Такие дела

Никто, кроме трио друзей не знал каких трудов стоило снять её с гвоздей, положить останки в обувную коробку и похоронить в поле за городом. Они постарались. Сделали памятник из насыпи булыжников. Данил на трудах выжег на листе фанеры слова: «Все котики попадают в рай. Спи спокойно, Валькирия».

Максим больше не шутил. Почти. На нём лица не было.

Он стянул из гаража маленькую, пластиковую канистру с бензином, украл из родительских запасов пару початых бутылок водки.

Друзья не знали, как делается «Коктейль молотова», поэтому пришлось импровизировать: они добавили в бутылки опилок, хорошенько перемешали водку с бензином, вставили в горлышко тряпку – смоченную в бензине старую футболку, служившую когда-то постелью для Валькирии.

Начать было предложено Максиму. Миролюбивого парня разрывало от обиды и ненависти. Всю злобу он вложил в бросок горящей бутылки. Бутылка не разбилась. Глухо отскочила от оконной рамы. Посыпались остатки стекла. Максим не растерялся, быстро подобрал бутылку и кинул более прицельно в окно. Огонёк пролетел во тьму здания. Бутылка разбилась. Растеклась лужа пламени. Парни ожидали взрыва. Но ничего подобного не произошло.

– Облом! – сказал Данил, глядя на пламя. Максим бесшумно плакал, хотя парни бы его не осудили. Он любил кошку. Настолько любил, что, когда увидел то, что с ней сделали начал курить. И сейчас, утирая слёзы, он трясущимися руками поджигал вторую бутылку. Метнул её в другое окно. Разбилось стекло. Ещё одна лужа пламени расплескалась по грязному полу. Троица смотрела, как потихоньку, медленно, но верно, обветшалое здание занимается. Повалил дым. Максим закурил. Единственное, что он мог достать это полпачки сигарет, его тёзок. Курево было мерзкое. Воняло отваром из носков, баней и жённым навозом.

– Ну и? Чё дальше? – спросил Данил.

– А дальше найдём этих мудозвонов, и выбьем из них всё дерьмо. Вы со мной? – спросил Максим. Кажется, он курил не в затяг. Покашливал и плевался. И хорошо, скорее всего не подсядет.

– А ты как думаешь? – ответил вопросом на вопрос Данил.

Егор молчал.

Перед уходом Макс затушил сигарету.

– Хотите анекдот? – спросил он.

– Давай, – почти синхронно ответили друзья.

– После драки, кулаками не машут. Кто за ножом бежит, кто за обрезом.

В этот раз парни рассмеялись. Не смеялся только Макс.

Могилка Валькирии стала негласным местом сбора. Парни притащили на небольшой холм, поросший травой, пару брёвен. Из осколков кирпичей и дырявого, прогнившего жестяного листа сложили кострище. Принесли кольев и полиэтиленовой плёнки для теплиц – делать настил. Когда компания собиралась ненадолго или уходила, всё прятали в схрон – небольшую землянку.

Макса словно подменили – любой намёк на жестокое обращение с животными он стал воспринимать как личное оскорбление и лез в равные и неравные драки. Как он сам шутил про очередной фингал и свои занятия дзюдо: «Дай человеку по еблищу один раз – и его лицо будет разбито один день. Научи его самого бить по еблищу – и его лицо будет разбито всю жизнь».

Его отец и старший брат оценили перемену. Они с интересом выслушивали очередной рассказ про нерадивого собачника, плохо обращающегося с братом своим меньшим и его историю знакомства с новыми умениями Макса.

Найти живодёров было трудно. Парни, шляясь по городу выискивали зацепки, но ничего кроме новых жертв не находили. Были полуразложившиеся собаки и кошки, кости и части тел, но ничего, указывающего на тех, кто это сделал.

***

Егор все-таки повесил кабанью голову в пристройке. Правда забыл про неё достаточно быстро. Вспомнил слишком поздно, когда поймал многозначительный взгляд Макса на чучело.

