Ледяной цветок

– Туда! – Долан махнул факелом.

В это время Кузнец утешал Маруну, предлагая горячий отвар шиповника в своей кузне.

– На вот, согрейся, – он заботливо протянул чашу в огромных ладонях. – А если хочешь, могу тебе накапать туда чего покрепче.

Он добродушно подмигнул Маруне. Красными глазами она посмотрела в доброе лицо Кузнеца и закивала в знак благодарности, всхлипнув. Затем приняла из его рук чашу и сделала громкий глоток.

– Если уж он подал сигнал, значит, жив. Жив! – подбадривал Кузнец.

– Это всё я виновата, понимаете? Я! – Маруна поочерёдно заглядывала в глаза то Кузнецу, то Старику, который безучастно стоял рядом и вертел в руках книгу.

– Не вини себя, – осёк её Кузнец. – Лучше скажи, детей-то ты одних оставила?

– Кария согласилась помочь, – ответила Маруна и сделала глоток. – Права Кария, что я всё время нос сую в чужие дела. Да только как же иначе, если детки одни живут. Сердце ж кровью обливается!

Она снова заплакала.

– Да только не послушала я сердце, когда Кутыптэ, испуганный весь, к нам пришёл за помощью. Доверилась мужу, а теперь и он пропал! Ну, доберусь я до тебя, Гыр-Пыбра! Ну, получишь ты от меня!

И Маруна погрозила кулаком в пустоту.

Проклятия Маруны, конечно, не были слышны в темневшей чаще леса, куда забрёл отряд Долана.

– Там! – один из мужчин указал факелом в сторону, где за стволами мерцал огонь.

– Спускай собак, Стевер! – скомандовал Долан, и через миг трое псов с громким лаем сорвались с места. Четвёртый остался на поводке и жалобно заскулил от того, что его не пустили порезвиться с другими.

– Тише, Булат, спокойно, – сказал русобородый Стевер и похлопал пса по голове.

Отряд приближался к огню среди леса. Издали свет факелов выхватывал багровые пятна на снегу и множество следов. Наконец люди вышли к высокой сосне. Привалившись к её стволу и тяжело дыша, на земле сидел Турон. Его ноги были вытянуты, голова поникла, в руке он держал ружьё. Рядом на прогалине догорал факел. В дюжине шагов от Турона в рыхлом от множества следов снегу темнела волчья туша. Волк не дышал.

И багровые пятна повсюду. Их цепочка убегала в лесную глушь и терялась в сумерках.

Псы ощетинились. С глухим рычанием и скаля зубы, они настороженно кружили у мёртвого волка. Долан бросился к Турону и присел рядом. Турон не поднимал головы.

– Скорее! Подержи! – крикнул Долан одному из мужчин.

Подбежавший соратник принял факел. Долан снял с пояса походную флягу и вынул взвизгнувшую пробку. Затем поднёс горлышко к иссохшим губам товарища и запрокинул его голову. Турон сделал глоток. Лишняя вода потекла по подбородку и пролилась на тулуп. Он закашлялся. Долан вытер рукавицей его щёки и облегчённо выдохнул. Турон с трудом открыл глаза и посмотрел в лицо друга.

– Их было так много… – шепнул он. – И дикие до жути. Таких злых я ещё не встречал.

–Ты зачем один в лес пошёл? Дома не сиделось?

Турон поднял на товарища тяжёлый взгляд.

– Это я виноват, как же вы не поймёте-то все…

– И что ты доказал? – вспыхнул Долан. – Чужих детей не нашёл, так ещё и своих чуть без отца не оставил! Чего добился?

– Вон чего, – Турон кивнул в сторону.

Долан перевёл взгляд и присмотрелся. Рядом с ним валялся в снегу разбитый фонарь.

– И что с того? Что прикажешь с ним делать? – спросил Долан.

