Женщина и тайны звезд

– Посмотрим, – сказала мать, возвращаясь в прихожую. – Я не хотела нарушить твой покой в одиннадцать часов утра. Прости, меня уже нет. – Зинаида Викторовна направилась к двери.

– Да где они, эти мужики?! Разве что в музее остались на картинах! – прокричала Анна, бросив подушку вслед уходящей матери. «Бесят эти странные люди, которые иногда ещё являются и твоими родителями», – пробурчала она.

Сон как рукой сняло. Анна вновь забралась под одело, напрасно пытаясь вернуть себя в прежнее состояние.

«Какая же я дура, – подумала она, недовольно сползая с кровати и нащупывая ногами тапочки, – умею же я взорваться там, где можно просто промолчать и проявить терпение. Нет, видимо, гусеница я неубиваемая. Куда мне до бабочки? Эта работа вымотала меня окончательно». Анна испытала знакомое чувство вины перед матерью, плюхнувшись в кресло и автоматически включив телевизор, но тяжёлые мысли не давали покоя, щемя сердце. Через пару минут она выключила «кричащий ящик», нервно швырнув пульт на столик и разрыдалась, закрыв лицо руками.

В свои двадцать восемь лет Анна руководила консалтинговым агентством, которому, по большому счёту, отдавала всё своё время, ресурсы, чаянья и надежды. Она упорно и стремительно выстраивала карьеру, не скупясь на образование. Каждодневный труд, часто без нормального сна и полноценного отдыха, стал основой и смыслом её жизни. Двигаясь к своей цели, она надеялась в конечном итоге обрести все желаемые блага и место в обществе, что, вероятно, можно будет назвать простым словом счастье. «Когда же я была счастлива?» – вдруг подумала Анна, на мгновение перестав всхлипывать. Но вскоре поток слёз обрушился с новой силой. Она жалела себя, но вряд ли позволила бы кому-либо сделать то же самое. Когда рыдания стали затихать, выдавая очевидное положение вещей, Анна, обладавшая прекрасными аналитическим способностями, подвела короткий итог: «Я хороша собой, образована. У меня чудесный дом, приличная машина, друзья, работа… У меня всё в порядке, кроме одного – я перестала улыбаться…»

Конечно, улыбка была в арсенале безупречного специалиста. Анна улыбалась важным гостям, заказчикам, персоналу, владельцу компании и ещё многим нужным людям. Эта улыбка была, словно розочка на торте, созданная из масла с сахаром, окрашенных в нужный цвет, и не имела ничего общего с яркой и цветущей улыбкой, вызванной искренним и естественным чувством радости и способной осветить весь мир вокруг.

– Боже мой, что ждёт меня дальше в этом чудовищном водовороте встреч, обязательств, решений, отчётов, «заколачивания гвоздей» в головы тех, кто не соответствует, кто…

Анна осеклась и, словно осознав главное, затихла, а затем почти взвыла: «Со-от-вет-ство-вать!» – вот причина моей усталости, стервозности, гнева, одиночества и страха. Соответствовать заданным формам, стандартам, нормам и правилам, а значит и чьим-то ожиданиям, убеждениям и прочим надуманным условностям, в которые ты попадаешь, словно в паутину к огромному пауку, который так искусно дёргает за липкие и тягучие нити. Вот и становишься ты таким же пауком, лишь меньшего размера, создавая себе новых пауков-жертв, которые в результате пожирают друг друга, впрочем, как и себя самих, даже не замечая этого».

Анна вновь принялась было всхлипывать, как неожиданно вспомнила: «Мой сегодняшний сон… Я видела, – она пыталась вспомнить, но содержание сна расплывалось в сознании, словно дождевая вода на стекле. – Нет-нет, я хочу вернуться… Я чувствовала такую нереальную окрылённость и восторг, свободу и лёгкость… Бабочка! Я была словно бабочка… Но я не помню событий…».

Пытаясь вспомнить, что же всё-таки снилось, – Анна очнулась от своих недавних терзаний, которые в это мгновение показались ей чем-то вроде пыли на шкатулке с бриллиантами. Она неожиданно обрела глоток свежего воздуха, едва вспомнив о своём сне. «Ну уж нет, так просто я не сдамся, – задумчиво сказала она сама себе, – будет и на нашей улице… бабочка».

