Женщина и тайны звезд

Поезд, ускоряя ход, уже растворился где-то вдали. Анет выдохнула и быстрым шагом направилась в сторону тётушкиного дома. Дождь, к счастью, стал утихать. Город был словно в дымке. Люди, повозки – всё смешалось и кружилось перед глазами. Каменная мостовая, фонари, афиши, лавки и салоны, будоражили воображение юной особы, весьма скромно одетой и неискушённой разнообразием городской жизни. Анет немного растерялась, во все глаза разглядывая богатые дома, украшенные причудливой формы вензелями, и даже невольно раскрыла рот от удивления, заметив роскошных красавиц в шикарных нарядах. Помедлив от яркой встречи с городом, где давно не была, она двинулась дальше, к предстоящим событиям.

Дома, ещё не решив, куда ехать, она перебрала варианты, но их было так мало, что выбор оказался очевидным и понятным. Анет с детства любила свою тётю, видела в ней друга, сестру, мудрую наставницу, которая пользовалась авторитетом у разных светских дам в жизненных вопросах и человеческих отношениях. Анет знала, что доброе сердце Серафимы Андреевны Трубецкой будет непременно расстроено недавними событиями и «нерадивым ответом», который ей пришлось дать родителям, но не теряла надежды, что последняя, непременно сможет понять, что она не могла поступить иначе при всём желании.

У Серафимы Андреевны она бывала не единожды: сначала приезжала с матерью, когда решались какие-то вопросы по земле и наследству, затем отец привозил её «на постой», так как сам уходил в плаванье, а мать долго не могла забрать её домой из-за непредвиденной болезни лёгких. Анет помнила это место и могла безошибочно найти дорогу. Тётушкин дом находился неподалёку от станции, да ещё и выделялся своим необычным шпилем и барельефом-амфорой.

Дверь открыла горничная.

– А Серафимы Андреевны нет дома, – бойко доложила она.

– Я её племянница и подожду тётю, с вашего позволения, в гостиной.

Ждать пришлось около часа. Анет, возбуждённая недавними событиям и уставшая в дороге от томящих её сердце размышлений, невольно заснула в кресле возле камина. Проснулась от радостного оклика Серафимы Андреевны и тут же была погружена в крепкие объятия удивительно юной в душе нежеманной дамы.

Тётя жила одна, не считая горничную Настасью, которая была у неё и в роли поварихи. Её муж, гвардии сержант Пётр Семёнович Трубецкой, был арестован в молодые годы за сговор с доносчиками, которых, по его словам, он и в глаза не видел. Долгих восемь лет он отбывал на каторге, а затем умер от какой-то болезни или тоски по дому. Серафима Андреевна преданно ждала мужа, пока не получила страшное известие, тотчас перевернувшее всю её жизнь. Тяжесть утраты пришлось восполнять поисками смысла нового своего существования, что так необходимо каждому, особенно в минуты скорбные и отчаянные.

Анет нежно держала тётушку за руки.

– Серафима Андреевна, дорогая, простите, что нарушаю ваш покой! Умоляю выслушать и понять меня. Мне трудно найти слова, чтобы выразить свою боль, которая постигла мою и без того вряд ли завидную жизнь. Я знаю, что доставляю хлопоты и, конечно, расстраиваю ваше доброе сердце. Но у меня нет другого пути, – сказала Анет, опустив голову.

Выслушав рассказ племянницы, тётушка встала и молча распахнула окно.

– А знаешь, милая девочка, – задумчиво произнесла она, – я чувствовала, что скоро увижу тебя.

Анет даже привстала от удивления.

– Я видела сон накануне: тебя и твою судьбу. Ты была вся в белом, а твоя судьба – в золотистом, солнечном. Вы шли рука об руку и смеялись. Ну, не чудно ли? – с прищуром спросила тётя.

– Как в сказке, – не скрывая удивления, ответила Анет.

– Я поняла, что произойдёт что-то такое, что твоя жизнь изменится. Знаешь, я тоскую по тому времени, когда мир был у моих ног, когда можно было с лёгкостью выбирать себе дорогу, так смело и решительно, как умеет только юное сердце.

– Тётушка, я верила, что ваш разум и сердце поймут меня. Мой дом стал острогом для моего счастья. Я готова к ответственности за свою жизнь и непременно должна выстоять в ней, взяв для себя нужные уроки.