Ответом ему стал собачий вой. Долан обернулся. Псы сидели вокруг убитого волка и тянули морды к темневшему небу. Из их пастей рвался наружу горячий воздух вперемешку с заунывным воем.

– Стемнеет скоро, – доложил Стевер, так и не спустивший Булата с поводка.

Булат заглянул в глаза хозяина.

Долан ничего не ответил и поднялся. Турон попробовал встать, но вскрикнул от боли и сполз на землю. Долан покачал головой:

– Нарубите веток, соорудите носилки!

А сам присел к Турону, достал из-за пазухи платок и разорвал надвое. Турон от боли стискивал зубы, морщился и мычал, пока Долан промывал его рану водой из фляги и накладывал жгут.

– Лишь бы до заражения не дошло.

Когда он закончил, Турон положил руку на его плечо и сказал:

– Спасибо. Я… не должен был идти один.

Долан усмехнулся:

– Жена твоя тебе объяснит. Чую, она сейчас позлее Гыр-Пыбры будет!

Турон горько улыбнулся.

Вскоре носилки-волокуши из еловых ветвей были готовы. Турону помогли перебраться на пышный ковёр, и двое мужчин потащили его за собой по снегу, как в упряжке. Волчью тушу охотники тоже забрали с собой.

Дрожащий свет факелов исчез за стволами и больше не лился на рыхлый снег, ставший в сумерках грязно-серым. Багровые пятна на нём превратились в непроглядно-чёрные. Но вот они засияли алым. Засияли и зашевелились, задышали, замерцали. Затем сдвинулись с места. По ломаной линии они стеклись к одной точке, разгораясь с каждым мигом всё ярче. Когда они слились в общее пятно, сухая длинная рука с сучковатыми пальцами провела над ними, и вверх из снега всплыли красные огоньки. Они покачались в воздухе и разбрелись по лесу, выхватывая в темноте то щетинистый ствол старой ели, то вывороченное после бури корневище, то сухостой у подножья сосен. Из лесной чащи в спины охотникам смотрели два зелёных глаза.

28.

Всё дальше в чащу

«Ты и правда самое тёплое существо»

Пока отряд Долана возвращался из леса, Кутыптэ и Манул, напротив, забредали в самое его густолесье. В исконную его сердцевину, в дремучее нутро, где множились сумерки, где тишину не нарушал ни стук дятла, ни звон синиц, клестов и другой лесной живности.

– Темнеет, – робко сказал Кутыптэ и с опаской осмотрелся. – А фонарь-то я потерял. Что если мы не найдём дерево до темноты?

От испуга он остановился. Манул обернулся на него и махнул хвостом.

– Не трусь! Сказал же Лось: недалеко.

– Так это он по своим меркам считал, а мы вон уже сколько идём, а лес всё не кончается!

Кутыптэ посмотрел по сторонам, где в безмолвии и тишине росли безразличные к судьбе маленького человека стволы. Манул навострил уши.

– Что это? – спросил он.

– Что?

– Ты слышишь? Этот звук?

Кутыптэ не ответил, а только шмыгнул носом.

– Ты что, – оторопел Манул, – плачешь?

Кутыптэ уселся в снег. Даже в ранних сумерках было заметно, как порозовели его щёки и потекли по ним крупные слёзы.

– Мне страшно, – прошептал он и содрогнулся от плача. – Я не знаю, куда идти. Скоро стемнеет, а вокруг волки.

Манул ласково посмотрел на мальчика и подошёл ближе.

– Ну что ты, в самом деле, – мягко сказал он и положил лапу на колено Кутыптэ. – Разве можно сейчас раскисать?

– А если Лось ошибся? И указал нам не ту дорогу? Или вообще не понял, что мы ищем? – слёзы лились из глаз Кутыптэ. – Что тогда?

– По крайней мере, – отвечал Манул, – мы не замёрзнем.

Он кивнул на блестящие пластины.

– Благодаря твоей штуке.

