День Гнева

Символы на экране коммуникатора начали складываться в слова.

12:25 дня, 17 мая 2026 года.

Сообщение от Осириса было коротким, деловым и безжалостным.

«Командиру Оченгу [ID: JG-077].

Успешное выполнение задачи “Эльба-Огонь” подтверждено. Эффективность группы оценена как высокая.

Аналитические данные нейросети OSIRIS, полученные в результате обработки биометрических и психоэмоциональных показателей оперативников перед выполнением задач повышенной сложности, указывают на потенциальные колебания уровня лояльности и возникновение этических конфликтов у отдельных командиров среднего звена перед началом решающей фазы операции “Щепки”.

В связи с вышеизложенным и для обеспечения безусловного выполнения поставленных задач в “Час Х”, вам, командир Оченг, предписывается:

a. Безукоризненно выполнить все пункты оперативного плана “Лодзь-Цитадель” 20 мая 2026 года.

b. Обеспечить максимальную эффективность использования всех предоставленных ресурсов [ссылка на протокол “Живой Барьер 3.1” – использование детей с QR-кодами] для захвата и удержания стратегического объекта [координаты телецентра в Лодзи].

Предупреждение: В случае невыполнения приказа по пунктам 3а и 3b, саботажа операции, дезертирства или любого иного проявления нелояльности с вашей стороны, оперативник “Пустынный Сокол” [ID: KO-112, Кенийский сектор Фаланги] получил запечатанный приказ высшей категории, который будет автоматически вскрыт и приведен в исполнение по сигналу системы OSIRIS. Содержание приказа: немедленная нейтрализация Джамала Оченга [ID: JG-077] как предателя нового порядка и угрозы для чистоты эксперимента. Лояльность оперативника “Пустынный Сокол” подтверждена системой на уровне 98.7%.

Выбор за вами, командир Оченг. Судьба старого мира решается в эти дни. И ваша личная судьба – тоже. Помните о своей присяге и о будущем, которое мы строим для тех, кто этого достоин.

Конец сообщения. OSIRIS.»

Руки Джамала дрожали так, что коммуникатор едва не выпал из них. «Пустынный Сокол» … это был боевой позывной его младшего брата, Кайоде. Кайоде, которого он сам, полный веры в дело Фаланги, убедил присоединиться к движению в Кении, надеясь дать ему защиту, цель в жизни, избавить от нищеты и безысходности.

К текстовому сообщению прилагался короткий, беззвучный видеофайл. На нем был его брат Кайоде – повзрослевший, возмужавший, в черной форме Фаланги, с нашивками их кенийского подразделения. Лицо Кайоде было суровым и решительным, в нем не было и тени прежней мальчишеской улыбки. Высокопоставленный куратор Фаланги, европеец с холодными глазами, передавал Кайоде небольшой, плоский черный конверт, запечатанный восковой печатью с эмблемой Осириса – глазом в треугольнике. Кайоде четко отдал честь и спрятал конверт во внутренний карман. Джамал увидел в глазах брата ту же слепую, фанатичную преданность, которую когда-то он так старательно культивировал в нем сам.

Вторая половина дня, 17 мая 2026 года.

Мир Джамала, который и так трещал по швам в последние недели, окончательно рухнул. Осирис не просто угрожал ему смертью в случае неповиновения. Он цинично и расчетливо превращал его собственного, любимого младшего брата в потенциального палача. Это был не выбор между долгом и совестью, не между жизнью и смертью. Это был ультиматум, в котором не было правильного ответа, не было выхода, сохраняющего душу. Каждый вариант вел в ад. Осирис, со своим всезнающим ИИ, просканировал его насквозь, нашел самую уязвимую точку – его любовь к брату – и вонзил туда раскаленный нож. Он не оставлял ему шанса на компромисс, на тайный саботаж. Он требовал полного, безоговорочного подчинения, ломая его волю через угрозу самой страшной потери. Мысль о том, что Кайоде, его Кайоде, может получить приказ выследить и убить его, как бешеную собаку, была невыносимой, физически болезненной.

Перед его глазами, как в калейдоскопе, проносились воспоминания: вот он, семилетний, учит пятилетнего Кайоде плавать в реке у их деревни; вот они вместе, уже подростки, работают на маленьком семейном поле под палящим кенийским солнцем; вот Кайоде с восторгом и горящими глазами слушает его рассказы о Фаланге, о борьбе за справедливость, о новом мире, который они построят… Он сам, своими руками, подтолкнул брата на этот путь. И теперь эта слепая вера, которую он в нем воспитал, могла обернуться против него самого.