– Ну, непременно. Вы, Анет Браун, – тётя сделала акцент на почтительном обращении, – станете самой мудрой и утончённой дамой нашего королевства. – Она оглядела себя в зеркало и поправила кокетливо волосы.

И потекли размеренные дни. Анет с помощницами шила платья в доме Серафимы Андреевны, которая отвела под мастерскую просторное помещение с большими окнами. Готовые платья относили в лавку, чтобы порадовать местных покупательниц изысканным рукоделием. Конечно, Анет была ученицей в этом деле и выполняла самую простую работу, но обретала навыки вполне быстро и усердно. Юная барышня не хотела оставаться без дела, когда и так, свалившись как снег на голову, обрела в новом доме душевный покой и радость простого человеческого общения и творчества. Тётушка хлопотала за Анет, подыскивая ей хорошую работу. Её знание языков и великолепный стиль общения подсказывали Серафиме Андреевне не оставлять надолго юное дитя за обыденным пошивом платьев, когда та могла бы быть отличной помощницей и наставницей в делах более важных, требующих образованности и манер. Анет же, напротив, и думать не хотела о всякого рода службах и должностях. Она предпочитала быть полезной здесь, в этом доме, где так много тепла и солнца, которые медленно, но верно расправляли её душу, заглаживая напряжение и вытесняя память о скандалах, которые были неотъемлемой частью её жизни в родительском доме.

Вскоре дочь выслала деньги родителям, которые ей пришлось «одолжить» из их канцелярии на дорогу. Она написала в двух словах, что жива-здорова, находится в безопасности, что искать её не надо, и просила простить за все огорчения, которые она вынуждена была причинить. И, не смея просить о большем, завершила письмо тем, что кланяется им, молит о снисхождении к её выбору, просит не беспокоиться и верить в лучшее для своей дочери. Письмо было отправлено с посыльным.

Душа Анет плакала и пела одновременно. Сколько подчас приходится вынести многим юным сердцам, приходящим в мир страстей и пороков, наизнанку выворачивающих всё лучшее и светлое в их основе. Анет знала, что из-за её поступка боль и обида вряд ли позволят родителям быстро простить «заблудшую овечку», приняв её непокорный характер и своеволие. По крайней мере, в ближайшее время об этом не могло быть и речи. Радость же юной особы заключалось в том, что жизнь её теперь пошла по другому руслу. Она могла выбирать свой путь и нести ответственность за него. Ей было страшно подумать, какой могла стать жизнь без свободного выбора, и всё же тосковала по тем, кто был ей дорог и любим.

Ночь близилась к рассвету, когда в их дверь постучали. Открыв дверь, горничная ахнула. На пороге стоял высокий импозантный мужчина с охапкой белых роз.

– Извините за столь ранний визит, мадам, но у меня совершенно нет времени, здесь я проездом и вынужден немедленно ехать дальше, потому прошу вас принять этот скромный дар для Анет Браун. Я должен был увидеть её лично, но мой отъезд не позволяет это сделать. Я непременно выражу ей свою признательность, как только смогу вернуться в ваш город полный сочных красот и открытий, – неожиданный посетитель галантно откланялся, подарив широкую улыбку горничной, и спешно вышел.

Горничная, в недоумении приняв огромный букет, начала подниматься по лестнице к спальне Анет. «Приносит же некоторых в такую рань», – думала она, тяжело шагая по ступеням. Дверь была закрыта, но шорох за ней придал горничной смелости, и она постучала.

– Кто здесь? – отозвалась Анет.

– Это я, Настасья. Если вы проснулись… вам розы.

Дверь отворилась. Едва проснувшись, Анет удивлённо рассматривала белое облако в знакомых руках.

– От кого? – спросила она, потирая глаза.

– Ой, мисс Анет, я и не спросила, – горничная закусила губу, – и он не представился, должно быть, забыл, спешил очень, – пробормотала она.

Девушка озадаченно оглядела букет и заметила карточку: «Для Анет Браун с нежной признательностью и благоговением перед чистотой её духа и верой в мужчин. Андрей Николаевич Дольный».

– Конечно же, это Андрей Николаевич, – поняла она, улыбаясь. – Он мой новый знакомый и давний друг моего отца. Недавно был у нас, и я рассказывала ему о своём плане победить старость, на что он так смеялся, что и представить трудно. Да, Андрей Николаевич весьма открытый человек, душевный и наделённый тонким чувством юмора, – вспоминая, улыбалась Анет. – А что же он ушёл так скоро? – подняв глаза на горничную, спросила она.