Кутыптэ посмотрел в жёлтые глаза Манула. А затем потянулся к нему, чтобы обнять и прижать к себе. Манул замурчал в ответ.

– Ты и правда самое тёплое существо в лесу, – прошептал Кутыптэ в ухо Манулу и погладил по голове.

– Даже теплее, чем рога Лося? – удивился тот.

Кутыптэ закивал.

– И теплее твоей блестящей штуковины?

– Теплее.

Манул понюхал нос мальчика и потёрся мордочкой о его щёки. Кошачьи усы щекотали, и Кутыптэ невольно улыбнулся и хихикнул. Затем вытер рукавицей красные глаза и почувствовал пальцем зуб Ирики.

Ирика.

Кутыптэ снял рукавицу и вытряхнул зуб на ладонь. Манул с интересом уставился на невиданный белый камушек.

– Сестра сказала, что это волшебный амулет, и он поможет мне найти её.

Манул оживился.

– Тем более нельзя унывать!

Кутыптэ спрятал зуб в рукавицу, поднялся и твёрдо сказал:

– Пойдём!

В этот миг за одним из стволов он заметил синеватое свечение. Оно было подвижным и вскоре показалось на глаза.

– Что это? – удивился Манул.

– Светлячок?

– Зимой?

Синий огонёк мерцал и покачивался в воздухе. На какое-то время он замер в воздухе, а затем снова поплыл дальше. Вскоре появился ещё один. А затем ещё.

– Я такое видел, но то было летом на болоте. А чтобы зимой да среди леса? – изумился Манул.

– Мы сейчас на болоте? – всполошился Кутыптэ, и сердце его, кажется, выпало на снег.

Рядом вспыхнул очередной огонёк, и Манул оживился:

– Смотри! Ещё!

Он указал лапой на целое скопление синих огоньков, что плыли в воздухе и манили за собой. Друзья пошли следом. Вскоре рой этих светлячков окружил их, освещая набухшие сумерки у подножья деревьев. Неожиданно раздался древесный хруст, и совсем рядом проскрипел голос:

– Не пущу!

29. Из глубин памяти

«То было двое пропавших,

а теперь троих искать надо»

– Не пущу, сказала!

Маруна с красным от слёз носом и с растрёпанными волосами стояла, подбоченясь, над мужем, пока Старик обрабатывал его рану и прикладывал к ней размоченный в кипятке лишайник.

– Да брось ты причитать! – остужал её пыл Турон.

Он лежал у очага и стонал от боли.

– Никогда больше в лес один не пойдёшь! Или я неправа? – обратилась она к Долану, что стоял тут же, но ко всем спиной, и сквозь окно смотрел на тёмную улицу, но видел в слюдяном стекле только отражение комнаты.

Притихшие дети Маруны сидели в углу на сундуке и молча следили за столпотворением. Кария хлопотала у очага над чаном с лечебным отваром, а Старик накладывал повязку на рану Турона. Долан в задумчивости замер у окна и потирал бороду. На вопрос Маруны он покачал головой:

– Нет. Неправа.

– Это с чего это? – набросилась на него Маруна.

– Турон один из лучших охотников. Бравый, смелый. Разве не за такого ты выходила замуж? Разве не таким он тебе полюбился?

Долан обернулся к ней. Маруна отвела взгляд и с обидой посмотрела на мужа.

– Негоже такому у юбки тереться, – пробасил Долан. – Нельзя его оставлять дома без дела.

– А детей без отца, значит, оставить можно? – не унималась Маруна и обратилась к Турону. – А если б ты не вернулся? Головой своей подумал? Мне потом одной троих поднимать?

Маруна постучала себя пальцами по лбу и кивнула на детей. Старшая дочь и сынишка только и сверкали испуганными глазами из угла.

В люльке зашевелился младенец. Маруна подошла к нему и принялась укачивать.

