ЭдЭм «До последнего вздоха»

– Ну ничего себе… Ты что, голубя поймал? Или письма теперь телепатией передаёшь?

Эдвард хмыкнул, бросил на стол пиджак и сел на подоконник.

– Почти. Я встретил Зейнеп.

Адам слегка нахмурился:

– Кто такая Зейнеп?

– Подруга Эмилии. Они вместе учатся в консерватории. Я увидел её у здания – совершенно случайно. Она сказала, что через два дня у их директора день рождения, и будет концерт. Эмилия тоже будет там, будет играть.

Адам приподнялся:

– И?

– И я попросил Зейнеп устроить нам встречу после концерта. Она сказала, что знает, как это сделать. – Эдвард посмотрел в окно, голос его стал мягче. – Через два дня… я увижу её.

Адам улыбнулся, качнул головой:

– Звучит, как сцена из старого романа. Осталось только дождаться.

– Да. Осталось только дождаться.

И в этой тишине между ними впервые за день поселилась надежда. Тихая, но живая.

Прошло два долгих дня. День концерта выдался тёплым и светлым, и казалось, сам воздух в консерватории был наполнен особым ожиданием. Зейнеп и Эмилия пришли вместе – как всегда, как ни в чём не бывало. Зейнеп вела себя спокойно. Ни в одной черте её лица не было ни тени волнения.

Эмилия же была чуть тише, чем обычно, но это можно было списать на предконцертную сосредоточенность. Она держала в руках папку с нотами, время от времени теребя пальцами локоны волос.

Концерт прошёл спокойно, почти камерно – в зале были только преподаватели, несколько приглашённых и ученики. Когда аплодисменты стихли, и публика начала медленно расходиться, Эмилия, собрав ноты, последовала за другими, собираясь выйти из зала.

– Эми, подожди, – окликнула её Зейнеп, поспешно нагоняя. – Мне надо тебе кое-что сказать. Подожди меня в нашем классе, ладно? Буквально на минуту.

Эмилия удивлённо взглянула на неё:

– Что-то случилось?

– Нет, просто… нужно сказать кое-что, не здесь.

Эмилия немного помедлила, но, видя серьёзность во взгляде подруги, кивнула и тихо направилась по коридору к их классу.

Тем временем Зейнеп почти бегом вышла на улицу. На углу, у низкой кованой решётки, стоял Эдвард. Он, слегка склонившись вперёд, словно вслушивался в звуки сквозь прутья – или в самого себя.

Зейнеп подняла руку и махнула – быстро и чётко. Эдвард сразу выпрямился и, не колеблясь, пошёл к ней, переходя двор в два шага. Вошёл внутрь, и Зейнеп кивком указала в сторону зала, где только что проходил концерт.

– Там уже никого нет, – тихо сказала она. – Подождите там. Она скоро придёт.

Он кивнул, сердце его било больно и тяжело. Шагнув за дверь, он растворился в тишине опустевшего зала.

Зейнеп задержалась на секунду, оглянулась – и быстро побежала по коридору за Эмилией.

Она тихо отворила дверь класса и заглянула внутрь. Эмилия сидела у окна, опершись щекой на ладонь, и задумчиво смотрела в сад.

– Идём, – сказала Зейнеп спокойно. – Я хочу показать тебе кое-что.

– Что именно? – Эмилия встала, немного настороженная, но не тревожная.

Зейнеп не ответила, просто шла впереди, а Эмилия, слегка нахмурившись, последовала за ней по полутёмным коридорам. Шаги отдавались глухо по мозаичному полу. Они подошли к знакомому залу, в котором недавно ещё звучала музыка. Всё было уже тихо.

– Сюда.

Эмилия вошла первой. Просторный зал был пуст. Свет, падающий сквозь витражные окна, окрашивал пол в мягкие охристо-розовые оттенки.

Как только Эмилия перешагнула порог, Зейнеп сразу захлопнула дверь за её спиной.

Глухой щелчок.

Эмилия вздрогнула и обернулась к двери.

