленiемъ, кольнуло въ сердце, что этому господину братъ, в?рно, разсказывалъ про ихъ отношенiя.
– Это мой адвокатъ, – онъ назвалъ его, – д?лецъ. Ну, садись, – сказалъ Николай Левинъ, зам?тивъ непрiятное впечатл?нiе, произведенное на брата его знакомымъ.
И годъ тому назадъ, когда посл?днiй разъ Константинъ вид?лъ брата, Николай былъ не хорошъ и даже страшенъ, но теперь и некрасивость и мрачность, особенно когда онъ былъ золъ, еще увеличились. Маленькiй, нескладный ростъ, растрепанная, грязная одежда, не вьющiеся[700 - Зачеркнуто: прямо торчащiе, взлохмаченные, р?дкiе] густые висящiе на морщинистый лобъ взлохмаченные волосы, короткая борода, не растущая на щекахъ, усы и брови длинные и висящiе внизъ на глаза и губы, худое, желтое лицо и блестящiе, непрiятные по своей проницательности глаза.
– Я нынче прi?халъ, узналъ, что ты тутъ, и хот?лъ…
– Да,[701 - Зач.: по часамъ узналъ] отъ лакея Серг?я Дмитрiевича. Ну, да чтобъ ты такъ не б?галъ глазами, я теб? въ двухъ словахъ объясню, зач?мъ я зд?сь и кто это. Изъ Кiева я уб?жалъ отъ долговъ, сюда прi?халъ получить долгъ съ Васильевскаго, онъ мн? долженъ 40 тысячъ по картамъ. Это д?лецъ, – сказалъ онъ, указывая на господина, – адвокатъ, по мн?, понимаешь. Порядочные адвокаты ходятъ къ порядочнымъ, а къ нашему брату такiе же, какъ мы. А это, – сказалъ онъ по французски, указывая на женщину, – моя жена, т. е. не бойся, знаменитое имя Левиныхъ не осрамлено, мы не крутились, а вокругъ ракитаго куста. Я ее взялъ изъ дому, но желаю вс?мъ такихъ женъ. Ну, ступай, Маша. Водки, водки, главное. Ну, теперь видишь, съ к?мъ им?ешь д?ло. И если ты считаешь, что компрометировался, то вотъ Богъ, а вотъ порогъ.
Константинъ Левинъ слушалъ его, но понималъ не то, что ему говорилъ братъ, а все то, что заставляло его говорить такъ, и внимательно смотр?лъ ему прямо въ глаза. Николай Левинъ понималъ это; онъ зналъ, какъ братъ одной съ нимъ породы, однаго характера, ума, понималъ насквозь значенiе его словъ, и, видимо,[702 - Зач.: разсердился на это.] сознанiе того, что онъ слишкомъ понятъ, стало непрiятно ему. Онъ повернулся къ адвокату.
– Ну, батюшка, видите, какiе у меня братья, у него 3 тысячи да земель не заложенныхъ, и, видите, мною не брезгаютъ.
– А что же, есть надежда получить эти деньги? – спросилъ Константинъ Левинъ, чтобы вести разговоръ общiй, пока не уйдетъ этотъ господинъ.
– Когда я пьянъ, то чувствую надежду, – отв?чалъ Николай Левинъ, – и потому стараюсь быть всегда пьянъ.
– Полная, Константинъ Дмитричъ, – отв?чалъ адвокатъ улыбаясь. – Я принялъ м?ры и полагаю…
Константинъ Левинъ не слушалъ адвоката, а оглядывалъ комнату. За перегородкой въ грязной конурк?, в?роятно, спалъ онъ – брать. На диванчик? лежала ситцевая подушка, и, в?роятно, спала она. На ломберномъ стол? въ угл? былъ его мiръ умственный. Тутъ Константинъ Левинъ вид?лъ тетради, исписанныя его почеркомъ, и книги, изъ которыхъ онъ, къ удивлен(i)ю, узналъ Библiю.[703 - Зачеркнуто: и Гомера.]
– Ну, ему не интересно, – перебилъ его Николай Левинъ, – а вотъ водки – это лучше, – прибавилъ онъ, увид?въ входившую Машу съ графинчикомъ и холоднымъ жаркимъ. – Ну что жь ты д?лаешь, разскажи, – сказалъ онъ, сдвигая карты и патроны со стола, чтобы опростать м?сто для ужина, и повесел?въ уже при одномъ вид? водки.