– Вам лишь бы всё доказывать кому-то, – внезапно поддержала Маруну Кария. – А что потом, даже не заботитесь.

– Ну хватит, – осадил женщин Долан. – Влюбляетесь в дикого зверя, а после лепите из него домашнего кота. А потом и кот вас не устраивает, потому что влюблялись-то вы в дикого зверя!

– И не кому-то, а себе мы доказываем. Себе в первую очередь! – воскликнул Турон с такой силой, что Старик отвлёкся от его раны и внимательно посмотрел ему в лицо.

– Себе! – жарко добавил Турон, глядя Старику в глаза, точно разглядел там сомнение.

Неизвестно, сколько ещё могла продолжаться перепалка, если бы дверь в дом Маруны не распахнулась и на пороге не появился Кузнец. Он потопал в предбаннике, сбивая снег, затем подошёл к очагу и протянул к огню руки.

– Все дворы обошёл, всех опросил: никто фонарь в лесу не терял.

– А я вам сразу сказала, что это фонарь Кутыптэ, – сказала Кария. – С ним я его и видела.

– Пусть так, – сдался Долан, – я всего лишь хотел убедиться.

– Убедился. А толку? – не отставала Кария, подавая Старику плошку со свежим отваром.

Долан принялся рассуждать вслух:

– Кутыптэ ушёл в лес один, так? Значит, Гыр-Пыбра его не похищала.

– Мы это знали ещё днём, – холодно встретила этот вывод Кария.

Долан не повёл ухом.

– В лесу он потерял фонарь, так? – продолжил он.

Кария промолчала, но взгляд её был едок и надменен.

– Так, – ответил Долан сам себе и задал новый вопрос. – На Турона напали волки, так?

– И где связь? – не выдержала Кария.

Долан собрался ответить, но его опередил Кузнец:

– Если бы Кутыптэ стал добычей волков, то они бы не напали на Турона, а сытые отсыпались бы где-то в чаще.

Долан посмотрел на него в раздражении, хотя и признал правильность догадки.

– А так они вышли к окраине леса, где и напали на Турона, – добавил он.

– Ух, и дикие! – подтвердил Турон и посмотрел на Маруну: – Прям как ты сейчас.

Маруна одарила мужа взглядом тяжёлым, точно чан с целебным отваром.

– Да мало ли волков в лесу бродит? – сказала она.

А Кария уселась на лавку у окна и скрестила руки на груди:

– Прекрасно, что мы так подробно восстановили ход событий. Только как это поможет найти детей?

Кузнец с интересом посмотрел на Долана. По всей видимости, на этот вопрос у него ответа не было. Долан погладил бороду и предположил:

– Ирику, если её и вправду похитила Гыр-Пыбра, мы пока не можем вызволить. А вот её брат, скорее всего, где-то в лесу. Возможно, залез на дерево и прячется там от хищников. Будем надеяться, что не замёрз.

– Ты ж сама сказала, что из дома всю еду забрали, значит, не голодает, – добавил Кузнец, глядя на Маруну.

– А значит, – продолжил эту мысль Долан, – мальчик хоть и маленький, но собрался для похода серьёзно. Да и вообще смышлёный.

– Говорю же, я научил его пользоваться огнивом, – напомнил Кузнец.

– Поутру снаряжу отряд на поиски, – подытожил Долан. – Пойдём по следам.

– Наконец-то! – воскликнула Кария. – Я уж думала, ты никогда не предложишь!

Долан стиснул зубы.

– А вечером, когда дождёмся полнолуния, прочитаем книгу и узнаем, как одолеть Гыр-Пыбру. И спасём Ирику. Правильно я говорю? Как вам такое? – спросил Долан и повернулся к Старику.

Старик заканчивал перевязывать ногу Турона.

– Спасибо, – шепнул Турон и похлопал его по руке.

Старик протянул подошедшей Карии плошку с остатками отвара и вздохнул.

– Мне было девять, когда Гыр-Пыбра украла мою сестру.

