Женщина и тайны звезд

Женщина и тайны звезд

Светлана Штоль

Благодарю за поддержку моих родных и близких, прошедших со мной долгий путь рождения этой книги.

Литературный редактор, корректор Лидия Короткова

Литературный редактор, корректор Анна Кучер

Иллюстратор Елена Гунгер

Поэт, стихотерапевт, автор песен и метафорических карт для женщин Дмитрий Чернышов

© Светлана Штоль, 2025

© Елена Гунгер, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0067-1480-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Уважаемый читатель!

Однажды ночью я неожиданно взялась за перо. Слова приходили словно из неоткуда. Стало понятно, что рождается книга и она обладает собственной музыкой. Если её звучание совпадёт с музыкой твоего сердца, значит она написана для тебя.

Эту книгу я посвящаю Женщине как сокровищу мироздания. Для меня счастье знать, что каждая из нас способна утвердить в себе то сакральное семя истины, которое никогда не покидало нашей души, а было союзником и наставником в любые времена.

Всплывает в памяти стихотворение Дмитрия Чернышова, которое удивительно перекликается со смыслом этой книги:

У женщины с крыльями небо шире,Реальность пластичнее, сила тоньше.У женщины с крыльями в этом миреПространство полёта намного больше.У женщины с крыльями есть опораНа внутренний свет и свою природу.У женщины с крыльями в сердце мореЛюбви безусловной, святые воды.У женщины с крыльями дар великий:Других исцеляя, обнять крылами.У женщины с крыльями многоликой —Праматери сила, поток и пламя.У женщины с крыльями много воли,Свободы в походке, поступках, мыслях.У женщины с крыльями мрак неволиБыл преобразован в сознании чистом.У женщины с крыльями вдохновение —Быть выше общественных наслоений.У женщины с крыльями возрождениеОт матричных схем, чужеродных мнений.У женщины с крыльями путь особыйНа этой Земле и мечты живые.Для женщины с крыльями важно, чтобыС небесным свивались дела земные.У женщины с крыльями есть мужчина —Внутри и в реальности исцелённой.У женщины с крыльями есть причинаИ право любить и творить влюблённой.У женщины с крыльями сила слова,И вера в себя, и благословение.«Я женщина с крыльями», – скажешь сноваИ миру подаришь своё рождение.

Я проводник и ученик, такой же, как и многие из вас. Я познаю себя и раскрываю свои возможности день за днём, вспоминая, кто я есть на самом деле в своей истинной природе и предназначении. Дольмены помогают мне на пути распаковки и осмысления полученных знаний.

Вам тоже предстоит разобраться в лабиринтах своей души и понять, кто Вы и зачем на этой планете, если для Вас это актуально.

Книга предназначена для широкого круга читателей, в том числе, для поколения Y, вступающего во взрослую жизнь.

Светлана Штоль

Твои глаза знают одну реальность,

тогда как твоё сердце не столь опрометчиво

и не ограничивает себя

виденьем лишь одной определённости.

Глава I

Они расположились на пологой горе, утомлённые дорогой. В свете мерцающих звёзд и полноликой луны она вглядывалась в родные глаза, наполненные миллионом миров, танцующих в бескрайнем просторе его Вселенной. Она лежала полуобнажённая и влекомая, устроив голову на его бедро и видела их общую сердцевину, пронзённую жизнью. Он гладил её волосы, что-то пел, окутанный бархатом ночи и смотрел в даль, созерцая будущее…

Они двигались на лошадях тайными тропами, под звенящим куполом неба и их сердца бились в такт, а волосы развивались в серебряном свете луны под переливы кетцалей и пересмешников. Это был их мир, их особое пространство глубокой связи с землей, с её первозданной силой, вскормившей их душу и плоть.

Любовь была одним дыханием на двоих. И каждый дышал полной грудью, понимая принцип сообщающихся сосудов и каждый знал – завтра будет их новый день…

                                         * * *

Анет спала, когда в её комнату вошёл отец. Он недовольно посмотрел на свернувшееся калачиком тельце и прогремел, глядя в окно:

– Анет, я говорил тебе, не спи так долго! Уже утро, а ты всё ещё тянешься и носом не ведёшь. Вставай, негодная! – Анет, сонно потирая глаза, пыталась понять резкую перемену между сном и явью, которые столь разительно отличались не в пользу последней, где резал слух властный голос отца: – Тебе мало было вчера опозорить меня и матушку? Да ещё в пасхальную неделю! Ты думаешь, можно взять и выбросить всё, что мы для тебя сделали? Нет, Анет! Думай, прежде чем что-либо сказать другим! Надо же, вздумала перечить отцу! Вот возьму прут, и всю твою спесивость как рукой снимет!

Анет еле сдерживалась, чтобы не расплакаться, уткнувшись в подушку.

– Нет, батюшка, вы не так меня поняли, – бормотала она, выбираясь из-под одеяла, – я и не думала как-то огорчать вас с матушкой, хотела просто сказать, что мне неприятно слышать, когда искажают правду о Христе и его учениках.

– Что?! – закричал отец, – да кто ты такая, чтобы судить об этом? Я сказал: «Проклятые убийцы Христа – его ученики». И я порочу Христа? Да кто ты есть, чтоб говорить мне такое?!

– Батюшка, почему, зная сердцем правду о Иисусе, люди сами в неё не верят? Поймите же, не было для него ничего неизвестного. Он выбрал их. Он знал об этом. Его воля! Он принёс жертву, но жертвой не был! – Анет так отчаянно произнесла последние слова, что отец буквально выскочил из её комнаты, громко хлопнув дверью.

Девочка сидела опустив голову, и солёные слёзы катились по её бледным щекам. Фигура отца напомнила ей сейчас старый оживший вулкан, взорвавшийся раскалённой лавой и утверждающий свою власть бескомпромиссно и грубо. Такую огнедышащую гору она видела на картинках в книге, с интересом читая про её необузданный характер и способности.

Анет долго не спускалась к завтраку, и мать, заметив это, послала горничную проверить, не случилось ли чего дурного. Та вернулась растерянная и удивлённая:

– Вашей дочери нет в комнате.

Мать окинула задумчивым взглядом гостиную и произнесла:

– Наверно, она на сеновале, около своих кроликов. Беги туда, накажи, чтобы немедленно пришла ко мне.

Горничная мигом вернулась и объявила:

– Её и там нет, матушка. Ума не приложу, где искать.

Мать быстро встала, отложив шитьё в сторону.

– Где же эта бездельница? Всё утро думаю, как усмирить её норов. Управы на неё нет!

Мать быстро надела накидку и вышла во двор. День был тёплый, хоть и пасмурный. Она прошлась вдоль забора, размышляя, видимо, о предстоящем разговоре с дочерью, и вдруг увидела невероятно счастливую Анет, входящую в калитку с букетом луговых цветов.

– Мама, посмотрите, кого я нашла! – воскликнула дочь, доставая из кармана маленького птенчика. – Он выпал из гнезда. Я покормлю его и согрею. Малыш непременно вырастет и станет летать. Я смогу, мамочка! – и аккуратно положила птенчика обратно, опустив в карман и цветочек из букета.

Мать недовольно посмотрела в сторону Анет, словно эта девчушка действовала на неё удручающе. В глазах дочери она чувствовала какую-то необузданную силу и власть над собой и, вспоминая своё благочестивое поведение в детстве, словно ждала подвоха от своей непредсказуемой и непоседливой наследницы.

– Я наказывала утром быть дома и завтракать со всеми, как это положено в приличной семье! А у тебя одни глупости на уме: то цветы, то барашки, то кролики. Теперь вот это, – с брезгливым видом мать указала пальцем на карман платьица дочери. – А знаешь ли ты, что он и дня не проживёт без мошек и комаров всяких. Он не ест то, что ты станешь ему давать, – с гневной уверенностью добавила она.

– Знаю! – подхватила счастливая Анет, – он ест жучков, червячков и всякое такое. Я их дам ему.