– Не знаю. Сказал, дела у него, и был таков. Ах да, он кланялся и говорил, что в следующий раз непременно заглянет, когда будет в нашем городе, сказочно красивом, кажется…

Слово мисс, конечно, не было в обращении в здешних местах, но именно к Анет оно подходило как нельзя лучше. Во-первых, её отец Серж Браун принадлежал к немецко-австрийской династии по отцу, а его двоюродный брат Бернардо был итальянцем по матери, да в придачу имел русские корни по бабушке, которая, как передавалось в семье из поколения в поколение, была праправнучкой известного князя, служившего у царя Александра I. Анет знала свою родословную и чтила своих предков, но всегда хотела иметь свою голову и не преподносить чужие заслуги как свои, и тем более не стала бы кичиться ими. Словом, обращение «мисс Анет» как-то само собой прижилось в доме Серафимы Андреевны с её лёгкой руки.

Анет не могла не думать о родителях и невольно переживала, не имея никаких вестей из дома. Однажды, когда она вышивала камелию на новом убранстве, в дверь комнаты постучали.

– Вам письмо, мисс Браун, – бойко доложила горничная.

– Письмо? – переспросила Анет, оторвавшись от вышивки, – от кого?

– Вам, вероятно, пишет какая-то мадам Долли Браун. Наверно, вы знаете её, судя по одной с ней фамилии.

– Моя тётя, – беря письмо, ответила Анет.

– Не стану вам мешать, – горничная быстро удалилась, плотно закрыв двери.

Анет долго смотрела на конверт, не решаясь открыть его: она знала тётю по отцу не с лучшей стороны, та всегда была занозой в их доме. Приезжая погостить на время, она тут же уверенно принималась править хозяйством, раздавая указания направо и налево так, что со стороны могло показаться, что не Долли Браун, а сама царица посетила их скромное жилище, в котором явно всё идёт не так, как ей бы того хотелось.

Анет открыла конверт, ожидая увидеть череду нелицеприятных слов в своей адрес. Она и подумать не могла, что тётя станет достаточно уважительно вести тон письма, обращаясь к юной беглянке. Письмо было кратким.

Дорогая Анет! Рада тебе сообщить о своём намерении переехать в вашу станицу и быть подле своего брата и его жены Изольды, твоей матери. В силу известных обстоятельств оба не блистают крепким здоровьем и требуют ухода, более того, нуждаются в добром слове и участии близких, которых нет сейчас рядом. Посему ставлю тебя в известность, что, подумав, я приняла окончательное решение: стану я для твоих родных стеной и нерушимой крепостью их счастью и благополучию. Тебе же написала, так как знаю твои устремления к свободе и добрым помыслам, как и твою боль за родителей и питомцев. Не переживай, со временем всё образуется. Узнала адрес твой, точнее, твоей тёти, от твоей матери. Она так и сказала, что тебе больше некуда бежать, что не знаешь ты большей радости, чем умножать свои беды вдалеке от дома. Верю, ты справишься и, конечно, вернёшься в родительский дом. На том заканчиваю и обнимаю тебя. Тётя Долли.

Анет опустила голову. Подтекст письма был очевиден. Слова матери больно били в самое сердце, тем не менее вызвали у неё естественное желание быть полезной родителям, не обременяя их своими исканиями и сложностями. Анет вспомнила о том времени, когда жизнь её была предсказуема и вполне понятна. Но в ней было так мало искренних отношений с теми, кого по праву она считала своими кормильцами и наставниками. Однако жизнь преподносит нам то, что мы сами в глубине души жаждем получить. Анет понимала, что её уход из родительского дома стал поворотным моментом не только в её жизни, но и повлиял и на каждого из её близких. Для неё лично побег из дома стал шагом значимым и правдивым. Возможно, самым смелым и решительным за долгие годы.

День клонился к закату. Горничная готовила постель Анет ко сну. Серафима Андреевна была расстроена внезапной кончиной внучатой племянницы Ольги, которая безвольно прожигала жизнь, пока в конце концов не встретила и саму смерть. Уход в таком молодом возрасте был не только преступным для неё самой, но и обнажал серьёзный недогляд близких, пустивших на самотёк беспорядочную жизнь девушки.