Все переглянулись.

– Да-да, мы слышали, – нетерпеливо сказал Кузнец, за что получил долгий взгляд Старика и втянул голову в плечи.

– Вы слышали не всё, – отрывисто сказал Старик. – Есть ещё что-то… Я понял это только сегодня. И оно не даёт мне покоя.

Долан взял табурет и подсел к Старику. В доме распухла тишина. Даже младенец в люльке утих. Был слышен только треск поленьев в очаге и старческий голос.

– Мне было двадцать или около того, когда однажды глухой ночью кто-то постучал в мою дверь. На пороге стояла незнакомка. Она представилась моей пропавшей сестрой. А как я мог её узнать? Столько лет прошло, – Старик покачал головой. – Я не признал в ней сестру. Не поверил ей. И прогнал.

Старик посмотрел на язычки пламени, что дрожали в печи. И умолк. Никто в комнате не смел не то что поторопить его рассказ, но даже шелохнуться. Наконец он продолжил:

– На ней было ожерелье в точности как то, что вы видели на Кутыптэ. Ведь и ему вы не поверили. Волшебное ожерелье. Колдовское. И если это моя сестра отдала ему то ожерелье, то, значит, ещё жива. Скорее всего, жива. И её можно найти. И я найду её! – Старик топнул ногой. – Пусть даже это будет последняя находка в моей жизни. Найду и попрошу прощения, как она того заслуживает.

Старик умолк и погрузился в раздумья. За окном трижды пролаял соседский пёс и стих. Кузнец кашлянул. Маруна поднесла палец к закрытым губам: потише! И кивнула в угол, где на сундуке уснули дети.

– И где же нам искать её? – шепнул Долан. – И почему она только сейчас отдала своё ожерелье, а не делала этого раньше? А может, такое ожерелье не одно?

Старик молчал. Затем резко вздёрнул голову, точно впервые увидел Долана. Покачал седой головой, пощупал бусины да обереги, вплетённые в бороду.

– Н-да, – выдохнул Долан. – То было двое пропавших, а теперь троих искать надо.

– Быть может, она что-то знает о Гыр-Пыбре и поможет нам? – спросил Кузнец и посмотрел на Старика.

Тот неопределённо повёл плечом и тяжко вздохнул.

– Утро вечера мудренее, – тихо сказала Кария. – Пора спать ложиться. Час поздний.

– Думаешь, я усну, зная, что дети сейчас одни в холодном лесу среди волков? – вздохнула Маруна.

Кузнец и Долан поднялись с мест.

– И всё же отдохнуть надо.

– Засиделись мы у тебя.

Кария засуетилась.

– И я пойду. Как там куры мои. Завтра яичек свеженьких тебе принесу к завтраку, хочешь? – спросила она Маруну, проходя мимо, и по-дружески погладила её руку.

– Спасибо, – кивнула Маруна. – То было у меня трое, за кем глаз да глаз нужен, а теперь вон, четверо.

Она кивнула на задремавшего Турона. Кария улыбнулась и направилась к выходу. Проходя мимо Долана, она заявила едко:

– Поиски надо было ещё сегодня устроить.

И вышла. Долан рыкнул ей в спину.

Старик, не попрощавшись ни с кем, зашаркал к двери. Он постоял немного на пороге, мотнул головой, толкнул дверь и вышел без слов.

Долан обратился к Кузнецу:

– Пойдём, поможешь костры разжечь.

Тот кивнул, махнул оставшимся на прощание, и оба вышли из дома.

– Почему ты ей позволяешь так с собой разговаривать? – спрашивал Кузнец, когда они с Доланом шли по спящей улице.

Долан в ответ отмахнулся, и Кузнец слышал только хруст снега под ногами.

Маруна осталась в утихшем доме наедине с мыслями. И долго не могла прогнать из памяти голос Старика, что звучал в голове: «Не признал. Не поверил. И прогнал».

30. Плата за вход

«Искомое будет найдено»

Этот жуткий голос протрещал так внезапно, что путники в испуге остановились, а Манул даже подпрыгнул на месте. Кутыптэ осмотрелся.

Рядом что-то вспыхнуло. Кутыптэ отпрянул и увидел, что это торчавшее из снега изваяние – выдолбленный в стволе дерева истукан с человеческий рост. Глаза истукана светились голубым огнём. Узорчатая резьба по дереву мерцала холодным светом, точно замёрзшая молния. Изваяние определённо изображало мужчину, даже, скорее, старца с длинной бородой и усами. На уровне живота в столбе было выдолблено углубление – здесь резьба изображала ладони старца, которые он держал открытыми. На них присел один из огоньков, да так и остался сидеть, превратив изваяние в подобие светильника.

– Не пущу! – грозно повторил истукан и с гневом сдвинул брови.

Кутыптэ не нашёл, что сказать.

– И что ты сделаешь? – дерзко спросил Манул, а затем обратился к Кутыптэ: – Пошли, чего бояться? У него ни рук, ни ног. Не побежит же он за тобой.

И засмеялся. Затем бросил бравый взгляд на Кутыптэ и кивнул ему: пойдём, мол. Кутыптэ нерешительно двинулся следом, с опаской поглядывая на истукана. Но вдруг снег под Манулом взвился вихрем, подбросил над землёй и закружил с немыслимой силой.

– А-а-а! – закричал Манул. – Верни меня на место-о-о-о!

Кутыптэ набросился на идола и заколотил кулаками.

– Отпусти его! Пусти!

Но вихрь всё крутил Манула в воздухе.

– Пусти! – не сдавался Кутытпэ. – Что тебе от нас надо?

Идол опустил взгляд на мальчика и грозно ответил:

– То, без чего ты не можешь идти дальше.

Кутыптэ отступил и в растерянности посмотрел на истукана.

– То, без чего я не могу идти дальше?

– То, без чего ты не можешь идти дальше, – подтвердил идол бесстрастно.

Кутыптэ вздохнул.

– Отпусти его сначала! – потребовал он. – И я дам тебе что просишь.

Вихрь стих, и Манул грохнулся в сугроб.

– Что? – он замотал головой, отряхиваясь от снега. – Что ты ему дашь?

– Зуб Ирики, – мрачно сказал Кутыптэ. – Без него я не смогу идти дальше и найти сестру.

Манул снова затряс головой и шаткой походкой подошёл к Кутыптэ.

– Глупый! – вздохнул Манул. – Ну при чём тут зуб?

Кутыптэ обернулся на Манула.

– Разве ж без этого нельзя идти дальше? Всему вас учить надо.

– А что тогда?

– Сам подумай! – предложил Манул, но ответил за Кутыптэ: – Без еды! Без еды ты далеко не уйдёшь. Еда и сон – вот самые важные вещи в жизни. Уж мы-то, манулы, знаем в этом толк.

Зазвучал трескучий голос идола:

– Дай мне то, без чего ты не можешь идти дальше!

– Ну, – подтвердил Манул. – Что я тебе говорю?

– Зачем деревяшке еда? – усомнился Кутыптэ. – Да и как мы потом сами без еды?

– Я что-нибудь нам раздобуду, – успокоил Манул. – Я же охотник, не забыл?

И Манул принял гордую позу. Это не убедило Кутыптэ:

– С раненой лапой?

Манул прищурился.

– Хочешь – отдай ему зуб.

И отвернулся. Кутыптэ нерешительно снял мешок и полез за съестными припасами. А осталось их совсем немного.

– Всё отдать?

Манул кивнул:

– Отдавай всё. Надо его хорошенечко задобрить.

Кутыптэ без охоты выложил припасы на ладонь идола.

– И что теперь? – спросил он. – Мы можем пройти?

Истукан закрыл горящие глаза и ничего не ответил. Припасы в его ладонях зажглись синим пламенем и рассыпались в серебряную пыль. Идол погас. Всё стихло.

Кутыптэ и Манул постояли молча.

– Как думаешь, – начал Кутыптэ шёпотом, – это значит «да»?

– Есть только один способ проверить.

Манул поднял жёлтые глаза на Кутыптэ.

– Только на этот раз, пожалуй, ты идёшь первый. У меня до сих пор голова кругом. Два раза сегодня летал. А я манул, понимаешь? Не птичка там какая-нибудь невеличка.

Манул усмехнулся, но на лице Кутыптэ не возникло и тени улыбки. Мальчик сдвинул брови и шагнул мимо умолкшего идола. Сделав шаг, остановился. Затем снова шагнул и опять замер.

– Путь свободен? – в нетерпении спросил Манул и шагнул следом.

Но стоило им двинуться, как по левую руку голубыми огнями вспыхнул ещё один истукан. Он был чуть завален, его тело расколола трещина. Выглядел он иначе: это тоже был мужчина, но уже не старец, а, похоже, воин. Одну руку он держал на рукояти меча, а вторую протянул ладонью вверх для подношения.

Кутыптэ решительно подошёл к нему и спросил, сам поражаясь своей дерзости:

– А тебе что надо? Или угощение не понравилось?

Идол медленно моргнул.

– Дай мне то, без чего ты не можешь идти дальше, – молвил он, глядя в пустоту.

– Нет у нас больше еды! – вскричал Манул. – Твой сородич всё отобрал!

– То, что греет тебя в зимнюю стужу, – добавил идол, не обращая внимания на Манула.

– Выходит, насчёт еды мы ошиблись? – воскликнул Кутыптэ – Ему было нужно другое?

– Думаешь, поэтому первый чурбан погас?

– Не знаю… Без чего я не могу идти дальше и что меня греет?

– Твоя штуковина, – Манул указал лапой на ожерелье. – Это ж яснее ясного! Без неё ты бы давно замёрз!

Кутыптэ замотал головой.

– Я не могу это снять, пока не найду сестру. Я пробовал.

– Тогда о чём он просит?

Вместо ответа мальчик сбросил пустой мешок в снег и расстегнул тулуп.

– Что ты делаешь? – не понял Манул.

– Моя одежда. Она меня греет. Он её просит.

Манул фыркнул:

– Ладно мы, манулы, рождаемся в бесподобной тёплой шубе, но если ты снимешь свою, мигом превратишься в ледышку!

– А иначе он не пустит! Нельзя терять время! Темнеет!

– Ты точно рассудка лишился! – застонал Манул.

Но Кутыптэ не слушал. Он стянул рукавицы, вытряхнул зуб Ирики на ладонь и положил рукавицы на ладонь истукана.

– Держи пока это, – сказал он, а сам нагнулся сунуть зуб в опустевший мешок.

После чего стянул с себя тулуп.

– Смотри! – воскликнул Манул.

Кутыптэ обернулся к идолу. Рукавицы рассыпались той же серебряной пылью, как и съестные припасы. Идол закрыл глаза и замер.

– Мы что, опять не угодили? – в гневе крикнул Кутыптэ. – Сколько их тут будет? Они всё у меня хотят отнять?

– Вижу ещё одного, – прошептал Манул.

И действительно, чуть поодаль зажёгся голубыми огнями новый истукан. Кутыптэ натянул тулуп и решительно зашагал туда.

– Чего на этот раз?

– Дай мне то, без чего ты не можешь идти дальше. То, что греет тебя в зимнюю стужу. То, что ведёт тебя через лес, – прозвучал ответ.

– Есть догадки? – спросил Манул и нервно дёрнул хвостом.

Кутыптэ осмотрел идола. Это изваяние сильно отличалось от двух прежних. Оно изображало женщину. