Первые искры

Sumrak

Первые искры

Раздел 1. Заря Человечества: Дни Голода и Открытий

Глава 1: Рассвет над саванной.

Чернота ночи медленно истончалась, когда с востока потянулись первые неровные полосы света. Ледяной воздух заставлял тела, покрытые грубой, редкой шерстью, мелко дрожать. Холодный, влажный камень под ними отнимал последнее тепло.  Саванна была почти безмолвна, лишь назойливое зудение мелких, похожих на мошку тварей да редкий сухой треск высокой травы под порывами утреннего ветерка нарушали тишину. Пахло сырой землей и прелыми листьями. И вот, на краю земли, там, где небо сходилось с темной линией горизонта, свет пробился ярче, предвещая появление раскаленного диска.

Под нависающим краем скалы, где ветер ощущался слабее, первым зашевелился Курр. Его старое тело, с узловатыми суставами и выступающими ребрами, затекло. Он с усилием, издавая тихое кряхтение, приподнялся на одной руке. Мышцы спины свело знакомой судорогой. Он сел, его дыхание было прерывистым и хриплым. Взгляд, мутный со сна, но все еще цепкий, обежал спящих. Группа. Его. Слышалось только их неровное сопение да тихое поскуливание одного из самых маленьких. Курр напряг слух, его голова чуть повернулась, улавливая звуки извне. Пока тихо. Он несколько раз коротко, надсадно кашлянул, отхаркивая скопившуюся в горле слизь.

Сухой кашель Курра и его движения потревожили сон остальных. Лиа, самка с впалыми от недоедания боками, дернулась и инстинктивно сильнее прижала к своему бедру голенького, пищащего детеныша, которого она держала одной рукой, его теплая, беззащитная кожа касалась ее. Ее ноздри тревожно затрепетали. Рядом глухо заворчал Торк, крупный самец с массивными плечами. Он перевернулся, и его мышцы перекатились под грубой, покрытой застарелыми шрамами кожей. Зор, юноша, сидевший у самого края укрытия, уже не спал. Его глаза были широко раскрыты и внимательно следили за каждой игрой теней за пределами их временного лежбища. Остальные члены группы, несколько более тощих самок и пара нескладных подростков, начали шевелиться, издавая низкие гортанные звуки. Они машинально чесались, отгоняя невидимых блох и вшей, кишевших в их спутанной шерсти и на подстилке из смятой травы, пропитанной их запахами. Острый, кисловатый запах их немытых тел смешивался с запахом пыли, мочи и остатков вчерашней скудной трапезы – возможно, каких-то полусгнивших кореньев или раздавленных насекомых, издававших слабый, пресный душок.

Едва их сознание окончательно стряхнуло остатки сна, как знакомый сигнал пронзил все их существо. Голод. Он ощущался как тупой, ноющий камень в пустых желудках, как тугая петля, медленно затягивающаяся на внутренностях. Урчание в животах стало громче, настойчивее, почти болезненным. Детеныш Лии заплакал тоньше, пронзительнее, его маленькое тельце сотрясалось от голодных спазмов. Лиа безуспешно пыталась его успокоить, покачивая на бедре, ее собственные челюсти свело от пустоты в желудке. Торк несколько раз с силой ударил себя кулаком в грудь, его лицо исказилось в безмолвной гримасе. Их взгляды встретились – пустые, замутненные единственным, всепоглощающим желанием. Пища.

Курр, пошатываясь, поднялся. Его пальцы до побеления костяшек сжимали гладкую, отполированную долгим использованием палку – толстую ветвь, обломанную и обработанную его собственными зубами до нужной формы, со следами этих зубов на одном конце и глубокими зарубками от соскабливания мяса с костей на другом. Он ощущал знакомую шероховатость дерева под ладонью. Он медленно повел головой, осматривая открывшуюся в рассветном свете саванну. Его ноздри втягивали воздух, пытаясь различить знакомые запахи. Ветер донес едва уловимый, сладковато-гнилостный запах падали откуда-то с подветренной стороны – но слишком слабый. И еще что-то… едва заметное колебание воздуха, которое его сухая кожа на лице уловила, как намек на воду. Торк встал рядом, его тело напряглось, как у зверя перед прыжком. Он тоже втягивал носом воздух, но его взгляд был прикован к земле. Лиа, передав на мгновение хнычущего детеныша другой, более старой самке, уже рылась у подножия скалы, ее пальцы с обломанными ногтями деловито ковыряли твердую землю в поисках толстых, похожих на современные бататы, корневищ или сочных личинок крупных жуков. Она ощущала прохладу утренней земли и остроту мелких камней, впивавшихся в колени.