Серафима Андреевна всеми силами поддерживала Ольгу в малейшем стремлении найти дело по душе, помогала всем, чем только могла, но та быстро теряла всякий интерес к её советам. Она видела, что Ольга одержима одним лишь желанием – отомстить близким за все свои невзгоды и несчастья. Никакие примеры и доводы тёти не меняли намерений девушки, соответственно и ход вытекающих из них событий. Надо сказать, что и родной брат Серафимы Андреевны, он же дед Ольги, сам вёл жизнь разгульную и беспорядочную.

Теперь всё вышло наружу, и те, кто ненавидел Ольгу за её характер и распутный образ жизни, лили слёзы и молили Господа не наказывать их за злобу и попустительство.

Серафима Андреевна, прочитав молитву перед свечой за упокой души племянницы, тяжело вздохнула. Было очевидно, что это трагическое событие стало для неё тяжёлым испытанием, тем не менее она не была настроена на долгие уныние и тоску, а старалась думать лишь о том, как свободна теперь душа несчастной и какой крест будут нести самые близкие, облачённые в горе и отчаяние безвременной кончины их дочери. Она молила Господа дать им покой и простить за всё, ибо нет ничего невозможного для любви и милости Его.

Анет видела печаль тётушки, ей хотелось утешить родного человека, чем-то поддержать, проявить участие. И она крепко обняла её, а после, нарвала фиалок в палисаднике и поставила в вазу на видное место. Та, чувствуя поддержку Анет, грустно откликнулась:

– Вот, милое дитя, ноша бывает разной: и трудной, хоть и своей, и чужой, хоть и лёгкой. Мой крест – быть с теми, кто заблудился да бродит в темноте, где мрак забирает разум, болящий да затуманенный всякого рода предрассудками. Не всегда удаётся вырвать пленённого из лап погибели. Знаешь, мне сейчас вспомнились слова Оскара Уайльда: «В жизни бывают только две настоящие трагедии: одна – когда ты не получаешь, того чего хочешь и вторая – когда получаешь».

Серафима Андреевна смахнула слезу со щеки и тихо спросила:

– Видишь ли ты ясно путь свой, дорогая? Будет ли он выбран осознанно?

– Да, тётя, вижу. Я выбрала путь и знаю его. Хотя ваш дом и стал мне прибежищем, где я почувствовала успокоение и благодать, но я больше не могу здесь оставаться, как бы душа моя ни была привязана ко всем вам и вашему гостеприимству. Я прожила у вас целый месяц и теперь должна начать свою жизнь с нового листа. У меня было время всё обдумать. Вероятно, я буду какое-то время жить в лишениях, зарабатывая скромные деньги, но я знаю: манящая меня жизнь стоит того, мой выбор – следовать своему пути. А свобода – ценность для меня неоценимая, – Анет замолчала, чтобы немного перевести дыхание, а затем продолжила: – Выбрала я станицу Ивановскую для обретения там пристанища, пусть и временного. Буду там ладить утварь разную, я уже и аванс получила на дорогу и обустройство жилища, что при храме построено.

Озадаченная такой новостью тётя только руками взмахнула и тут же села в кресло. Некоторое время Серафима Андреевна молчала, вероятно, обдумывая сказанное Анет, а затем взволнованно произнесла:

– Девочка моя, выслушай меня, пожалуйста. Я думаю, ты вправе делать так, как велит сердце. Но позволь дать тебе мой совет: я давно уже живу на свете и знаю, какие «подарки» преподносит порой жизнь. В отрочестве мы с твоей мамой получили от отца наследство. Со временем мы его частично потратили на свои нужды, но осталось и нашим будущим детям. У меня, как ты знаешь, детей нет, я не смогла родить ребёнка, точнее, не успела, так как мой муж рано умер. Так вот, мой тебе добрый совет: бери то, что дают и не ропщи, а радуйся. И прими мою помощь. Я знаю, что начинать новый путь одной весьма сложно и затратно. Если по сердцу тебе моя любовь и забота, представь, что ты стала моей наречённой дочерью и всё, что осталось от наследства, я хранила для тебя.

Анет замерла, а после бросилась на шею тёти, едва не задушив её в объятиях.

– Две мамы! – воскликнула она, – я принимаю и благодарю!

Обе расплакались в объятиях друг друга.

Иногда кажется, что спонтанные решения принимает сама жизнь, подводя к ним шаг за шагом разные события. И всё ложится одно к одному, подобно тому, как карты в игре выдают нужную масть будто бы случайно, а на самом деле, всё выстроено по принципу: причина происходящего с тобой – твоё поле и намерение.