Макс сам прервал молчание.

– Расслабься, друже, будем драться.

Егор напрягся.

– Да расслабься! Не поверю, что ты кабана завалил! Всё нормально. Я читал про диких кабанов. Ты знал, что если свинью выпустить в лес, она быстро дичает? И лучше тебе не встречаться с подобной животиной раз на раз. Жаль Валькирия была не такой свирепой… Знаешь чё такое ассиметричный ответ?

– Ну и чё?

– Это когда получаешь по морде, а бьёшь по яйцам.

Парни опять засмеялись.

Наспех перекусили гороховым супом на костях. Бахнули чая и уместились на диване смотреть «Крик 1» и «Крик 4». Вторую и третью часть слешера решили проигнорировать.

Под конец четвёртой части, Данил выдал: «Ну и дерьмо».

– А чё-ж ты раньше не сказал, глянули бы чё-другое, – ответил Егор.

– Чё например?

– Да хоть «Зловещих мертвецов»… Или «Хижину в лесу».

– Мы смотрим слишком много ужастиков, как я теперь домой пойду? – спросил Данил, – особенно из этой перди.

– Не волнуйся, Макс тебя за ручку проводит, – улыбнулся Егор.

– Хрена с два я буду рушить вашу крепкую мужскую дружбу, – парировал Максим.

Когда на улицу только-только стал заявлять свои права вечерний мрак, парни разошлись. Егор снова почувствовал одиночество.

Чтобы от него избавиться он погрузился в ленту соцсетей. Мемасы, тревожные новости и красивые картинки не очень-то помогали. А вот «Робинзон Крузо» Дефо вырвал его из реальности. Отогнал одиночество. Он в красках представлял как сам выживает в мире дикой природы, с поправкой на свои родные широты. Он, как никто понимал героя Крузо, а описание племени дикарей-каннибалов навевали странные ассоциации из жизни. Он понял, насколько сильно отпечатались их страшные находки на его сознании. «Будь у меня проблемы с психикой, моя биография, наверняка, смахивала бы на предысторию становления какого-нибудь социопата убийцы» – тоскливо улыбался он про себя.

«Дай мне знать, если когда-нибудь начнёшь жалеть себя» – говорил дядя Серёжа – «Я быстро избавлю тебя волшебным пиздюлём от подобных пиздостраданий. Пускай другие жалеют. Усёк?» И хотя Егор и не понимал, в чём тут дело, фраза: «Никакой жалости к себе» выжглась на обратной стороне век.

***

На Николая Николаевича было больно смотреть. И дело тут скорее всего не в сигаретном перегаре.

Николай Николаевич был лириком от мира физики.

Каждый урок он вёл с мелодраматичным надрывом. Он украл манеру читать лекционный материал из драмкружка. И эта манера шла вразрез со школьным курсом физики.

Видимо, по ночам он сливал остатки учительской зарплаты в интернет-казино. Были, впрочем, моменты, когда его «беспроигрышная статистически-выверенная система выигрыша» давала сбой – и он выигрывал. В такие моменты физик заполнял пустоту внутри себя отрыжкой консьюмерной современности – щеголял новой одеждой, смартфоном или цацками. Это было дерьмовой альтернативой моральным ценностям, простым человеческим чувствам и приземлённым радостям. Это не помогало бороться с дефицитом смысла. В такие моменты грусть, пожирающую его изнутри, можно было разглядеть без увеличительных стекол. Она переходила в материальный мир и выглядела как истеричные линии, нанесенные припадочным человеком поверх действительности.