Через некоторое время Анна уже сидела в своей новенькой машине, направляясь прочь от многолюдных городских улиц. Выехав на трассу за пределы города, она сразу почувствовала облегчение и громко запела, радуясь такой возможности: «Я сегодня повелительница звёзд, королева всех полей и всех берёз», – Анна рассмеялась, неожиданно уловив манящую рифму, отметив, что накрыло её, по-видимому, основательно и метко: таких спонтанных шагов она не делала с юности.

Путь Анны лежал на малую родину – в небольшой посёлок примерно в ста восьмидесяти километрах от города. Осматривая уже знакомые пейзажи окрестностей, она подумала: «Я ведь не была здесь сто лет, хотя душа так давно рвётся в родные места, к знакомым улицам, на могилу отца. Помогала ли я ей осуществить желанное?» Анна всем своим существом чувствовала волнующую радость, которая тёплым потоком спускалась к самым кончикам её тонких пальцев, крепко сжимающих руль автомобиля. «В следующий раз обязательно возьму с собой маму, – проговорила она вслух, – а пока пусть это будет разведывательный десант в моём лице». – Эти слова были последними из того, что помнила Анна, очнувшись в реанимации районной больницы через сутки.

Шокированная своим новым состоянием, в окружении проводков, трубок и разных приборов, она пыталась понять, как здесь очутилась и почему. Медсестра, заметив, что пациентка открыла глаза, позвала врача и ловко ввела иглу капельницы ей в вену.

– Что со мной? – растерянно прошептала Анна.

– Авария. Не тревожьтесь. Не пытайтесь двигаться. Доктор уже идёт, – быстро произнесла медсестра, нажимая на кнопки каких-то приборов.

Врач действительно появился через минуту, одобрительно кивнув медсестре.

– Здравствуйте, Анна Витальевна. Вы в районной больнице города Б. Вас доставили сюда с тяжёлыми травмами. К счастью, они не опасны для жизни, однако потребуется длительное лечение и восстановление. Сделаем ещё некоторые анализы, дабы получить ясную картину и назначить дальнейшее лечение, – пояснил врач и добавил: – Организм у вас молодой, справится, я надеюсь, достойно.

Анна, с трудом вникая в его слова, попыталась приподнять голову, чтобы оглядеть своё тело, но тут же опустилась обратно.

– Ой-ой, не так резво, делать это сейчас опрометчиво. Вам показан постельный режим и здоровый сон. А под капельницей тем более рекомендую лежать смирно. Вам поставили обезболивающее, которое я назначил на эту неделю.

– Что со мной? Я не помню… Что случилось? – спросила испуганная Анна.

– Вы ехали на машине, когда встречный грузовик потерял управление, произошло столкновение. Возможно, водитель заснул за рулём. Мне это неизвестно. Ваша машина оказалась в кювете, спасла подушка безопасности. Вы получили сотрясение мозга. Сломаны два ребра, ключица и кисти обеих рук. Был вывих плеча, ноги, к счастью, целы, здесь обошлось ушибами и ссадинами. К нам вас доставили без сознания. Хорошо, что пришли в себя. Нам удалось остановить внутреннее кровотечение, что было наиболее опасным для вас. При такой аварии исход мог быть самым нежелательным. Медработники, забиравшие вас с места аварии, говорили, что машина влипла по уши. Через какое-то время вас навестят из органов, чтобы выяснить обстоятельства дела, они могут рассказать подробнее. Но пока доступ посетителей запрещён. Нам доставили ваши вещи. Телефон постоянно звонил, поэтому мы отключили его. Если надо кому-либо сообщить о случившемся, дайте знать, мы сделаем соответствующие звонки.

– Да-да, – прошептала Анна, – скажите маме… и на работу… Альберт Геннадьевич. – Она закрыла глаза, ощутив нехватку сил.

– Хорошо. Отдыхайте, я зайду вечером, – сказал врач и покинул палату.

Его величество случай преподносит нам неожиданные повороты, которые никоим образом не входили в наши планы. Но они лишь на первый взгляд удивляют своими непредсказуемыми сценариями и развязками. А на самом деле это верные подсказки судьбы, которая отчаянно кричит нам о том, что мы упорно не хотим видеть и принимать.

Анна проснулась с первыми лучами солнца и с интересом посмотрела в окно. «Весна. Скоро станет совсем тепло. Уже больше месяца я в больнице – целая вечность. Гипс, таблетки, уколы, анализы, процедуры. Я почти здорова, это уже очевидно, пора домой, дома, как известно, и стены лечат». – Она вздохнула и опять закрыла глаза.

Палата была на четверых, с большим окном и широким подоконником, на котором стояли две герани. Ещё в досоветское время здесь располагалась женская гимназия, а в Великую Отечественную был военный госпиталь, о чём напоминала табличка у входной двери. Свежий ремонт, новые шторы оливкового цвета, светлые кровати и тумбочки придавали старому помещению довольно уютный вид.

Анна внезапно услышала незнакомый женский голос и повернула голову. Грузная, средних лет женщина с коротко остриженными волосами, в белом халате, наброшенном на плечи, настойчиво убеждала девушку, накануне поступившую в их палату, в нелепости принимать всё как есть и плыть по течению. Некоторые слова доносились неразборчиво, но тон их выдавал явное желание внести некие поправки или изменения в жизнь молодой особы. Та почти безразлично смотрела в потолок, изредка покачивая головой, выражая своё несогласие, затем произнесла:

– Я ничего не знаю и ничего не могу изменить.

– Знаешь! – уже с раздражением крикнула посетительница. – А если не знаешь, тогда лежи в этой долбаной больнице и умирай от тоски и скуки. – Женщина резко встала со стула и вышла из палаты. «Интересно, – подумала Анна, – а ведь в точку. Я много думала здесь о случившемся и столько раз перебирала всю свою жизнь, что должна была уже понять простую истину: всё, что ты создал или не создал, непременно откликнется в твоём движении по жизни событиями и ситуациями, которые мы иногда рассматриваем как негативные или разрушительные. Но именно они порой уберегают нас от ещё больших проблем, которые мы выбрали, сами того не осознавая. Наша пассивная стабильность – наш бич и враг, которого мы так бережно лелеем и холим, стараясь избежать столкновений и конфликтов, перемен и открытий, из-за чего сами становимся заложниками своих предубеждений. Как же так вышло, что я, успешная бизнес-леди, сумевшая сделать карьеру, создать ту жизнь о которой мечтала, оказалась с мешком иллюзорного счастья? Да ещё в придачу отхватить столько травм и ограничений, которые вряд ли сделали мою жизнь счастливей. Самое интересное, что именно тогда, когда я решилась на поступок, призванный сердцем, и была так счастлива, случилась эта чёртова авария».

И тут Анна услышала глухие рыдания той самой соседки, которая недавно выказывала безразличие ко всему происходящему, а теперь, в отчаянии уткнувшись в подушку, давала волю своим чувствам. «Да, – подумала Анна, – наверное, медведица издаёт такой же рык, если её внезапно разбудить среди зимы. Женщина вообще способна на многое, если чаша её терпения и боли переполнилась до краёв. Сейчас она выпустит первую порцию этой мощной лавины, и я подойду к ней, возможно рискуя быть посланной к дальним берегам. Но всё же рискну».

Неожиданно в палату зашла медсестра, чтобы занести лежачей пациентке необходимое лекарство перед ужином.

– Батюшки! Что у нас тут за потоп? – всплеснув руками, произнесла она.

Анна уверенным жестом дала понять, что всё в порядке, не произнося ни слова.

– Я сейчас, – выпалила медсестра и быстро удалилась.

Через пару минут она принесла стакан воды и две жёлтые таблетки. Положив их на тумбочку беспокойной соседки, потребовала: «Немедленно пей, иначе доложу врачу, и он сделает такие уколы, что станешь спокойней удава». Медсестра так же быстро исчезла, как и вошла, а Анна грустно покачала головой.

Рыдания постепенно стали утихать. Дав ещё время своей соседке проявлять себя так, как ей хочется, Анна села на своей кровати и закрыла лицо руками: «Боже мой, как многострадален мир, в который нас приводят необдуманные шаги наших родителей. Как много в нём боли и отчаянья. Как мало в нём ответов и решений. Или… или они так просты и явны, что мы не замечаем их?» Эта мысль словно обожгла её. Какое-то время она сидела, окрылённая новым чувством, рождённым простым вопросом, затем открыла лицо, встала и уверенным шагом направилась к постели своей взволнованной соседки.

– Здравствуй, – прошептала Анна, не ожидая ответа.