Эти минуты Анет будет помнить всю жизнь, каждый раз благодаря судьбу и свой род, в котором ей посчастливилось появиться на свет. Вечер завершился сладким, умиротворённым сном без сновидений.

На следующее утро Анет уже была поглощена подготовкой к отъезду, однако её внимание привлекла странная выходка почтового, которой она была возмущена до глубины души. Мало того, что он не выполнил её просьбу об отправке письма с пометкой «срочно», адресованного новой хозяйке, так ещё выдумал браниться в присутствии всех дам дома, высказываясь, какой беспросветно-мучительной стала его жизнь при новых порядках и законах, и теперь, чтобы прокормить семью, ему нужно день и ночь быть оторванным от дома, зарабатывая гроши, которых едва хватает на оплату счетов да дорожные. Анет вышла к нему, оглядела его неприметную фигуру и строго спросила:

– Вы зашли в наш дом сообщить эту новость? Я надеялась услышать от вас о своём письме, которое уже должно быть получено в месте назначения, а слышу только ваши проклятия и жалобы. Вряд ли в моей власти давать вам советы, но сегодня я, пожалуй, должна это сделать, – сказала Анет. – Не думаете ли вы, что ваша жизнь изменится, если вы станете стенать о ней, заходя в каждый дом, где ждут от вас, между прочим, иных сообщений по долгу вашей службы. Вы строите жизнь так, как должно вам и как велит вам ваша совесть и выбор вашей души. Разве не в этом суть нашего пребывания здесь? – взяв паузу, по-прежнему строго выговаривала девушка. – Я надеюсь, мой тон не смутит, а настроит вас на новые решения выпавших на вашу долю задач. Я надеюсь также, что моё письмо всё же будет отправлено незамедлительно. Я дам вам щедрые чаевые, но только авансом за вашу дальнейшую добрую службу в этом доме, если вы пожелаете и далее оставаться на этом поприще.

Почтовой смущённо кивнул головой, принёс свои извинения всем дамам и быстро вышел, не дождавшись чаевых. Анет продолжила свои приготовления, напевая: «Нет ничего дороже слов, тех, что дева напевает про любовь».

И настал день разлуки. Небольшой саквояж уже стоял у порога, а Анет с нежностью смотрела на свою так неожиданно обретённую вторую маму и вновь благодарила, с грустью вглядываясь в её глаза.

– Анет, девочка, я так рада, что судьба подарила мне счастье наслаждаться общением с тобой, быть полезной для тебя в дни трудные и стремительные. Я знаю, что моя скромная роль и участие – это всего лишь крошечная глава в твоей судьбе. Я знаю, чувствую, какие сложные переплетения готовит тебе жизнь, до каких глубин уведёт тебя твоя дорога. Будь честна с этим миром, как честна ты со своим сердцем. Пусть судьба не будет строга к твоим ошибкам и взлётам. Пусть каждый твой день будет наполнен радостью присутствия в этом мире, чтобы ни случалось на твоём пути, а ночи наполнятся блаженством с тем, кого выберет твоя душа и провидение.

Анет смущённо опустила глаза, сдерживая слёзы. Они крепко обнялись, даря друг другу надежду на скорую встречу, ласково расцеловали друг друга в щёки. В тот же день поезд унёс Анет в новые дали с неизведанными ею дорогами.

Глава V

– Верь в свою звезду. Верь! Так в фильме говорили. Всегда верь! – топая ногой, беленькая девчушка лет семи строго смотрела на своего сверстника.

– Сама верь, – упрямился мальчик.

– Ну и глупый, – сердилась она, – вот я верю, а ты будешь стоять тут и плакать до старости.

Мальчик прижался к забору, отвернувшись от настойчивой девчушки, вероятно, чувствуя перед ней свою беспомощность и всем видом выказывая, что он намерен прекратить любые разговоры, оставшись при своём мнении.

– Вот вредина! – раздосадованная подруга легонько постучала его кулачком по лбу, незамедлительно получив отпор.

– О чём спор? – заинтересованно спросила Анна, случайно наблюдая эту картину, подходя к своему дому.

– Ни о чём, – буркнул мальчик и, насупившись, отвернулся от обеих, скрестив руки на груди.

– Я понимаю, что невежливо вмешиваться в чужой разговор, тем более, когда он касается двоих, но всё же я рискну вам предложить свой опыт в жизненных вопросах, возможно, смогу быть чем-то полезна, – Анна дружелюбно улыбалась, присев на корточки возле детей, – меня зовут Анна, а как зовут вас?