Все эти редкие моменты заканчивались одинаково: символы потреблядства оседали в единственном ломбарде Тёмного, а отчаяние оставляло свой след на лице физика. Глаза краснели. Под ними расползались мешки трупного цвета. А нижнюю часть лица покрывала трёх-четырёх-пяти-дневная небритость, которая постепенно растягивалась во времени. И без того жёлтые пальцы желтели ещё сильнее…

Егор, глядя на медленное самоубийство преподавателя, испытывал странную смесь жалости, грусти и мотивации к саморазвитию. Хотелось роста.

Николай Николаевич, впрочем, был неплохим учителем. Егор вообще ничего не понимал в физике, но на тройку объяснения «Николаича» вытянуться помогали. А большего, ни Егору, ни его отцу и дяде не надо было, хотя и хотелось.

Но от школьной духоты качества физика спасали не полностью. К царице естественных наук седьмым-восьмым уроком (как, по сути, и к любому другому предмету, которому не посчастливилось оказаться последним в моменте одного учебного дня…) Егора захватывали перманентное опустошение, вселенская скука и стокилограммовая усталость. От формул на доске и объяснений Егора отвлекали вороны за окном и юбка Насти Глуховой. Ох уж эта юбка в складку!

Звонок. Как сигнал к побегу. Или как сигнал к заточению в интеллектуальной тюрьме. Знаете, словно проржавевшая дверь захлопывается перед носом. Один и тот же звук, обозначающий такие разные вещи.

Егор в этот день решил сэкономить деньги – чтобы у того, кто придумал ограничение поездок по школьному проездному хер во лбу вырос! Поездки закончились. Тратить деньги на проезд и пополнение не хотелось – их было мало. И Егор пёрся домой, распинывая камни и мусор. Вокруг разворачивался бытовой полдень четверга. Впереди – сраная пятница. Позади – большая часть очередной учебной недели.

Октябрь выдался промозглым. Люди – кто во что горазд – боролись с холодом, адаптируясь к новым климатическим условиям. Мимо Егора, то и дело, проносились женщины в тёплых демисезонных куртках кремовых оттенков. Или храбрящиеся, понтующиеся хладнокровностью подростки в рубашках с закатанными рукавами. Впрочем, их выдавала дрожь, и оглушительный (в первую очередь для них самих) стук зубов.

Егор не заметил как дошёл до своего района. О нагрузке напоминала лишь тяжесть знаний (портфеля), да кровь, согревающая организм.

Он прошёл мимо барачного остова. «Сжечь дотла» проклятую постройку не получилось: и без того тёмное здание, стало по-настоящему чёрным. Эта вселенская тьма бездной взирала на Российскую глубинку, желая пожрать всё: и едва-едва зелёную траву, чистый воздух и деревья. Егору привиделось, как разруха расползается от сгоревшего здания, захватывает дома, превращает их в себе подобных. Из недр здания расползается мусор от чьих-то попоек. Бездомные собаки рычат из-под полы. Из мрака тени обожённые бездомные сверлят тебя голодными глазами…

– Вот ещё, бля!..

Егор гнал из сознания подобные образы. Он решил, что когда-нибудь они соберутся и добьют эту неодушевлёную нежить – не дадут разрухе расползтись на жилые здания. Когда не останется ничего брошенного, на месте бесконечных заброшек будет построено что-то новое. Полезное. Нужное. И красивое.

Дома Егор пялился на расползающиеся буквы, цифры, формулы. Вся эта солянка из потенциально полезных знаний не желала перевариваться в голове.

– Учись, учись, учись, мудила!..

Егор постоянно отвлекался на бытовые дела. Частный дом – кладезь деятельности. Всегда есть что-то, что нужно сделать. Подровнять забор, компостную яму. Смазать дверные петли. Наготовить еды (в том числе и для Бутча). Убрать за собакой кучи с дерьмом – чёрт, жаль, что их нельзя продать! Это была бы золотая жила, бесконечный генератор ресурса. Егор, вооружившись совковой лопатой, мысленно поторапливал энергетиков, занимающихся топливом естественного происхождения.

