Такие дела

Настя Глухова взялась за дело с завидной дотошностью. Максим давал ей сюжеты, а она быстро и весьма недурно переносила их из текста или из спонтанной речи в цифру. Под конец декабря у компании накопилось изрядное количество неумелых рассказов и неплохих иллюстраций к ним. С новостями дела обстояли похуже: как бы не старался Данил писать новостные заметки они теряли актуальность. Редакторская коллегия быстро решила эту проблему: не стали дожидаться первого выпуска журнала, публиковали новости постами.

"Рыжий кот застрял на дереве по улице Мира. Пройдоху спасли работники МЧС. Теперь он довольный, почётный служащий местного пожарного отделения. Ему даже присвоили звание: «рядовой». Поздравьте же эксперта по мурчальным делам с новым домом!"

Под текстом сообщения фотография рыжего кота с хитрыми-хитрыми глазами.

"По улице Машиностроителей горит дом. Пожарные делают всё возможное, чтобы огонь не перекинулся на соседние постройки. Как вы можете помочь семье погорельцев? Узнайте по ссылке".

Далее ссылка на страницу матери.

Ещё там были посты в стиле: "Свиньи, которые снова пили в лесопарке «Озёрный», сложно было за собой мусор убрать? Бойтесь, уроды, у нашего издания глаза и уши повсюду. А ещё у нас есть камеры. Сечёте о чём я? Прибирайте за собой".

Странно, но «Тёмный вестник» (название всё ещё рабочее) даже приобрёл какую-никакую популярность. У парней появились подписчики. Некоторые даже кидали деньги. Было подозрение, что это кто-то из родителей. Но не важно. Деньги парни закинули на счёт молодёжной карты в банке. Как-никак, а доход. Копеечки каждый месяц капали. Сумма росла. Но страшные находки продолжали появляется на улицах Тёмного.

– Я не понимаю, где мы прокололись! Смотри, – Андрей показал закреплённую запись: "Дорогие жители нашего любимого города! У нас беда. Кто-то калечит и убивает братьев наших меньших. Будьте внимательны. При обнаружении фактов живодёрства или чего-то похожего сообщите по телефону: 112 (Будьте готовы писать заявление)".

Под постом располагались шокирующие фото подобных находок. Запись была самой популярной в сообществе. Мнения, правда разделились. Начался цирк с конями и психопатами воюющими в комментариях. Но резонанс создать получилось. Многие заметили, что о проблеме говорят не взрослые собачники, от которых сам Бог велел слушать о подобных проблемах, а местные желторотики без царя в голове, известные своим дурным нравом и шумными драками. В курилках можно было встретить пассажи типа: молоко на губах не обсохло, а уже что-то понимают, может напраслину гонят на современное поколение?

Но суть не в резонансах и в общественном расколе. А в том, что трупы животных стали появляться чаще.

***

Егор продолжал ходить в школу. Продолжал жить обычную жизнь. Вот только ночи стали ещё страшнее. Ему хотелось, чтобы безопасный, понятный и рациональный день не заканчивался.

Бутч то и дело срывался с цепи. Начинал орать. Ему отвечали соседские собаки. Егор не хотел смотреть в окно. Было ощущение, что пока он не видит причины угрозы, её и не существует.

После прочтения тонн макулатуры ужасов, просмотра месяцев триллеров и хорроров всё должно было стать немного привычней. С таким комедийным флёром. Вместо этого тут и там виделись странные вещи.

Одной из таких вещей стал сугроб. Движущийся. Как будто что-то пряталось под снегом.

Днём, когда Егор огребал подход к дому, он готов был поклясться, что под снегом ничего нет. Ещё бы, он ведь сам сделал снежные насыпи, а вот ночью… Ночью всё приобретало страшные оттенки.

«Нужно смотреть страхам в лицо» – говорил дядя Серёжа. И Егор, отринув все предупреждения подсознания вышел во двор с ломом. Соседи, наверное, решат что он окончательно спятил. Ах да, уже решили. Парень живёт один. Часто отчебучивает странные вещи. И вообще: а не он ли по заброшкам животинку калечит?

Егор протыкал сугроб ломом. Он ожидал воплей, криков, или подснежной суеты. Ничего из этого не было. Металл входил в снег. Выходил, оставляя лунку. И Егор злился на свою ссыкливую натуру. Бутч наблюдал за сумасшествием хозяина с недоумением и, кажется, жалостью. Он чихал. Бубнил. Поскуливал.

В момент очередного удара у Егора чуть челюсть не отпала. По улице шёл толстяк с колонкой. Слушал свой: «ТЫЦТАЦТЫЦТАЦТУТУТУТУЦТАЦТЫЦТАЦ». Что смутило парня, так это то, что пухляш оделся явно не по погоде. Стоял январь. Минус двадцать три по цельсию. А толстяк был в серой фланелевой рубашке. Колонку держала рука в кожаной перчатке. А вторая была без перчатки! «Да что за нахрен?!» – подумал Егор. Голову пухляша покрывала кожаная кепка. Крайне странный видок. Нездоровый и непонятный. Егор решил убраться с улицы. Захлопнул ворота. Закрыл всё, что можно было закрыть. Погладил Бутча. И нырнул в тепло.

И хотя дома должно было быть безопасно, бубнящее в ночи: «ТЫЦТАЦТЫЦТАЦТУТУТУТУЦТАЦТЫЦТАЦ» не давало покоя.

Шум прекратился, когда сосед – вечно пьяный Женька – вышел наподдал ночному меломану тумаков.

***

Смотреть на природу было здорово. В особенности Егору нравился снегопад. Красота момента спасала от осознания, что вскоре придётся снова раскидывать снег со двора и у ворот. А вот Женьку это не очень нравилось. Он матерился, борясь со снегом. Иногда снег побеждал и Женёк падал. После он долго пытался найти в себе силы встать. Снова матерился. Отдувался. Но в конце концов, брал себя в руки, сжимал пальцы ног в кулак и поднимался.

После очередного январского дня учёбы на связь вышел отец. Егора смутили перемены в нём. Он подобрел. Говорить стал как-то приторно. Глаза источали вселенскую пустоту, а лицо очень близко познакомилось с бритвой. Егор не помнил, когда отец брился. Волосы на лице, стали неотъемлемой частью самого лица. И Егору пришлось туго, когда он пытался привыкнуть к новому виду Павла Васильевича.

– Мы тут кое-что нашли. Рассказать поподробнее не могу. Тебе надо это увидеть! – говорил Павел Васильевич.

– Но, пап, как? Ты меня в следующий раз с собой повезёшь? А как же учёба?

– Что-нибудь придумаем. Тебе определённо надо это увидеть!

Егор не оценил подобных перемен. Когда он учился в классе третьем-четвертом, он мечтал о том, чтобы батя взял его на работу. Это спасло бы Егора от одиночества, а до кучи и от остопиздевшей, по определению Макса, учёбы. Но сейчас… Было в этом что-то тревожное. Отчего это отец, вдруг передумал? Сколько Егор себя помнил, Павел Васильевич старался отвадить его от своей работы.

– Сына, понимаешь, ничего в этом хорошего нет. Разве что зарплата. Но она заканчивается быстрее, чем я дышу. Поэтому действительно: ничего хорошего, – говорил в бороду Павел Васильевич.

А сейчас, ни с того ни с сего, отец, вдруг, передумал.

– Бать, а ты чего побрился-то?

– А, ты заметил? Да не знаю… Влюбился!

– Чего?!

– Понимаешь, тут у нас учёные обосновались. Почву изучают. И лёд. Так вот среди них такая профессорша есть! На маму похожа… В молодости.

Егора как под зад пнули. Он, конечно, уже подрос. Кое-чего должен был понимать. Но с новой пассией отца так просто смириться не мог. Павел Васильевич всегда носил на себе отпечаток трагизма. А вот новая влюбленность этот отпечаток смывала. Теперь понятно, что поменялось. Не то, чтобы Егор был против… Как-никак, батяня ещё совсем не старик, но что-то внутри ломалось, мешало воспринимать его по-старому.

– Как зовут?

– Мила Александровна.

– Попросишь называть её мамой?

Павел Васильевич чаем поперхнулся.

– Егор!

– Да всё нормально, бать. Я всё понимаю.

По крайней мере, Егор хотел думать, что всё понимает.

– Фотку покажешь?

– Какую фотку?

– Бать, не тупи, моей будущей мамы.

– ЕГОР! ХВАТИТ! Покажу. В телеге будет.

Когда Егор увидел Милану Александровну, его картина мира заиграла новыми красками. Он, кажется, стал понимать что-то о взрослых.

– Красивая.

– А то-ж.

– Вы вместе приедете?

– Нет, скорее всего нет… Понимаешь, всё сложно.

– Ты ещё даже не заговорил с ней. В смысле, не по работе, так?

– Егор!

– Я не знаю, кто сидит перед камерой, но вы явно не мой отец. Что вы сделали с папой?