– Я все въ деревн? живу.
– Ну a Амалiя наша (онъ такъ называлъ мачиху) – чтоже, бросила шалить или все еще соблазняется? Какая гадина!
– За что ты ее ругаешь? Она, право, добрая и жалкая старуха.
– Ну, a Серг?й Дмитричъ все философiей занимается? Вотъ пустомеля то. Я при всей б?дности издержалъ 3 рубля, взялъ его посл?днюю книгу. Удивительно мн?, какъ эти люди могутъ спокойно говорить о философiи. В?дь тутъ вопросы жизни и смерти. Какъ за нихъ возьмешься, такъ вся внутренность переворачивается, и видишь, что есть минуты, особенно съ помощью вотъ этаго, – онъ взялъ графинчикъ и сталъ наливать водку, – что есть минуты, когда не то что понимаешь, а вотъ, вотъ поймешь, откроется зав?са и опять закроется, а они, эти пустомели, о томъ, что ели ели на мгновенье постигнуть можно, они объ этомъ пишутъ, это то толкуютъ, то есть толкуютъ, чего не понимаютъ, и спокойно безъ[704 - Зач.: ст?снения, безъ сердца] любви, безъ уваженiя даже къ тому, ч?мъ занимаются, а такъ, изъ удовольствiя кощунствовать.
– Не говори этого. Ты знаешь, что это неправда, – сказалъ Константинъ Левинъ и, видя въ немъ все то же раздраженье и зная, что онъ ни отъ чего такъ не смягчается, какъ отъ похвалы, чтобы смягчить его, захот?лъ употребить это средство. – Ты знаешь, что это не правда. Разум?ется, есть люди, какъ ты, которыхъ глубже затрагиваютъ эти вопросы и они глубже ихъ понимаютъ.
Но только что онъ сказалъ это, глаза, смотр?вшiе другъ на друга, запрыгали, замелькали, и Николай Левинъ понялъ, что онъ съ умысломъ сказалъ это. И Константинъ Левинъ замолчалъ.
– Ну и ладно. Хочешь водки? – сказалъ Николай Левинъ и вылилъ жадно одну рюмку водки въ свой огромный ротъ и, облизывая усы, съ такою же жадностью, нагнувшись вс?мъ т?ломъ, взялся за жаркое, глотая огромными кусками, какъ будто у него отнимутъ сейчасъ или что оттого, что онъ съ?стъ или не съ?стъ, зависитъ вся судьба его. Константинъ Левинъ смотр?лъ на него и ужасался. «Да, вотъ онъ весь тутъ, – думалъ онъ. – Вотъ эта жадность ко всему – вотъ его погибель. Какъ онъ ?стъ теперь эту спинку сухаго тетерева, такъ онъ все бралъ отъ жизни».
– Ну, да что говорить о другихъ. Ты что же д?лаешь въ деревн?? – сказалъ Николай Левинъ. Онъ выпилъ еще водки, и лицо его стало мен?е мрачно. – Ну съ, Михаилъ Вакулычъ, прощайте. Приходите завтра, а я съ нимъ поболтаю, – сказалъ онъ адвокату и, вставъ, еще выпилъ водки и вышелъ съ нимъ за дверь.
Сл?дующая по порядку XIII.
– Что, вы давно съ братомъ? – спросилъ Константинъ Левинъ Марью, сид?вшую у окна и курившую папиросу.
– Второй годъ, – сказала она вспыхнувъ и поторопилась сказать, откуда онъ взялъ ее. – Здоровье ихъ не хорошо, а вонъ все, – она показала глазами на водку.
И Константинъ Левинъ, не смотря на то, что онъ только нынче утромъ говорилъ, что для него н?тъ падшихъ созданiй, а с...., онъ почувствовалъ удовольствiе отъ того, что эта с..... чутьемъ поняла, что онъ любитъ брата, и какъ бы приняла его въ свои сообщники. Въ ней было такъ много простоты[705 - Зачеркнуто: смиренiя] и любви къ этому челов?ку, что ему прiятно было съ нею понимать другъ друга.