В библиотеке в разделе «Современная литература. Хоррор» Егор разжился «Руководством по истреблению вампиров от книжного клуба Южного округа». С таких позиций на ведение домашних дел он ещё не смотрел. Но в целом, он ожидал большего. Больше экшена, больше саспенса. Хотя, если подумать, то какой экшен? Всё правдоподобно. Всё более-менее реалистично.

***

– Кароч пацаны, вести тревожные, – говорил Максим. Егор и Данил напряглись, глядя на остатки барака с сомнением.

Макс распинал пыль, ткнул в странные символы на земле.

– Это я разметку сделал. Зацените! – он прошагал в сторону барака. Насчитал пятнадцать шагов. Парни смотрели на него с волнением. Каждый бы тут волновался: друг тронулся.

– Кароч, я считаю, что от каждого заброшенного здания исходит… какая-то аура! Сечёте? Я, конечно, во всякую паранормальщину не верю, но тут что-то не так. Каждый раз, каждый, сука, раз, я прохожу мимо очередной заброшенной халупы и чувствую давление. Реальность как будто искажается. А на меня давит что-то, чего я даже не вижу. У вас такого не было?

Данил и Егор переглянулись. Дело дрянь. Нет, Макс и раньше любил попиздеть, постращать, нагнать жути или несмешных анекдотов. Но сейчас это было необычно.

– Я слышал, что с поехавшими нужно во всём соглашаться. Поэтому… Ну… Да. Допустим, – начал Данил.

Егор предпочёл не вмешиваться. Выжидал.

– Зацените. Я тут отметок оставил. Видите, прямо от здания, земля какая-то тёмная. Явно с ней что-то не так.

– Ага, это называется влажность. Солнце-то не всегда припекает, разве нет? А тут ещё и дожди прошли.

– Ты, мудила, не слушаешь ёптыть! Смотри внимательно, – Макс тыкал в землю.

Друзья решили, что у него действительно свистит фляга. Решили пока что согласиться.

– Допустим, – сказал Егор, – дальше-то что?

– Кароч! Теория, не, как там? Гипотеза! Во! Гипотеза! Каждое заброшенное здание – центр разрухи. Если его не убрать, разруха перекинется на соседние дома.

– Типо как пожар? – вмешался Данил.

– Да! Типо как пожар, ёптыть.

– И чё мы с этим сделаем?

– Вот это я и хотел у вас спросить. Может идеи есть? Пока что я ограничился заметками радиуса разрухи. Или как это ещё назвать? Разложение не подходит, сечёте?

– Ну да, не подходит…

За рассуждениями и размышлениями парни не разглядели метода борьбы с расширяющейся «разрухой». Решили разве что пометить «порченную землю» палками и камнями – наспех сварганенными символами. Через неделю, дескать, можно будет точно убедиться в работоспособности подростковой шизотеории: увеличивается ли степень разрухи или нет.

На рассуждениях о том, что вообще происходит и разошлись. Каждый, правда, отвлекался с вопросов вселенской важности на свои проблемы. Егор тревожился – отец уже вторую неделю не выходил на связь. В принципе, причин для беспокойств, пока что нет: самое большее, сколько по времени не было связи – полтора месяца, а тут две недели, подумаешь?..

Парни напряглись, когда на территории каждого заброшенного здания, будь то стройка, частные дома, или недействующие предприятия, стали находить странные символы и убитых животных. Это было страшно. Тревожно. «Стрёмно» – с определения Макса.

Настолько тревожно, что парни не побоялись сообщить о находках сторожам. По крайней мере, там, где они были.

– Парни, скажите честно, это вы сами сделали?

– Ну да, а сообщили зачем?

– Чтобы отвести подозрения. Вы меня тоже поймите, – говорил Афанасий Васильевич – сторож заброшенного стекольного завода, – я старый, мне уже шестой десяток идёт, я разное повидал. Так что давайте без обиняков. Не знаю, чего вы там в интернете своём понасмотрелись, а завязывайте с этим, пока слишком поздно не стало.

– Да-а-а-а, блять! – сказал Максим. Он с ненавистью пинал каждый камень, попадавшийся на пути.

– Ясен-красен, они нам не верят.

– А ты бы сам поверил? – спросил Данил.

– Да хуй знает! Но разобраться бы хотя бы попытался.

Парни посмотрели на белую газельку, покрытую пылью, с шумом полуисправного двигателя пересекающую линию пешеходного перехода.

– Вот в такой рухляди и ездят полные психи, – выдал Егор.

– Да брось ты! Ещё скажи, что каждый фургон принадлежит какому-нибудь маньяку, похищающему людей.

– Как бы те сказать… Не каждый владелец стрёмного карцера на колёсах – маньяк, но так сложилось, что большинство маньяков водят какой-нибудь гроб на колёсах, сечёшь?

Выпал первый снег. Слишком тонкий для снежков слой покрыл перемороженную грязь.

– Скоро по заброшкам не походишь. Да и из-за снега хрен разглядишь почву, – говорил Макс.

– Может, оно и к лучшему… Мне вообще поднадоело. Нихера не нашли, только время потратили, – говорил Егор.

– Да, мать мне запретила шлятся по малолюдным местам. Некита так и не нашли… – сказал Данил. Он что-то вырисовывал в блокноте.

– И чё, мы просто спустим этим обсосам? А что если они с животных на людей перейдут? Это же просто психи ебанные. Вот, Серый (полуобщественно принятая кличка Егора), ты сколько всего про разных маньячил прочитал? Сколько их историй начинаются с живодёрства?

– Многие. Им в детстве внимания не хватало, вот они и привлекали его как могли – говорил Егор.

– Вот! А я о чём! Вот оно, блять! Наш клиент или клиенты – недолюбленные квартирные тихони, сечёте?

– Так и я, получается, подхожу, – сказал Егор.

Повисла пауза.

– Не, кабанья голова, это, конечно, стрём, но я не думаю, что ты психопат-живодёр. По крайней мере, гоню такие мысли к хуям собачьим, – сказал Макс, – но присматриваться к тебе буду. Смотри у меня! Увижу маньячество – наваляю. Усёк?

Парни посмеялись. Егор взгрустнул. Его как-то не привлекало насилие, не смотря на то, что он к своим, четырнадцати с небольшим, годам пересмотрел и перечитал устрашающие количество жутковато-фриковатых историй. Насилие всегда казалось ему не настоящим. Этакая приправа для «остроты». Но события последних месяцев заставили его по другому взглянуть на все эти ужасы из масскультуры и реального мира. Теперь он считал, что насилие – дрянь.

– Дерьмо! – сказал Егор.

***

Понеслась охота на ведьм. Все «тихони» и потенциальные массовые убийцы рассматривались с особой тщательностью. Марк Городилов из шестого «Г» решил коллекционировать кости животных? Сюда! Наш клиент. И вскоре странноватый шестиклассник под прессингом и надзором старшиков устраивается волонтёром в загородный приют для животных. Кормит собачек и кошечек. Латает гнилые доски вольеров. И всем своим видом, всем естеством источает любовь к братьям нашим меньшим. И никаких костей, чёрт его дери!

Дальше трио друзей решили действовать на опережение – захватить умы потенциальных юных живодёров. Начали писать свой журнал и копить деньги на первое издание. Самый грамотный из компашки – Егор, назначался редактором. Максим писал рассказы и повести с продолжениями, а Данил занимался освещением новостей. Нужное количество денег никак не хотело набираться в «общаке» – трёхлитровой банке. К концу второй четверти накопили 665 рублей 60 копеек.

– Где вы вообще достали копейки? Их же даже в «Елене» не берут. Хотя там мелочь всегда в ходу. Бизнес-план по агитпропаганде рушился на глазах. Идею по решению предложил Данил, когда наткнулся на местное интернет-СМИ.

– Регистрация и ведение паблоса – бесплатные, сечёте?

– Сечём, – сказал Никита, – точняк! Зачем отпечатывать номер, один хрен у нас денег не хватит. Лучше заебошить стикеров с qr-кодами и забомбить всю округу. Вот тебе, считай, пиар даром!

Вскоре Егору пришлось осваивать редактирование PDF-документов с мобильника. Компьютер бы облегчил задачу. В который раз его спасла школьная библиотека – там были компьютеры со всем необходимым софтом. Вот только библиотекарша…

– Мальчик мой, ласточка! Не забывай делать перерывы! Ты что, не знаешь, что компьютер излучает радиацию? Видал Павла Васильевича? Конечно видал! ОБЖ и ОБЗР ведёт! Вот он от компьютера не отходит и в свои тридцать с небольшим (на самом деле, она имела в виду сорок шесть) уже лысеет! Ты же не хочешь лишиться своих прекрасный волос! Они у тебя прямо есенинские! – говорила Клавдия Ивановна.

Она так и норовила настроить сенсорные датчики – глаза под тяжеленными громоздкими линзами на Егорово дело. А ему не хотелось, чтобы она видела последние непечатные слова, неумелым ковровым узором вышитые на теле текста повествования Макса, который на нецензурную лексику не скупился. Его батя общался исключительно на татарском, матерясь, при этом, по-русски. Макс плохо знал татарский, а вот с русским у него сложились приятельские отношения. И понятно, какой объём заковыристых ругательств он получил в наследство.

Данил, помимо сбора новостей, договорился с Настей Глуховой об иллюстрациях. Она была из очень обеспеченной семьи, регулярно посещала художку, и обладала неслыханной роскошью – графическим планшетом.

– Рисунки на компе! Представляете? Я тут пытаюсь красиво сфотать свои каракули, ну чтоб их можно было в первый выпуск вставить, а она за пятнадцать минут вот такое набросала, – говорил Максим, показывая красивый чёрно-белый рисунок, по одному из его рассказов. В «Полночном ублюдке» сюжет крутился вокруг черта, наводящего ужас на округу небольшой деревеньки. Рогатая нечисть, по ночам ходит жрать из немытой посуды. Ночная трапеза сопровождается характерным козлиным «Брэ-брэ-брэ-трп-трп» и топотом копыт. Днём Егор смеялся над спорами Данила и Макса, дескать козлы только блеют, а на ночь, с момента прочтения и работы над рукописью, мыл посуду. Всегда. Ну его нахрен. Чёрта этого.

***Фрагмент рассказа

– Можешь объяснить, что конкретно мы тут ищем? Копаемся уже несколько дней, а ни конца, ни края всему замуту не видать. Страшное дело! – Говорил Грегор. Зубов у него не доставало. Слюна летела в разные стороны. Русая борода не помогала, не смотря на густоту и длину. Из-под отворота чёрной шапки блестели хитрые серые глаза.

Старший поднял взгляд с разбитого стекла на полу. Посмотрел на Грегора. На месте старика я бы уже думал как деться куда-нибудь, а ему всё нипочём. Стоит себе, вшей под одёжкой гоняет, да рукоятку ножа за пазухой поглаживает, мало ли чего, да? Поможет ему, в случае чего то? Вот именно. Стрёмная привычка. Сам нервничает и других заставляет. Пылит.

Старший ничего не ответил. Сказал только: «Продолжайте. Знаете, где меня найти, если что».

Грегор скалился, обнажая свою «изгородь». Впрочем, допытываться не стал. Спустил на тормозах. От ножа тоже отвалил. По крайней мере пока.

Мы продолжали перебирать развалины особняка близ Тихой. По досокам, по камушкам, по стёклышкам. Ничего дельного найти не выходило. Верней, дельного для старшего.

Рикки, конечно, прыгал и кипятком под себя брызгал, когда нашёл редчайшую, судя по всему, дорогущую картину какого-то давно почившего художника, но Старшего и эта находка не впечатлила.

Вот и снуём мы как тени настоящего по этой помойке прошлого. Копошимся, ругаемся и ищем, ищем, ищем, ищем, ищем, ищем…

Хорошо хоть лагерем тут же встали. Пара-тройка комнат и вся банда под крышей ночует. Жили же раньше!

Даже едим в ЗАЛЕ, прямо как знатные человечки. Токмо посуду, падлы, за собой мыть не хотят!

Меня этому ещё в монастыре научили: на ночь ничего оставлять не надо. Ни тарелок, ни ложек, ни кружек. Чёрт иначе жрать придёт. Я им так и объясняю: «Надо оно вам, падлы ленивые?!» А они смеются. Гогочут. Ржут. С-с-с-суки. Я ж как лучше хочу!

Вот этот сучара-Грегор, ухо свинячье, и первый насмехаться. Ничего. Я по ночам редко сплю – всё слышу. Как копыта по каменным полам цокают, какой чавк и гомон алчущиный, звериный стоит, и как тарелки бряцают.

Нравится с этим ужасом с одной посуды жрать – пожалуйста. Токмо меня неча втягивать…

***

Зимние каникулы несмотря на радость нового года, морозную атмосферу праздника и волшебства были омрачены тем, что библиотека не работала. А значит над первым выпуском журнала не работал и Егор. Компания друзей бродила по замороженному Тёмному и пыталась придумать название для журнала.

– Кароч, Предвестник Живодёрского Пиздеца! А? А? А? Как вам? – говорил Макс. Он прямо сверкал из-под батиной зимней униформы – огромной шапки-ушанки, явно ему не по размеру, и белого камуфляжного бушлата, в котором поместилась бы вся троица.

– И о чём это? – спрашивал Данил – Вот возьми другие журналы и СМИ. Там говорящие названия, понимаешь?

– Ну да, ну да, «РИА новости», «Медуза» и «ТАСС» – говорящие, что пиздец!

– Да я не про эту хуйню, вот «Правда», например. Всё ж сразу понятно, не?

– Не, парни, нам нужно что-то другое. Помните на литре мы чё-то такое проходили. Типа «Современник» там или «Полярная звезда». Вот такое надо. Чтоб Грымза с Николаичем не задушнили, – вклинился Егор.

– Может Дух или что-то такое. Типа-а-а-а, мистическое?

– Мистика?

– Ну, типо да!

– А чё, «ты читал новый выпуск «Мистики»? Нет? Ну ты и овощ. Там вообще чума» – сказал Максим.

Впрочем, выбор названия было решено перенести на попозже.

Ограничились «Тёмным вестником».

Настя Глухова взялась за дело с завидной дотошностью. Максим давал ей сюжеты, а она быстро и весьма недурно переносила их из текста или из спонтанной речи в цифру. Под конец декабря у компании накопилось изрядное количество неумелых рассказов и неплохих иллюстраций к ним. С новостями дела обстояли похуже: как бы не старался Данил писать новостные заметки они теряли актуальность. Редакторская коллегия быстро решила эту проблему: не стали дожидаться первого выпуска журнала, публиковали новости постами.

"Рыжий кот застрял на дереве по улице Мира. Пройдоху спасли работники МЧС. Теперь он довольный, почётный служащий местного пожарного отделения. Ему даже присвоили звание: «рядовой». Поздравьте же эксперта по мурчальным делам с новым домом!"

Под текстом сообщения фотография рыжего кота с хитрыми-хитрыми глазами.

"По улице Машиностроителей горит дом. Пожарные делают всё возможное, чтобы огонь не перекинулся на соседние постройки. Как вы можете помочь семье погорельцев? Узнайте по ссылке".