Тем временем Зор, сидевший чуть поодаль, подобрал два речных камня, которые он принес с собой от последнего водопоя. Один был округлым, другой – более плоским, с уже имеющимся естественным сколом. Он несколько раз ударил одним камнем о другой, наблюдая, как отлетают мелкие осколки. Он внимательно следил, как Курр использует свою палку и камни, и теперь пытался повторить эти движения, стараясь понять, как именно старейшина добивается нужного результата. Несколько осколков оказались неожиданно острыми. Он отложил их, продолжая свои манипуляции. Он услышал далекий вой гиенодикта и инстинктивно замер, прислушиваясь, прежде чем снова вернуться к камням.

Солнце, уже не красное, а ослепительно-белое, поднялось над горизонтом. Жара начала нарастать. Голод стал почти нестерпимым. Группа сбилась плотнее. Тяжелое, прерывистое дыхание, подрагивающие мышцы, частое облизывание пересохших губ. Курр чаще моргал, его пальцы еще сильнее стиснули палку так, что костяшки побелели. Он еще раз посмотрел туда, откуда донесся вой, затем в противоположную сторону, где, как ему казалось, он уловил намек на влагу. Затем на Торка. Тот коротко рыкнул: «Грр-хх!» Курр издал резкий, отрывистый крик: «Кх-кх!» – и первым двинулся вперед. За ним, спотыкаясь и толкаясь, двинулась остальная группа. Зор поспешно зажал острые осколки камня в кулаке, ощущая их холодные, режущие грани, и последовал за остальными.

Глава 2: Поиск воды

Солнце, уже высоко стоявшее в белесо-голубом небе, превратило саванну в раскаленную сковороду. Пыль, поднимаемая ногами группы, висела в воздухе. Ее мелкие частицы царапали горло и забивали ноздри. Рты были сухими, языки распухли. Детеныш Лии, которого она прижимала к бедру, поддерживая одной рукой, его кожа была горячей и липкой от пота, издавал тихие, слабые всхлипы. Курр шел, тяжело опираясь на свою палку, но его дыхание было поверхностным и частым. Он то и дело останавливался, чтобы перевести дух. Напряжение в группе достигло предела; короткие, раздраженные рыки и толчки стали чаще.

Курр резко остановился. Его грудь вздымалась с трудом. Он обвел взглядом выжженный пейзаж. Он медленно повернул голову к едва заметной низине, где пожухлая трава казалась чуть менее сухой. Его ноги сами, помня старые тропы, сделали несколько шагов в этом направлении. В этот момент Зор, который шел чуть поодаль, издал тихий, привлекающий внимание звук. Он указывал на стайку мелких птиц, которые кружили над той самой низиной.  Зор вспомнил, как видел птиц, пьющих из лужиц после дождя. Он снова посмотрел на птиц, потом на низину, его губы беззвучно шевельнулись. Курр, заметив птиц и доверяя своим инстинктам, издал низкий гортанный звук и медленно побрел в сторону ложбины.

Они достигли ложбины. Это было русло давно пересохшего ручья. Земля под ногами была твердой, как камень, и покрыта сетью глубоких трещин. От нее исходил запах раскаленной пыли. Белесые скелеты мелких грызунов и птиц валялись тут и там. В воздухе стоял тяжелый запах пыли и разложения. Лиа прижала к себе обмякшего детеныша, ее плечи поникли, и она издала тихий, протяжный стон. Торк с яростью пнул высохший корень, торчавший из земли, затем схватил несколько сухих комьев глины и с силой швырнул их в пыльное русло.

Пока остальные застыли в оцепенении, Зор, помня о птицах, подошел к месту, над которым они кружили особенно настойчиво. Это был участок под старым, почти засохшим деревом. Он заметил, что земля здесь была чуть темнее. Он опустился на колени и, подражая какому-то мелкому роющему зверьку, которого он видел накануне, начал пальцами ковырять сухую корку. Под ней земля оказалась слегка влажной. Он ощутил ее прохладу и мягкость по сравнению с окружающей спекшейся почвой. Он копнул глубже, отбрасывая землю в сторону. Воды не было, но ощущение влаги стало отчетливее. Он поднял голову и издал короткий, резкий крик, привлекая внимание Курра.