– Что, съ моей женой знакомишься? Славная д?вка, – сказалъ Николай Левинъ, ударивъ ее по плечу. – Ну, теперь мы одни. Разсказывай про себя. Не велятъ намъ наши умники признавать родство по роду, а я вотъ[706 - Зач.: часы нынче послалъ Серг?ю, жалко, сов?стно какъ то, и вотъ] тебя увидалъ, что то iокнуло. Выпей же. Въ этомъ не одна veritas,[707 - [истина,]] а мудрость вся. Ну, разсказывай про себя, что ты д?лаешь.
Константинъ Левинъ разсказалъ свои занятiя хозяйствомъ, потомъ земствомъ и свои разочарованiя. Николай Левинъ расхохотался д?тскимъ см?хомъ.
– Это хорошо. Это значитъ, что ты лгать не можешь. В?дь все это вранье, игрушки и перетасовка все того же самаго, самаго стараго и глупаго. Одинъ законъ руководитъ вс?мъ мiромъ и вс?ми людьми, пока будутъ люди. Сильн?е ты другаго – убей его, ограбь, спрячь концы въ воду, и ты правъ, а тебя поймаютъ, тотъ правъ. Ограбить однаго нельзя, a ц?лый народъ, какъ н?мцы французовъ, можно. И тотъ, кто видитъ это, чтобы пользоваться этимъ, тотъ негодяй, а тотъ, кто видитъ это и не пользуется, a см?ется, тотъ мудрецъ, и я мудрецъ.
Но странное д?ло, Константинъ Левинъ, слушая его, слушая то самое, что онъ самъ иногда думалъ, не только не утверждался въ этихъ мысляхъ, но, напротивъ, уб?ждался, что смотр?ть на мiръ такъ нельзя, что это бол?знь. Въ глазахъ его брата весь мiръ было такое безобразiе, что страшно было жить въ немъ, и понятно, что спастись отъ него можно было только въ забвенiи. Онъ сталъ возражать ему, но Николай Левинъ не далъ говорить ему.
– Н?тъ, братъ, не порть себя, в?дь не ув?ришь себя въ томъ, чему не в?ришь. Не знаю, что изъ тебя выйдетъ, – продолжалъ онъ съ улыбкой (онъ р?дко улыбался, но улыбка его была чрезвычайно прiятна), – не настолько у тебя запаса есть, что пустомелей ты не будешь, а это хуже всего. Спиться, какъ я, тоже не хорошо, противно, какъ я самъ себ? бываю, и р?шительно не знаю, куда тебя вынесетъ. Нечто вотъ эта, – сказалъ, онъ указывая на Машу. – Эти ум?ютъ жить во всемъ этомъ сумбур?, у нихъ все глупо и ясно. Выпей, Маша. Или н?тъ, не пей.
– Ты думаешь? – сказалъ Константинъ Левинъ красн?я, – что женитьба…
– Да, на мiру смерть красна. Выводить людей, чтобы вм?ст? горе д?лить на этомъ дурацкомъ св?т?.
– Но ты мн? про себя разскажи, – сказалъ Константинъ Левинъ. Константину тяжело было это воззр?нiе на мiръ, а онъ не могъ не разд?лять его. – Про себя скажи, что ты д?лалъ и д?лаешь? Не могу ли я?
Онъ не договорилъ, потому что бл?дное лицо Николая покрасн?ло.
– Ты ужъ не любезничай, пожалуйста, дружокъ. Я васъ ограбилъ, ужъ это я знаю, и сказалъ и скажу, что больше я гроша отъ васъ не возьму, да я и по природ? бездонная кадка. Это я сказалъ и скажу, – заговорилъ онъ съ злостью, – что если бы мн? дали тогда мою часть, когда мн? нужна была, вся бы жизнь моя была другая.
Эта мысль и упрекъ, который онъ д?лалъ Серг?ю Левину за то, что ему не дали его части, когда онъ ее требовалъ, было его больное м?сто. Константинъ Левинъ зналъ, что это было несправедливо и что онъ всегда, раздражаясь, говорилъ про это. И теперь все выраженiе лица его изм?нилось, и онъ не зам?чалъ, что то, что онъ говорилъ, было непосл?довательно и не логично, потому что какая же могла быть его жизнь, когда онъ вообще считалъ всякую жизнь безсмыслицей и себя по природ? бездонной кадкой. Но, напавъ разъ на эту тему, онъ много и долго и желчно говорилъ, особенно упрекая брата Серг?я въ его безсердечности.[708 - Рядом на полях написано: про брата, авторское самолюбiе]
– Ты знаешь, за что онъ ненавидитъ меня.
– Вопервыхъ, не только не ненавидитъ, но любитъ.
– Ужъ позволь мн? знать, ненавидитъ за то, что я нахожу, что вс? его сочиненiя написаны прекраснымъ языкомъ, но вода, и за то, что говорилъ ему это. – Но Константинъ Левинъ съ трудомъ могъ сбить его съ этой темы. – Ну, хорошо, оставимъ. Чтоже теб? про меня знать? Таже исторiя. Въ Кiев? лроигралъ все, занялъ, не отдалъ.
– Но сколько?
– Ахъ, все равно, и если заплачу и если не заплачу. Я давно сказалъ, что вы за меня не отв?тчики. Ну, имя ваше я въ грязи таскаю. Ну, это не б?да. Пожалуй, я назовусь Левинскимъ. Одно ут?шительно – это то, что когда мы оба умремъ и на томъ св?т? вспомнимъ съ Серг?емъ Дмитрiевичемъ, какъ онъ обижался на меня за то, что я имя его въ грязи таскаю. Ну вотъ увидишь, что мы тамъ никакъ не будемъ въ состоянiи понять, что такое это должно означать, – сказалъ онъ, какъ и всегда отвлекая разговоръ отъ себя.
– Да этакъ, пожалуй, мы тамъ и не поймемъ, что такое значитъ, что мы братья.
– Н?тъ, – визгливо и широко раскрывая ротъ, прокричалъ Николай Левинъ, – Н?тъ, это мы поймемъ, и многое еще поймемъ. Мы поймемъ все настоящее, коренное, – заговорилъ онъ восторженно, блестя глазами изъ лица, которое теперь было совершенно другое, ч?мъ то, которое увидалъ Константинъ Левинъ, войдя въ комнату. Теперь это было вдохновенно-прелестное лицо, каждое движенiе этаго лица приковывало къ себ? вниманiе. Вообще въ эту минуту, посл? 5-ти рюмокъ водки, Николай Левинъ находился въ самомъ выгодномъ момент? своего пьянства. Мысли еще своимъ обилiемъ не затемняли слова, и языкъ д?йствовалъ еще послушно. Н?тъ, все das Echte[709 - [настоящее]] мы и тамъ поймемъ, оно везд? одно. Мы поймемъ то, что насъ съ тобою связываетъ, то, зач?мъ ты прi?халъ сюда ко мн?, да, вотъ этотъ твой взглядъ, old boy,[710 - [дружище,]] – сказалъ онъ, зам?тивъ, какъ слезы выступали на глаза брата, – вотъ это, – сказалъ онъ, указывая на Машу, – то, что насъ связываетъ, связало съ ней. Вотъ съ этой б....., да.
– Вы бы поменьше пили, Николай Дмитричъ, – сказала Маша, вызванная этимъ обращенiемъ.
– Да ты думаешь, она ничего непонимаетъ? Она все это понимаетъ лучше вс?хъ насъ. А что, в?дь не похожа она на б....., и правда, что есть въ ней что то хорошее, милое, – сказалъ онъ.
– Вы, я думаю удивляетесь на него, – сказалъ Константинъ Левинъ, чтобы сказать что нибудь.
– Да не говори ей «вы». Она боится. Ей, кром? Мироваго Судьи, когда ее судили за воровство, котораго она не крала, кром? Мироваго Судьи, никто не говорилъ «вы». Да, братъ, то, что меня съ ней связываетъ, то, что мы съ ней при св?т? нашей любви видимъ другъ въ друг?, это останется. Останется то, что меня связываетъ вотъ съ этимъ, – онъ указалъ на книги. – Ты знаешь, я что д?лаю. Я перевожу Библiю. Вотъ книга.
И онъ сталъ объяснять свой взглядъ на н?которыя любимыя его книги, особенно книгу Іова. Но скоро языкъ его сталъ м?шаться, и онъ сталъ перескакивать съ однаго предмета на другой, и Константинъ Левинъ у?халъ отъ него, попросивъ Машу изв?щать его о состоянiи его здоровья и, главное, если нужны будутъ деньги. Онъ и теперь хот?лъ передать ей тайно отъ него 100 рублей, но она не взяла, сказавъ, что утаить нельзя, а сказать – онъ разсердится.
* № 29 (кор. №109).
И въ воображенiи Левина мгновенно одно за другимъ возникли т? отм?ченныя въ его воспоминанiи «сомнительными» событiя изъ жизни брата Николая.
Онъ избилъ до полусмерти мальчика, котораго онъ взялъ изъ деревни и воспитывалъ, готовя въ университетъ, такъ что мать мальчика подала жалобу на Николая Левина.
Это гадко, но надо знать страстность, неудержимость его характера и вм?ст? всегда единственный двигатель вс?хъ его д?йствiй – безкорыстное увлеченiе добромъ.
Онъ проигралъ деньги шулеру и, не платя денегъ, подалъ прошенiе на шуллера, доказывая, что тотъ его обманулъ, и, разум?ется, не доказалъ. Все это было гадко, глупо. Но надо было знать брата Николая, чтобы понимать, какъ въ его понятiи нельзя было отдать плуту деньги, которыя онъ желалъ употребить не для себя, а съ пользой для другихъ. Онъ попадался полицiи въ безобразныхъ кутежахъ и буйствахъ, которыя были отвратительны; но Константинъ Левинъ зналъ, что въ эти кутежи и буйства Николая вовлекали окружавшiе его люди, а что Николай Левинъ былъ лишенъ способности понимать разницу между хорошими и дурными людьми. У него вс? были хороши. И зналъ, что кутежи эти вытекали изъ потребности забыться. А забыться нужно было отъ того, что жизнь не удовлетворяла т?мъ требованiямъ, которыя мучали его. A требованiя были самыя высокiя. Онъ неправильно обвинялъ Серг?я Ивановича въ томъ, что тотъ не далъ ему продать общее им?нiе и взять свою половину для какой то химической фабрики, которую онъ хот?лъ завести и которая должна была осчастливить и обогатить ц?лую губернiю.
Константинъ Левинъ зналъ, что Николай былъ кругомъ виноватъ въ этомъ столкновенiи, несправедлив, озлобленъ, но Константинъ Левинъ зналъ тоже, что счеты между двумя старшими братьями велись давнишнiе и что логически Николай Левинъ былъ кругомъ виноватъ и не правъ въ томъ, въ чемъ онъ обвинялъ Серг?я Иваныча, но вообще онъ им?лъ основанiе для озлобленiя и только потому былъ неправъ, что не могъ, не ум?лъ или не хот?лъ указать, въ чемъ именно виноватъ Серг?й Иванычъ передъ нимъ, а винъ этихъ было много – маленькихъ, ничтожныхъ, но жестокихъ оскорбленiй – насм?шки, умышленнаго непониманiя и презр?нiя. Константинъ Левинъ помнилъ, какъ въ то время, когда Николай былъ въ перiод? вн?шней набожности, постовъ, монаховъ, службъ церковныхъ, Серг?й Иванычъ только см?ялся надъ нимъ, какъ потомъ, когда Николай кончилъ курсъ и по?халъ въ Петербургъ служить, по адресному календарю выбравъ м?сто – Отд?ленiе составленiя законовъ, какъ самую разумную д?ятельность, какъ Серг?й Иванычъ, им?вшiй связи и в?съ уже тогда,[711 - Зачеркнуто: не помогъ] выставлялъ своего брата какъ чудака и младенца. Была и доля зависти Николая къ усп?ху Серг?я Иваныча, думалъ Константинъ Левинъ и понималъ, что, какъ честная натура, не признавая въ себ? этой зависти, Николай придумывалъ причины озлобленiя противъ Серг?я Иваныча. Бол?е же всего – это очень хорошо понималъ Константинъ Левинъ – братъ Николай былъ озлобленъ и на Серг?я Иваныча и на общество за то, что и Серг?й Иванычъ и весь мiръ были логически правы, отвергая и презирая его; a вм?ст? съ т?мъ, не смотря на свою нелогичность, онъ чувствовалъ, что онъ въ душ? своей, въ самой основ? своей души, и прав?е и лучше[712 - Зач.: всего мiра] Серг?я Иваныча и т?хъ, кто составляютъ общественное мн?нiе. Ту высоту, съ которой погибавшiй братъ Николай презиралъ общество и Серг?я Иваныча, Константинъ Левинъ особенно живо понималъ и чувствовалъ теперь. Разсужденiе его началось съ униженiя, съ признанiя себя недостойнымъ и дурнымъ, и кончилось т?мъ, что онъ хот?лъ примкнуть къ той точк? зр?нiя брата Николая, съ которой можно презирать т?хъ, передъ которыми онъ считалъ себя дурнымъ.
