Первые искры

Он не чувствовал триумфа победителя. Он чувствовал священный трепет творца, который случайно заглянул за завесу тайны мироздания.

Огонь был рожден. Не украден у небес, не принесен издалека. Рожден здесь, в их доме, из камня, мха и воли одного из них. И это знание, это новое, теплое, живое пламя в центре их холодного мира меняло абсолютно всё.

Глава 52: Чудо или Случайность?

Пламя, родившееся из ничего, танцевало в центре расщелины. Оно еще было маленьким, робким, но его свет – наглый и живой – уже начал пожирать предрассветную тьму. Он отбрасывал длинные, дрожащие тени, которые плясали на каменных стенах, превращая знакомую пещеру в чужое, мистическое место, полное движущихся призраков.

Группа застыла, словно внезапный мороз сковал их всех разом. Никто не двигался, никто не дышал. Они были изваяниями из камня, застигнутыми врасплох невозможным. Их мир всегда делился на то, что есть – камень, вода, звери, – и то, что случается – гроза, восход, смерть. Но это… это было сделано. Оно не пришло с неба, не было принесено издалека. Оно родилось здесь, из камня и воли.

Первым звуком, нарушившим оцепенение, стал тихий треск горящей веточки. Этот простой, почти домашний звук был в этой тишине оглушительнее рева саблезуба. Он был реальным. За ним пришло первое ощущение – волна сухого, живительного тепла, которая коснулась замерзших лиц и начала пробираться под шкуры. Это тепло было другим, не как от холодного, далекого солнца. Оно было их собственным.

Первой очнулась Лиа. Ее материнский инстинкт, древний и могучий, оказался сильнее шока. Она посмотрела не на огонь, а на своего Малыша. Его дыхание, все еще слабое и прерывистое, казалось чуть ровнее в наступающем тепле. Этого было достаточно.

Крепче прижимая к себе дитя, она сделала один медленный, нерешительный шаг к огню. Потом еще один. Ее босые ноги ступали по холодной земле так, словно она боялась провалиться сквозь нее. Она приближалась не просто к костру, а к алтарю, к чему-то священному и пугающему одновременно. Ее движение сломало лед общего оцепенения. Один из подростков, дрожа от холода и страха, пополз следом, не решаясь встать в полный рост. Старая самка, прикрывая глаза ладонью от непривычно яркого света, медленно поднялась на ноги. Они двигались не как единое целое, а как отдельные, завороженные существа, притягиваемые к новому центру их вселенной.

Лиа подошла ближе всех. Ее огромные, все еще влажные от слез глаза смотрели не столько на огонь, сколько на Зора, который все еще сидел на коленях рядом со своим творением, словно не веря в то, что сделал. В ее взгляде смешалось все: облегчение от спасения, благодарность за тепло, потрясение от увиденного чуда. Но поверх всего этого было новое, доселе неведомое чувство – обожание. Он не был просто сильным самцом. Он не был просто странным наблюдателем. Он был тем, кто дал жизнь этому теплому чуду. Тот, кто, возможно, вернул дыхание ее ребенку. Он был больше, чем они все. Малыш на ее руках шевельнулся, инстинктивно поворачивая личико к источнику тепла, и этот едва заметный жест стал для нее окончательным подтверждением чуда.

Курр не двинулся с места. Он стоял чуть поодаль, опираясь на свою гладкую палку, и его глубоко посаженные глаза медленно переходили с огня на Зора, с Зора на Лию, с Лии на Торка. Он видел не просто пламя. Он видел будущее. Он, чья память хранила лишь страх перед холодом и тьмой, видел перед собой оружие против них. Он видел свет, в котором можно работать ночью. Он видел тепло, которое спасет слабых и детей. Это не было чудом в его понимании. Это был сдвиг мира, тектонический разлом в привычном порядке вещей. И в его взгляде, обращенном на Зора, было глубокое, задумчивое уважение. Уважение не к силе мышц, а к чему-то новому, непостижимому и бесконечно важному.