– Зейнеп? Что ты делаешь? Зачем ты закрыла? – голос её прозвучал чуть сбивчиво.

Но Зейнеп уже стояла снаружи, прислонившись спиной к двери, как охранник, решивший не впускать в этот момент никого.

Эмилия нахмурилась, уже подойдя к двери.

– Зейнеп? Что ты… – она потянулась к ручке.

И вдруг – шаг. Или шорох.

Она замерла.

Сердце стукнуло как-то иначе. Медленно, с тревогой.

Повернувшись, она увидела его.

Он стоял почти в тени, у колонны, как будто боялся, что его присутствие – сон, который развеется, если сказать хоть слово.

– Эдвард?

Голос Эмилии сорвался на шёпот, и глаза её расширились – неверие, трепет, слабость в коленях.

Он сделал шаг вперёд, и лёгкая полуулыбка дрогнула на его губах.

– Это я, – сказал он тихо. – Я здесь Эмилия.

Она смотрела на него – и всё внутри дрожало, как натянутая струна. Он казался настоящим и нереальным одновременно. Словно воспоминание, что вдруг ожило.

А потом она бросилась к нему. Не думая. Не сдерживая себя. Так, как будто вся эта боль, дни, недели разлуки и молчания вылились в одно стремительное движение.

Она обняла его резко, почти испуганно, как будто боялась, что он исчезнет. Её руки обвили его плечи, лицо спряталось у него на груди. А он…

Он замер. Совсем.

Руки его повисли в воздухе, как будто он не знал – можно ли? Не сон ли это? Не спугнёт ли он её этим движением?

И только спустя несколько секунд – долгих, щемящих – он очень медленно обнял её в ответ. Осторожно, с трепетом.

Будто держал в руках самый драгоценный и хрупкий дар.

– Ты… вернулся, – выдохнула она в его рубашку.

– Я… я должен был. Я не мог иначе, – голос его дрогнул. – Я же обещал.

Она стояла, прижавшись к нему, будто в этой тишине только его дыхание могло дать ей опору.

А он зарылся лицом в её волосы.

– Я так скучал, – прошептал он. – Каждый день. Каждую ночь.

Эмилия дрожала. Но вдруг… словно что-то испугало её саму.

Она чуть отпрянула, шагнула назад, глаза блестели. Щёки её вспыхнули ярко.

– Прости, – пробормотала она. – Я… я не знаю, что на меня нашло… это было… глупо.

– Не говори так, – Эдвард сделал шаг ближе, глядя ей прямо в глаза. Его голос был чуть хриплым от волнения. – Никогда не проси прощения за это.

Он посмотрел на свои руки, будто до сих пор чувствовал её тепло.

– Знаешь… Я так часто представлял себе этот момент. Когда увижу тебя снова. Как ты посмотришь на меня, что скажешь.

Она выдохнула, всё ещё смущённо, отвела взгляд в сторону.

– И никогда, ни в одном воображении, я не мог представить, что всё будет… вот так. Настолько живо. Настолько… красиво и прекрасно.

Он вздохнул.

– Ты сделала это мгновение лучше любых моих снов.

Эмилия медленно подняла на него взгляд.

Сердце её билось всё сильнее. Губы чуть дрожали.

– Я… – начала она, но голос соскользнул.

Он ждал.

Она снова опустила глаза, сжала пальцы в замок, а потом всё же выдохнула:

– Я тоже скучала. Очень. Я пыталась не думать. Я пыталась забыть. Но когда я оставалась одна…

– Ты думала обо мне? – осторожно спросил он, не сводя с неё глаз.

Она кивнула.

– Сначала я злилась. Потом плакала. А потом просто ждала. Не зная чего. Но знала – что без тебя… всё не то.

Пауза. Тишина. Только сердца.

И вдруг, очень тихо, почти шёпотом, Эмилия добавила:

– И вот тогда… я поняла… что люблю тебя. Эдвард. И не могу иначе.

Он не сразу ответил.

Он молча взглянул на неё, будто всё в нём вдруг затрепетало. Будто весь мир замолчал.

