banner banner banner
Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва
Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва

скачать книгу бесплатно

олененок с глазами грустными в размер Таврид
у воды мертвой мраморной – живой взамен…

каданс

танцующий на стеклах в темноте всегда один
и я одна больное одиночество свое танцую
мне зрителей придумает каданс
дуэтный выход нарисует тень
сердечное расплющено в груди под стон Мацуи
у странных женщин бабочковый глаз
нельзя смотреть в полуденное солнце
нельзя смотреться в дикую луну под луч фонарный
ослепнешь – жизни ветер не придаст
не понесет сложённую бороться
и не оставит к бедрышку прильнув терпеть Канары
ожившему счастливым не сойти
счастливое – зловещий флер обмана
не привлекательней коричневый загар когда есть черный
танцующий на стеклах в темноте
никем не видим не опознан в ранах
когда мне для любви одна Саган – быть обреченной…

никогда

думаешь я когда-нибудь отпущу тебя – никогда
мы состаримся вместе годам городам
водам гольфстримовым океанами переплетясь
возлюбившие парусник как дитя
в становлении духа экстримовом
никому не отдам за тоску одиночества и отчаянный вызов смертям
думаешь я когда-нибудь разлюблю тебя – никогда
я слагаю истории в них горда называться твоей
парусов оберегами номион романтический дан
океановой истине за красу поглощенных морей
красота – не божественна красота столяра прищур
думаешь я когда-нибудь отомщу тебе – никогда
успевая отказывать двух песчинок дождусь в пращу
просочив через длань свою и слепа и давно седа
думаешь мне аукнется интуиция выбора последних лет
уставая отказывать добилась искусств:
наслагала историй: беспростынно лежат на столе
в них то бабье то девичье то твоих поцелуев укусы…

в глубь сердца путешествует стрела

подруга ветра и самоубийц свет лунный млечен
могу не говорить о естестве и донной боли
философ – зарекает от любви нечеловечной
не оставляя призрачных надежд быть  кем-то  понятой
в глубь сердца путешествует стрела: всему открыта
мой лучник не удачливый стрелок он просто лучший
другие: суть охотничьих свистков капканных пыток
его винить за дождь в дождливый день и черень тучи
не обвиняю – я  ношу мишень как крест на шее
на белом платье – алое пятно: не промахнуться
луна Конфуций  затянула мне тоски – ошейник
успев до появления облаков на небе куцем
успев до оперения стрелы и крика боли
не важно кто кого опередил важны потери
отозванные гончие хрипят но ты – не волен
на белом платье – алое пятно и крест на теле…

у подножья себя

зацепилась за гвоздь стеной портретом
уронив обстоятельства ваз цветочных
на часах время точно
у безвременья птицы в клетах
если даже запели
разбудили ко дню рабочему
рассмотрела вблизи глаза небесные
в них умела тонуть шепой бермудовой
ваз цветочных хрусталь не любит резкого
у подножья себя свалила грудою
геометрия книг в кирпичном остове
имя просит найти образчик голого
одеянье души в приюты роздано
может сирот согреть тебе не новое
не жалею цветы лежат затоптаны
если даришь не ты живут мгновение
потому что к ногам носили толпами
а к надгробью – один явился с веником…

за титрами простуженного дня

балкон  не трон не рухнет подо мной
толпа не хлынет к месту обрушенья
разглядываю в тридцать этажей – надменных
мне видно полноводное реки
и муравьиных нравов прегрешенья
загаданные Дели и Пекин – мгновенны
так высоко так близок горизонт
его изгиб очерчивает землю
доподлинно: шарообразен мир хребтам слоновьим
загадываю Дели и Пекин
всех накормить по хоботовым семьям
бананно ананасовой едой в ладонях гномьих
а что еще рассматривать в дали
в привычном фоне сталинских высоток?
за титрами простуженного дня болезни новой
covid?
и я глотая молоко вопросом задаюсь за медом в сотах
осталось сколько? и когда конец?
так мне хреново…

рукописные ласточки летят под дождь

впасть бы в благоразумие упасть как в пасть
время зубы сомкнувшее комком сглотнет
ничего не почувствует такая мразь
это благоразумие твое мое
виноградная косточка пробила твердь
до лозы тридцать лет расти а мне стареть
впасть бы в благоразумие упасть как в смерть
над гордыней поэтовой ревмя реветь
окропили церковники водой святой
в пресвятые готовили но только я
все о прежней печалилась чета не той
теремные затворницы огонь таят
сосчитала жемчужиной опальный день
по шкатулкам окованным числа не счесть
мне бы благоразумнее судьбу надеть
под рубахой смирительной голубя честь
отчего же не можется вольна зачем?
рукописные ласточки летят под  дождь
знают: благоразумие не мой ковчег
что полетом измучаю ослабив мощь
тонких нитей серебряных лады порвав
расплываются буквицы теряют смысл
а когда разбиваются их след кровав
за мгновение малое бывает смыт…

покаянные звезды песня

над упавшим конем плакать только цыганскую песню
и под стоны ветров голосить в неба вольного синь
не заметив как ночь осиянные звезды развесит
ты его не поднял сколько бы у богов не просил
губы шепчут: вставай но с отцовского неба не сдернешь
удила коротки наземь сброшена тяжесть седла
под упавшим конем в окровавленном сорванном дерне
проступает роса на траве что от засух седа
лоб остыл под рукой и наброшенный плат не согреет
у последней черты зарекаться друзей не иметь
слишком больно терять слишком горько остаться в апреле
с жеребенком гнедым и до осени степью линять
а потом из зимы златогривому чуду свободы
обещать дальний луг и бескрайней равнины простор
торопить декабри уступить половодью природы
чтоб отдаться ветрам обнимая за гриву восторг
ни стрелой не достать не задеть и предательской пулей
по горячим степям след подковы и пепел костров
слишком больно терять слишком горько остаться в июле
в единенье ночном и души переборами струн
над упавшим конем плакать только цыганскую песню
и под стоны ветров голосить в неба вольного синь
друга верного смерть покаянные звезды развесит
ты его не поднял сколько бы у богов не просил…

почти сентябрь

почти сентябрь противится дождю
напору вод на ветхость дамб обойных
не удержавших с паводковых дюн
цветочные мотивы в изголовье
я вижу все что избегала знать
экранно принудительно и  броско
разгул воды лежу в промокшем платье
удивлена как происходит просто
смерть воробьев встречающих поток
московских диггеров и привокзальных бомжей
водонапорно водосточно долго
вой мутных стоков гонит тех кто ожил
безвольных ослепленных блеском фар
надежды край схвативших с новой силой
исторг карман обертки смятой  фант
мой город запятнавший некрасивым
спугнул и всех не поделивших плешь
газонов и крылец  в районах спальных
в беззвучной трансформации одежд
избавив от посконных роб в подпалинах
в погодном дне обеспородил шерсть
бродячих псов и всех подвальных кошек
дав мне почувствовать как под лопаткой чешется
от перышка засушливого прошлого
воспоминанья через брешь в стене
а может я ее пробила пальцем
услышав дождь опередивший нерв
мазайно несший плюшевого зайца?
а может я уныние строки
оплакала сама к его исходу
и это сон став как предлог благим
увидел нечто плюшевое в водах…

раннему быть литьём

остров Васильевский Стрелка стрелки подведены
на каблуках не выросла просто прибавила в росте
здесь говорил о погосте гений моей страны