banner banner banner
Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва
Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва

скачать книгу бесплатно

оставив и меня распоряжаться в нем
распоряжаться лень я потеряла хват
не хватка а ухват вагон дверной проём
дебелых слов лихва где добродетель Лен?
где добронравы их? тугая кровь кипит
гони ее монгол по лабиринтам вен
балтийской оeke и жабер рыб морских
ей тошно от жары свернулась в кулаке
не сквозь песок течет в низложенный розан
бумажные платки наследуют мой ген
в нем более от нимф им кто-то наказал
ад плавит шоколад касаньем эрогенн
но кровоточий след русалочьих каверн
о стержне говорит оставленным от гунн:
вторжение и гон? нагайка в рукаве!
среди дебелых слов лишь смерть найти могу!
ведь мне ветров порыв мне волю подавай!
сигнальные костры сырмак степи ночной
на стол кладу платок очерчивая край
слова мои остры кровь горловой волной…

я женщина своей мечты

о да я женщина своей мечты
из первых уст произнесенный лозунг
никто не вытравит Марину из меня
пусть даже выдворив из вольного Парижа
не более означена чем дым
из розг букет превозмогаю в розы
пурпурным шарфом траур изменять
мне суждено я каждым словом книжна
кровавый мне не ярок новизной
из черного не выползти линяя
отдай меня им не держи меня
морщинкой лобной проложу строку
опубликованная будущей весной
ее дерев рассветными тенями
когда мой лес: высот! – воззвавших рук
молитвой не торопишься принять…

коЛенка Джима

смотрела в точку «дочка» года в три и в двадцать и теперь ищу
в пространстве
на карте разрушенья от Катрин ландрин луны обсасывая в трансе
смотрела в точку и сейчас смотрю отмена мысли время смято гильзой
и с гюйса смыто крысы портят трюм по одиночке досаждая Нильсу
а было время полюбив летать отправилась бы на гусиной шее
куда угодно даже в лунный кратер не дожидаясь чьих-то приглашений
побудок из июня в декабри на пробужденье ставя лунный таймер
пока нательно до размера бри грудь созревала стянута бинтами
стремясь душой от перекрестья их под звездопады острова сокровищ
там опирался кто-то о костыль ночного неба жаждя мук и кровищ
цеплялся взгляд за частоколы глав прицелы сбиты у пиратской своры
подмочен порох зажила-была коЛенка Джима до отпавших корок
смотрела в точку и сейчас смотрю растя героев персоналий книжных
на лодках блюдец ободках кастрюль в пространствах кухонь
по домам парижным
на грязных складнях городских бистро покатых лестниц визави – ступеней
когда и мной забыто Рождество когда и мною зря потрачен пфеннинг
на Дрездена уютных площадях в рядах безделиц сувенирной масти
где ротозеи время не щадят мне Рим не дальше чем пакетный пластик
снимаемый с бестселлера ЭКСМО с книжонки обещающей причуды
никто не чуток: Амстердама смог и не сравнить увиденное
с чудом открытий детских вне библиотек вдыхая пыль я втягивала воздух
иных времен нося одежды «те» … сражаясь и любя согласно росту…

после тоски с антрактами

Christine объявленный долог антракт
жду поворота событий с авансцены не уходя
время тоски затянуто платье сменяет фрак
роза в подвздошье вколота траги-комедиант
их подносили гроздьями сыпали под каблук
вытоптаны нечетные собраны что целы
на лепестках уроненных оттиски росных лун
в долгой тоске с антрактами острым шипом ценны
со стороны неволится истины долгий взгляд
ей выбирать условное между тобой и мной
Christine представший Призраком
вслух называет зря имя – его бесправие
тайной грешит земной
имя твое желание имя моя краса
но оборот прелестницы маленьким локотком:
Призрак! пою в два голоса сомкнутым небесам
люстрами потолочными луны сменив легко
пальцы: шипов отметины чувство: на перстне кровь
кажется или слезное мысли быстрей: my mind
Christine душа распахнута нежный девичий профиль
в новом мгновенье Призраком грацию рук ломает
не оставляет музыка призрачны и равны
Время глаза закрывшее словно лишилось чувств
сладкое послевкусие губ доминантных: «мы»
после тоски с антрактами крови живой хочу…

