Первые искры

«Быстрее!» – жест Зора был резким и отчаянным. Он стоял у темного зева пещеры, подгоняя последних, его глаза лихорадочно пересчитывали тени, скользящие мимо него в спасительный мрак. Он видел, как Лиа буквально заталкивает внутрь испуганных, упирающихся детей, как охотники помогают ослабевшим старикам перебраться через порог. Каждый миг был на вес жизни.

Последним, пятясь и выставив вперед копье, как разъяренный дикобраз, в пещеру отступал Торк. Его взгляд был прикован к плато, где на фоне угасающего неба уже появились первые темные фигуры преследователей.

Как только могучая спина Торка скрылась в темноте, он и другие охотники, не сговариваясь, навалились на завал. Но они не пытались двигать все камни. Их взгляды были прикованы к одному, ключевому валуну, который, казалось, подпирал остальные, как клин. Упираясь ногами в каменистый пол и используя копья как рычаги, они давили на него. Под рычание, вырывающееся из напряженных глоток, под стоны нечеловеческого усилия, они толкали, упираясь ногами в каменистый пол. Огромный валун качнулся, а затем с оглушительным, окончательным скрежетом рухнул на место, увлекая за собой другие камни. Это был звук, которого они никогда не слышали прежде – тяжелый, чужой, звук камня, стирающего камень. Он отрезал их от мира и запер во тьме.

Почти. Последний узкий луч сумеречного света исчез. Племя погрузилось в почти полную, оглушающую темноту. Этот звук – скрежет камня о камень – был звуком захлопнувшейся двери их темницы. Но там, вверху, под самым сводом, где скала имела изгиб, осталась узкая черная щель, сквозь которую едва мог бы протиснуться ящер, – их единственный, незамеченный врагами, контакт с внешним миром.

Осада началась.

Дыхание Камня

Глава 101: Первый Вдох в Клетке

Грохот был окончательным. Звук, с которым последний, самый большой валун со скрежетом встал на свое место, был звуком захлопнувшейся пасти, звуком конца мира. Он поглотил последний узкий луч сумеречного света и погрузил племя в абсолютную, непроницаемую, оглушающую темноту. Пыль, поднятая движением камней, густым, удушливым облаком повисла в воздухе, забивая ноздри и легкие.

В наступившем мраке на несколько долгих ударов сердца воцарилась тишина. Это была не тишина покоя, а тишина шока. Единственными звуками были тяжелое, сбившееся дыхание десятков измученных грудей и одинокий, тонкий, испуганный плач одного из детей, тут же приглушенный материнской ладонью.

Племя замерло, сбившись в дрожащую, невидимую группу. Адреналин, который гнал их через саванну, через ледяную реку, отступил. Бешеный бег закончился. Силы, что гнали их вперед, иссякли, оставив после себя лишь дрожь в ногах и огромную, тяжелую усталость.

Торк, чьи мышцы все еще дрожали от нечеловеческого усилия, привалился плечом к холодному, шершавому камню, который только что помог водрузить на место. Он был жив. Рядом с ним, не в силах стоять, на землю опустилась Лиа, инстинктивно прижимая к груди глиняное «гнездо» с драгоценными углями. Она защищала его, как своего собственного детеныша. Уна, найдя в темноте своего сына Кая, обняла его так крепко, что он тихо пискнул. Ее тело сотрясала крупная, беззвучная дрожь. Они выжили. Эта одна-единственная, ослепительная мысль пульсировала в их головах, вытесняя все остальное.

Но холод пещеры начал пробираться сквозь спутанную шерсть, касаясь влажной от пота кожи. Мрак больше не казался спасительным укрытием, он был холодным и враждебным. Тогда Зор, двигаясь медленно и осторожно, на ощупь нашел Лию. Он издал тихий, гортанный звук, и она, поняв его, протянула ему глиняную чашу.

Все племя, как по команде, замерло, их невидимые лица повернулись к тому месту, где должен был быть Зор. В полной темноте они увидели, как в глубине «гнезда» слабо, по-лисьи, блеснуло несколько рубиновых точек. Зор поднес к ним заранее приготовленный пучок самого сухого мха. Он дул на угли – не сильно, а мягко, размеренно, словно вдыхая в них жизнь. Сначала появилась тонкая, едкая струйка дыма, щекочущая ноздри. Затем, когда одна из искр нашла свою цель, мох вспыхнул.

Робкое, дрожащее пламя родилось на конце факела, который Зор держал в руке. Оно вырвало из темноты круг реальности. Огромные, гротескные тени заплясали на стенах, делая незнакомое пространство еще более чужим и опасным. Свет был безжалостен. Он показал им не героев, а измученных, грязных беглецов с ввалившимися, горящими лихорадочным огнем глазами. Он осветил влажные, поблескивающие стены, которые, казалось, сочились холодом и уходили в бесконечную, зияющую черноту позади них. И самое главное – он показал им их спасение и их тюрьму: гигантские, неподвижные валуны, намертво запечатавшие выход.

В этот самый момент снаружи раздался звук. Сначала это был лишь далекий крик, но он быстро приблизился, перерастая в торжествующий, злобный вой. Это были «Чужие». Они пришли.

Вой сменился глухими, тяжелыми ударами. Тук. Тук. Тук. Враги били по камням копьями и дубинами. Каждый удар отдавался вибрацией в полу пещеры и гулко отзывался в костях каждого члена племени. К ударам присоединился издевательский, полный ненависти рев. «Чужие» не просто атаковали – они праздновали, упиваясь тем, что их добыча заперта.

Все племя окаменело. Чувство безопасности, такое хрупкое и недолгое, лопнуло, как пузырь на воде. Дети, слыша эти звуки, закричали уже в полный голос, их плач был полон настоящего ужаса. Охотники инстинктивно сжали свои копья, но тут же поняли всю бесполезность этого жеста.

Торк оттолкнулся от стены и подошел к завалу. Он прижался ухом к холодному камню, и его лицо превратилось в суровую, мрачную маску. Он слышал их. Он чувствовал их ярость через камень, и его собственная, бессильная ярость закипала в ответ.

Зор стоял в центре освещенного круга, держа дрожащий факел. Его взгляд метался от заваленного входа, откуда доносились звуки угрозы, к черной, бездонной пасти пещеры за спинами его соплеменников. Вперед пути не было. Что ждало их позади – неизвестно. Он посмотрел на лица своего племени, освещенные неровным светом огня. В их глазах он больше не видел облегчения. Он видел то же, что чувствовал сам: ледяное, гнетущее осознание.

Погоня окончена. Они не спаслись. Они просто сменили быструю смерть в бою на медленную смерть в каменном мешке.

Они сделали свой первый вдох в клетке.

Глава 102: Каменное Чрево

Стук снаружи прекратился. На смену яростным ударам и злобному вою пришла тишина. Но это была не тишина покоя, а зловещая, выжидательная тишина хищника, устроившегося в засаде у норы. Она давила на племя тяжелее, чем грохот битвы, проникая сквозь толщу камня, заполняя собой холодный воздух пещеры.

Племя сбилось в тесную, дрожащую массу вокруг единственного факела. Первоначальный ужас сменился глухой, вязкой апатией. Они сидели на холодных камнях, прижавшись друг к другу, и их взгляды были пусты. Лишь один звук нарушал оцепенение – тихий, жалобный хныч. Малыш Лии, страдая от жажды, метался на ее руках, его губы были сухими и горячими. Она тщетно пыталась его успокоить, но у самой во рту пересохло. С последней надеждой она подняла свои большие, полные немой мольбы глаза на Зора.

Торк, сидевший поодаль неподвижно, как изваяние, перевел свой тяжелый взгляд с Лии на Зора. В его глазах не было упрека, но был суровый, безмолвный вопрос: «Что теперь, Мыслитель? Твоя хитрость завела нас в этот каменный мешок. Как она выведет нас отсюда?» Это молчаливое давление было ощутимее любого рыка. Зор понял, что не может позволить племени угаснуть в этом отчаянном ожидании. Он должен был действовать. Он медленно, с усилием, поднялся на ноги.

Зор издал короткий, резкий звук, привлекающий внимание, и посмотрел сначала на Грома, а затем на Лию, после чего указал факелом вглубь пещеры.

Он не брал с собой воинов. Ему были не нужны копья. Ему нужны были глаза и уши. Гром, чьи раны уже начали затягиваться, но чья звериная чуткость никуда не делась, молча поднялся. Лиа осторожно передала Малыша старой Уне и тоже встала, ее движения были быстрыми и нервными. Зор вручил второй, маленький, просмоленный факел Грому. Они были готовы.

Медленно, шаг за шагом, трое двинулись вглубь пещеры. Племя провожало их испуганными, полными надежды взглядами. Как только они отошли от основной группы, их поглотила тьма, и они остались одни, три маленькие точки света в бездонной черноте.

Пещера дышала могильным холодом, проникающим до самых костей. Эхо их шагов было гулким и одиноким, отражаясь от невидимых стен. Свет факелов выхватывал из мрака причудливые, фантасмагорические каменные образования, похожие на ребра и позвонки гигантских, невиданных чудовищ. Тени, отбрасываемые ими, казались живыми и враждебными, они вытягивались и корчились, словно пытаясь схватить пришельцев. Шли они в полном молчании. «Великое Убежище» все больше походило на «Великую Гробницу».

С тяжелым сердцем они двинулись дальше. Главный проход вывел их в огромный, похожий на собор зал. Факел Зора казался здесь крошечным светлячком. Его свет освещал лишь небольшой пятачок у их ног, а потолок и стены терялись где-то в недосягаемой, давящей темноте. Чтобы проверить масштаб, Зор издал короткий, гортанный крик. В ответ ему донеслось эхо. Многоголосое, искаженное, оно заметалось под невидимыми сводами, словно дразня его, а затем медленно затихло в гнетущей тишине.

Они медленно обошли зал по периметру. Их факелы скользили по гладким, монолитным стенам. Нет. Ни щелей, ни расщелин, ни малейшего сквозняка, который бы выдал другой выход. Ничего. Каменный мешок. Тупик.

Осознание обрушилось на них со всей своей сокрушительной тяжестью. Зор остановился в центре зала, глядя в непроглядную тьму. Его лицо, освещенное снизу дрожащим светом факела, было маской мрачной, холодной решимости. Враг больше не был снаружи, за камнями. Их настоящий враг – сама пещера.

С тяжелым сердцем они двинулись в обратный путь. И именно тогда, уже почти потеряв надежду, Гром замер и поднял руку. Он прислушивался… Среди гулкого эха их собственных шагов он уловил другой звук. Едва слышный, почти неощутимый, но навязчивый и постоянный. Кап… кап… кап. Он указал факелом в сторону, на неприметную, узкую расщелину в стене.

Они протиснулись в нее. Здесь звук стал отчетливее. На стене, в свете факела, они увидели темное, блестящее, почти черное пятно влаги. По нему, словно слезы, медленно стекали капли воды, исчезая в небольшой лужице у подножия.

Лиа, ведомая инстинктом, первой бросилась к стене. Она прижалась к ней губами, жадно слизывая драгоценную влагу. Ее глаза на мгновение расширились от чистого, животного счастья. Зор и Гром присоединились к ней. Вода была ледяной, с привкусом камня, но это была самая сладкая вода в их жизни.

Но когда первая, мучительная жажда была утолена, Зор провел ладонью по мокрой стене, пытаясь найти источник. Он понял. Это был не подземный ручей. Это был лишь временный дар горы, водный карман, оставшийся от последних ливней, что пропитали саванну перед их приходом. И этот дар, как он теперь понимал, не был вечным. Этого хватит, чтобы не умереть сегодня. Но этого было слишком мало, чтобы выжить. Лишь короткая отсрочка, а не спасение.

Глава 103: Голодный Камень

Тьма проводила их обратно. Когда Зор, Лиа и Гром вернулись из глубин пещеры, племя увидело ответ еще до того, как они подошли к огню. Их факелы казались слабее, их плечи были опущены под тяжестью невидимой ноши, а от них исходил густой, холодный запах вечной сырости и каменной пыли, который отличался от воздуха у входа.

Зор не стал использовать жесты, чтобы нарисовать карту их разочарования. Его лицо говорило за него. Он молча подошел к своему месту у огня и опустился на камень, его взгляд уперся в пляшущее пламя, словно он пытался найти в нем новый путь. Лиа, не издав ни звука, бросилась к старой Уне, забрала своего Малыша и крепко прижала его к себе. Ее лицо, освещенное огнем, было маской отчаяния. Гром, верный себе, сел рядом с другими охотниками и принялся молча, методично чистить острие своего копья – жест воина, готовящегося к битве, даже когда враг невидим и неосязаем.

Племя считало этот безмолвный отчет. Они поняли. Пещера была огромна. Пещера была пуста. И другого выхода не было. Последняя, самая слабая искра надежды, которую они лелеяли, пока ждали разведчиков, угасла. Тихий, коллективный ужас от осознания окончательности их ловушки опустился на лагерь, холодный и тяжелый, как своды этой горы.

В наступившем оцепенении, пока охотники сидели, сжимая бесполезные копья, а старики качали головами в такт своим мрачным мыслям, Лиа поднялась. Ею двигал не разум, а древний, непреклонный инстинкт, который кричал ей, что ее ребенок голоден. Она взяла один из факелов и отошла от огня. Ее взгляд был прикован не к соплеменникам, а к стенам. Она видела не просто камень. Она видела поверхность, потенциал.

Она подошла к ближайшей стене и провела по ней ладонью. Камень был холодным и влажным, покрытым скользкой зеленой пленкой. Она отщипнула пучок мха, растерла его, поднесла к лицу. Запах был землистым, но не гнилостным. Она коснулась мха языком – горько, но не ядовито. Ее взгляд скользнул дальше, в одну из трещин, по которой расползались тонкие, почти невидимые нити грибницы. Затем она нашла бледный, скользкий нарост. Отломила кусочек, понюхала, лизнула. Вкус был странным, но не вызывал отторжения. Она проглотила крошечный фрагмент, прислушиваясь к своему телу. Ни боли, ни тошноты. Это было съедобно. Это был не поиск еды в привычном понимании. Это была отчаянная попытка найти в этом мертвом мире хоть что-то, что не было камнем.

Ее действия, казалось, вывели из ступора Торка. Но иначе. Его огромная, не находящая применения сила требовала выхода. С глухим рыком он вскочил на ноги, его мышцы вздулись под покрытой шрамами кожей. Он схватил с земли большой, увесистый камень и, размахнувшись, со всей яростью швырнул его в валун, преграждающий выход.

Удар был оглушительным. Камень-снаряд с треском разлетелся на острые осколки, не оставив на гигантской преграде и царапины. Торк издал сдавленный, полный бессилия рев. Он подобрал другой камень и снова ударил по завалу. И снова. Он бил, пока его ладони не начали кровоточить, пока пот не залил ему глаза. Другие охотники смотрели на него, и в их глазах отражалась его собственная ярость и беспомощность. Их сила, их копья, их навыки – все то, что определяло их жизнь и статус в саванне, здесь, в каменном чреве, превратилось в ничто.

Именно в этот момент, когда Торк выплескивал свою ярость, Лиа, продолжавшая свои тихие поиски, замерла. Она заметила крошечное, едва уловимое движение в трещине у самого пола. Она опустилась на колени, поднося факел так близко, что он почти коснулся камня. Она увидела их. Длинноусые, бледные, почти прозрачные насекомые, похожие на сверчков, испуганно метнулись вглубь трещины, спасаясь от света и тепла.

Ее тихий, взволнованный звук привлек внимание Зора. Он подошел, и она указала на трещину. Вместе, используя острый осколок камня, они начали ковырять щель, расширяя ее. Работа была долгой и кропотливой. Камень крошился, а насекомые были быстрыми и прятались глубоко. Потратив много времени и сил, они смогли добыть лишь жалкую горстку. Этого не хватило бы, чтобы накормить даже одного охотника.

Зор вернулся к огню и присел на корточки, рассматривая свою добычу. Племя, заинтригованное, наблюдало за ним. Затем, после секундного колебания, он решительно положил насекомое в рот. Он жевал медленно, и на его лице отразилась сложная смесь отвращения и облегчения. Это не было мясо. Это не было кореньем. Но это была еда.

Второго сверчка он протянул Лие. Она смотрела на бледное, извивающееся тельце, на ее лице читалось сомнение. Но затем она посмотрела на своего спящего ребенка, и решимость взяла верх. Она тоже съела его.

Остальных, самых крупных, он отдал Уне, жестом показав, чтобы она разделила их между самыми слабыми – детьми, которые все еще тихо хныкали от голода. Это не решило проблему. Это было лишь символическим жестом, каплей в море их нужды, но этот жест подчеркнул остроту их положения и заставил всех понять: им нужно нечто большее, чем случайные дары трещин в камне.

Это была не победа. Это не было решением проблемы голода. Но это было доказательство. Пещера не была абсолютно мертвой. В ней была жизнь. А значит, был и шанс. Искра новой, странной, отвратительной, но жизненно важной надежды зажглась во тьме их отчаяния.

Глава 104: Тень Снаружи

Тишина стала новым врагом. Прошли дни с тех пор, как племя укрылось в пещере. Яростные крики и удары «Чужих» давно стихли, сменившись безмолвием, которое тревожило гораздо сильнее. Ушли ли они? Или затаились, как леопард в высокой траве, ожидая, когда голод выгонит их наружу? Эта гнетущая неопределенность изматывала, парализуя волю и отравляя каждый глоток воды из «плачущей стены».

Зор понимал, что без информации они были слепы и беспомощны. Они не могли планировать, не могли надеяться, не могли даже по-настоящему бояться, потому что не знали, чего именно. Он подошел к завалу, где Торк нес свою бессменную вахту. Рядом с ними, опираясь на копье, встал Гром. Зор жестами поставил перед ними вопрос. Он указал на завал, затем на свои уши и покачал головой – тишина. Затем он обвел взглядом свое испуганное племя – мы должны знать. Его палец ткнул вверх, на ту самую узкую черную щель под сводом пещеры, которую они заметили, когда заваливали вход.  Риск был безумным, но сидеть в неведении было медленным самоубийством.

Торк посмотрел на щель, затем на свои широкие плечи и с досадой покачал головой. Он был слишком большим, чтобы проскользнуть незамеченным. Зор, самый легкий из них, был слишком ценен – он был Мыслителем, хранителем огня и их единственной надеждой на выживание внутри пещеры. Оба они, не сговариваясь, посмотрели на Грома.

Гром был легче Торка, но выносливее Зора. Его раны от погони затянулись, а инстинкты охотника и разведчика были острее, чем у кого-либо в племени. Он проследил за их взглядами, посмотрел на щель, затем снова на них. В его глазах не было ни страха, ни сомнения. Он просто шагнул вперед и коротко кивнул. Решение было принято. Лиа, сидевшая неподалеку и баюкавшая своего Малыша, видела этот безмолвный совет. Она видела, как Гром шагнул вперед. Ее сердце сжалось от ледяного предчувствия. Она помнила, как этот же охотник уже бросался в пасть смерти, чтобы спасти их. И теперь он собирался сделать это снова.

Они дождались самой глубокой, самой темной части ночи. Под покровом мрака Торк и еще один охотник подставили плечи, образовав живую опору. Зор помог Грому взобраться на них. Проход был настолько тесен, что Грому пришлось полностью выдохнуть, чтобы протиснуть плечи сквозь каменные тиски. В последний раз он посмотрел вниз на своих соплеменников, затем его тело скрылось в щели. На мгновение его силуэт был виден на фоне далеких, холодных звезд. А затем он исчез, растворившись в тенях. Не было нужды закладывать лаз. Никто, кроме самого ловкого и худого, не смог бы там пробраться.

Он был там. Один. А они остались здесь. В неведении.

Ночь превратилась в пытку. Никто не спал. Каждый случайный шорох, каждый камень, сорвавшийся со свода пещеры, заставлял их вздрагивать. Лиа сидела у завала, ее взгляд был прикован к тем камням, за которыми исчез Гром. Зор не отходил от огня, но его мысли были далеко, во тьме, вместе с одиноким разведчиком. Он снова и снова прокручивал в голове свое решение. Он отправил одного из лучших на верную смерть. Тяжесть этой ответственности давила на него, словно сама гора.

Утро не принесло облегчения. Оно принесло лишь серый, безрадостный свет, который едва пробивался сквозь самые верхние щели, и осознание того, что Гром все еще не вернулся. Прошел долгий, бесконечный день. Надежда, поначалу острая и горячая, начала остывать, сменяясь тупой, ноющей болью смирения. Пустое место Грома у огня стало невыносимо заметным. Оно кричало о потере громче любого погребального воя. К вечеру почти все молчаливо приняли – он не вернется.

И тогда, когда ночь снова начала опускаться на пещеру, Торк, стоявший на своей бессменной вахте, замер. Он услышал это. Слабый, едва различимый скрежет с той стороны. Не агрессивный, а осторожный, прерывистый. Условный стук.

Он издал тихий гортанный звук. Зор мгновенно оказался рядом. Они бросились к лазу, отбрасывая камни с лихорадочной поспешностью. В темном проеме показалась фигура. Это была лишь тень того Грома, который ушел от них прошлой ночью. Он был покрыт запекшейся кровью и грязью, его одежда из шкур была порвана в клочья, а сам он едва держался на ногах. Он буквально ввалился внутрь, в спасительную темноту пещеры, и рухнул на колени.

Племя, увидев его, издало коллективный вздох, в котором смешались облегчение, радость и ужас от его вида. Его тут же окружили, помогли дойти до огня, поднесли бурдюк с водой. Он пил жадно, с бульканьем, и вода текла по его небритому подбородку.

Когда первый приступ слабости прошел, он сел, опираясь на плечо Торка. Его глаза, лихорадочно блестевшие в свете огня, нашли Зора. Он поднял слабую, дрожащую руку и начал свой безмолвный отчет.

Он попытался показать на пальцах количество врагов, но его пальцы не слушались, рука дрожала и падала. Он со стоном повторил попытку, сумев растопырить лишь несколько пальцев, а затем махнул рукой, показывая – много, очень много. Он начал изображать их, «Чужих», но каждый жест давался ему с мукой. Он показал их ярость, а затем его дыхание сбилось, и он закашлялся. Зор и Торк напряженно следили за ним, интерпретируя каждое движение, каждый взгляд. Гром указал на завал, покачал головой, а затем из последних сил обвел рукой все пространство вокруг. Его хватило лишь на это, прежде чем он снова обессиленно откинулся назад.

Его последний жест заставил замереть всех. Он медленно, очень отчетливо, провел ребром своей ладони по собственному горлу.

Этот жест был понятен без слов. «Чужие» не уйдут. Они будут сидеть там, снаружи, пока племя не умрет от голода и жажды. Или пока не выйдет навстречу своей смерти.

Его безмолвный отчет был окончен. Как только последний жест был сделан, сила окончательно покинула его. Он обмяк в руках Торка, его глаза закатились, и он провалился в глубокое, лихорадочное забытье. Несколько дней он лежал у самого огня, не приходя в сознание, его тело горело, а дыхание было прерывистым и хриплым. Лиа и другие самки поили его водой, капля за каплей вливая ее в пересохший рот, и смачивали его гноящиеся раны. Его возвращение было чудом, но его выживание все еще висело на волоске, каждый день напоминая племени о смертельной опасности, что терпеливо ждала за каменной стеной.

Радость от возвращения героя угасла, не успев разгореться. Неопределенность сменилась страшной, холодной уверенностью. Они знали своего врага. И этот враг сидел у самого их порога, терпеливо ожидая их конца.

Глава 105: Проба Стен

Рассвет не принес тепла. Серый, холодный свет едва сочился сквозь узкую щель под потолком пещеры, растворяясь в туманной, призрачной дымке. После страшных вестей, принесенных Громом, племя провело ночь в оцепенении, но ничего не произошло. Тишина снаружи стала плотной, зловещей, как затишье перед грозой.

Племя просыпалось медленно, неохотно. Не было обычной утренней суеты. Все двигались плавно, издавая лишь тихие, гортанные звуки, словно боясь разбудить зло, что дремало за каменной стеной. Дети не играли, они жались к матерям, их большие глаза были полны тревоги. Каждый невольно прислушивался к безмолвию внешнего мира.

Зор сидел у огня, но его взгляд был прикован не к пламени, а к завалу. Торк стоял там же, у входа. Его рана на плече больше не пульсировала острой болью, а лишь тупо ныла, напоминая о цене гордыни. Его поза была воплощением сжатой пружины. Он не просто ждал – он изучал завал изнутри, его взгляд профессионально оценивал нагромождение камней, выискивая в нем слабые места, которые могли стать их гибелью или спасением. Он готовился.

И враг не заставил себя ждать.

Тишину разорвал оглушительный, яростный рев. Он исходил от вожака «Чужих» и был настолько мощным, что, казалось, заставил вибрировать сами стены пещеры. Это был не просто крик, а сигнал, приказ к атаке. В ответ ему донесся многоголосый, полный ненависти вой всего вражеского племени. А затем племя услышало новый звук – тяжелый, нарастающий гул, похожий на грохот камнепада. «Чужие» шли на штурм.

Внутри пещеры вспыхнула паника. Она была подобна огню, мгновенно охватившему сухую траву. Самки, хватая детей, в ужасе отпрянули вглубь пещеры. Молодые охотники растерянно смотрели то на завал, то на Зора, их руки сжимали копья, но тела были парализованы страхом. Они были готовы драться, но не понимали как. Хаос грозил поглотить их.

Сквозь щели уже виднелись мелькающие тени, и сверху, от первых ударов, посыпалась пыль и мелкие камни.