Она присела на кровать и, едва прикасаясь, осторожно погладила девушку по руке. Та настороженно притихла, вероятно, удивлённая странным поведением незнакомой соседки. Через некоторое время она медленно повернулась к Анне лицом, оглядела её через щёлочки опухших глаз и сдавленным, тихим голосом, всё ещё всхлипывая, произнесла своё имя:

– Май-я…

– Красиво, а я Анна, прости, что потревожила. Я знаю, как важно в такие минуты открыть шлюзы… и выпустить. Но мне сейчас пришла одна мысль, возможно, ты поможешь мне в этом разобраться.

Майя скептически уставилась на собеседницу.

– Вряд ли сейчас я могу кому-нибудь в чём-нибудь быть полезна, – буркнула она, шмыгнув носом.

– Понимаю, – ответила Анна. – А ты не думай о пользе или о том, что кто-то решил тебя пожалеть. Нет, я просто хочу спросить тебя, не без сочувствия, конечно, я сама в нём отчаянно нуждаюсь, потому и спрашиваю тебя: а если представить как данность, что решение проблемы всегда самое-самое простое и всегда рядом, и потому мы не видим его? Но это лишь на первый взгляд. А если ответ здесь и сейчас, и в том, что мы чувствуем?

Майя напряжённо свела брови к переносице, вероятно, пытаясь понять, чего хочет от неё нежданная гостья.

– Ну-у, – протянула она, пожимая плечами.

Анна терпеливо ждала ответа – любого: необдуманного, поспешного, даже нелепого. В наступившей тишине девушки смотрели друг другу в глаза не отводя взгляда. И вдруг Майя, озарённая новой мыслью, стремительно обняла Анну – так естественно, так легко, как умеют разве что дети. От неожиданности та чуть не упала с края кровати. Они сидели обнявшись, словно до этого момента их разделила судьба в путешествии жизней, чтобы позволить им вновь обрести друг друга именно тогда, когда они этого вовсе не ждали. Казалось, даже время замерло в эти мгновения простого человеческого участия, столь труднодоступного для многих.

Третья женщина, их общая соседка по больничной палате, молча наблюдала за происходящим широко распахнутыми глазами, по её щекам сбегали слезинки, поблёскивая под щедрым солнцем весеннего дня.

– Предполагаю, что скоро, Самойлова, – заверил на обходе врач в ответ на просьбу Анны выписать её поскорее, поскольку чувствует она себя вполне удовлетворительно. – Сделаем ещё некоторые анализы и, если всё в порядке, дольше держать вас здесь не будем, долечитесь дома. Поверьте, желающих занять вашу кровать больше, чем вы думаете, – ответил он и направился к следующей пациентке.

– Я готова, – выдохнула Анна.

После ухода врача ей захотелось прогуляться со своей новой знакомой по небольшому парку на территории больницы: насладиться весенней свежестью, полюбоваться милейшими листочками, которые относительно недавно проявили своё усердие показать себя миру. Всё в природе так стремительно оживало, будоражило и влекло, что пациентам не сиделось на месте. Всем хотелось быть причастными к возрождающейся жизни. Эта жизнь бурлила и в Анне, манящая и земная, так остро влекущая её к новым событиям. «Если судьба или высшие силы проверяют меня на готовность двигаться выбранным путём, могу заверить, что непременно доберусь туда, куда ехала, когда меня так резко „притормозили“, чтобы убедиться в силе моих намерений, – думала она, – я получила серьёзные травмы и перенесла много тяжёлых дней в ожидании, когда моё тело исцелится, но разве это сравнимо с муками души, которая отчаянно кричала в „безумном поезде“, несущемся по кругу в никуда. И ведь многие мечтают о моём положении, не понимая, в какую ловушку они могут попасть, в стремлении открыть коробку (увы, пустую), так красиво и ярко перевязанную шикарным бантом».

– Пойдём, Майя, немного прогуляемся, пора и нам внести свою лепту в красоту здешнего сада, – предложила Анна, подкрашивая губы.

Майя кивнула в знак согласия и достала изящную трость из-под кровати, хотя в больнице ходила без неё, слегка прихрамывая. Взглянув на Анну, улыбнулась, заметив её растерянность:

– Не волнуйся, обязательно отдохну на лавочке, как только почувствую усталость.

– Мои запястья тоже ещё отчаянно ноют даже после небольшой нагрузи, но я так устала торчать в этой больнице, что ушла бы отсюда пешком без раздумий. Кажется, я просто пропиталась запахом всевозможных лекарств и спирта.