себе

разучишься мечтать когда-нибудь
и в силу возраста и в силу обстоятельств
и удивишься сосчитав  те  дни
в которых не случалось умирать
когда текла утяжеляя ртуть
в людском потоке личных обязательств
свободы – блажь то увязая в нем
то сделав шаг остепеняя стать
когда-нибудь научишься жить  без
не привлекая даже мир комарный
гурманству их не обещая пира
горячей крови в перекрестьях вен
уйдут моря ее за волнорез
оставят с цветом кожи Утамаро
простынной бледностью невольно оттенив
трёхъярусную алость каравелл
разучишься любить когда-нибудь
прильнув к венцу луны в манишке ночи
у февраля доверие вызывая
признанием  о ярости молитв
когда перо в чернила обмакнув
рукой дрожащей изменившей почерк
не выведя строки в пустой тетради
сокроешь что еще сильней болит…

будущим преломленное

мнится ступени лестницы поднятой в никуда
в томное эфемерное между полетом и сном
будущим преломленное за настоящий дар
чувства неотвратимого: присное так пресно»
за «не хочу подобиться бабьему естеству»
юбками сарафанами и подолами трясть
под голенищем хромовым плеток не счесть текстур
под ноготком облупленным: первой ступени грязь
мне не судьбой неволиться только самой собой
время любить за истину и за подходы к ней
пересчитать ступенями можно паденья боль
но лишь с последней падая от высоты неметь
к ней поднимусь с рисованной лилией на плече
и ощутимым ладаном трепетных этих рук
ибо небесных абрисов фрески не смыть ничем
не обнадежить ангелов знающих что умру…

меня зачали Ромео с Джульеттой

меня зачали Ромео с Джульеттой
правдивей шекспировского сонета
маме шестнадцать
папа старше на три с половиной лета
и только солдатскую форму снял
им хватит страстей и трагедий хватит
она легкокрыла и в школьном платье
ему светит срок за откровенья в тетради
которую дневниково мял
девчоночий локоть – их чувства дерзки
разбужены ветром по занавескам
разделится жизнь на любви отрезки
ты или никто! а за этим – я
я родилась на изломе судеб:
что будет с тобою со мною что будет?
рождение мое предрекали люди
соседи молва педагоги друзья
меня предрекли и решили миром
у будущих бабушек спор квартирный
пока женсовет коммунальным пиром
с последних уроков не встретил мать
но в роли отца не желали видеть
юнца гитариста гуляку видимо
кому Шопенгауэр кому Овидий
а папе на сходки гитару брать
анафеме предан судейством строгим
и мог с чистой совестью «сделать ноги»
любя всем на зависть на зависть многим
азарт в конокрадовом естестве
но что-то случается раз в столетье
шекспировской страсти отдались дети
себя самоё воплотив в поэте
который родится почти бестел
чтоб сделаться тут же обузой обоим
со мною что будет что будет со мною
со мною что будет что будет со мною
сердечку ознобом зубов стучать
молчит ли сейчас? нет озноб все тот же
отец не взрослел скоро умер – итожу
до первых дочерних стихов не дожил
и с мамой является по ночам
она не смирилась с его уходом…

я им чужая я тебе своя

на внутренний замок закрою дверь
когда мне станет не о чем писать
проверю все ли в письменном столе
датировано личным дневником
узнать что представляю интерес
вменю остановившимся часам
дней через девять каждые сто лет
отождествляя бронзовым векам
я бронзового времени поэт
мне оружейник лил перо из пуль
которые прошли через ребро
подонки плохо знают где сердца