Мать резко взмахнула руками и стремительно направилась в дом. «Утром опять довела отца, ищи её бог знает где. Я знала, что с этой девчонкой сладу не будет. Хорошо, что отец на службе, на всю округу грохотали бы эти вечные скандалы да крики», – недовольно ворчала она себе под нос, быстрым шагом удаляясь в сторону дома. Стройное, сухое тело женщины напоминало ещё не старую, но весьма утомлённую жизнью борзую. Её повседневные старания проявлялись в отчаянных попытках выстроить всё пристойно и не упасть в грязь лицом перед соседями и знакомыми. Она всеми силами утверждала своё значимое положение в уважаемом обществе и боялась даже ненадолго утратить контроль в доме. Анет замечала это каким-то детским чутьём и никак не соглашалась быть частью этой игры. Она знала, что всё в этом мире принадлежит ей также, как и другим, и каждый раз выходила из воды сухой, уводя с собой всех домочадцев, с которыми играла и бегала по всей округе, пока не получала очередную взбучку от родителей. Домочадцами считались и дети двух женщин, которые помогали матери по хозяйству и жили рядом, в небольшом доме, разделённом на две половины. Старший из них следил за домом по мужской части: заготавливал сено и корм для всей живности, что держали хозяева, а две девчушки, восьми и двенадцати лет, ухаживали за животными и помогали на кухне. Надо сказать, что их родители удивительно нежно относились к Анет и её проказам, которые таковыми и назвать было сложно. И никто не знал, где её новое «логово» и какой план приготовила она на этот день.

Дети играли, мечтали, строили планы, пока не приходил отец. Он разгонял дружную компанию и обещал всех выгнать. По счастливому стечению обстоятельств его часто не было дома, а потому мать хоть и ставила запреты, но уследить за всем всё же не успевала. Она регулярно ходила в церковь, и церковные дела отнимали много времени: вела какие-то счета, занималась благотворительностью, которая занимала далеко не последнее место в её жизни, как и у большинства прихожан. Забот хватало: строили дома в округе, засевали много земли, помогая нуждающимся и одиноким излишками урожая. Дети часто были предоставлены сами себе.

Анет не знала покоя в творческих поисках, расцвечивая свою жизнь новыми красками придуманных игр. Дети играли в королей и придворных, в зверей и охотников, в мореплавателей и кладоискателей, создавая интригу чувств и событий, которую желали испытать в жизни. Но больше всего девочка любила возиться с животными, которые притягивались к ней отовсюду, стоило ей только выйти во двор. В них она всегда чувствовала безмолвную поддержку, естественную силу и гармонию. Играя на сеновале с кроликами, дети часто теряли счёт времени, получая очередную порцию нотаций от старших, но исправиться в этом вопросе было выше их сил. Они устраивали из сена замки и заборы, делали дороги и мосты, наряжали кроликов в яркие одеяния и сами служили у них на посылках. Анет нередко засыпала за увлекательным занятием с пушистым комочком. Особым удовольствием для неё было кормить животных и чистить их шёрстку. Мать не приветствовала подобные увлечения, наблюдая её растрёпанный вид и улавливая специфический запах, который источали её наряды. Она считала пустой тратой времени просиживать с животными и болтаться со сверстниками вместо того, чтобы заниматься своим образованием и быть полезной родителям, и потому Анет нередко оставляли взаперти, наказывая прочесть очередную нравоучительную книжку.

Так шли годы. Дети росли, менялись игры, но любовь к животным проходила красной нитью через событийный поток жизни, наполняя простой человеческой радостью дни Анет. К восемнадцати годам она превратилась в девушку достойную восхищения. Её гибкое изящное тело уже имело вполне выразительные формы. Оттенки серо-зелёных живых глаз подчёркивали бойкий и порой упрямый характер, а роскошные тёмно-русые волосы, спускающиеся почти до талии или собранные в тугую косу, останавливали на себе взгляды прохожих. Анет не гордилась своей красотой, напротив, считала, что данное природой – это благо проходящее, а главное то, что не подвержено коррозии времени, и это главное нужно в себе воспитать, вознести и укрепить «во весь рост», и всячески давала понять это появляющимся ухажёрам, проявляя скромность и некоторое безразличие.

Со временем родительский дом становился всё большей обузой для Анет и её неуёмной натуры, требующей жить и поглощать каждый миг жадно и смело. Всё чаще она задумывалась о том времени, когда появится возможность в полной мере вдохнуть воздух свободы и не нужно будет выполнять чьи-то бессмысленные указания, и уж тем более не тратить свою жизнь на поиски признания и лести, что рассыпали её родители другим, вероятно, ожидая подобного обращения.