– Скажи это ещё раз, – прошептал он.

– Я люблю тебя…

Эдвард посмотрел на неё так, словно впервые увидел звёзды. Его пальцы медленно сжали её руки, будто боялся, что спугнёт, если он двинется слишком резко.

– Ты не знаешь, как сильно я ждал этих слов, наяву, во сне, – прошептал он. – Представлял, как ты их произнесёшь, – в шуме ветра, в утреннем солнце. Но ни один сон не сравнился с тем, как это звучит от тебя сейчас. Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь.

Эмилия опустила взгляд, будто испугалась собственной откровенности. Она хотела было отступить, но он мягко прикоснулся к её щеке.

– Нет, не смей просить за это прощения, не надо этого смущаться, – тихо сказал он. – За любовь не просят прощения. Это подарок… самый дорогой из всех.

Он поднял её руку к губам и, не сводя с неё глаз, нежно поцеловал. В этот момент весь мир будто исчез, оставив только двоих – Эдварда и Эмилию, их дрожащие сердца, дыхание, слёзы и ту самую любовь, которую они больше не могли скрывать.

– Я не знал, как жить без тебя, – сказал он. – И теперь, когда я снова рядом… я не отпущу.

Он наклонился, прижал её к себе – на этот раз медленно, нежно, обнимая её, как любимую, единственную.

И она, на этот раз, не отстранилась. Она закрыла глаза, слушая биение его сердца.

И поняла: она дома.

Эмилия улыбнулась, чувствуя, как её страхи начинают исчезать. Вместо них в сердце поселялась лёгкость. Она всё ещё не могла поверить, что этот момент настал, но теперь, когда она сказала всё, что чувствовала, она понимала, что, возможно, когда-то пожалеет о своём решении. Но не сегодня и не сейчас…

Поздний вечер сгустился за окнами гостиничного номера, скрыв улицы Стамбула в мерцающем полумраке. В комнате горела одна лампа, её мягкий свет падал на раскрытую книгу в руках Адама. Он уже устроился в постели, подперев подушкой спину, когда тихий скрип двери заставил его оторвать взгляд от страниц.

– Наконец-то, – протянул он, глядя поверх очков. – Я уж начал думать, что ты сбежал вместе с ней. Или, может, решил поселиться в консерватории?

Эдвард закрыл за собой дверь, но не сразу ответил. Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и, не поднимая взгляда, всё так же молча уселся на край своей кровати. Но уголки его губ предательски дрожали от улыбки.

Адам сузил глаза, отбросил книгу на тумбочку и ухмыльнулся.

– Так-так… Я вижу это лицо. Это выражение “я только что вышел из рая и ещё не пришёл в себя”, да?

Эдвард тихо рассмеялся, чуть покачал головой, будто всё ещё не мог поверить в случившееся.

– Ты знаешь, – сказал он негромко, не глядя на друга, – я думал, что уже всё чувствовал. Радость, боль, страх. Но сегодняшний день… он не похож ни на один из тех, что были в моей жизни. Я его не забуду. Никогда.

Адам сел ровнее, серьёзность на миг сменила его привычную ироничную манеру.

– Она… призналась тебе? – спросил он, будто осторожно ступая на святую землю.

Эдвард кивнул. Медленно. Почти торжественно.

– Да. Она любит меня.

Несколько секунд оба молчали. Потом Адам встал, подошёл, и с тёплой, братской прямотой хлопнул Эдварда по плечу.

– Я рад за тебя. Честно. Я сразу понял – если кто и сможет разбудить тебя по-настоящему, так только она.

Эдвард посмотрел на него с благодарностью, потом откинулся назад, вытянув ноги.

– Завтра я встречаюсь с ней снова. У озера. Я… хочу, чтобы ты пошёл со мной.

Адам поднял брови, но в его глазах промелькнуло уважение.

– Представить её мне?

– Да, – тихо сказал Эдвард. – Я хочу, чтобы она знала, кто был рядом со мной всё это время. Кто помог мне не потеряться, когда весь мир казался чужим.