Курр, тяжело дыша, подошел. Он увидел раскопанную Зором ямку, сунул палец в землю – влажно. Он посмотрел на Зора, затем на место, где только что суетились птицы. Он опустился на колени и начал рыть землю своей палкой и руками. Лиа, увидев это, подбежала и начала копать рядом. Торк, после минутного колебания, присоединился. Остальные последовали их примеру. Пыль стояла столбом. Далеко на горизонте мелькнула тень – возможно, мегантереон.

Наконец, на дне ямки Лии проступила первая грязная капля. Медленно на дне начала скапливаться мутная, пахнущая тиной и землей жижа. Лиа зачерпнула ее дрожащими пригоршнями и первым делом смочила губы своему детенышу. Тот слабо чмокнул. Затем она сама сделала несколько жадных глотков.  Вода была теплой, с сильным привкусом земли, но она ощущалась как спасение на пересохшем языке. Вскоре и в других ямках показалась вода. Курр пил медленно. Торк, оттолкнув одного из подростков, припал к своей ямке.

Напившись, группа расселась в тени колючих кустов. Тела обмякли, но напряжение не исчезло полностью. Торк и еще один самец отошли на небольшое расстояние, их взгляды внимательно изучали окрестности. Запах свежевырытой земли и воды мог привлечь не только их. Курр сидел, прислонившись к стволу куста, его глаза были полуприкрыты, но уши улавливали каждый шорох.

Глава 3: Опасные следы.

Мутная, теплая вода в неглубоких ямках у пересохшего ручья принесла временное облегчение. Пока взрослые самцы отдыхали, Лиа и другие самки, а также Зор, искали пищу. Лиа перевернула плоский камень и обнаружила под ним скопление жирных, белесых личинок. От камня пахло сыростью и плесенью. Она быстро собрала их и первым делом сунула несколько штук в рот своему детенышу, которого прижимала к бедру. Остальных отправила в свой рот. Рядом другая самка выковыривала из грязи толстых, извивающихся червей. Зор заметил съедобные клубеньки небольшого водяного растения. Он выдернул несколько и, съев пару сам, протянул один Курру.

Когда последние личинки и клубеньки были съедены группа еще немного отдохнула. Солнце клонилось к западу. Курр издал короткий гортанный звук. Пора. Нужно было найти более надежное укрытие.

Они шли цепочкой по едва заметной тропе. Торк, шедший впереди, резко остановился. Его тело мгновенно напряглось. Из его груди вырвалось низкое, утробное: «Гррр-ухх!» Вся группа замерла.

Торк указал на землю. На пыли четко выделялись огромные, свежие отпечатки лап. Глубокие, с отчетливыми бороздами от когтей. Дингофельс или махайрод.

Курр медленно подошел. Его морщинистое лицо, казалось, еще больше осунулось, кода вокруг глаз натянулась. Он наклонился, изучая следы, его ноздри судорожно втягивали воздух. Он коснулся края отпечатка палкой, затем присел и принюхался к земле. От земли исходил едва уловимый, но характерный животный запах.  Другие взрослые самцы приблизились, их шерсть на загривках встала дыбом. Самки инстинктивно сбились в кучу, Лиа пригнулась, прикрывая детеныша своей спиной, ее дыхание стало частым и поверхностным. Следы были свежими. Хищник прошел здесь совсем недавно.

Легкий вечерний ветерок донес слабый, но безошибочно узнаваемый запах. Резкий, мускусный, с нотками свежей крови – запах большого хищника. У Лии перехватило дыхание, ее ноги стали ватными, и она начала мелко дрожать. Даже у подростков глаза расширились, они прижались к взрослым.

Курр медленно выпрямился. Его пальцы впились в палку так, что костяшки побелели. Он быстро обвел взглядом окрестности. Он издал серию коротких, отрывистых, почти шипящих сигналов: «Чшш-чшш-кх!» – указывая палкой в сторону от тропы, в густые заросли колючего кустарника.

Группа сорвалась с места. Они быстро, стараясь не шуметь, свернули с тропы и ринулись в колючие заросли. Ветки цеплялись за шерсть, рвали кожу. Взрослые самцы заняли позиции по краям, прикрывая самок и дрожащих детенышей.

С наступлением сумерек группа нашла укрытие – плотный куст терновника. Они сбились в дрожащую кучу. Сна не было. Каждый звук заставлял их сердца замирать. Ближе к рассвету откуда-то донесся низкий, утробный рык. Хищник был близко.

Глава 4: Коренья и ягоды.