Торк остался на периферии этого зарождающегося круга тепла. Он единственный не смотрел на огонь с восторгом. Он хмурился, его массивные надбровные дуги сошлись на переносице. Его могучие плечи были напряжены, как у зверя, готового к прыжку, но не знающего, куда прыгать. Кулаки то сжимались с такой силой, что костяшки белели, то разжимались, словно он пытался стряхнуть непонятное напряжение. Его маленькие глазки были прищурены, и смотрел он не на пламя, а прямо на Зора. Торк понимал мир через простую иерархию силы. Он был самым сильным, и это давало ему право на лучший кусок, на лучшую самку. А сейчас этот худой, странный юноша, которого он всегда презирал за слабость, создал нечто, что сделало его, Торка, бессильным. Он не мог сразиться с огнем. Он не мог запугать его. И все взгляды теперь были обращены не на его мощные мускулы, а на хрупкую фигуру Зора. В его глазах смешались недоверие к этому непонятному фокусу и холодная, ядовитая капля зарождающейся зависти к этой новой, пугающей силе, которую нельзя было сломать, нельзя было укусить, нельзя было победить в поединке.

Зор, наконец, поднялся на ноги. Он подбросил в огонь еще веток. Пламя взметнулось выше, становясь уверенным, сильным костром. Он не был больше отстраненным наблюдателем. Он был хранителем, жрецом этого нового божества.

Группа, все еще молча, начала рассаживаться вокруг огня, образуя неровный, но отчетливый круг. Впервые они сидели не спиной друг к другу, ища тепла в телах, а лицом к общему центру. Их лица, до этого серые и измученные, были озарены живым, золотистым светом.

Лиа села рядом с Зором, не отводя от него восхищенного взгляда. Курр опустился чуть поодаль, погруженный в свои мысли. Торк же остался стоять в полутьме, за чертой света, его огромная фигура казалась скалой, сопротивляющейся потоку всеобщего облегчения. Он скрестил могучие руки на груди, но этот жест был не знаком расслабленности, а способом сдержать рвущуюся наружу ярость и растерянность. Он был частью группы, но уже не был ее неоспоримым силовым центром.

Вопрос «Чудо или случайность?» висел в холодном воздухе. Для большинства это было чудо. Для Курра – поворот истории. Для Торка – вызов. Но для всех без исключения мир, в котором они проснулись, уже не был тем миром, в котором они засыпали. И в центре этого нового мира горел огонь, рожденный из камня и воли.

Глава 53: Второе Пламя

Ночь перестала быть врагом. Впервые за их жизнь она была просто… ночью. Группа сидела в неровном круге, лицами к огню, который стал новым, живым сердцем их мира. Треск сухих поленьев был единственной музыкой в этой наполненной покоем тишине. Тепло, густое и ласковое, прогоняло дрожь из тел, расслабляло сведенные от вечного холода мышцы.

Лиа, сидя ближе всех к Зору, тихонько укачивала Малыша. Его дыхание, омываемое теплым воздухом, стало глубже и ровнее, мучительные хрипы почти прекратились. Это было зримое, дышащее доказательство силы огня. Зор, хранитель пламени, чувствовал на себе взгляды соплеменников. Он был измотан до предела, но внутри него росло новое, тяжелое чувство ответственности. Он подбрасывал в огонь ветки, и каждый раз, когда пламя взмывало выше, по кругу проходил тихий, довольный вздох. Убаюканные этим непривычным чувством безопасности и тепла, один за другим члены группы начали засыпать прямо на своих местах, погружаясь в самый глубокий и спокойный сон за многие месяцы.

Зор боролся со сном, но его тело, преданное неделями истощения и нервного напряжения, взяло свое. Его голова на мгновение опустилась на грудь, и он провалился в тяжелую, вязкую дрему.

Пробуждение было резким, как удар. Его разбудила не тишина. Его разбудил холод. Тот самый, знакомый, пронизывающий до костей холод, который, как они надеялись, был побежден навсегда.

Огонь погас.

Одно из поленьев прогорело и рассыпалось, завалив последние угли толстым слоем пепла. В центре расщелины зияла черная, мертвая дыра. Танцующие тени исчезли, и на их место вернулась абсолютная, гнетущая тьма, ставшая еще чернее и страшнее после недолгого пребывания на свету.

Первым звуком стал испуганный, жалобный хнык одного из детенышей, разбуженного ледяным прикосновением камня. Затем снова раздался сухой, мучительный кашель Малыша, вернувшийся вместе с холодом. Паника была не громкой, а тихой и липкой, как болотная трясина. Это был ужас от потери только что обретенной надежды. Все взгляды, полные первобытного страха, метнулись сквозь тьму и впились в силуэт Зора.

На него обрушилась вся тяжесть их молчаливого, вопрошающего ужаса. Сделай это снова. Верни его. Он сам был напуган. Было ли утреннее событие лишь счастливой случайностью? Подарком, который дается лишь раз?