Адам улыбнулся, чуть смущённо, но искренне.

– Тогда завтра я надену свой самый важный галстук. Для самой важной встречи.

Они оба рассмеялись – устало, облегчённо, по-мужски тепло. Потом снова наступила тишина. Но она была светлой – такой, которая живёт только после признаний и настоящей дружбы.

Утреннее солнце уже начало припекать, воздух был наполнен сухим теплом и запахом травы, чуть солоноватым бризом от воды. Адам стоял, облокотившись на ствол тонкой берёзы, лениво оглядывая гладь озера. Эдвард – немного впереди, ближе к кромке воды, – задумчиво вглядывался в даль, где линия берега терялась в дымке.

– Эдвард, – вдруг произнёс Адам, щурясь от солнца, – слушай, а как мне с ней вообще говорить? Я же не знаю турецкий. Или ты будешь переводить за меня?

Эдвард, не отрывая взгляда от воды, едва заметно усмехнулся.

– Не волнуйся. Она знает английский лучше тебя.

Адам выпрямился, изогнув брови в изумлении.

– Что, правда? Ты мне этого не говорил. Вот как. – Он прищурился, с притворным укором глядя на друга. – А я-то думал, как ты щебетал все эти слова любви и поэтические бредни… Представлял себе, как ты изливаешь душу на турецком, словно восточный принц с романтической тоской.

Эдвард тихо рассмеялся, покачал головой.

– Нет. Она понимала меня даже тогда, когда я сам не знал, что говорю.

– Тогда я уж точно должен быть на хорошем счету, – с ленивой иронией протянул Адам, – вдруг она поймёт все мои мысли до того, как я их скажу. Придётся вести себя прилично.

Он вытер лоб платком и с притворной усталостью добавил:

– Только если она вообще придёт. Сколько можно стоять под этим проклятым солнцем? Мы тут скоро поджаримся, как рыба на сковородке.

Эдвард повернул голову, взгляд его стал мягче. Он увидел то, что ещё было скрыто для Адама.

– Не волнуйся. Она уже идёт.

Адам выпрямился, прищурился в ту сторону, куда смотрел друг. Вдалеке, среди пыльной дорожки и зелёной листвы, медленно приближалась фигура. Девушка в светло-зелёном платье, идущая с тихой уверенностью, точно её шаг не нарушал тишину этого места.

Адам ухмыльнулся и толкнул локтем Эдварда:

– Ну теперь я понял, почему ты с ума сходил, дружище. Не напрасно. У тебя отличный вкус.

Эдвард лишь покачал головой с лёгкой улыбкой.

– Адам… Хватит.

Когда Эмилия подошла ближе, её взгляд чуть настороженно скользнул по фигуре рядом с Эдвардом. Она не ожидала, что будет кто-то ещё. Остановилась в нескольких шагах.

– Здравствуй… – мягко сказала она, глядя на Эдварда, а затем перевела взгляд на Адама, чуть нахмурившись, но вежливо кивнув.

Эдвард шагнул вперёд, успокаивающе улыбнувшись.

– Не бойся. Это Адам. Я рассказывал тебе о нём, помнишь? – Он обернулся к другу. – Адам, познакомься – это Эмилия.

Адам, подойдя ближе, галантно наклонил голову:

– Признаться, приятно наконец увидеть ту самую девушку, из-за которой мой друг не ел, не спал и, боюсь, совсем перестал слушать, что ему говорят.

Эмилия чуть смущённо улыбнулась, но глаза её заискрились от живости и доброжелательности Адама.

– Очень приятно, Адам, – мягко произнесла она. – И спасибо, что не позволили ему совсем забыть себя.

Адам усмехнулся, прищурившись:

– Уж поверьте, он был ближе к тому, чем вам кажется. Но теперь я вижу – оно того стоило.

– Я… надеюсь, это не слишком отразилось на вас.

– О, напротив, – с самым серьёзным лицом ответил Адам. – Это был интереснейший опыт наблюдения за человеком, который одновременно влюблён, растерян, упрям и способен часами смотреть в окно. Не часто такое увидишь.

Эдвард чуть оттолкнул его локтем, едва сдерживая смех:

– Я же просил, без мемуаров.

– Прости, друг, не удержался, – с лёгкой насмешкой сказал Адам, затем повернулся к Эмилии. – Но если серьёзно – я рад. Очень рад за вас обоих.

Она кивнула, чуть смущённо опустив глаза.

– Спасибо… Мне приятно, что вы с ним. То есть… рядом с ним, – поправилась она, совсем чуть-чуть.

После минутной, почти домашней беседы, Адам снова слегка поклонился:

– Ну что ж, не буду мешать. Я побуду неподалёку, дам вам немного времени. А ты, – он бросил взгляд на Эдварда, – не теряйся. Я знаю, ты умеешь быть неловким, когда это важнее всего.

– Ты уверен, что не хочешь остаться и продолжить выставлять меня в самом смешном свете? – с усмешкой спросил Эдвард.

– Уверен, – рассмеялся Адам. – Но только потому, что ты заслужил этот момент.

Когда Адам ушёл, оставив их наедине, повисла почти невесомая тишина. Слышался только лёгкий шелест листвы и плеск воды. Эмилия стояла напротив, чуть опустив взгляд, будто сама не верила, что это всё происходит по-настоящему. Что он – здесь. Рядом.

– Он словно твой брат, – тихо сказала Эмилия, улыбаясь. – С чувством юмора… и каким-то удивительным светом в глазах.

Эдвард кивнул, глядя ей в глаза:

– Да, он и есть мой брат. Такой, о котором мог бы мечтать каждый.

– Ты счастлив с ним рядом. Это видно.

– А теперь… я счастлив, что рядом – и ты.

Эдвард смотрел на неё, не отводя глаз. Его сердце билось быстро, но взгляд был спокоен – словно он знал, что теперь всё наконец на своём месте.

– Я всё думаю, – начал он негромко, – как я вообще дышал без тебя почти эти два месяца?

Она чуть улыбнулась, не решаясь заглянуть ему в глаза.

– А я… – прошептала она, – я всё время боялась, что ты не вернёшься.

– Я бы вернулся даже с конца света, – сказал он, подходя ближе. – Понимаешь, я уехал телом, но сердце моё осталось здесь. С тобой. Я просыпался и засыпал с мыслью о тебе. Я вспоминал каждый изгиб твоей руки, каждый взгляд, твой голос. Даже тишину между нами – я вспоминал её, потому что в ней ты была ближе, чем весь остальной мир.

Эмилия всё ещё молчала, щеки её порозовели. Она опустила глаза, будто не могла выдержать силы его слов.

– Посмотри на меня, – прошептал он, мягко касаясь её руки. – Пожалуйста.

Она медленно подняла взгляд, и в этих глазах он увидел то, что знал всегда – ту же самую любовь, такую же настоящую, как и прежде. Только теперь – без страха.

– Я не отпущу тебя, – сказал он, тихо, но с решимостью. – Никогда больше. Ни на день, ни на час. Пусть всё рухнет, пусть мир станет против – я буду рядом. Я не позволю судьбе забрать тебя у меня. Ты поняла?

Она кивнула, глядя на него с лёгкой дрожью.

– Я думала, что, может быть, всё это только в моей голове. Что ты уже не…

– Не смей, – перебил он с нежной улыбкой. – Не смей даже думать так. Я любил тебя каждый день. И теперь, когда я держу тебя рядом, я не собираюсь терять ни одной минуты.

Он взял её ладони в свои, склонился чуть ближе.

– Я хочу быть рядом, хочу просыпаться и знать, что ты где-то рядом – даже если не рядом физически, то хотя бы здесь, – он прикоснулся к своей груди, – в сердце. Хочу слышать, как ты смеёшься, как просто дышишь.

Она чуть сжала его пальцы, шепнула:

– Я тоже… И ты был везде. В каждом сне. В каждой мелодии.