Узнавъ отъ Прокофья адресъ брата, Левинъ прi?халъ въ 11-мъ часу въ[713 - Зач.: одну изъ малоизв?стныхъ московскихъ гостинницъ] гостинницу, гд? стоялъ его братъ. Левинъ зам?тилъ, что швейцаръ изм?нилъ тонъ почтительности, когда онъ спросилъ Левина.
– Наверху, 12-й и 13-й, – сказалъ швейцаръ.
– Дома?
– Должно, дома.
Дверь 12 нумера была полуотворена, и оттуда въ полос? св?та выходилъ густой дымъ дурнаго и слабаго табака, и слышался незнакомый Левину голосъ; но Левинъ тотчасъ же узналъ, что братъ тутъ, онъ услыхалъ его покашливанье, и при этомъ звук? передъ его воображенiемъ возникъ образъ брата, какимъ онъ его вид?лъ въ посл?днiй разъ съ его большимъ, нескладнымъ ростомъ и большими, наивными и дикими глазами, которые могли смотр?ть такъ соблазнительно н?жно и такъ страшно жестоко.
Онъ вошелъ въ дверь, незнакомый голосъ говорилъ:
– Наша артель только потому не могла дать желаемыхъ результатовъ, что капиталы старались задавить ее, какъ враждебное явленiе…
Константинъ Левинъ заглянулъ въ дверь и увидалъ взъерошеннаго молодого челов?ка въ поддевк?, который говорилъ, брата, сид?вшаго спиной, и какую то женщину. У него больно сжалось сердце при мысли о томъ, въ сред? какихъ чужихъ людей живетъ его братъ, и еще больн?е стало, когда онъ изъ разговора челов?ка въ поддевк? понялъ, что это былъ соцiалистъ. Онъ не давалъ себ? яснаго отчета въ томъ, что[714 - Зачеркнуто: ему особенно грустно стало отъ сознанiя того, что] этотъ соцiалистъ былъ самымъ р?зкимъ признакомъ погибели брата, что, какъ воронья надъ т?ломъ, такъ близость этаго рода людей показываетъ смерть, но онъ почувствовалъ это. Онъ стоя слушалъ.
– Ну, чортъ ихъ дери, – прокашливаясь проговорилъ голосъ брата. – Маша! Добудь тъ намъ по?сть и водки.
Молодая женщина, рябоватая и некрасивая, въ простомъ шерстяномъ плать? безъ воротничковъ и рукавчиковъ, открывавшихъ пухлую шею и локти, вышла за перегородку и увидала Левина.
– Какой-то баринъ, Николай Дмитричъ, – сказала она.
– Кого нужно? – сердито закричалъ Николай Левинъ.
– Это я, – сказалъ Константинъ Левинъ, выходя на св?тъ, и хот?лъ еще сказать что то, но остановился, увидавъ брата. Онъ не ожидалъ его такимъ.[715 - Зач.: – Что вамъ угодно?<– Мн? угодно вид?ть тебя.> – Я нынче прi?халъ, – отв?чалъ Левинъ, – узналъ, что ты тутъ, и хот?лъ…– Да, отъ лакея Серг?й Иваныча. Серг?й Иванычъ прислалъ тебя.<– Полно, пожалуйста, – началъ Левинъ, но голосъ его дрогнулъ, и онъ остановился.>– Ну войдите, коли вамъ <угодно меня вид?ть> д?ло есть, – сказалъ онъ, <опуская глаза, – только не понимаю зач?мъ.> Это<тъ господинъ>, – сказалъ онъ, указывая на молодаго господина въ поддевк? съ <крашенными усами, <– пом?щикъ> – адвокатъ> лохматой шапкой волосъ, – Крицкiй, мой сос?дъ по нумеру, котораго пресл?дуетъ полицiя за то, что онъ честный челов?къ. Можете при немъ все говорить. Онъ мой другъ]
– Кто я? – еще сердит?е вскрикнулъ Николай Левинъ, не узнавая еще брата, и сд?лалъ столь знакомое Константину Левину судорожное движение головой и шеей, какъ будто галстукъ жалъ его.