Он заставил свои онемевшие от холода и страха пальцы двигаться. Он нашел свои камни, свое глиняное «гнездо». Он отсыпал щепотку драгоценного трута. Группа, затаив дыхание, следила за каждым его движением, за каждым шорохом.

Он ударил. Чирк! Искра улетела в сторону. Его руки дрожали, не слушаясь его. Чирк! Еще одна. Мимо. Он спешил, паника мешала ему сосредоточиться. Он ударил снова и снова, но ритм был сбит, движения – рваными. Ничего не происходило. Старая самка, мать Грома, тихо заскулила и спрятала лицо в своих коленях, не в силах больше смотреть. Один из подростков, тот самый, что играл с тенями, начал раскачиваться из стороны в сторону, издавая тихие, панические звуки. Даже Гром, второй по силе самец после Торка, отвел взгляд, его плечи поникли в смирении перед вернувшейся тьмой.

Зор остановился, заставил себя глубоко вздохнуть. Он приготовил новую порцию трута. Вторая попытка. Он старался бить увереннее. Чирк! Хорошая, яркая искра сорвалась с камня и приземлилась на трут! Но… ничего. Дымка не было. Возможно, трут отсырел от ночного воздуха. Возможно, искра была недостаточно горячей. Неудача.

Напряжение в расщелине стало почти осязаемым. Оно было гуще, чем тьма. Теперь это была не просто неудача, а приговор. Чудо было одноразовым. Он их обманул. В темноте он услышал презрительное фырканье Торка. Этот звук ударил его сильнее, чем холод.

Зор был готов сдаться. Силы оставили его. Он опустил руки. Это была случайность. Он – самозванец. Он посмотрел в темноту, туда, где сидела Лиа. Он не видел ее лица, но чувствовал ее отчаяние. Он слышал слабое, прерывистое дыхание ее ребенка. И это ощущение чужой беды оказалось сильнее его собственной.

Он закрыл глаза. Он заставил себя вспомнить. Не панику, не холод, а утреннее озарение. Удар. Искра. Пища. Это не магия. Это знание. Он должен просто повторить то, что уже знает.

Он начал в третий раз. Его движения изменились. Они стали медленными, тяжелыми, но предельно точными. Он не спешил. Он выбрал лучший участок на Камне-Отце. Он проверил хват. Он прицелился.

Чирк!

Один-единственный, выверенный, идеальный удар. Золотая, жирная искра прочертила во тьме дугу и упала точно в цель.

Снова появилась та самая, тонкая струйка дыма.

На этот раз Зор действовал без паники. Его дыхание, когда он склонился над гнездом, было ровным и уверенным. Он не умолял, а приказывал. Он раздувал тлеющий уголек, и тот подчинился. Он поднес травинку, и она вспыхнула.

Когда второе пламя родилось из тьмы, реакция группы была иной. Это был не шокированный восторг перед чудом. Это было глубокое, содрогающее все тело облегчение. Облегчение от подтверждения.

Старая самка подняла голову, и по ее морщинистому лицу потекли слезы. Подросток перестал раскачиваться и с открытым ртом смотрел на огонь, словно видел его впервые. Гром издал низкий, гортанный звук, в котором смешались облегчение и удивление.  Лиа смотрела на Зора со слезами на глазах, но теперь в ее взгляде была не только благодарность, но и абсолютное, непоколебимое доверие. Курр медленно кивнул, словно важная теория нашла свое подтверждение. Мир действительно изменился. Торк, стоявший в тени, не произнес ни звука. С его лица исчезла ухмылка. Зависть никуда не делась, но к ней примешалось нечто новое – почтительный страх. Страх перед силой, которую нельзя одолеть кулаками.

Они выжили не благодаря случайности. Они выжили, потому что один из них обладал знанием.

Теперь все знали: это не чудо. Это был навык.

Глава 54: Человек-Огонь

Солнце еще не коснулось края ущелья, но расщелина была уже живой. Группа просыпалась не от пронизывающего холода и липкого страха, а от мягкого тепла и терпкого запаха дыма. В центре, у уверенно горящего костра, сидел Зор. Он не спал. Он подкладывал в огонь сухие ветки, и это простое действие выглядело как священный ритуал. Он был не просто одним из них. Он был хранителем, жрецом нового, теплого божества.