Эдвард коснулся её пальцев губами, почти невесомо.

– Я обещаю тебе, – сказал он, – что теперь ты больше никогда не будешь ждать. Никогда не будешь плакать по ночам, не зная, вернусь ли я. Я здесь. Я твой. Навсегда.

И в этих словах было всё – и страх, и нежность, и клятва. А потом он просто прижал её руки к своей груди – не для того, чтобы удержать, а чтобы быть ближе и роднее. Так, как ждут только одного человека в этом мире.

Глава 7: Сон и явь

С каждым днём их любовь разгоралась в тёмных уголках Стамбула, под покровом ночи, в тени роскошных деревьев сада, где они часто встречались, скрывая свои чувства от любопытных глаз. Их встречи проходили украдкой, тихие и напряжённые, наполненные страстными взглядами и молчаливыми обещаниями, которых они боялись открыто озвучить. Эмилия, зная, что её отец может уничтожить эту любовь, не позволяла себе показываться на улицах города в одиночестве. Всё происходило в строгой тайне. Каждый шаг был продуман до мелочей, каждый взгляд – взвешен.

В один из дней Эдвард не выдержал и пришёл к её дому.

Он не имел права появляться у порога. Даже подойти ближе казалось вторжением. Но стоять на противоположной стороне улицы, в тени кипариса, казалось терпимее, чем не видеть её вовсе. Он не знал, почему именно сегодня, но что-то тянуло – будто сердце соскользнуло с привычного ритма и отбивало тревожную дробь.

Прошло уже несколько дней, как они не виделись. Ни у озера. Ни в саду. Ни случайно, ни нарочно.

Он просто ждал – что вдруг она выйдет. Хоть на минуту. Хоть издалека.

И она вышла.

Сначала он увидел Зейнеп – её фигура показалась первой. А потом – её. Эмилия. Всё внутри у него дрогнуло.

Они говорили тихо, словно музыка всё ещё звучала где-то между словами. Эмилия смеялась – коротко, сдержанно. Лёгкий ветер колыхал подол её платья, солнце играло в волосах.

Они шли не спеша, сворачивая за угол. Эдвард медленно последовал за ними, держась на расстоянии, почти неслышно, будто боялся разрушить хрупкий момент своим дыханием. Он не знал, куда они направляются – и это было неважно. Он просто хотел быть рядом. Пусть даже как тень.

Они прошли несколько улиц. Город звучал глухо: колёса по мостовой, чьи-то шаги, голуби. Эмилия и Зейнеп остановились у небольшого бутика. Эдвард затаился, притворившись прохожим и встав спиной к витрине. Ждал.

Затем они вышли – у Зейнеп в руках был маленький пакет, у Эмилии – чуть больше, перевязанный тонкой лентой. Они что-то обсуждали, шагая бок о бок, и вскоре свернули за угол.

Эдвард медленно направился за ними, держась в тени деревьев и колонн, скрывавших его от прямого взгляда. Его шаги были неслышны. Немного ускорившись, он оказался ближе и откашлялся:

– Кхм-кхм…

Девушки продолжали идти. Он повторил чуть громче:

– Кхм…

На этот раз Зейнеп будто почувствовала взгляд в спину. Повернулась. И, увидев его, выдохнула:

– Эм, подожди.

Она остановила Эмилию, слегка взяв её за локоть.

– Что такое? – удивилась та.

Зейнеп не ответила, только продолжала смотреть назад. Эмилия, следуя её взгляду, обернулась.

Она удивлённо замерла.

Эдвард стоял в нескольких шагах, под солнечными бликами, упавшими сквозь листву. Он выглядел немного неуверенным, но в его глазах читалась та самая знакомая решимость – та, что однажды уже заставила его пересечь ради неё целые преграды. Улыбка тронула его губы – виноватая, робкая.

– Эдвард? Что ты здесь делаешь? – тихо, с ноткой удивления в голосе, спросила она.

– Просто… – он развёл руками. – Проходил мимо и не мог уйти, не увидев тебя. Хотел… просто поговорить с тобой. Не займу много времени. Прошу тебя. Я… я буду ждать тебя у озера.

