День Гнева

Внезапно в центре комнаты вспыхнул яркий, пульсирующий свет, и из воздуха, словно соткавшись из миллионов световых частиц, материализовалась высокая фигура в темном, развевающемся плаще с глубоким капюшоном, полностью скрывающим лицо. Голос, обработанный вокодером до полной неузнаваемости, но в то же время безошибочно узнаваемый – холодный, бесстрастный, металлический голос Осириса, который Маркус уже слышал на записи, предоставленной Катариной Браун.

– Маркус Вайс. Бывший детектив берлинской полиции, борец за эфемерную справедливость, а ныне – всего лишь еще одна предсказуемая щепка в очищающем огне, который неумолимо поглотит ваш прогнивший старый мир. Я ожидал тебя. Вернее, мои алгоритмы, работающие на квантовых серверах, предсказали твое несанкционированное появление здесь с вероятностью девяносто семь целых и три десятых процента.

Маркус инстинктивно дернулся, его рука потянулась к кобуре с «Глоком», но он тут же понял всю тщетность этого жеста. Перед ним была лишь проекция, призрак из света и кода. Он огляделся – в углах комнаты он теперь заметил едва различимые линзы микрокамер, безупречно вписанные в дизайн панелей. Даже здесь, в этом, казалось бы, брошенном логове, OSIRIS видел и слышал всё. Возможно, система отслеживала его с самого момента пересечения им границы Бельгии, используя сеть распознавания лиц или даже остаточные сигналы от его старого полицейского коммуникатора, который он считал «чистым».

– Где они? Куда вы всё перевезли? – хрипло выдавил он из себя, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Голограмма медленно, почти лениво, повернула скрытую капюшоном голову в его сторону, словно с любопытством разглядывая редкий экземпляр насекомого.

– Ты опоздал, Маркус Вайс. Ровно на четырнадцать минут и двадцать семь секунд, если быть точным. Все ценные данные, все ключевые серверные массивы и весь оперативный персонал были успешно эвакуированы по защищенным каналам еще до твоего героического проникновения. Здесь остались только тщательно вычищенные помещения, эта скромная приманка и… персональное сообщение для тебя.

Голограмма Осириса выглядела невероятно реалистичной, её края слегка мерцали, а из-под глубокого капюшона виднелись лишь два тусклых красных огонька, похожих на нечеловеческие глаза. Трансляция шла с такой безупречной четкостью и детализацией, будто Осирис действительно находился в соседней комнате, хотя Маркус прекрасно понимал, что это сложный сигнал, передаваемый через глобальную сеть низкоорбитальных спутников и скрытых наземных ретрансляторов, способный появиться где угодно и когда угодно по воле своего создателя.

03:05 ночи, 17 мая 2026 года.

– Какое еще сообщение? – Маркус старался держать голос твердым, не поддаваясь на провокацию.

– То, что ты ищешь не здесь, Маркус, – ответил механический голос Осириса. – То, что ты так отчаянно пытаешься спасти – твой старый мир, твои иллюзии о свободе и демократии – уже обречено. Твои усилия тщетны, как попытка остановить лавину голыми руками. Но… я должен признать, я ценю твою настойчивость. Она вносит некоторое разнообразие в рутинный процесс трансформации. И дает моим системам новые, бесценные данные для анализа причудливой человеческой иррациональности. Твоя дочь, Лиза… она по-прежнему в безопасности. Пока. Но её будущее, как и будущее этого агонизирующего континента, зависит отнюдь не от тебя.

Голограмма начала медленно растворяться в воздухе, становясь все более прозрачной.

– Ищи ответы не в прошлом, Маркус, которое ты так цепляешься, а в будущем, которое я кропотливо строю. Возможно, однажды ты даже сможешь оценить его истинное величие. Если доживешь. Тщетно пытаться разрушить то, что уже построено на руинах вашей веры. Мои “квантовые вышки” уже покрывают ключевые узлы Европы. Захват городов – лишь формальность, закрепление контроля над инфраструктурой, необходимой для полноценной работы моей сети. Вы боретесь с призраком, Вайс, пока реальность меняется у вас под ногами

Призрак Осириса окончательно исчез. В тот же самый миг в коридоре за дверью раздались учащающиеся тяжелые шаги и отрывистые команды на нескольких языках – это была штурмовая группа Фаланги, оставленная, очевидно, для «теплой» встречи с ним. Маркус понял, что это была хорошо спланированная ловушка, и у него остались считанные секунды, чтобы выбраться из этого осиного гнезда.

Он бросил одну из дымовых шашек в дверной проем, и густой, едкий дым мгновенно заполнил коридор. Отстреливаясь вслепую в сторону приближающихся теней, он рванулся к запасному выходу, который наметил на схеме здания еще до проникновения.

Выбегая из здания в предрассветный сумрак, Маркус услышал за спиной спокойный, усиленный динамиками голос, транслируемый, очевидно, по всей территории комплекса: «Объект “Вайс” покинул сектор “Омега”. Протокол “Загон” активирован. Продолжить наблюдение».

Он понял, что Осирис не просто дал ему уйти. Он начал с ним новую, гораздо более опасную и изощренную игру. И он, Маркус, был в этой игре всего лишь пешкой. Но даже пешка, если она очень захочет, может попытаться изменить ход партии.

17-18 мая 2026 года.

Столкновение с вездесущей, всезнающей голограммой Осириса в так и не найденном, а точнее, в опустошенном брюссельском штабе Фаланги оставило во рту Маркуса горький привкус поражения и бессилия. Он понял, что действует вслепую, постоянно опаздывая на шаг, словно пытаясь догнать собственный вчерашний день. Осирис играл с ним, как кошка с мышкой, предсказывая каждый его ход.

Но сдаваться Маркус не собирался. Информация о списках «на перевоспитание» жгла его изнутри, а угроза в адрес Лизы превратила его отчаяние в холодную, расчетливую ярость. Через те же полулегальные каналы сопротивления, которые помогли ему вырваться из Берлина и добраться до Брюсселя, он начал искать новые зацепки. И они нашлись.

Через каналы сопротивления, анализируя перехваченные сообщения Фаланги (к которым он получил частичный доступ благодаря данным от Эмили), он находит упоминания о «спецобъекте “Новая Надежда”» в Роттердаме и странных медицинских экспериментах там. Сопротивление подозревает, что это одна из лабораторий OSIRIS, возможно, связанная с чипированием детей. Имя хирурга Эмили Леруа, якобы работающей против системы изнутри, всплывает в этих данных.

Путь из Брюсселя в Роттердам был короче, чем из Берлина, но отнюдь не безопаснее. Контроль на границах стран Бенилюкса резко усилился после серии «инцидентов», искусно спровоцированных Фалангой для создания атмосферы страха и оправдания введения чрезвычайных мер. Ему пришлось снова полностью положиться на проводников из местного подполья. На этот раз это были бывшие докеры Антверпена, суровые, неразговорчивые мужчины, знавшие все тайные тропы через запутанные портовые зоны и бесчисленные каналы, как свои пять пальцев.

Он перемещался под видом простого сезонного рабочего, якобы направляющегося на заработки в голландские цветочные теплицы, с поддельными документами, которые с трудом выдержали бы даже поверхностную проверку на настоящем полицейском посту. Каждая встреча с патрулем Фаланги, каждый блокпост с вооруженными до зубов солдатами в черной форме заставляли его сердце сжиматься в ледяной комок. Но мысль о том, что эта загадочная Эмили Леруа может владеть ключом к пониманию – и, возможно, к уничтожению – дьявольской системы чипов Осириса, гнала его вперед, не давая отступить. Он должен был успеть. Он должен был найти её. Это был его единственный шанс.

Глава 29: Хрупкие нити в паутине

(Эмили Леруа)

Роттердам, Нидерланды. 17 мая 2026 года.

08:00 утра, 17 мая 2026 года.

Заброшенная речная баржа, пришвартованная в одном из глухих затонов порта Роттердама. Внутри, в полумраке грузового трюма, пахло тиной, ржавым металлом и лекарствами.

Три дня. Почти семьдесят два часа Эмили Леруа провела в этом плавучем убежище, скрываясь со спасенной ею из лаборатории Фаланги девочкой. После изнурительного побега и короткой перестрелки 14 мая, она, раненая в плечо, нашла эту старую, полузатопленную баржу, которую Жан-Клод когда-то упоминал как одно из возможных экстренных укрытий.

Девочка, которую Эмили мысленно назвала Аминой – в память о том первом ребенке с ожогами, чья хрупкость так поразила её в клинике «Асклепий», – все еще находилась в состоянии, похожем на глубокую кому. Её маленькое тельце почти не двигалось, лишь грудь едва заметно вздымалась в такт дыханию. Но жизненные показатели, которые Эмили регулярно проверяла с помощью своего портативного медицинского сканера, были на удивление стабильны. Янтарные глаза Амины были чаще всего закрыты, но иногда они приоткрывались, и тогда её взгляд, пустой и невидящий, заставлял сердце Эмили сжиматься от боли и бессилия.

Большую часть времени Эмили проводила, склонившись над чипом OSIRIS нового поколения, который она с такой осторожностью извлекла с запястья Амины. Он лежал на куске чистой ткани на импровизированном столе из перевернутого ящика, подключенный тонкими проводками к её модифицированному планшету. Используя свой портативный сканер и специальное программное обеспечение, которое она постоянно дорабатывала, она пыталась проникнуть глубже в его структуру, понять принципы его взаимодействия с нейросетью. Ей удалось визуализировать на экране планшета сложную многослойную архитектуру чипа, которую она ранее видела лишь фрагментарно. Она сравнивала данные, считанные с чипа Амины, с теми, что получила ранее от импланта мертвого бойца Фаланги, и с той туманной, но интригующей информацией о кольце, которую ей оставил Карим.

Головные боли, ставшие её почти постоянными спутницами после изучения первого импланта, теперь накатывали чаще, сопровождаясь легкой тошнотой и шумом в ушах. Эмили упрямо списывала это на хронический недосып, стресс и плохое питание – её запасы подходили к концу. Она старалась не обращать на это внимания, полностью поглощенная работой.

Ей удалось частично запитать свой планшет от старого, но еще живого судового аккумулятора, который она нашла в машинном отделении баржи. Она сравнивала данные, считанные с чипа Амины, с теми, что получила ранее от импланта мертвого бойца Фаланги, и с той туманной, но интригующей информацией о кольце, которую ей оставил Карим. Она замечала повторяющиеся блоки кода, сложные криптографические последовательности, но их глубинный смысл, их истинное предназначение пока ускользали от неё, как вода сквозь пальцы.

13:30 дня, 17 мая 2026 года.

Та же баржа. Эмили только что закончила перевязывать свою рану на плече – она заживала медленно.

Внезапно старый, защищенный спутниковый коммуникатор Жан-Клода, который Эмили предусмотрительно взяла с собой из клиники, издал тихий, но настойчивый звуковой сигнал. Это было входящее зашифрованное сообщение. Сердце Эмили подпрыгнуло. Жан-Клод знал, где она, и обещал связаться, если появится безопасная возможность для её эвакуации или если её помощь снова понадобится в «Асклепии».

Но отправитель был неизвестен. Сообщение использовало один из старых кодов доступа, который, по словам Жан-Клода, когда-то, еще на заре «правого поворота», использовали разрозненные, независимые ячейки европейского сопротивления для координации своих действий. Большинство этих ячеек были давно разгромлены или ушли в глубокое подполье.

В коротком, предельно лаконичном тексте говорилось о том, что её «недавняя активность в портовой зоне» (явный намек на события 14 мая и её столкновение с патрулем Фаланги) не осталась незамеченной «заинтересованными сторонами». И что есть люди, готовые предложить «взаимовыгодный обмен информацией и жизненно важными ресурсами». Предлагалась встреча в тот же вечер, в условленном месте на окраине города. Сообщение заканчивалось фразой: «Veritas vos liberabit» (Истина освободит вас) – девиз, который был выгравирован на пистолете, подаренном ей Каримом.

Эмили нахмурилась. Это совпадение было слишком явным, чтобы быть случайностью. Это могла быть изощренная ловушка Фаланги, попытка выманить её из укрытия. Но с другой стороны… её собственные ресурсы были практически на исходе. Ей отчаянно не хватало оборудования для полноценного анализа чипа. Информация, которую она получила, была слишком важна, чтобы просто похоронить её здесь, на этой ржавой барже. И Амине… Амине нужна была квалифицированная медицинская помощь, которую она не могла оказать в этих условиях. Риск был огромен, но и потенциальная выгода – тоже.

20:00 вечера, 17 мая 2026 года.

Заброшенный кирпичный склад на окраине Роттердама, в бывшей промышленной зоне, ныне пришедшей в упадок. Воздух был наполнен запахом гари и запустения.

Эмили, оставив Амину под присмотром одного из немногих доверенных людей Жан-Клода (бывшего санитара «Асклепия», которому удалось её найти и принести немного еды и медикаментов), пришла на встречу. Она двигалась осторожно, постоянно проверяя «хвост», несколько раз меняла маршрут. Пистолет Карима лежал в кармане её куртки, палец на предохранителе.

Склад был огромен и пуст, лишь ветер гулял под дырявой крышей. В центре, в круге света от единственной работающей лампы, её ждала фигура. Человек был одет в темную, неприметную одежду, лицо скрывал глубокий капюшон плаща.

– Доктор Леруа? – голос был низким, слегка хрипловатым, но показался Эмили смутно знакомым. Это точно был не Карим. Но кто-то, кто явно знал о ней и её работе гораздо больше, чем ей бы хотелось.

– Кто вы? – спросила Эмили, не подходя ближе, держась в тени.

– Называйте меня «Связной», – ответил человек. – Я представляю группу… скажем так, людей, которые не в восторге от планов месье Осириса. Мы – те, кто помнит, с чего начиналась корпорация OSIRIS Incorporated, и какие истинные цели преследовались некоторыми её основателями еще до того, как «Архитектор» полностью узурпировал власть и направил её ресурсы на реализацию своего безумного проекта «перезагрузки человечества». Информация о ваших… уникальных исследованиях его технологий дошла до нас через остатки старой сети Сопротивления, той самой, через которую, как мы полагаем, вы получили кольцо с гравировкой “Veritas”. Это кольцо – не просто артефакт, это символ определенного… наследия, оппозиционного нынешнему курсу OSIRIS. Нам известно о ваших успехах и о том, что вы недавно “засветились” в портовой зоне. И мы готовы предложить сотрудничество.

Он сделал шаг вперед, и свет лампы на мгновение осветил часть его лица. Эмили показалось, что она видела этот пронзительный взгляд где-то раньше, возможно, среди тех, кто проходил через «Асклепий» под чужими именами, или его описание совпадало с описанием одного из контактов Карима.

«Связной» протянул ей небольшой, гладкий на ощупь дата-кристалл темного цвета.

– Здесь кое-что, что может вас заинтересовать в контексте деактивации имплантов OSIRIS. Информация неполная, но это всё, что нам удалось добыть ценой больших потерь. Мы также знаем о «проекте Нотр-Дам» в Париже. И ищем способы его… окончательной нейтрализации. Возможно, объединив наши знания, мы сможем найти решение.

20:30 вечера, 17 мая 2026 года.

Эмили все еще колебалась, но слова «Связного» о деактивации имплантов и «проекте Нотр-Дам» заставили её прислушаться. Она решила рискнуть и поделиться частью своих самых важных находок, касающихся принципов работы чипов нового поколения и того, что она назвала «коллективным детским сознанием» (о существовании Амины и кольце Карима она, разумеется, умолчала).

«Связной» слушал очень внимательно, не перебивая, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, которые демонстрировали его глубокую осведомленность в теме. В свою очередь, он рассказал о попытках их группы создать локальные «глушилки» для квантовых вышек OSIRIS, которые обеспечивали работу чипов, и о том, что им удалось перехватить и частично расшифровать некоторые внутренние протоколы связи Фаланги.

Во время разговора Эмили несколько раз почувствовала резкий приступ головокружения, мир перед глазами на мгновение качнулся. Ей пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Но это было не просто головокружение. На несколько секунд звуки склада – гул ветра под крышей, далекий скрип металла – исказились, превратившись в низкочастотный, давящий гул, от которого закладывало уши. Одновременно с этим её пальцы, сжимавшие дата-кристалл, свело мелкой, неконтролируемой дрожью, и перед глазами на мгновение вспыхнули странные, рваные образы – переплетение проводов, мерцающие схемы, искаженные детские лица. Это длилось всего несколько секунд, но оставило после себя ледяной ужас и тошноту. Она старалась скрыть свое состояние, но «Связной», обладавший, видимо, хорошей наблюдательностью, заметил это.

– Вам нужно быть осторожнее, доктор Леруа, – его голос прозвучал почти с сочувствием, что удивило Эмили. – Эти технологии… они не проходят бесследно для тех, кто пытается заглянуть слишком глубоко в их суть. Система OSIRIS обладает своего рода… адаптивным иммунитетом. Она способна реагировать на попытки несанкционированного доступа. Мы полагаем, что при попытке анализа активных имплантов или ядра системы, особенно если исследователь использует неэкранированное оборудование или его собственный мозг находится в непосредственной близости к активным компонентам, система может генерировать направленные, сверхвысокочастотные или инфразвуковые импульсы. Эти импульсы, не воспринимаемые напрямую, способны вызывать резонанс в нейронных структурах, приводя к микроповреждениям, нарушению выработки нейромедиаторов или даже к прямой стимуляции определенных участков мозга, вызывая сенсорные искажения, галлюцинации, потерю контроля. Мы потеряли нескольких очень хороших специалистов именно так. У них начинались похожие… симптомы, а затем – необратимые изменения.

Эти слова заставили Эмили по-новому взглянуть на свои участившиеся головные боли, тошноту, а теперь и на эти странные, пугающие симптомы. Это было не просто переутомление. Это могла быть ответная реакция системы, её невидимая атака.

Ночь с 17 на 18 мая 2026 года.

Эмили возвращается в свое укрытие на барже.

Встреча закончилась договоренностью о дальнейшем, крайне осторожном сотрудничестве через специально созданные зашифрованные каналы связи. «Связной» исчез так же незаметно, как и появился, оставив Эмили с дата-кристаллом и ворохом новых вопросов.

Она вернулась на баржу к спящей Амине и ожидавшему её санитару от Жан-Клода. Чувствовала себя одновременно воодушевленной появлением новых, пусть и туманных, возможностей и все более встревоженной своим физическим состоянием.

Дата-кристалл от «Связного» содержал сложный математический алгоритм и несколько фрагментов кода, которые, по её предварительному, беглому анализу, действительно могли быть связаны с протоколами безопасности чипов OSIRIS или даже с механизмом их удаленной деактивации.

Но было и еще кое-что. Изучая кольцо Карима и сопоставляя его странную, едва уловимую энергетическую сигнатуру с данными, полученными с чипа Амины (который, очевидно, был не стандартным, а одним из прототипов с расширенными возможностями передачи и приёма, возможно, даже с функцией усиления сигнала в определенных условиях), Эмили начала улавливать нечто необычное. Используя свой анализатор сигналов, настроенный на сверхнизкие частоты и сложные паттерны, которые она ранее идентифицировала как «язык» сети OSIRIS, она обнаружила слабый, но устойчивый и явно искусственный «шум», исходящий с юго-запада, со стороны Парижа. Возможно, этому способствовала и необычная геомагнитная обстановка последних дней, или временный сбой в системах экранирования самого парижского сервера, о котором она не могла знать, но сигнал был. Это не был обычный радиоэфир. Это был скорее структурированный резонанс, едва различимый на фоне общего электромагнитного хаоса, как тихий, но настойчивый пульс гигантского, скрытого сердца. И этот «пульс» странным образом коррелировал с координатами, выгравированными на кольце – с Нотр-Дамом. Кольцо в её руке, казалось, едва заметно теплело, когда она направляла анализатор в сторону Парижа, словно вступая в слабый резонанс с этим далеким сигналом. Это подтверждало её самые смелые и страшные догадки о сервере.

У неё появилась новая, хрупкая ниточка надежды. Но и ощущение того, что паутина, сплетенная Осирисом, гораздо шире, сложнее и опаснее, чем она могла себе представить, не покидало её. Она все отчетливее понимала, что должна как можно скорее систематизировать свои самые важные находки и передать их кому-то еще, кому-то, кто сможет продолжить её работу, если с ней самой что-то случится.

Перед тем как забыться тяжелым, беспокойным сном, Эмили долго смотрела на серебряное кольцо Карима, которое теперь носила на тонкой цепочке на шее, и на темный, гладкий дата-кристалл, лежащий рядом на столе. Два ключа. Две загадки. И время, которое неумолимо утекало. Легкая, но назойливая тошнота и едва слышный, высокий шум в ушах не проходили даже после принятой дозы сильного обезболивающего. Она понимала, что её отчаянная борьба с OSIRIS становится все более личной и все более опасной для неё самой. Каждая разгаданная тайна этой системы, казалось, забирала у неё частичку её собственного здоровья.

Глава 30: Ультиматум крови

(Джамал Оченг)

Германия, сельская местность недалеко от польской границы. 17 мая 2026 года.

07:00 утра, 17 мая 2026 года.

Заброшенный фермерский сарай, полуразрушенный, но все еще предоставляющий какое-никакое укрытие от любопытных глаз и непогоды. Он был расположен в нескольких десятках километров к востоку от взорванного железнодорожного моста через Эльбу.

Рассвет пробивался сквозь щели в прогнивших досках сарая, рисуя на пыльном полу дрожащие полосы света. Джамал Оченг и трое бойцов его диверсионной группы – Халид, Рашид и пожилой, немногословный чеченец по имени Иса – успешно отошли после ночного выполнения задания. Мост, ключевая артерия для возможной переброски правительственных войск к Дрездену, теперь представлял собой груду искореженного металла и бетона, рухнувшую в темные воды Эльбы. Задача была выполнена с хирургической точностью.

Но Джамал не чувствовал удовлетворения. Странное граффити со спиралью, меткой «спящих» агентов Осириса, которое он заметил на опоре моста перед взрывом, не давало ему покоя. Оно было как заноза под ногтем – маленькая, но постоянно напоминающая о себе деталь, не вписывающаяся в общую картину. Он все сильнее ощущал, что ситуация гораздо сложнее и многослойнее, чем ему представлялось, и его собственная роль в грандиозных планах Осириса может быть далеко не такой героической и однозначной, как ему внушала пропаганда Фаланги.

Он все чаще вспоминал слова своего бывшего напарника Олувасеуна, убитого в Амстердаме, о детях-узлах нейросети Осириса. Вспоминал испуганные глаза девочки с QR-кодом на запястье в той немецкой школе, которую он должен был взорвать. Предстоящий «Час Х», назначенный на 20 мая, и его непосредственное участие в операции по захвату польского города Лодзь, где ему предписывалось «эффективно использовать предоставленные ресурсы» – за этой циничной формулировкой скрывалось использование групп детей в качестве живых щитов, – вызывали у него все большее внутреннее отторжение и глухую, давящую тошноту.

Джамал заметил, что его черный наручный браслет OSIRIS, обычно молчаливый и незаметный, за последнее утро несколько раз коротко, едва ощутимо вибрировал без видимых сообщений на экране. Возможно, это была плановая проверка связи перед масштабной операцией, или система загружала какие-то новые протоколы. Но это неясное «внимание» со стороны всевидящей системы только усиливало его растущее беспокойство.

12:15 дня, 17 мая 2026 года.

После короткого перекуса скудным пайком – сухари и консервированная фасоль – Джамал решил проверить входящие сообщения на своем защищенном спутниковом коммуникаторе. Нужно было получить подтверждение о выполнении задания на Эльбе и, возможно, новые инструкции по дальнейшему передвижению к польской границе.

Среди стандартных оперативных сводок, зашифрованных обычным армейским кодом Фаланги, он обнаружил одно сообщение, выделенное красным маркером и помеченное высшим уровнем допуска. Отправитель – «Координатор Ноль», личный идентификатор самого Осириса. Такие прямые сообщения от верховного стратега Фаланги приходили крайне редко, обычно в случаях критически важных заданий, серьезных провалов или… для передачи особо «чувствительной» информации доверенным командирам.

Сердце Джамала пропустило удар, затем тревожно забилось. Он прошел многоуровневую процедуру аутентификации для расшифровки: сначала стандартные цифровые пароли, затем сканирование отпечатка большого пальца, приложенного к экрану браслета, и, наконец, голосовой ключ – он должен был произнести в микрофон коммуникатора кодовую фразу на суахили: «Nyota zimeanguka» (Звезды упали). Система безопасности вокруг личных сообщений Осириса была абсолютной, разработанной так, чтобы исключить любую возможность несанкционированного доступа.