Первые серые лучи рассвета пробивались сквозь густые ветви терновника. Группа была измучена. Голод, приглушенный страхом, снова заявил о себе. Далекий рык хищника стих, но напряжение ощущалось в каждом сведенном мускуле.

Курр и Торк первыми осторожно выбрались, осматривая окрестности. Убедившись, что непосредственной опасности нет, Курр подал знак остальным. Лиа, прижимая к бедру хнычущего от голода детеныша, вышла одной из последних.

Группа начала медленно двигаться. Лиа инстинктивно осматривала землю, кусты. Местность казалась выжженной. Детеныш на ее бедре плакал все настойчивее. Зор, идя рядом, все чаще останавливался у кустарников, которые раньше были усыпаны мелкими ягодами, а теперь стояли почти голые. Он несколько раз издал тихое, вопросительное «Кхм?» указывая на пустые ветки. Он также заметил, что стайки мелких птиц, которые обычно кормились этими ягодами, стали реже. Он потер затылок, его взгляд стал беспокойным. Курр отмахнулся, его внимание было сосредоточено на поиске более очевидной пищи.

Лиа заметила группу низкорослых растений с характерными сердцевидными листьями.  Зор тоже обратил на них внимание – он вспомнил, как несколько дней назад видел стаю бабуинов, которые с громкими криками и возней выкапывали что-то из земли именно под такими же растениями. Он тогда не понял, что они делали, но запомнил и растения, и поведение обезьян. Лиа, узнав растения (возможно, тоже по опыту наблюдения за другими животными или по старой памяти), быстро подошла, ее сердце забилось чаще.

Земля была твердая. Лиа опустилась на колени и начала копать, используя острый камень, который она подобрала ранее и теперь держала в руке. Камень неудобно лежал в ладони, но это было лучше, чем ничего. Это была медленная, изнурительная работа. Пот стекал по ее лицу.

Наконец, ее пальцы нащупали что-то твердое. Она с усилием вытащила из земли небольшой, узловатый корешок. Она быстро очистила его и откусила кусочек – волокнистый, с горьковатым привкусом. Он хрустнул на зубах, отдавая землей. Она тут же отломила маленький кусочек и сунула в рот своему плачущему детенышу.

Лиа продолжала копать, находя еще несколько таких же корешков. Урожай был очень скудным. Она также собрала несколько мелких, сморщенных ягод с другого колючего кустарника. Ягоды были теплыми от солнца и лопались во рту, обдавая кисло-сладким соком.

Лиа вернулась к группе. Курр и Торк молча наблюдали. Она подошла к Курру и протянула ему один из самых крупных корешков. Курр медленно взял его, кивнул и тут же отломил половину, протянув ее Зору. Мышцы на спине Лии немного расслабились, ее дыхание стало чуть ровнее. Она села рядом со своим детенышем и начала кормить его. Самый острый голод был утолен, но проблема нехватки пищи оставалась. Зор, жуя корень, снова посмотрел на пустеющие ягодные кусты, его брови сошлись на переносице.

Глава 5: Крик тревоги.

Горстка кореньев и кислых ягод принесла короткое успокоение. Группа расположилась в тени большого валуна. Лиа кормила детеныша. Курр и Торк осматривали окрестности.  Зор сидел чуть поодаль, взяв в руки обугленный конец ветки, оставшийся от давнего пожара, и одну из своих обычных палок. Он тер обугленным концом по палке, пытаясь сделать ее острее. Черные следы оставались, но острие не сильно менялось. Он попробовал ткнуть обработанным концом в твердую землю – палка вошла чуть легче, чем тупым концом. Он повторил это несколько раз, сравнивая. Затем он снова стал наблюдать за саванной.

Зор, чье внимание не ослабевало, заметил неестественное движение в высокой траве на некотором удалении. Это был не ветер. Он напрягся, его взгляд приковался к этому месту, дыхание затаилось. Возможно, он увидел, как качнулись верхушки травы против ветра или, мелькнул клочок пятнистой шкуры.

Хищник – леопард – стал виден отчетливее. Зор издал резкий, пронзительный крик: «Ки-и-и-я!» – инстинктивный сигнал опасности.

Группа мгновенно среагировала. Самки схватили детенышей, прижимая их к себе и стараясь укрыться за спинами самцов или за валуном, их глаза расширились, дыхание участилось. Курр и Торк вскочили на ноги, их тела напряглись, они издали ответные угрожающие звуки.

Леопард, услышав крики, на мгновение замер. Он был все еще довольно далеко, но сокращал дистанцию, двигаясь низко к земле. Курр и Торк быстро оценили ситуацию. Хищник был один, но крупный и явно нацеленный на них.