Время ускоряло свой бег. Учителя, которые занимались с Анет разными науками, чаще наводили на неё тоску, чем внушали интерес и глубокую тягу к своему предмету. Гораздо охотней она собирала «бриллианты образов» и практические знания в которые погружала её жизнь. Наблюдательность и тонкий ум девушки всегда находили возможность по достоинству оценить истинное великолепие этого мира, который тянул её к себе гораздо больше, чем сухое заучивание фраз и бессмысленные расчёты. К слову сказать, она превосходно играла на фортепиано и проявляла успехи в изучении языков. Она верила, что настанет день, когда жизнь проверит её таланты или даже востребует их в полной мере. И такой день настал.

Однажды в дверь их дома постучали, и в прихожей послышался мужской голос:

– Здесь живёт некая Изольда Браун?

– Да, конечно, – ответила горничная, поправляя фартук.

– Тогда передайте ей это письмо.

Горничная поблагодарила, дав на чай посыльному, и тут же принесла письмо в гостиную, где хозяйка сидела в кресле и читала книгу. Последняя открыла конверт, достала письмо и погрузилась в чтение, не замечая ничего вокруг. Тяжёлые капли её слёз медленно падали из глаз, растекаясь по листам, которые она держала в руке.

Анет была крайне удивлена: чтобы мать плакала, да ещё здесь, в гостиной, где и уединение-то было вряд ли возможно. Это было загадкой.

– Мама, я могу спросить, что случилось? – поинтересовалась она.

Мать бросила письмо на стол и закрыла лицо руками. Анет подошла и ласково погладила её по волосам.

– Я знала, что жизнь будет несправедлива и жестока к моим мольбам, я знала, – запричитала мать.

– Мама, что-то произошло? Вы можете мне сказать? – осторожно спросила Анет.

– Дитя моё, мой отчим, твой не по крови, но всё же дед, покончил жизнь самоубийством. Это из ряда вон выходящее. Да, я порой желала его смерти, будучи ребёнком, но теперь и представить не могла, что так всё обернётся… тяжело и стыдно. – По щекам матери струйками стекали слёзы, и казалось, что боль души сделала её на мгновение любящей и близкой.

– Мама, это ужасно – знать, что твой близкий человек так отчаянно покинул этот мир, безвременно и одиноко. Именно это вызвало бурю ваших эмоций?

Мать отвернулась, взяла со стола платок и обтёрла им заплаканное лицо.

– Я не знала лучшего, пока росла с ним. И многое приходилось прятать от глаз родственников, ведь все уважали этого человека и даже боялись. Но мне хотелось намного чаще ощущать сладостные минуты счастья, когда он возвращался домой и привозил нам с сестрой немного гостинцев: сладких ягод, фруктов или орехов. Даже кружево однажды купил для платья. Все были в восторге, ведь так редко видели его щедрость и доброе расположение. Мать часто сердилась на него, хотя виду не показывала. Ей было страшно проявлять свои чувства, так как прекрасно видела и понимала, что и она, и её дети вряд ли являются подарками для её хмурого мужа, который только и делал, что терпел их вопли да капризы.

Мать замолкла и стала шмыгать носом, как будто, взяв паузу в разговоре, готовилась сказать что-то важное и, может быть, поворотное, и тут Анет произнесла:

– Я знаю, мама, вы сами не раз говорили, что надо жить с честью, вынося все горести, уготованные судьбой. Вы жили так, и слава богу. Я благодарна вам и скажу одно: простите его душу, он выбрал свой крест, хотя нести его будет весь род его.

– Знаешь, дочь, я скажу тебе ещё кое-что. Мрак моей жизни не закончился на отчиме. Мой муж и твой отец стал поднимать на меня руку ещё в молодости. Он бил меня плетью, считая, что именно так воспитывают своих жён – наказывая за любой проступок.

Ошеломлённая новостью Анет даже села:

– Ма-а-ма… разве это возможно? Он любил вас?

– Нет, он любил ту, что водила с ним танцы да пела, как соловей перед заутреней. А я.… он женился, не видя перспективы с другой. Ведь она выбрала какого-то мичмана, кажется.

Молчание казалось вечным. В голове Анет не укладывался позор и страх, который пришлось испытать её матери. Она знала, что быть с человеком, который способен на такое, – унижение как своего достоинства, так и всех прекрасных чувств к нему, которые, возможно, когда-то и были в её душе. Мать молчала. Анет провела рукой по лбу и задала ещё один интересующий её вопрос:

– Скажите, а вы когда-нибудь думали уйти, прервать это унижение и боль?

Мать опустила голову, а потом, гордо взметнув её, воскликнула:

– Нет! Ни разу! Я должна была чтить все каноны и быть примерной женой и матерью.

– Должна? – удивилась Анет, – кому?

Изольда Браун прикрыла глаза, но это тихое мгновение захлестнуло новой волной отчаянного крика:

– Я должна Творцу и своему мужу! Быть покорной и благочестивой – вот ноша женщины!

Анет не нашла слов, чтобы возразить убеждениям матери. Да и стремление последней к оправданию своей ноши было столь велико, что ещё мгновение, и она могла бы окончательно осложнить их отношения, что вовсе не входило в её планы, да ещё в такую минуту.

– Хорошо, – сказала дочь, – я поняла. Тогда почему вдруг вы открылись мне сейчас? Вы понесли утрату, и тут я слышу такое… Есть ли связь между этими событиями?

– Есть. Я рассказала тебе об этом потому, что завтра твоя мать закажет молебен по усопшему, а после сорока дней выберет время и час, когда сможет отправиться покупать тебе обручальное кольцо и свадебное платье. Тебе остаётся нести свою ношу, быть верной и любить того, кого мы выбрали тебе в мужья.

Анет, наверно, грохнулась бы со стула, если бы мать не ухватила её за плечо, проворно усадив обратно.

– Я скажу тебе, дочь: если ты не выполнишь нашу волю, то и нам из-за тебя не будет благ и почитания. Выйти замуж за почтенного и уважаемого человека – счастье и удача вне всяких сомнений! И имей в виду: твоё глупое упрямство и спесивость не должны стать препятствием в таком важном деле.

Ночь была беспокойной: Анет то вздрагивала, нервно дыша, то бормотала в полусне что-то невнятное. Её сон был поверхностным и рваным. Совершенно обессиленная ночными кошмарами, она поняла, что утро не принесло облегчения, а, наоборот, увеличило её непомерное бремя. Месяц пролетел как в кошмарном сне и ничем не изменил удручающее положение девушки, не желающей стать женой человека, который был назначен ей в суженые. Она зажгла свечу и помолилась. Наверно, Анет была бы не Анет, если бы не начала вытеснять отчаянье, настигшее её, как цунами, твёрдой верой в мудрое покровительство всех тех сил, которые с самого раннего детства она привыкла считать своими защитниками и маяками.

Утро ещё только набирало силу, когда в комнату вошла мать и, упрекая дочь в медлительности, «утешила»:

– Денёк обещает быть жарким – предсвадебные хлопоты ждёт каждая молодая девушка. Ты будешь великолепна в любом наряде, будь то холщовая одежда или царское платье.

Анет молчала. Мать превратилась для неё в странную героиню какой-то пьесы, из тех, что увидишь на сцене в замшелом театре, словно в другой реальности, играющей свою важную роль для себя и только. Девушка понимала, что её жизнь изменилась, словно по мановению волшебной палочки, и это данность, которую нужно принять.

Отдав некоторые распоряжения, мать спустилась вниз в предвкушении поездки за нарядами и украшениями. Остановившись перед зеркалом, чтобы поправить волосы, она довольно произнесла:

– Скоро нас всех ждёт событие, которое многое изменит в нашей жизни, став предвестником больших перемен.

Изольда Браун была в приподнятом настроении и с нетерпением ждала, когда же дочь соизволит выйти из своей комнаты, но та не спускалась, тогда она позвала мужа, выражая своё волнение по поводу отсутствия Анет. Всё это уже начинало выводить её из себя, как вдруг девушка вышла к родителям и уверенно, с высоко поднятой головой объявила:

– Дорогие родители, я не обвиняю вас в усердии отдать меня замуж за человека доброго и порядочного, не хочу обидеть вас или отдалить от себя, но я не могу стать женой человека, которого не люблю. Моя жизнь – таинство. Я выйду замуж за того, кого выберет моё сердце. Он, в свою очередь, позовёт меня в жёны не из-за молодости и красоты, которыми наделили меня природа, а по велению своей души. Во взаимной любви я буду жить с любимым до тризны. Никто не сделает мою жизнь радостней и счастливей, чем зов сердца и воля Всевышнего.

Мать, не ожидавшая такого уверенного и спокойного отпора от дочери, услышав слова, которые резали ей слух, испугалась не на шутку и не сдержалась, срываясь на крик:

– Да что ты знаешь о любви, глупая?! Не смей плевать на наши традиции и договорённости! Я и твой отец выбрали тебе мужа!

– Будешь женой мистера Смола, и точка! – грозно отчеканил отец.

Анет выскочила из дома и скрылась из вида, сорвав намеченную родителями поездку за нарядами.

День приближался к закату, но Анет не возвращалась. Кто-то видел её в саду, говорили, что она, кажется, собиралась сходить к соседке за какой-то утварью, которой не нашлось в их доме. Солнце спускалось за горизонт, домочадцы и родные с ног сбились в поисках девушки, но она словно испарилась. Не вернулась она и ночью. Утром все разошлись по округе, поспрашивать людей, не знают ли чего, но всё безрезультатно. Поиски зашли в тупик. Прошли ещё сутки. Отец курил свой табак да нервно причмокивал, думая о чём-то одному ему известном, а мать только вздыхала да ненароком щурила глаз, как это бывало в преддверии очередного обострения подагры.

Всё становилось обыденным и хмурым в опустевшем доме, где Анет всегда играла какую-то незаменимую ангельскую роль – проникновенную и солнечную. Это место так и осталось пустым, как зияющая дыра в небе, утратившая свою яркую звёздочку.

Глава II

Анна, томно потягиваясь в постели, нежилась под одеялом, испытывая явное блаженство от простой возможности не решать множество задач, которые вырисовывала ей жизнь, не думать сегодня о проблемах, навалившихся на неё в конце недели, и чувствовать себя гусеничкой, которая явно не готова взлететь, превратившись во что-нибудь крылатое. Выходной! Каким долгожданным, каким желанным был этот день. «Да, сегодня я побуду просто гусеницей», – решила она, погружаясь в приятную дремоту.

Анна невольно вспомнила случай из своего детства с одной из таких красавиц. Тогда ей не было и десяти. Она лежала в больнице, а родители навещали её по вечерам. Однажды на дневной прогулке ей и встретилось это мохнатое чудо весьма внушительного размера. Гусеница, выползшая на тротуар, вероятно нежилась, подставляя бока первым солнечным лучам. Надо сказать, что бока у неё были знатные: ярко-красные, пушистые, с чёрными пятнышками сверху. Такой сочный экземпляр она видела впервые. Анна погрузилась в наблюдение, отслеживая каждое движение этого восхитительного создания, и не заметила, что со стороны приближался какой-то прохожий. Внезапно его нога в грубом ботинке резко раздавила гусеницу. Произошло это так стремительно, что Анна не сразу осознала, что её новой подруги больше нет. Беспощадный вояка в мужском обличии молча проследовал дальше, держа за спиной руки со сжатыми кулаками, а она так и стояла не в силах отвести взгляд от маленького мокрого пятнышка на асфальте. Потом она села на траву и так долго и отчаянно плакала, словно кончилось сегодня её детство вместе с той короткой и яркой жизнью гусеницы.

Её воспоминания прервал неожиданный звонок в прихожей.

– Ну, нет. Кого принесло? Только не сегодня… – раздражённо пробурчала Анна и, укутавшись в одеяло с головой, вновь закрыла глаза. Звонки повторились, потом в замке заскрежетал ключ. «Мама, – догадалась Анна, – это она может запросто вваливаться в мой дом, если мой телефон отключён. А если я не одна?»

– Знаю, знаю, что ты одна, – словно услышав мысли Анны, говорила мать, заходя в прихожую.

– Интересно, откуда ты это можешь знать?! – резко сбросив одеяло и подскочив на кровати, прокричала Анна.

– Потому что знаю твой характер. Вряд ли найдётся смельчак, который захочет быть рядом, – спокойно сказала мать, убирая принесённые продукты в холодильник.

– Ма-ма! – закатывая глаза, крикнула дочь, явно несогласная с такой постановкой вопроса, – когда захочу выйти замуж, я буду там без чьих-либо советов или предположений! Но поскольку мне это сейчас не нужно, то лежу здесь и хочу выспаться в свой выходной, и чтобы мне никто не мешал, и уж тем более не забивал мой холодильник всякой ерундой, которую я всё равно есть не буду.