Поведение группы изменилось. Проснувшись, они не сбивались в дрожащую кучу, а инстинктивно поворачивались к огню. Их движения были медленнее, увереннее. Лиа, прежде чем заняться Малышом, подошла к ручью, набрала воды в большой лист лопуха и молча поставила его на камень рядом с Зором. Это был не приказ и не просьба. Это был жест подношения, дань уважения. Зор коротко кивнул, принимая дар. Остальные самки наблюдали за этой сценой, их глаза запоминали новый, еще непонятный порядок вещей.

Один из молодых, крепких самцов, который всегда держался в тени Торка, с завистью следил за этой сценой. Он видел уважение во взгляде Лии. Он видел, как к Зору относятся остальные. Он не понимал, что именно сделал Зор, но видел результат – власть. И он захотел такую же.

Он внимательно наблюдал за Зором, пытаясь запомнить его движения. Затем, когда ему показалось, что никто не смотрит, он отошел в свой угол. Он не стал искать "правильные" камни. Он просто схватил два увесистых булыжника, лежавших у его ног. Он присел на корточки, подложил под них пучок сухой травы и начал бить.

Его действия были грубой пародией на ритуал Зора. Вместо резкого, скользящего "чирк!", раздавался глухой, тупой "бум!". Вместо снопа ярких искр вылетала лишь каменная крошка, которая больно била его по рукам. Он бил снова и снова, вкладывая в удары всю свою силу и ярость, но результат был нулевым. Трава оставалась нетронутой.

Попытка не осталась незамеченной. Сначала на молодого самца смотрели с любопытством. Но после десятка бесплодных ударов по группе пронесся тихий, насмешливый гул. Другой молодой самец, решив, что первый просто глуп, попробовал сам, но с другими камнями. Тот же результат. Торк наблюдал за этим с презрительной ухмылкой, довольный провалом потенциальных конкурентов в его стае.

Зор смотрел на их тщетные усилия со своим обычным, отстраненным любопытством. Но когда один из самцов потянулся к его собственным, отложенным в сторону "огненным камням", Зор издал короткое, резкое рычание. Это было не похоже на его обычное поведение. Это был звук собственника, защищающего свою самую большую драгоценность. Он инстинктивно придвинул камни и трут к себе. Он не понимал этого разумом, но чувствовал нутром: это знание – его сила. Его выживание. И он не собирался им делиться.

Этот жест расставил все по местам. Группа поняла: дело не в движении, а в чем-то еще. В особых камнях, в особом мхе, в особом знании. В чем-то, что было только у Зора.

Его статус изменился окончательно. Он больше не был "Зором-Наблюдателем". Теперь, когда кто-то из детей подбегал слишком близко к огню, мать, оттаскивая его, бросала извиняющийся взгляд на Зора. Когда требовалось усилить пламя, чтобы обогреть всех, взгляды обращались к нему. Он стал неотделим от огня. Для них он был "Тот-Кто-Дает-Огонь".

Кульминация наступила к вечеру. Торк и другие охотники вернулись с добычей – молодой антилопой. По старому закону, Торк, как вожак охоты, брал себе лучший кусок – печень или сердце. Он так и сделал, подойдя к туше и вырвав свой приз. Группа замерла в ожидании.

Но затем произошло немыслимое. Торк не начал есть сам. Он прошел мимо рычащих от голода самцов и, подойдя к костру, с силой бросил второй лучший кусок мяса на камень рядом с Зором. Он не смотрел на него. Он просто издал короткий, недовольный, но значащий гортанный звук и отошел к своему месту.

Это не был подарок. Это была плата. Дань. Признание того, что без тепла и света, которые дает Зор, его сила охотника теряет половину своей ценности.

Зор смотрел на дымящийся кусок мяса у своих ног. Он не был самым сильным. Он не участвовал в охоте. Но он ел одним из первых. В свете пламени, которое он сам породил, он медленно поднял свой кусок. Он больше не был просто Зором. Он был Человеком-Огнем. И это была новая, невиданная власть, основанная не на силе мышц, а на уникальном, только ему подвластном умении.

Глава 55: Закаленное Дерево

Утро в расщелине теперь начиналось не с лихорадочных поисков пищи, а с размеренной подготовки. Огонь, который поддерживал Зор, горел ровно и уверенно, став центром их маленькой вселенной. Вокруг него кипела жизнь. Самки перебирали коренья, собранные накануне, отбрасывая гнилые и складывая хорошие в кучу. Охотники готовились к вылазке. Торк, чья власть теперь основывалась исключительно на охотничьих успехах, проверял мускулы, разминался, рычанием подгоняя других самцов.

Зор сидел чуть поодаль от основной суеты, но рядом с огнем. Его роль была двойственной: он был и хранителем пламени, и ремесленником. При свете и тепле он мог спокойно заниматься тем, что раньше делал урывками, в короткие промежутки между страхом и голодом. Он взял свою любимую палку-копалку – длинную, прямую ветку акации, один конец которой он заострил камнем. Острие затупилось от постоянного ковыряния в твердой, каменистой земле. Зор начал методично соскабливать волокна с ее конца острым осколком кремня. Тонкая, светлая стружка, похожая на завитки, падала ему на колени.

Во время работы его отвлекли. Один из подростков, споткнувшись, уронил в костер охапку сырых, покрытых листьями веток. Огонь недовольно зашипел, выбросив клуб едкого, горького дыма. Зор, кашляя, отодвинулся от костра и машинально отложил свою палку-копалку на землю. Он не заметил, что положил ее слишком близко к очагу. Ее заостренный кончик оказался всего в нескольких дюймах от тлеющих углей, коварно скрытых под слоем серого пепла.

Он отвлекся на несколько минут, поправляя костер, вытаскивая сырые ветки и добавляя сухих дров, чтобы вернуть пламени силу. Когда он снова сел и потянулся за своим инструментом, то почувствовал странный, острый запах – не просто дыма, а горелого дерева. Он посмотрел на свою палку. Ее кончик дымился.

Зор быстро отдернул ее, инстинктивно подув на тлеющее острие. Дерево перестало дымиться. Кончик палки стал черным, обугленным, на вид – безнадежно испорченным. Он с досадой издал гортанный звук. Хороший инструмент, который служил ему долго, был загублен по неосторожности. Он уже собирался отбросить палку в сторону и искать новую, но что-то его остановило.

Он поднес обугленный конец ближе к глазам. Он был не просто черным. Поверхность стала какой-то другой – глянцевой, с мелкими трещинками, похожими на узор на спине черепахи. Он осторожно коснулся его пальцем. Вместо мягкой, волокнистой древесины он ощутил гладкую, неожиданно твердую поверхность.

Заинтригованный, он сделал то, что делал всегда, проверяя остроту – провел острием по загрубевшей коже своей ладони. Обычно оно оставляло лишь легкую белесую царапину. Сейчас же черный кончик прошелся по коже с неприятной, колючей жесткостью.

Он взял острый осколок кремня, которым только что точил палку, и попытался соскрести гарь. Обычно камень легко снимал стружку со свежего дерева. Но сейчас он соскальзывал с обугленной поверхности, оставляя лишь светлые полосы. Черный слой был тверже, чем дерево под ним.

Это было то же самое чувство, что и с глиной. Аномалия. Огонь не просто сжег и испортил дерево. Он изменил его. Сделал его другим. Твердым.

Взгляд Зора метнулся от обугленной палки к огню. Связь, которая зародилась при виде обожженного "гнезда", теперь стала почти осязаемой. Огонь меняет вещи.

Он решился на эксперимент. Он взял другую, обычную палку с грубо заостренным концом. Он показал ее Лие, которая наблюдала за ним с любопытством, дал ей потрогать мягкое, занозистое острие. Затем, на ее глазах, он осторожно, уже намеренно, сунул кончик этой палки в самую гущу раскаленных углей.

Дерево зашипело, задымилось. Зор держал его там несколько мгновений, внимательно следя за тем, как пламя лижет древесину, превращая ее в черный уголь. Он вытащил палку, когда кончик уже начал тлеть. Он потушил его, сунув в кучу влажного песка у ручья.

Когда остывший конец предстал перед ними, он был таким же черным и твердым, как и у первой палки. Он дал его потрогать Лие. Она с удивлением провела по нему пальцем, ее глаза расширились. Она поняла. Это не было случайностью. Это был процесс, который можно повторить.

Зор взял свое новое, черное, закаленное острие. Оно было не таким острым, как свежезаточенный кремень, но оно было прочным. Оно не сломается и не затупится так быстро. Он посмотрел в сторону Торка, который как раз собирал своих охотников. В руках Зора было не просто копье-копалка. Это было новое оружие. И он знал, кому его нужно отдать.