Он понял всю дьявольскую, изощренную расчетливость Осириса. Дело было не только в том, чтобы обеспечить выполнение приказа животным страхом за свою жизнь. Осирис хотел сломить его волю, растоптать его душу, заставить выбирать между предательством последних остатков своих принципов и жизнью, отнятой рукой собственного брата. Любой выбор в этой ситуации казался чудовищным, немыслимым.

Джамал смотрел на фотографию Кайоде, сохраненную в его коммуникаторе – улыбающийся, беззаботный юноша с добрыми глазами. Теперь этот светлый образ смешивался с тем другим, с видеозаписи – фигурой в черной форме с каменным лицом, принимающей конверт, который мог содержать смертный приговор для него, Джамала. Он вспомнил последние слова Абиолы, своего друга, погибшего у него на руках: «Не дай им.… превратить наших детей… в таких же монстров, как они…» А что насчет братьев? Во что превращал их Осирис?

Вечер 17 мая 2026 года.

Ультиматум Осириса не сломил Джамала окончательно. Наоборот, пройдя через мучительные часы отчаяния и самобичевания, он почувствовал, как внутри него зарождается холодная, отчаянная ярость. Ярость на Осириса, на Фалангу, на самого себя за свою прежнюю слепоту. Он не сможет заставить себя хладнокровно использовать невинных детей как живой щит. Он не сможет жить с мыслью, что его брат Кайоде может стать его убийцей по приказу безумца, возомнившего себя богом.

Страх за свою жизнь причудливым образом смешался с почти самоубийственной решимостью. Он должен не только попытаться сорвать свою часть операции в «Час Х». Он должен попытаться предупредить Кайоде, вырвать его из этих сетей, пока не стало слишком поздно. Это казалось почти невозможным, учитывая тотальный контроль Осириса и расстояние, разделявшее их. Но он должен был хотя бы попытаться. Это был его последний шанс искупить свою вину за то, что он так легкомысленно втянул брата в эту мясорубку.

Его лояльность Фаланге, и так сильно пошатнувшаяся в последнее время, окончательно умерла, погребенная под тяжестью этого ультиматума. На смену ей пришла отчаянная, одинокая борьба за остатки человечности в себе и за жизнь своего брата.

Он начал лихорадочно продумывать план. Как он сможет передать Кайоде зашифрованное предупреждение, обойдя системы слежения Осириса? Как он сможет саботировать приказ в Лодзи и при этом попытаться выжить сам, зная, что за ним теперь будет охотиться не только служба безопасности Фаланги, но, возможно, и его собственный брат?

Джамал стер прямое сообщение Осириса со своего коммуникатора, но его содержание, каждое слово, каждая буква, навсегда отпечаталось в его памяти, как клеймо. Он посмотрел на приближающийся «Час Х» – до него оставалось меньше трех суток – не как на момент триумфа нового порядка, о котором так много говорила пропаганда, а как на свой личный Рубикон. Рубикон, за которым его ждала либо смерть, либо очень призрачная надежда на спасение.

Его взгляд стал жестким и неожиданно спокойным. Выбор был сделан. Теперь оставалось только действовать.

Цена откровения

Глава 31: Цена правды

(Лейла Насралла)

Саксония, конспиративная квартира Фаланги. Вечер 17 мая – Лейпциг. День 18 мая 2026 г.

Вечер 17 мая сгущался над Саксонией, укутывая временное убежище Фаланги в промозглую тишину. В тускло освещенной комнате, пахнущей сыростью и застарелым табаком, Лейла Насралла сидела за столом, как изваяние. Перед ней лежали бумаги из портфеля убитого мэра Фогеля. Пальцы, привыкшие к холодной стали винтовки, снова и снова касались фотографии Марьям. «Цель 47. Объект “Сириус-Гамма”. Проект “Наследие”». Слова, выжженные на бумаге, отпечатались каленым железом в её мозгу.

Двадцать лет она жила с уверенностью, что её сестра – пепел и скорбная память, погребенная под руинами Аль-Хияма. Двадцать лет её ненависть к Западу, к Израилю, к тем, кто отнял у неё семью, была единственным компасом. Служба в «Хезболле», затем в Фаланге – всё было подчинено этой одной, всепоглощающей жажде мести. И теперь… теперь этот мир рушился, обращаясь в пыль под тяжестью одной фотографии.