– Вероника, – сразу ответила девочка, оглядывая нежданную собеседницу с ног до головы, – а это Егор.

Мальчик, насупившись, не произнёс ни слова.

– Отлично. Теперь мы с вами знакомы. Почти знакомы, – рассмеялась Анна, глядя на мальчика. – А что у вас случилось, если не секрет?

– Секрет! – выкрикнул мальчишка и пнул ногой камешек.

– Так бывает, проходили, – вставая во весь рост, понимающе вздохнула Анна. – Могу познакомить вас со своим другом, пёсиком, которого зовут Рад. Уверена, он знает многие ответы на важные вопросы и непременно поможет вам с ними разобраться, если проникнется доверием к вашей дружбе. Его имя происходит от слова радость. Вот такой волшебный пёс, – развела руками Анна, улыбаясь.

– У меня тоже есть пёс, – буркнул Егор, неожиданно для себя вступая в разговор.

– А как его зовут? – спросила Анна.

– Герда. Я сам её кормлю и гуляю с ней, – заявил Егор, сохраняя недовольный тон.

– А у меня кот Барсик, – подхватила девочка, – ему восемь лет, он у нас немножко ленивый. А знаете, как называет его мой дедушка? – Барсук! – Вероника заливисто рассмеялась, уже забыв о недавнем споре.

– Видимо, по заслугам, – улыбнулась Анна.

Егор тоже невольно улыбнулся.

– Так что, идём знакомиться с Радом? Или у вас есть дела поважнее? – уточнила Анна.

– Дела есть, но мы всё-таки сходим, – ответил Егор, гордо вскинув подбородок.

– Ну и отлично, – подытожила Анна, надевая сумку на плечо, – тогда вперёд. Надеюсь, что долго вас не задержу.

– Идём, идём! – торопила Вероника, подпрыгивая от радостного нетерпения увидеть волшебного пса.

– Только в дом мы заходить не будем, нам не разрешают родители, – предупредил Егор.

– Понимаю, – кивнула в ответ Анна. – И все трое направились в сторону её дома.

– Ну, знаешь, – с досадой глядя на пса, сказала Анна, едва войдя в дом, – это были мои любимые тапочки, а ты сделал из них дуршлаг для вермишели. Эх, Рад, надо купить тебе завтра новых игрушек. Тебя, между прочим, дожидаются во дворе дети, которые желают с тобой познакомиться, а ты вот как меня встречаешь, ушастый хулиган.

Анна надела на своего любимца поводок и вывела его из дома.

– Вот и Рад собственной персоной, – торжественно произнесла она. – Правда, этот сорванец, разгрыз мои тапочки до безнадёжного состояния.

Анна снисходительно рассмеялась и вежливо представила гостей:

– Знакомься, мой друг, это Егор и Вероника.

– Мы двоюродные брат и сестра, – уточнила девочка, глядя на пса.

– Он же ещё совсем маленький, – удивился её брат.

– Маленький да удаленький, – рассмеялась Анна, отстёгивая поводок от ошейника.

Рад, виляя хвостом, принялся обнюхивать новых друзей.

Около часа они резвилась в саду, играя с мохнатым другом. Смех детей не замолкал ни на минуту. Да и вовлечённая в детские забавы Анна насмеялась от души, и вдруг она поймала себя на том, что счастлива, легка и свободна, как в детстве, когда только ветер гулял в её волосах. «Куда испаряется это чувство, когда мы взрослеем и нагружаем наш мозг, делая из него гирю, которая уже не способна беззаботно и легко оторваться от земли и лететь, лететь в небеса…», – думала Анна. Теперь в бойкой и жадной до радости детской компании она бегала и пряталась, словно и не было многих лет взрослой жизни, столь серьёзно надуманной.

– Уф-ф-ф! Устала, – вскинув руки, выдохнула Вероника.

– Я сейчас принесу компот, – кивнула Анна, поднимаясь по ступенькам в дом.

– Мне воды, – крикнул Егор вслед.

Рад, разгорячённый и тоже уставший, плюхнулся к подножию пушистой ели, тем не менее поглядывая за детьми и хозяйкой, забавно раскинув уши на земле.

Когда все уселись за небольшим столиком в саду, Вероника, выпив стакан компота почти без остановки и отдышавшись немного, вдруг выпалила: