День Гнева. Щепки

Глава 24: Брюссельские язвы

(Маркус Вайс)

Брюссель, Бельгия. 12-13 мая 2026 года.

Граница Германия-Бельгия. 11 мая 2026 года. Ночь.

Маркус лежал в темноте, зажатый между ящиками с гниющими яблоками, и старался дышать через раз. Старый фургон трясся и скрипел, а смрад стоял такой, что слезились глаза. Последние двести километров до Брюсселя он проделал в этом тайнике. Внезапно фургон замедлился и остановился. Впереди горели яркие прожекторы блокпоста.

Он услышал голоса снаружи – резкие, гортанные. Это были не полицейские, а бойцы «Патриотической Гвардии», местной милиции, присягнувшей новому порядку. Дверь грузового отсека с грохотом отъехала в сторону. Луч фонаря шарил по ящикам.

– Что везешь, старик? – спросил грубый голос.

– Яблоки… на рынок, – просипел водитель, его голос дрожал.

– Открой ящик.

Сердце Маркуса ухнуло в пятки. Водитель с натугой поддел крышку одного из ящиков. Вонь гнили стала невыносимой. Боец брезгливо отшатнулся.

– Фу, дрянь какая. Проезжай!

Фургон тронулся. Маркус не позволял себе выдохнуть, пока огни блокпоста не остались далеко позади. Он был еще одним «гнилым яблоком», которое чудом проскользнуло сквозь сеть. Но он добрался.

Брюссель, Бельгия, 12 – 13 мая 2026 года.

Брюссель встретил Маркуса серым, моросящим дождем. Он нашел убежище в обшарпанной квартире в районе Мароль, предоставленной местной ячейкой сопротивления. Фотография Лизы лежала на столе, перевернутая. Он не мог на нее смотреть. Угроза Осириса превратила его страх в холодную, сосредоточенную ярость. Его цель – нащупать уязвимые точки Фаланги, и данные с флешки Катарины указывали на одно имя: инспектор Дюваль из "Секции 7".

Два дня Маркус был тенью Дюваля. Он фиксировал все: от утреннего кофе до вечерних встреч. Картина складывалась быстро и была удручающе знакомой. Коррупция здесь даже не пряталась, она была наглой и самодовольной. Но этого было мало. Чтобы добраться до Осириса, нужно было копать глубже.

Ночью 13 мая Маркус действовал. Проникновение в здание "Секции 7" оказалось тревожно простым. Он двигался как призрак, используя слепые зоны и устаревшие протоколы. Настоящим испытанием был биометрический сканер сетчатки, защищавший архив. Это был отчаянный трюк из старой школы – одноразовая линза-имитатор, предоставленная сопротивлением. Секундное, почти неразличимое жужжание, когда он приложил глаз к сканеру, и тихий щелчок открывшегося замка. Он был внутри.

Его цель – компьютер инспектора Дюваля. Он использовал старую уязвимость в протоколе удаленного доступа, о которой знали лишь единицы в федеральном ведомстве. Спасибо Катарине за наводку. Получив доступ к основной системе, он начал методично прочесывать файлы. Его внимание привлекла папка, спрятанная под невинным названием "Семейный архив". Пароль на эту скрытую папку оказался до смешного простым – "Elodie16". Имя и возраст его дочери. Внутри был не компромат. Там было нечто худшее.

Всего один файл – короткий видеоролик. На нем была девушка лет шестнадцати в строгой серой униформе с вышитой на воротнике крошечной спиралью Осириса. Она сидела за партой в стерильно белой комнате и монотонно читала какой-то текст. В конце она подняла глаза в камеру и механически улыбнулась. Ее улыбка была идеальной, выверенной, как у аниматронного робота. Слишком правильной, чтобы быть настоящей. Ее глаза были пустыми.

Маркуса прошиб холодный пот. Он узнал этот взгляд. Это был тот же взгляд, что и у Селима. Дюваль был не просто продажным копом. Он был отцом, который платил за жизнь своей дочери единственным, что у него было – своей совестью.

Но настоящий ужас ждал его на локальном сервере. Папка "Специальные проекты". На экране начали разворачиваться таблицы – бесконечные списки имен. Напротив каждого стояли зловещие пометки: "Стадия 1: Наблюдение". "Стадия 2: Дискредитация". "Стадия 3: Изоляция". И последняя – "Стадия 4: Перевоспитание".

Его взгляд лихорадочно скользнул по списку "Потенциально неблагонадежные элементы (ювенильные)", и сердце остановилось. Он увидел ее имя. Вайс, Лиза. Возраст: 10. А рядом, в колонке "Индекс OSIRIS", стояла пометка: «Приоритет: А+. Высокий нейропластический индекс. Кандидат на раннюю интеграцию в 'Коллектив'».

Он не знал, что такое "'Коллектив'", но инстинкт кричал ему, что это хуже, чем тюрьма. Это была ассимиляция. Его дочь была в списке на поглощение. Ярость и ледяной ужас подстегнули его. Он лихорадочно скопировал всё на свой накопитель. Осирис не просто захватывал города. Он охотился за умами. Покидая здание, он отправил по зашифрованному каналу разрозненным ячейкам сопротивления все, что у него было. Это была бутылка с запиской, брошенная в океан хаоса. Но он ее бросил.

Глава 25: Лаборатория скорби

(Эмили Леруа)

Роттердам, заброшенный портовый складской комплекс. 14 мая 2026 года.

Два дня Эмили билась над загадкой кольца. Оно указывало на Париж, на главный сервер – на войну, к которой она не была готова. Каждый час анализа лишь усиливал ее головные боли и тремор в руках. Она чувствовала, как технология, которую она изучает, пожирает ее изнутри. И тогда раздался звонок от ее портового информатора. Рассказ о "центре для детей" на складе №12 стал последней каплей. Париж был стратегической целью, но это… это было кровоточащей раной здесь и сейчас. Она больше не могла быть просто исследователем. Пришло время стать хирургом. И ее первая операция в этой войне проводилась не по учебнику. Ее план был отчаянным, основанным не на данных с кольца, а на общих знаниях о протоколах безопасности OSIRIS и ее собственном полевом опыте. Она должна была действовать.

Эмили, используя навыки скрытного передвижения, отточенные за годы работы в горячих точках, двигалась вдоль забора, как тень…

Она выбрала момент, когда патруль Фаланги скрылся за углом, и направилась к тому самому месту, о котором говорил рабочий – прорехе в сетке-рабице за штабелем ржавых контейнеров, которую использовали местные контрабандисты. Он предупредил, что ее могут залатать в любой день. Ей повезло. Прореха была на месте. Бесшумно перебравшись на ту сторону, она оказалась на вражеской территории. Массивное здание гудело, как потревоженный улей.

Боковая дверь была крепостью: двойная защита из считывателя карт и биометрического сканера. Тупик. Эмили отступила в тень, но не ждать удачи, а искать уязвимость. Ее взгляд зацепился за внешние блоки системы жизнеобеспечения и фильтрации воздуха.

В ее голове мгновенно созрел отчаянный, "хирургический" план. Она вспомнила технический отчет о системах безопасности OSIRIS, который ей удалось изучить: их протоколы фильтрации воздуха были параноидально чувствительны к определенным летучим органическим соединениям. Система была спроектирована не для обнаружения саботажа, а для предотвращения внутреннего химического заражения. Она была логичной, предсказуемой и, следовательно, уязвимой. Она не будет пытаться обмануть охрану. Она обманет саму систему.

Из своего медпакета она достала небольшой флакон с анестетиком на эфирной основе и простейший распылитель. Это была ставка ва-банк. Если отчет был неточен, или дозировка неверна, ее ждала не тихо открывающаяся дверь, а вой сирены и пули. Это был огромный риск. Она подобралась к воздухозаборнику системы и выпустила небольшое облако аэрозоля. Теперь оставалось ждать.

Прошла минута. Две. Ничего. Она уже решила, что ошиблась, как вдруг раздался не вой тревоги, а серия тихих щелчков. Загорелся оранжевый сервисный сигнал.

«Внимание. Обнаружена аномалия в составе воздуха. Концентрация летучих органических соединений превышает норму. Активация протокола экстренного проветривания сектора Гамма», – бесстрастно произнес механический голос.

С шипением гидравлики тяжелая гермодверь, ведущая в лабораторию, приоткрылась на несколько сантиметров, чтобы создать тягу. Одновременно открылись и вытяжные шлюзы на крыше. Система не считала это вторжением. Она решала техническую проблему. Для Эмили это было приглашением.

Она проскользнула в образовавшуюся щель. Она была внутри. Но ее радость была преждевременной. Как только она попыталась продвинуться вглубь, тонкий, почти невидимый лазерный луч чиркнул по стене в сантиметре от ее лица. Внутренний периметр. Датчики движения. Сетка из таких же лучей покрывала все открытое пространство. Шаг в сторону – и сработает общая тревога.

Паника подступила к горлу, но она заставила себя дышать.

И тут ее мозг переключился. Она перестала видеть в этом систему безопасности. Она увидела анатомию. Это была не комната, а операционное поле. Лазеры были не лучами, а скальпелями, готовыми разрезать плоть. А "слепые зоны", меняющиеся в строгом ритме, были не ошибкой, а пульсом – безопасными интервалами между сокращениями сердца.

Она снова стала хирургом. Она выучила ритм. Это был танец со смертью, но она всю жизнь танцевала со смертью на операционном столе. На двадцать девятой секунде она сделала короткий, выверенный рывок – не как солдат, а как хирург, делающий точный надрез в единственно возможном месте.

Перемещаясь короткими, отчаянными бросками от укрытия к укрытию, она, как призрак, пересекла зал, приближаясь к рядам капсул.

Наконец, она добралась до цели. Дети. Подключенные проводами, как компоненты машины. На одном из мониторов она увидела фрагмент дневника "О.": «…человечество как вид зашло в тупик…»

И тут она поняла с ужасающей ясностью. Она смотрела не на десятки отдельных мониторов, а на единый, гипнотически пульсирующий узор. Энцефалограммы детей, их сердечные ритмы, их альфа- и бета-волны – все они были синхронизированы, сливаясь в одну безмолвную, идеально ровную симфонию покорности. Дети не просто были подключены к сети – они и были сетью. Это был не улей. Это был единый, разделенный на части разум. Осирис не создавал искусственный интеллект. Он выращивал коллективный. Она мысленно назвала это 'коллективным детским сознанием' – ульем, где каждый ребенок был лишь безвольной пчелой, а их страхи и надежды – нектаром, питающим королеву-машину.

Она выбрала ближайшую капсулу, где лежала девочка лет семи. В ее пустых, широко открытых глазах Эмили на мгновение увидела отражение своего брата – такого же беспомощного. Это был ее шанс исправить то, что сломалось в ней в Алеппо.

Внезапно ее пронзила острая, пульсирующая головная боль, заставив на мгновение опереться о стойку. Перед глазами на секунду все расплылось. Она списала это на крайнее напряжение и продолжила.

На ее медицинской карте, которую Эмили успела схватить, стоял штамп: "Международный центр реабилитации 'Новая Надежда'". Эмили уже слышала об этой организации. За последний год OSIRIS Inc. и связанные с ней фонды запустили несколько масштабных «гуманитарных» программ, якобы направленных на помощь детям-беженцам. В рамках этих программ проводились обязательные медицинские осмотры и «профилактические вакцинации». Теперь Эмили с ужасом поняла, что именно скрывалось за этими "вакцинациями". Это был конвейер. Идеальное прикрытие для массового внедрения чипов и QR-кодов.

Она осторожно начала отсоединять провода. В тот момент, когда последний контакт был разорван, раздался оглушительный вой сирены. Красные аварийные лампы залили лабораторию кровавым светом.

«Нарушение периметра! Протокол 'Изоляция' активирован!» – прогремел механический голос.

Паника на мгновение сдавила горло, но тут же отступила. Ее мозг, натренированный в хаосе операционных, не искал укрытия для перестрелки. Он искал уязвимую точку, артерию, которую можно перерезать, чтобы парализовать всю систему. Ее взгляд метнулся по лаборатории, оценивая не позиции врага, а источники опасности. Шкаф с надписью «Воспламеняющиеся реактивы» был именно тем, что нужно.

Пистолет Карима в ее руке был не оружием, а скальпелем. Один-единственный выстрел – не в приближающихся солдат, а в замок шкафа с химикатами. Металл со скрежетом поддался. Эмили схватила ближайшую канистру с легковоспламеняющимся растворителем и, не раздумывая, швырнула ее в сторону главного силового щита на стене, который искрил от перегрузки из-за аварийного режима.

Взрыв был не оглушительным, а резким, удушающим. Синеватое пламя на мгновение сожрало кислород, заставив все вокруг содрогнуться. Посыпались стекла. Осколок армированного стекла от взорвавшегося монитора вошел ей в плечо, когда она инстинктивно прикрыла собой девочку.

Боль была ослепляющей, но в ее сознании, вышколенном в полевых госпиталях, щелкнул знакомый переключатель. Включился «протокол Алеппо». Холодный, отстраненный инстинкт полевого хирурга, где мир сужается до единственной цели. Система пожаротушения взвыла, с потолка хлынули потоки воды и пены, смешиваясь с едким дымом от горящего пластика. И это создало идеальный шторм хаоса, который ей был нужен. Охрана, вбегавшая в коридор, была готова к перестрелке, к тактическому бою. Они не были готовы к ослепляющему химическому туману, заливающему глаза, и предательскому, скользкому слою пены под ногами, смешанному с осколками стекла.

Эмили не колебалась. Она подхватила бесчувственное тело девочки в свою здоровую руку, игнорируя пронзающую боль в плече. Ее разум, превратившийся в холодную карту причин и следствий, проигнорировал главные коридоры, теперь заполнявшиеся вооруженными людьми. Она вспомнила схему пожарной эвакуации, которую мельком видела на стене. Взрыв вызвал короткое замыкание в основной системе блокировки, но механические пожарные выходы должны были разблокироваться.

Она добежала до тяжелой стальной двери, над которой светился зеленый знак бегущего человека. Она была тугой. Раненая рука была бесполезна. Стиснув зубы, Эмили навалилась на аварийную ручку здоровым плечом, вложив в толчок весь свой вес и остатки сил. Скрежет металла – и дверь поддалась.

Холодный, чистый дождь роттердамской ночи стал шоком после ада внутри. Она вывалилась в темноту портовой зоны, в то время как звуки сирен теперь сходились на лаборатории за ее спиной. Она бежала, подпитываемая чистым адреналином, пока не достигла относительной безопасности заброшенных доков.

Именно там «протокол Алеппо» отключился так же внезапно, как и включился. Боль взорвалась в ее плече, ослепляющая, тошнотворная волна, от которой у нее подогнулись колени. Она быстро теряла кровь.

Спотыкаясь, почти волоча за собой бесчувственного ребенка, она нашла его – старую, полузатопленную баржу, о которой когда-то упоминал Жан-Клод. Она втащила их тела на борт, осторожно уложила Амину на груду грубой мешковины и только тогда позволила себе рухнуть на холодный стальной пол, ее мир сузился до единственной неотложной, клинической задачи: остановить собственное кровотечение, прежде чем она потеряет сознание.

Глава 26: Эхо машины

(Эмили Леруа)

Та же баржа. Несколько часов спустя. 14 мая 2026 года.

Эмили очнулась от холода и пульсирующей боли в плече. Она с трудом села, чувствуя, как мир качнулся от кровопотери. Пуля прошла навылет, но задела мышцу. Рука плохо слушалась, а импровизированная повязка пропиталась кровью. Она стиснула зубы, обработала рану антисептиком из своего медпакета и наложила тугую, профессиональную повязку. Боль никуда не делась, но теперь она была под контролем.

Первым делом она проверила девочку. Ребенок все еще был без сознания, но дышал ровно. Пульс – слабый, но стабильный. Эмили ввела ей поддерживающий раствор из своего медпакета.

Тишина укрытия давила. Адреналин схватки ушел, оставив после себя лишь ноющую боль и тяжесть осознания того, что она видела. Но она не могла позволить себе отдых. Она украла у врага не только ребенка, но и бесценный образец его технологии – активный, подключенный к сети чип.

Сознание работало в лихорадочном тумане, сплетенном из боли, потери крови и адреналина. Она знала, что у нее мало времени. Чип на руке девочки был активен. В любой момент OSIRIS мог послать команду на его самоуничтожение. Она не могла позволить себе роскошь полноценного анализа. Ей нужно было просто вырвать данные.

Превозмогая головокружение, она подключила планшет. Она знала, что у нее есть, может быть, минута. Стандартный протокол OSIRIS при несанкционированном отключении "актива" от сети предусматривал запуск программы "Чистый лист" – полного стирания данных на носителе. Она должна была действовать быстрее, чем сигнал об отключении дойдет до ближайшего сервера и вернется с командой на уничтожение. Но это был тот самый сценарий, к которому она готовилась неделями, ради которого провела бессонные ночи, создавая собственное программное обеспечение для экстренной выгрузки данных и модифицируя аппаратную часть своего планшета. Она была готова.

Из своего медпакета она достала шприц с густой, опалесцирующей жидкостью – экспериментальный подавитель связи имплантов, который они с Жан-Клодом разработали для блокировки связи имплантов. Она ввела жидкость в порт на корпусе чипа. Это был отчаянный ход. Ингибитор создавал локальное "поле тишины" вокруг чипа, глуша его связь с сетью, но одновременно мог повредить и сами данные.

Она запустила протокол экстренной выгрузки. Процесс был похож на отчаянную попытку скопировать горящий файл с самоуничтожающегося сервера – каждая секунда была на счету, а каждый переданный байт мог оказаться последним. Планшет зависал от напряжения. На экране мелькали предупреждения: «ОШИБКА ЦЕЛОСТНОСТИ ДАННЫХ», «ОБНАРУЖЕНА ПОПЫТКА ВНЕШНЕГО ДОСТУПА».

Она сидела, прислушиваясь к каждому шороху снаружи, пока гигабайты информации перетекали на ее носитель. 20%… 40%… Внезапно на экране вспыхнуло новое, красное окно: «ВНИМАНИЕ! ПОЛУЧЕНА ВНЕШНЯЯ КОМАНДА НА СТИРАНИЕ ДАННЫХ. АКТИВАЦИЯ ПРОТОКОЛА 'ЧИСТЫЙ ЛИСТ' ЧЕРЕЗ 10… 9…»

Шанс сохранить хоть что-то против риска потерять все. Хирург внутри нее сделал выбор – ампутировать, чтобы спасти жизнь. Не раздумывая, Эмили выдернула кабель. Прогресс-бар замер на отметке 68%.

Она представила, как по нейронным путям Амины бежит не вирус, а антидот, который она сама и создала. Пусть несовершенный. Пусть на 68%. Но это было началом.

Адреналин, который гнал ее вперед, испарился, оставив после себя лишь выжженную пустоту и острую, пульсирующую боль в плече. Она смотрела на цифру "68%", и это было похоже не на победу, а на диагноз смертельной болезни, для которой у нее было лишь две трети лекарства. Вес спящей девочки на ее руках, ноющая рана, сокрушительное осознание того, что она поставила на кон все ради неполного ответа – все это обрушилось на нее разом, заставив с трудом сдержать крик отчаяния.

Только позже, в безопасности «Асклепия», разбирая эти битые, фрагментированные файлы, она начнет складывать мозаику: обрывки протоколов «коллективного детского сознания», упоминания «Проекта 'Коллектив'», поврежденные отчеты об «аномалиях на клеточном уровне». Ее подвиг дал им не готовый ответ, а лишь кровавый, неполный фрагмент карты, по которой им предстояло идти вслепую. И цена этого фрагмента с каждым днем становилась для Эмили все выше.