Вскоре две, возрождающиеся к новой жизни собеседницы, неспешно прогуливались по солнечным аллеям, деликатно делясь своими историями жизни. Едва встретившись, они легко понимали друг друга, как бывает у очень близких, сроднившихся душой людей. Обнаруживалось сходство и в мироощущениях, и в чувствах, но при этом опыт жизни, темпераменты и характеры двух спутниц разительно отличались. Вероятно, судьба устроила всё для их встречи, возможно, выбрав необычный способ, но способ действенный.

– Мне так много нужно понять о себе. О себе настоящей, – сказала Анна, двигаясь размеренным шагом по аллее. – К тридцати годам я стала отлаженным винтиком в чужих умелых руках и отчасти превратила многих других в жалкое подобие себя. Словом, нередкая история. И я ни разу за это время не задала себе вопрос: чего же я хочу по-настоящему? – она вздохнула. – Наш мир абсурден, а мы в нём ходячие абсурды. Согласись, нелепо, например, видеть на экране предупреждение о вреде курения перед фильмом, пестрящем насилием и жестокостью. Это всё равно что волноваться из-за лишнего куска бекона, съеденного на завтрак, зная, что за следующим поворотом тебя собьёт грузовик. Моя же абсурдность заключалась в том, что изо дня в день я упорно жевала лишь восковые соты, так и не попробовав при этом настоящий мёд. Знаешь, в больнице у меня было много времени подумать об этом. Я словно видела свою жизнь со стороны и, как ты думаешь, что было самым ценным в этой картине?

Майя чуть искоса взглянула на Анну и одарила её очаровательной улыбкой:

– Весна?

– Если бы! Я думала, что свихнусь, если выброшу весь хлам из головы и перестану мыслить понятиями «надо», «должно», «правильно» и соответствовать всему тому, что принято в правилах игры. Понимаешь, природа не терпит пустоты. Выбрасывая что-либо, я искала замену, искала себя в ней. Ведь так просто подменить одну ложь другой. Что мы видим вокруг: теперь все умные, опытные и начитанные, все чему-то учат друг друга… Все хотят внимания, денег и признания, взамен на услуги, знания, товары и свою «исключительность». Ну пусть не все, но многие. Большинство лишь играет в свою «уникальность», копируя, по сути, чужой опыт. Всё это отвлекает, захламляет ум и отнимает время. Но мы ведь сами садимся на этот крючок, сожрав яркую приманку, пусть и полезную в чём-то… Где те, кто действительно полномерно заняты своей жизнью и счастливы по-настоящему, не на показ? Может поищем их в себе?

Анна замолчала, присев на край одной из скамеек, стоящих вдоль аллеи. Майя, внимательно посмотрев на собеседницу, села рядом. Жадно вдыхая весенний воздух и глядя в небо, она произнесла: «Каждое твоё слово откликается в моей душе».

Её чёрная, как смоль, коса лежала на груди, заплетённая примерно наполовину. Из-под белого берета выглядывали волнистые пряди волос, напоминая нежный образ новой Наташи Ростовой или иной, схожей с ней дивы давно прошедших лет, с тонкими изящными пальцами и бархатным голосом. Майя была высокого роста и держала себя с достоинством королевы, которая вынуждена испытывать некоторые ограничения. Её глаза, цвета тёмного шоколада, чуть прикрытые ресницами, хранили какую-то сокровенную тайну, которая делала её взгляд томным и чувственным.

В отличие от Майи, Анна была среднего роста, с тёплым низким голосом и пытливым взглядом серо-зелёных глаз, которые порой начинали излучать особенный свет, как глаза ребёнка, и выделялась роскошной копной рыжих, вьющихся от природы волос, придававших особый шарм её огненной натуре и хватке, которые оттачивались ею многие годы. Даже зимой она редко носила головные уборы, шутила, что с такой шапкой волос готова ехать зимовать на Северный полюс. В этот раз энергичный и сильный характер Анны подчёркивал шарф ярко салатового цвета.

Девушки какое-то время сидели молча, вдыхая ароматы весны и свежесть воздуха. Молчание нарушила огненно-рыжая, глядя куда-то вдаль:

– А главное, всё же, было до смешного простым ― та радость, которую я испытывала в детстве, в своём посёлке, куда я, собственно, и мчалась, попав в аварию. Радость заполняла меня всю без остатка, я дышала ей, и она была простой: лес, речка, коньки, санки, горки, сверстники… Наверно, как у всех. Ярко помню, как принесла в дом щенка, щедро подаренного мне подругой. Счастье было возиться с ним и получать его собачью преданность и любовь. Даже не знаю, кто любил меня так же, лишь за то, что я есть? Любила ли я так?

Анна размышляла какое-то время, погрузившись в прошлое, а затем тихо продолжила, глядя на спутницу:

– Знаешь, последнее время, началось это перед аварией, мне снятся сны, где я вижу себя в совершенно ином качестве. В этих снах я знаю свою суть, свою природу… верю, и вера эта – просто знание, что так, а не иначе. Вот и всё. Там я счастлива и любима. Я знаю, кто я… Когда я просыпаюсь, эти чувства остаются со мной ещё некоторое время. Какой-то частью души я знаю, что так и должно быть, но, чтобы сохранить и проявить это, необходимы условия.

Анна замолчала, а Майя, не дождавшись продолжения, произнесла:

– Я понимаю тебя. Ты познала разницу и стремишься к эталону. Природа – несокрушимый источник энергии. Истина тянется к истине, природа – к природе. Все мы знаем об этом. Но часто убеждены, что жизнь выворачивает нам руки, и сдаёмся мы под бременем боли, привыкая жить в кандалах, которые уж точно не издают божественного звучания, как «музыка» птиц или водопадов. Я искала счастье немного иным путём. Мы строили храм с той лёгкостью и самоотдачей, которые появляются, когда ты горишь идеей, и эта энергия даёт тебе силы и мужество.

– Для чего храм?

– Для че-го? – протянула Майя, усмехнувшись, – вероятно, для любви и творчества, которые и есть для меня молитва. А ещё, для того чтобы объединить людей и обрести мир в душе. – Она закрыла лицо руками, словно стесняясь своих слов. – Теперь я знаю, что это иллюзия. Но пять лет, день за днём, я отдавала себя смирению, созиданию, благотворительности и образованию. Вряд ли я стану сожалеть об этом времени. Сегодня я держу в руках свою «бусину счастья», но на ней глубокие царапины-шрамы. Нет посредников между мной и Богом. К сожалению, это я познала это не так давно, и это моя «бусина», выстраданная и дорогая. Я поняла, что пресловутое состояние единства, о котором все говорят и к которому многие стремятся, рождается лишь среди равных и зрелых. Очень важно знать своё место в этом мире и быть рядом со своими людьми. – Помолчав немного, она посмотрела на Анну: – Мама всегда была против моего служения. У неё горячий нрав и сильный характер. Мои родители расстались пять лет назад, и вскоре после этого отец погиб. Он был лётчиком-испытателем и тоже обладал подобными качествами. Я же, напротив, всегда хотела тишины и уединения в поисках лада с собой, с Богом. А после смерти отца, тем более. «Смирение – это смерть», – твердила мне мать. Но смысл этого я поняла лишь сейчас. Смирять свои слабости и пороки, свои претензии к миру и свою власть над ним – благо. А смирение в угоду чужой игре под соусом благолепия – огромная глупость. Кто не знает эти прописные истины? Но я споткнулась… Мои ошибки привели меня сюда. Понимая это, я начну писать новую главу своей жизни.

Майя встала со скамьи, словно подтверждая своё намеренье двигаться вперёд. Анна последовала за ней как заворожённая, задумчиво глядя себе под ноги:

– А я подумала, что причина твоих слёз – любовь.

– Именно так, – кивнула Майя, – любовь к себе, а точнее, нелюбовь.

– Но ведь ты делала всё из лучших побуждений. Если по какой-то причине ты поняла, что обманута людьми, разве это твоя вина?

– Ошибка – думать, что есть я и есть мир, который перечит нам в чём-то. Не случается вокруг того, что нет в тебе. Всё же мой ум брал верх над сердцем, заглушая его негромкий голос и не замечая очевидное. Я получила лишь то, чему позволила быть, что выбрала, пусть и неосознанно. Часто форма отвлекает нас от содержания, как известно. Всё, что мне нужно сейчас, – уже здесь, в этом моменте.

Майя сказала последние слова так убедительно и легко, что Анна невольно засмотрелась на собеседницу, вглядываясь в её черты. Тут ей показалось, что невидимая дверца отварилась в необъятный мир будущего, где им с Майей уготована своя дорога, своя история и свои задачи. Тончайшая вуаль отделяет одну реальность от другой, а ты в это мгновение ловишь что-то глубинно-незримое в своём безмолвии и многоголосии чувств, заимствованных оттуда, из будущего, которое уже есть.