Константинъ Левинъ зналъ, что это движенiе есть признакъ самаго дурнаго расположенiя духа, и со страхомъ ждалъ, какъ приметъ его братъ, когда узнаетъ.
– А, Костя! – вдругъ неожиданно радостно вскрикнулъ онъ, глаза его засв?тились н?жностью, и [онъ] двинулся къ нему, чтобы его обнять. Но потомъ опять оглянулся на молодаго челов?ка, сд?лалъ опять судорожное движенiе головой и остановился, и совс?мъ другое, дикое и[716 - Зачеркнуто: холодное] страдальческое и жестокое выраженiе остановилось на его худомъ лиц?.
– Я писалъ вамъ и Серг?ю Иванычу, что я васъ не знаю. Вы меня стыдитесь и ненавидите, и я васъ не хочу знать. Что теб?, что вамъ нужно?
Какъ онъ совс?мъ не такой былъ, какимъ его воображалъ Константинъ Левинъ! Какъ многое изъ его характера, изъ того, что д?лало столь труднымъ общенiе съ нимъ, какъ все это забылъ Константинъ Левинъ и какъ онъ все это мучительно вспомнилъ, когда увидалъ его лицо и въ особенности это судорожное поворачиванье головы. Но Левинъ не думая отв?тилъ, что ему пришло въ голову.
– Мн? нужно тебя вид?ть, потому что ты мой братъ, и я тебя не стыжусь и не ненавижу, а я тебя… – Онъ остановился, съ радостью увидавъ, что слова эти под?йствовали на брата.
Николай дернулся губами.
– А, ты такъ, – сказалъ онъ смутившись. Ну, входи, садись. Хочешь ужинать? Маша, 3 порцiи принеси. Постой, Маша. Ты знаешь, – сказалъ онъ, указывая на господина въ поддевк? съ лохматой шапкой волосъ. – Это г-нъ Крицкiй, мой сос?дъ по нумеру и мой другъ. Очень зам?чательный челов?къ. Его, разум?ется, пресл?дуетъ полицiя, потому что онъ не подлецъ. А это мой братъ – не Кознышевъ, quasi-философъ, а Константинъ.
– Я пойду, – робко прошептала женщина отъ дверей.
– Н?тъ, постой, я сказалъ, – крикнулъ онъ.
И съ т?мъ практическимъ неум?ньемъ и съ той нескладностью разговора, которую такъ зналъ Константинъ, онъ, не отпуская Машу, сталъ разсказывать Константину Левину всю исторiю Крицкаго; какъ его выгнали изъ университета за то, что[717 - Зач.: съ товарищами требовалъ свободы отношенiй къ професорамъ и] онъ завелъ общество вспомоществованiя б?днымъ студентамъ и воскресныя школы, и какъ потомъ онъ поступилъ въ народную школу учителемъ и его оттуда выгнали, и какъ онъ завелъ производительную артель и его за это то судили. Вс? молчали. Онъ одинъ говорилъ. И Константинъ Левинъ вид?лъ, что онъ сердится за то, что и ему, и Крицкому, и Маш? неловко.
– Да, я слышалъ, вы разсказывали сейчасъ про артель, – сказалъ онъ Крицкому.
– Я ничего не разсказывалъ, – насупившись, сердито проговорилъ Крицкiй.
– Ну, постой, – перебилъ Николай Левинъ, – а эта женщина, – сказалъ онъ брату, указывая на Машу, – моя подруга жизни. Я взялъ ее изъ дома. – Онъ покрасн?лъ, говоря это. – Но люблю ее и уважаю и вс?хъ, кто меня хочетъ знать, прошу любить и уважать ее. Она все равно что моя жена. Все равно. Такъ вотъ ты знаешь, съ к?мъ им?ешь д?ло. И если думаешь, что ты унизишься, то вотъ Богъ, а вотъ порогъ.
– Отчего же я унижусь, я не понимаю.
– Ну, хорошо.
Николай перевелъ глаза съ Крицкаго на брата и улыбнулся своей д?тской, наивной улыбкой.