Он взглянул по сторонам – улица по-прежнему была почти безлюдной, только звенел где-то вдалеке детский смех и цокали копыта проезжавшего экипажа. Эдвард кивнул ей коротко и пошёл прочь – быстрым шагом, не оборачиваясь.

Эмилия смотрела ему вслед, пока его спина не исчезла за поворотом, среди кипарисов и зелёных решёток сада.

Зейнеп тронула её за руку.

– Ну? – произнесла она с улыбкой. – Иди уже. Я ведь знаю, что ты хочешь этого.

– Я не знаю даже. Отец ждёт меня дома, – тревожным голосом ответила Эмилия.

– Не волнуйся, – сказала Зейнеп, погладив её по плечу. – Я подожду тебя.

Эмилия молчала, потом посмотрела на подругу с мягкой грустью.

– Спасибо, Зейнеп. Извини. За то, что так вышло.

– Не глупи, – Зейнеп кивнула. – Давай. Не заставляй его ждать. Я буду ждать тебя у себя. Всё равно моих родителей нет дома.

Эмилия кивнула и, бросив последний взгляд на Зейнеп, медленно направилась туда, где в тени исчез её Эдвард.

Эмилия приближалась к озеру медленно. Солнце медленно клонилось к закату, и вода уже дремала в своём собственном покое, отражая розовые прожилки неба. Среди деревьев, на камне, сидел он – как и всегда. Спокойный, чуть щурясь от лучей солнца.

Он услышал шаги и поднял голову. Улыбнулся. Встав с места, сделал шаг.

– Ты пришла, – сказал просто, будто не ожидал, что она придёт.

– Пришла, – откликнулась она, немного сдержанно, но без холода.

– За десять дней… – Эдвард посмотрел на воду, потом вновь на неё, – …мы виделись с тобой один раз. И то – на несколько минут.

Эмилия чуть прищурилась и склонила голову.

– Ты ведь знаешь, я не могу просто так выходить, когда вздумается. – Она слабо усмехнулась. – Не всем так везёт быть свободными, как тебе.

Они пошли вдоль озера, чуть в стороне от привычной дорожки. Лёгкий ветер трепал волосы Эмилии, а сияющие лучи солнца ложились ей на щёки. Эдвард шагал рядом, засунув руки в карманы, и косил в её сторону глаза с неприкрытым теплом.

– До признания мне в любви мы виделись чаще, чем сейчас, – с дразнящей улыбкой бросил Эдвард, переглянувшись с ней через плечо.

Эмилия, не сразу повернув голову, прищурилась игриво:

– Вам что-то не нравится, мистер Баркли? Жалуетесь?

Он усмехнулся, шагнул ближе и тихо, чтобы никто не слышал, произнёс:

– Не жалуюсь… но, знаешь… Я бы хотел видеть свою возлюбленную чаще. Говорить ей слова, которые столько времени держал внутри. Слушать, как она смеётся, как молчит. Даже как сердится.

Эмилия замерла, как будто каждое слово касалось её сердца. Медленно обернулась, сдерживая улыбку:

– И что бы ты сказал?

Он посмотрел на неё, серьёзнее, теплее.

– Что скучал. По тому, как ты сидишь у воды и тихо трогаешь край платья, будто музыка играет в голове. Как закидываешь волосы назад, когда ветер мешает. Как… молчишь. Ты даже в молчании будто что-то говоришь. Я люблю, как ты поджимаешь губы, когда о чём-то задумываешься. Как закусываешь край ногтя, когда волнуешься. Как ты смеёшься – чуть приглушённо, будто боишься, что кто-то осудит за это счастье. – Он улыбнулся. – И как ты кладёшь руку на сердце, когда смотришь на луну… Ты всегда это делаешь. Всегда.

– Ты правда всё это замечаешь?

– Замечаю всё. С тобой – хочется чувствовать. И говорить. И молчать. Всё сразу. Потому что ты – это всё, чего мне не хватало.