Курр, понимая опасность, издал серию коротких, отрывистых: «Кха-кха-кха!» – указывая своей палкой в сторону ближайших скальных выступов. Его ноги сами, помня путь к спасению, уже несли его вперед.  Торк, однако, сделал несколько шагов вперед, навстречу леопарду, яростно рыча: «Ррр-аахх!» – и размахивая подобранным с земли увесистым камнем.

Услышав команду Курра, группа, за исключением Торка, сорвалась с места. Они бежали, не разбирая дороги, спотыкаясь о камни и корни. Лиа, прижимая к себе своего кричащего детеныша, бежала из последних сил, ее дыхание вырывалось из груди со свистом.

Леопард, увидев, что добыча пытается уйти, и на мгновение сбитый с толку выпадом Торка, припал к земле. Он проигнорировал Торка, его взгляд был прикован к бегущей группе. И тут он рванулся вперед, его мощное тело стрелой понеслось по саванне. Он нацелился на одного из отставших подростков. Торк, увидев это, издал яростный рев и швырнул свой камень. Камень пролетел мимо, но заставил леопарда на долю секунды изменить траекторию. Подросток успел вскочить и снова броситься бежать. Но леопард не отступал. Преследование началось.

Глава 6: Бегство к скалам.

Леопард, отбросив всякую осторожность, теперь несся за ними открыто. Низкий, утробный рык вырывался из его груди, смешиваясь с тяжелым, прерывистым дыханием убегающей группы. Пыль столбом стояла за ними. Лиа, прижимая к себе визжащего детеныша так, что его маленькие ребра впивались ей в бок, чувствовала, как ноги наливаются свинцом. Ее легкие горели. Запах хищника – резкий, мускусный – уже, казалось, висел в воздухе прямо за их спинами.

Торк, бежавший чуть позади основной группы, обернулся. Леопард был всего в нескольких прыжках от отставшего подростка. Не раздумывая, Торк резко остановился, развернулся лицом к хищнику и издал яростный, вызывающий рев: «РРРААА-ГХХХ!» Он схватил с земли первый попавшийся камень и с силой швырнул его. Камень ударился о землю рядом с хищником. Леопард на мгновение замедлил бег. Этот короткий миг дал подростку шанс немного оторваться. Торк снова бросился бежать.

Курр, несмотря на возраст, бежал, тяжело опираясь на свою палку, его взгляд был устремлен вперед, на темнеющие вдалеке скальные выступы. Его тело помнило этот путь, много раз пройденный в поисках безопасности. Он чувствовал знакомые неровности почвы под ногами, даже не глядя. Он издавал короткие, подгоняющие крики: «Кх-ха! Кх-ха!», указывая палкой направление. Скалы медленно приближались.

Путь к скалам был неровным. Им пришлось пересечь неглубокий, но заросший колючим кустарником овраг. Ветки рвали кожу до крови. Несколько раз Лиа спотыкалась, едва не уронив своего детеныша, но каждый раз, чувствуя горячее дыхание страха за спиной, находила в себе силы подняться. Один из подростков упал, сильно ударившись коленом, и заскулил, но Курр, пробегая мимо, грубо ткнул его палкой.

Несмотря на усилия Торка, леопард снова начал их настигать. Он бежал легко и стремительно. И вот он сделал гигантский прыжок, приземлившись прямо за спиной у хромающего Урра. Когтистая лапа мелькнула, и Урр с криком упал, на его спине мгновенно выступили четыре глубокие, кровоточащие борозды. Леопард на мгновение остановился над ним.

В этот самый момент Курр, достигший подножия скал, заметил узкую, темную расщелину. Он издал пронзительный крик и первым нырнул в нее. За ним последовали Лиа с детенышем, подростки. Зор, прежде чем протиснуться, быстро огляделся и схватил с земли несколько острых, плоских камней, которые валялись у входа в расщелину, сунув их в какую-то выемку в скале уже внутри укрытия. Он ощущал их вес и острые грани в своей руке. Расщелина была тесной. Торк, увидев, что Урр ранен, с яростным ревом снова бросился на леопарда.

Леопард, отмахнувшись от Торка, подбежал к расщелине. Он был слишком крупным, чтобы протиснуться. Он яростно зарычал, кислый запах гнили из его пасти достиг тех, кто был внутри. Он начал царапать камни у входа: «Скрр-р-режжж! Хрррясь!» – звук этот отдавался гулким эхом. Затем он попытался просунуть лапу в щель.

Поняв, что не может добраться до них сразу, леопард отошел от расщелины. Но он не ушел далеко. Он улегся на камне неподалеку, наблюдая. Группа оказалась во временной безопасности, но заперта. В тесной, душной расщелине стоял тяжелый запах пота, крови и страха. Усталость навалилась. Раны болели. Хриплое, булькающее, с оттенком крови, дыхание Урра («хлюп-хлюп-хррр») раздавалось в тишине. Снаружи сидел хищник, терпеливо ожидая. Ночь обещала быть долгой.

Глава 7: Ночь под открытым небом.

Солнце, багровое и огромное, медленно погружалось за далекий, зубчатый горизонт. Тени удлинялись, сливаясь в сплошную, подступающую со всех сторон темень. Из своей узкой каменной тюрьмы группа видела, как силуэт леопарда, четкий и зловещий на фоне угасающего света, неподвижно застыл на валуне неподалеку. Он ждал. С наступлением темноты холод, до этого едва ощутимый, начал пробирать до костей. Зор почувствовал, как слюна во рту стала вязкой, а ноги, затекшие от неудобной позы, казалось, одеревенели. От камней расщелины веяло сыростью и холодом.

В тесноте и полумраке расщелины страдания раненого Урра усилились. Его хриплое, булькающее, с оттенком крови дыхание («хлюп-хлюп-хррр») становилось все громче, прерываясь тихими стонами. Кровь, пропитавшая его шерсть на спине, загустела и неприятно стягивала кожу, от нее исходил слабый, металлический запах. Другие члены группы тоже ощущали свои многочисленные царапины, ушибы от падений и ударов о камни. Холодный, влажный камень, к которому они прижимались, отнимал последнее тепло. Неудобные позы вызывали судороги в затекших мышцах. Жажда и голод, на время забытые, теперь снова напоминали о себе тупой, ноющей болью в пустых желудках и пересохших глотках.

Полная, непроглядная тьма опустилась на саванну. Вместе с ней обострился слух. Снаружи доносилось множество звуков, каждый из которых заставлял сердце сжиматься. Далекий, протяжный вой стаи гиен. Жутковатое уханье какой-то ночной птицы. Неумолчный, монотонный стрекот мириадов насекомых. Шорох ветра в сухой траве («шшш-шшш-ррр»), напоминающий крадущиеся шаги. Каждый звук в темноте казался предвестником новой опасности.

Периодически, заглушая все остальные звуки, снаружи доносилось то низкое, утробное рычание, то громкое, недовольное фырканье, то просто шуршание лап леопарда по камням («шурх-шурх»), когда он менял положение. Он был там, совсем рядом. Эти звуки были самым страшным напоминанием об их положении. Каждый раз, когда леопард подавал голос, вся группа замирала, их сердца начинали колотиться так сильно, что отдавались глухим стуком в ушах. Лиа инстинктивно еще сильнее прижимала к себе своего детеныша. Зор, слыша хищника так близко, нащупал в темноте один из острых камней, которые он спрятал в выемке скалы. Он сжал его в руке, его костяшки побелели. Он не знал, сможет ли он что-то сделать, но камень в руке придавал ему крупицу уверенности.

Темнота и близость хищника рождали первобытный ужас. Тела непроизвольно дрожали, то ли от холода, то ли от страха. Дыхание становилось частым и поверхностным. Подростки тихо всхлипывали, зарываясь лицами в шерсть матерей. Даже у Торка, обычно такого агрессивного, можно было заметить, как подрагивают мышцы на его мощных плечах. Зор лежал, широко раскрыв глаза, пытаясь различить хоть что-то в непроглядной тьме, его мышцы были напряжены до предела. Он чувствовал, как во рту пересохло, а по спине пробегает холодок.

Курр и Торк, несмотря на крайнюю усталость, заставляли себя не спать. Они заняли позиции у самого узкого входа в расщелину, готовые, насколько это было возможно в их положении, дать отпор. Курр держал свою палку наготове, Торк сжимал в руке тяжелый камень. Их уши ловили малейший шорох. Борьба со сном была мучительной, веки сами собой слипались, но инстинкт и ответственность заставляли их держаться.

Некоторые члены группы, особенно те, кто был дальше от входа, не выдерживали напряжения и проваливались в короткий, тревожный, поверхностный сон. Но это не было отдыхом. Они вздрагивали во сне, издавали тихие, испуганные вскрики. Урр забывался лишь на несколько минут, но каждый раз его будила острая боль.