Глава 56: Оружие Огня

Запасы мяса, принесенного в прошлый раз, подошли к концу. Группа снова ощутила подступающий голод. Но на этот раз он был другим – не таким отчаянным. Тепло от костра экономило силы, и они не были на грани истощения. Однако потребность в белке, в сытной, жирной пище, была острой.

Торк, как главный охотник, чувствовал это острее других. Его авторитет, пошатнувшийся из-за возвышения Зора, мог быть восстановлен только через успешную, впечатляющую охоту. Его выбор пал на крупного лесного кабана, чьи свежие следы он видел у опушки. Это была опасная, но очень ценная добыча – гора мяса и жира, которой хватило бы надолго. Он собрал свою охотничью группу, раздавая короткие, рычащие команды. Он проверял их старые копья – палки с заостренными камнем концами. Они были привычными, но он знал их недостатки: часто ломались о кости и плохо пробивали толстую шкуру.

Зор наблюдал за этой подготовкой со своего места у огня. Он видел, как Торк с досадой отбрасывает копье с треснувшим острием. В этот момент Зор принял решение. Он поднял две палки, которые закалил накануне. Одна была его, вторая, более толстая и тяжелая, предназначалась для Торка.

Он подошел к группе охотников. Все тут же замолчали и уставились на него. Зор молча протянул Торку копье с черным, глянцевым наконечником.

Торк посмотрел сначала на копье, потом на Зора. Его лицо выражало полное недоумение, смешанное с презрением. Что это? Испорченная, сожженная палка? Он взял ее в руки, повертел. Она была тяжелее обычной. Он коснулся черного острия. Оно было тупым по сравнению с острым краем кремня. Он издал короткий, глумливый рык и хотел отбросить бесполезный инструмент.

Зор не отступил. Он взял свое, более легкое копье-копалку и с силой ударил им в ствол ближайшего дерева. Обычное острие затупилось бы или сломалось. Это же, с черным наконечником, вошло в кору с глухим, уверенным стуком и осталось целым. Затем Зор жестом показал на толстую, старую шкуру, лежавшую у входа в пещеру, и снова протянул копье Торку, предлагая ему попробовать самому.

Торк колебался. Его инстинкты кричали, что это глупость. Оружие должно быть острым, режущим. А это – тупое и обожженное. Но он видел демонстрацию Зора. Он видел, как странное копье выдержало удар, который сломал бы обычное. И, что важнее, он помнил силу огня. Что-то, связанное с этим огнем, не могло быть совсем бесполезным.

Другие охотники с любопытством смотрели на него, ожидая решения. Отказаться – значило проявить упрямство. Взять – означало признать, хоть и косвенно, правоту Зора. Скрипнув зубами, Торк принял решение. Он нехотя кивнул и вырвал копье из рук Зора. Он не доверял ему, но он был достаточно умен, чтобы понимать: если эта штука окажется полезной, лучше, чтобы она была в его руках. Он зажал новое оружие в кулаке, все еще полный скепсиса, и повел свою группу на охоту.

Они выследили кабана в густом подлеске. Зверь был огромен – гора щетины и мышц, с клыками, острыми, как осколки кремня. Охотники, издавая отрывистые крики, начали окружать его, не давая уйти в чащу. Их задача была измотать зверя, заставить его атаковать, чтобы подставить уязвимый бок.

Один из молодых самцов, слишком приблизившись, спровоцировал атаку. Кабан, взревев, рванулся на него. Охотник отскочил, а его товарищ, другой сильный самец по имени Гром, попытался нанести удар обычным копьем с кремневым наконечником. Острие чиркнуло по жесткой щетине, как камень по камню, и соскользнуло, оставив лишь царапину. Удар был сильным, но вся его энергия ушла впустую.

Торк выжидал момент. Он двигался параллельно мечущемуся зверю, держа свое новое, тяжелое копье наизготовку. Он не собирался его бросать. Он ждал шанса для одного-единственного, решающего удара.

Шанс представился, когда кабан, разъяренный криками, развернулся, чтобы атаковать самого Торка. Это был момент истины. Вместо того чтобы отступить, Торк сделал шаг навстречу. Быстрым, отточенным движением он вонзил тупой конец тяжелого древка в мягкую землю под ногой, прочно закрепив его. Он наклонил копье вперед, направив черный, глянцевый наконечник точно в грудь несущегося зверя. Его тело, напрягшееся до предела, стало живым продолжением этого оружия. Он превратился не в охотника, наносящего удар, а в несокрушимую стену из плоти и дерева, увенчанную острием.