Марьям. Жива. И не просто жива – она «объект», «цель» в какой-то дьявольской игре Осириса. Слова самого Осириса, сказанные ей когда-то, о «цене, которую каждый платит в этой войне», теперь звучали как издевательское пророчество.

Воспоминания вспыхивали, как осколки разбитого зеркала: смех Марьям, её неуклюжие рисунки танков мелом на асфальте, их последнее утро в Аль-Хияме, грохот бомб… Лейла судорожно пыталась найти хоть какую-то информацию о «Проекте Наследие» или «Сириус-Гамма» в защищенной сети Фаланги. Тщетно. Либо информация отсутствовала, либо её уровень доступа был недостаточен.

Отчаяние подсказало почти безумный ход. Дядя Али, её наставник, её второй отец, когда-то мельком упоминал одного немецкого журналиста-расследователя. Юрген Хаас. Человек, который, по словам дяди, «копал под грязные игры западных спецслужб на Ближнем Востоке, включая бомбардировку их деревни». Дядя говорил: «Хаас – один из немногих, кто ищет правду, а не пишет по заказу». Это была слабая, почти призрачная ниточка, но других у неё не было.

Глубокая ночь окутала конспиративную квартиру. Лейла достала из потайного отделения рюкзака старый, одноразовый телефон и компактный спутниковый модем – подарок дяди Али для экстренной связи с «дружественными элементами» вне официальных структур. Она помнила старый, зашифрованный адрес электронной почты Хааса, который дядя когда-то записал в своем затертом блокноте.

Её пальцы быстро набрали короткое, предельно завуалированное сообщение: «Аль-Хиям. Дети, унесенные огнем. Нужна информация. Дядя Али помнил бы Вас». Отправить.

Ожидание было пыткой. Каждая минута тянулась вечность. Страх, что её попытка будет перехвачена всевидящей системой OSIRIS, сковывал дыхание. И вдруг – ответ. Короткий, осторожный. «Лейпциг. Парк Розентхаль. Завтра, 10:00. У памятника Гёте. Пароль: “Фиалка в марте цветет дважды”». Это была фраза, которую дядя Али иногда повторял, говоря о чем-то неожиданном и редком. Хаас был жив. И он помнил. Облегчение смешалось с леденящим предчувствием.

Лейпциг встретил её серым, промозглым утром 18 мая. Парк Розентхаль, пустынный и запущенный, казался идеальным местом для тайной встречи. Лейла прибыла за час, обошла окрестности, проверила пути отхода. Пистолет с глушителем привычно лежал в наплечной кобуре под курткой.

У памятника Гёте её ждал пожилой, сутулый мужчина в потертом плаще. Юрген Хаас. Усталые глаза, но цепкий, внимательный взгляд. Он изучал Лейлу без страха, но с настороженностью.

– «Фиалка в марте цветет дважды», – произнесла Лейла.

Хаас кивнул. – Я слушал вашего дядю, он был… человеком чести. Что вам нужно? Аль-Хиям – это старая боль.

Лейла, не теряя времени, перешла к делу. Бомбардировка. Дети. Слухи.

Хаас горько усмехнулся. – Я копаю эту историю почти двадцать лет. Было много странностей. Тела некоторых детей так и не опознали. Потом появились эти… «гуманитарные миссии» с Запада. Работали быстро, тихо, с непонятным мандатом. Забирали детей-сирот, якобы для лечения и усыновления. Но следы многих из них терялись. Я наткнулся на упоминания «Проекта Наследие» – теневая программа, финансируемая через подставные фонды, как позже выяснилось, связанные с OSIRIS Incorporated. Они искали детей с… «особым потенциалом» из зон конфликтов. Для чего? Эксперименты? Создание нового поколения агентов? У меня есть обрывочные данные, перехваченная переписка, но нет прямых доказательств.

Лейла почувствовала, как холодеет внутри. Она достала фотографию Марьям из портфеля Фогеля, ту, с пометкой «Цель 47».

– Вы видели что-нибудь подобное? «Объект Сириус-Гамма»?

Глаза Хааса расширились. Он узнал стиль оперативной сводки.

– «Сириус» … Да, такие кодовые имена мелькали. Это… это очень серьезно. Я должен проверить свои архивы. Если я найду что-то по «Цели 47», я свяжусь с вами. Оставьте мне способ…

Он не договорил.

«Объект: Юрген Хаас, журналист-фрилансер. Идентификация: враждебный элемент, ранее помеченный системой как “потенциальная угроза стабильности”, ведущий сбор данных, компрометирующих операцию “Щепки” и ключевой персонал Фаланги. Подтверждена несанкционированная встреча с оперативником “Сокол” (Л. Насралла) в зоне повышенного контроля (Лейпциг, Парк Розентхаль – сектор, где ранее фиксировалась активность диссидентских элементов). Приказ: Немедленная ликвидация объекта Хаас. Подтвердить выполнение в течение одного (1) часа. Отказ или провал недопустимы. Система OSIRIS контролирует выполнение».

Кровь отхлынула от лица Лейлы. OSIRIS. Они знали. Не просто знали о встрече, но и о том, кто такой Хаас для системы. Журналист, очевидно, давно был «на карандаше» у OSIRIS, и его встреча с высокопоставленным оперативником Фаланги, таким как Лейла, автоматически подняла тревогу до высшего уровня. Возможно, сам факт её нахождения в этом «подозрительном» секторе после её недавних запросов и действий привлек дополнительное внимание к её персоне. Это была не просто слежка, это была превентивная реакция на пересечение двух «красных флажков».

Мир сузился до хриплого дыхания Хааса и ледяного текста на её браслете. Убить его – значит, оборвать последнюю надежду. Не выполнить приказ – значит, стать мишенью самой. Её разум, отточенный годами войны, кричал: «Выполняй! Выживи!». Но что-то внутри, что-то глубоко похороненное, отчаянно цеплялось за образ смеющейся Марьям.

Она посмотрела на Хааса. Старик. Уставший, но не сломленный. Ищущий правду.

«Выбора нет», – прошептал ледяной голос профессионализма. OSIRIS не прощает. Откажешься – Хааса убьет другой «сокол», а тебя выследят и показательно казнят. Но если выполнить… можно забрать его материалы.

– Мне очень жаль, герр Хаас, – голос Лейлы был ровным, почти безжизненным. Она сделала едва заметное движение.

Хаас увидел смерть в её глазах за мгновение до того, как короткий, почти бесшумный выстрел из пистолета с глушителем оборвал его жизнь. Он упал на сырую землю, так и не успев ничего понять. Лейла действовала как автомат, безупречно, холодно. Идеальное оружие. Но что-то внутри этого оружия треснуло.

Не теряя ни секунды, Лейла склонилась над телом. Пульса не было. Она быстро, но методично обыскала его карманы, сумку. Старый ноутбук, несколько флешек, диктофон, блокнот с неразборчивыми записями. Она забрала всё. Каждый предмет казался раскаленным углем.

Она отправила короткое подтверждение через браслет: «Объект Хаас ликвидирован. Подтверждаю».

Скрываясь в тенях парка, она чувствовала, как её мир рассыпается. Она заплатила за эти «трофеи правды» жизнью человека, который мог ей помочь, и остатками своей души. Но пути назад не было. Она больше не могла слепо верить Фаланге, не могла слепо ненавидеть тех, кого ей указывали. Её личная война только начиналась, и её враг теперь имел вполне конкретное имя – Осирис.

К вечеру 18 мая, добравшись до нового временного убежища – заброшенного склада на окраине Лейпцига, – Лейла начала изучать материалы Хааса. Информация, которую она находила на его зашифрованных дисках и в блокнотах, была фрагментарной, но шокирующей. Подробности «Проекта Наследие». Списки детей из разных горячих точек, не только с Ближнего Востока, но и из Африки, Восточной Европы. Схемы финансирования через десятки подставных фондов OSIRIS Incorporated. Упоминания о генетических маркерах, «улучшенных» способностях, нейроинтерфейсах.

Имя «Сириус-Гамма» и идентификатор «OS-047» встретились несколько раз в контексте «наиболее перспективных активов второго поколения». Марьям.

Сомнения Лейлы переросли в леденящую уверенность. Её обманули. Её использовали. Её боль, её ненависть, её навыки – всё было цинично направлено в нужное Осирису русло. Гнев, холодный и яростный, поднимался в ней, но теперь он был направлен не только на абстрактный «Запад». Его главной мишенью становился Осирис и вся его чудовищная система. Месть за погибшую семью трансформировалась в отчаянную жажду справедливости для Марьям и разоблачения истинного кукловода.

Она понимала, что должна продолжать играть свою роль в Фаланге. Это был единственный способ выжить и получить доступ к информации, к Марьям. Но её истинная цель теперь была другой. Цена правды оказалась невыносимо высокой, но Лейла Насралла была готова платить дальше. Готова была сама стать щепкой, которая подожжет этот прогнивший мир изнутри.

Глава 32: Пересечение судеб

(Маркус Вайс, Эмили Леруа)

Брюссель – Роттердам. 18 мая 2026 г.

Холодный пот все еще покрывал спину Маркуса Вайса, хотя с момента его «аудиенции» у голографического Осириса в опустошенном брюссельском штабе Фаланги прошло уже несколько часов. Призрак из света и кода играл с ним, как кошка с мышкой, предсказывая каждый его шаг. Но отступать было некуда. Списки «на перевоспитание», имена в которых уже казались приговорами, и ледяная угроза в адрес Лизы превратили его отчаяние в холодную, сосредоточенную ярость. Ему нужны были не просто союзники – ему нужны были те, кто понимал, с какой технологической бездной он столкнулся.

Используя один из последних относительно безопасных каналов связи, оставленных Катариной Браун, Маркус отправил зашифрованное сообщение в туманную сеть европейского Сопротивления. Он описал свой провал в Брюсселе, упомянул о «спецобъектах» Фаланги, связанных с детьми, и своих подозрениях относительно медицинских технологий, которые OSIRIS, очевидно, ставил во главу угла. Он спрашивал, есть ли кто-то, кто действительно разбирается в этой дьявольщине.

Ответ пришел через несколько напряженных часов ожидания, когда Маркус, скрываясь в заброшенном подвале на окраине Брюсселя, уже начал терять надежду. Сообщение было коротким и деловым. «Роттердам. Хирург Эмили Леруа. Клиника “Асклепий” (подполье). Исследует импланты OSIRIS. Недавно “залегла на дно” после инцидента в порту. Крайне осторожна. Выход через доверенных лиц Жан-Клода Дюваля в портовой зоне. Будьте готовы ко всему. Конец связи».

Роттердам. Еще один рывок сквозь кордоны «Нового Порядка». Но имя Эмили Леруа и упоминание имплантов OSIRIS заставили сердце Маркуса забиться чаще. Это был шанс. Возможно, единственный.

Путь из Брюсселя в Роттердам оказался короче, чем из Берлина, но отнюдь не безопаснее. Усиленные патрули Фаланги, блокпосты с бойцами в черной форме, чьи лица скрывали тактические маски, создавали атмосферу тотальной оккупации. Каждый километр давался с трудом. Маркусу пришлось снова полностью положиться на свои полицейские инстинкты и помощь случайных, рисковых людей. Старый дальнобойщик, чей грузовик с гуманитарным грузом (или так было указано в поддельных документах) имел специальное разрешение на передвижение, согласился подвезти его часть пути, спрятав в тайнике среди ящиков. Затем – мучительный переход через болотистую местность на границе с группой мелких контрабандистов, знавших тайные тропы, где не рисковали появляться патрули. Несколько раз им чудом удавалось избегать столкновений, благодаря звериному чутью проводников и слепой удаче. Лишь к вечеру следующего дня, измотанный и грязный, он наконец добрался до окраин портовой зоны Роттердама.

Портовая зона Роттердама встретила его запахом соленой воды, рыбы и машинного масла. Огромные краны, как скелеты доисторических чудовищ, застыли на фоне серого неба. Следуя туманным инструкциям, полученным от сети Сопротивления, Маркус искал связных, которые могли бы вывести его на доктора Дюваля и клинику «Асклепий». Это было похоже на поиск призрака в лабиринте ржавеющих контейнеров и заброшенных складов. Несколько раз ему приходилось резко менять маршрут, заслышав приближающийся патруль, или отлеживаться в грязных канавах, пока не стихнут шаги.

Наконец, через старого, седого докера по имени Пит, чью дочь когда-то спасли в «Асклепии» от последствий уличных беспорядков, Маркусу удалось передать сообщение Жан-Клоду Дювалю. Встреча была назначена в маленьком, полуподвальном кафе у одного из дальних причалов.

Жан-Клод Дюваль оказался человеком лет шестидесяти, с усталыми, но пронзительными глазами и лицом, испещренным морщинами, как старая карта. Он слушал Маркуса молча, его руки с узловатыми пальцами спокойно лежали на столе. Подозрительность в его взгляде была почти осязаемой. Маркус понимал: в их мире доверие стало самой дефицитной валютой.

Не теряя времени на пустые слова, Маркус достал свой защищенный планшет и показал Жан-Клоду часть информации, добытой в Брюсселе: фрагменты планов Фаланги по созданию «центров перевоспитания», списки имен, помеченных для «изоляции» и «коррекции», схемы координации действий перед «Часом Х». Он рассказал о своей встрече с голограммой Осириса, о масштабе его замыслов.

– Я ищу Эмили Леруа, – закончил Маркус. – Мне сказали, она единственная, кто может понять, с чем мы столкнулись. И, возможно, как этому противостоять. Время уходит. «Час Х» назначен на двадцатое мая. У нас меньше двух суток.

Жан-Клод долго молчал, изучая данные на планшете Маркуса. Упоминание «Часа Х» и конкретная дата заставили его напрячься. Он знал, как тяжело Эмили дались последние недели, особенно после спасения девочки из портовой лаборатории. Любая неосторожность могла стать для неё роковой. Но информация, которую принес этот бывший полицейский из Берлина, была слишком серьезной, чтобы её игнорировать.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Я свяжусь с Эмили. Но она сама примет решение. И если она согласится, вы будете следовать моим инструкциям беспрекословно. Одно неверное движение – и вы оба покойники.

Он достал небольшой, защищенный коммуникатор и отправил короткое, зашифрованное сообщение.

Эмили Леруа находилась в своем временном убежище – на старой, полузатопленной речной барже, пришвартованной в одном из глухих затонов порта. После рискованной вылазки в лабораторию Фаланги и спасения Амины, она чувствовала себя выжатой, как лимон. Головные боли, ставшие её постоянными спутницами, не отпускали, но она упрямо продолжала работать, анализируя данные с извлеченного чипа Амины и информацию с дата-кристалла, полученного от загадочного «Связного».

Сообщение от Жан-Клода застало её врасплох. Бывший полицейский из Берлина, знающий о планах Осириса и «Часе Х»? Это звучало почти невероятно. Опасность была огромной, но и потенциальная ценность такой встречи – тоже. Она отправила короткий ответ: «Согласна. Максимальные меры предосторожности».

Жан-Клод лично повел Маркуса к барже. Они пересели в старую, просмоленную лодку с тихим мотором, и Дюваль умело провел её по лабиринту узких, заросших камышом каналов, которые знал, казалось, как свои пять пальцев. Наконец, впереди показался темный, ржавый силуэт баржи, сиротливо приткнувшейся к полуразрушенному пирсу.

Внутри, в полумраке грузового трюма, пахло тиной, ржавым металлом и лекарствами. Эмили ждала их, сидя за импровизированным столом, на котором были разложены её инструменты, планшет и какие-то схемы. Она выглядела смертельно усталой, осунувшейся, её лицо было бледнее обычного, но во взгляде горел тот же решительный, почти лихорадочный огонь, который Маркус видел у людей, идущих до конца. Рядом, на старом матрасе, укрытая одеялом, спала маленькая девочка – Амина. Её присутствие здесь говорило больше, чем любые слова.

Эмили молча кивнула в ответ на приветствие Маркуса, её рука привычно лежала недалеко от пистолета, оставленного Каримом. Напряжение в затхлом воздухе трюма можно было резать ножом. Она изучала Маркуса долгим, испытующим взглядом, в котором смешались смертельная усталость и глубоко укоренившееся недоверие.

– Жан-Клод сказал, вы из Берлина. И что у вас информация об Осирисе, – её голос был тихим, почти шепотом, и слегка дрожал от слабости, но в каждом слове чувствовалась сталь. – Прежде чем мы продолжим, детектив Вайс, скажите мне одно: что заставило бывшего полицейского пересечь пол-Европы, рискуя всем, чтобы найти меня? Одних только газетных заголовков о «правом повороте» для этого мало.

Маркус увидел, как глубоко под её глазами залегли тени, как пергаментна её кожа. Эта женщина была на грани, но её дух не был сломлен. Он понимал её осторожность – в их мире доверие стало смертельно опасной роскошью.

– Мою дочь… её имя в списках Осириса, – коротко ответил он, и в его голосе прозвучала такая боль и решимость, что Эмили слегка опустила плечи. Это было то, что она могла понять. Она видела отчаяние в его глазах, но и несгибаемую волю. Он не лгал. – «Час Х» назначен на двадцатое мая. У нас меньше двух суток. Осирис – не просто безумец с армией фанатиков. Он гений, построивший систему тотального контроля, основанную на технологиях, которые я даже не могу себе представить. Но вы, возможно, сможете.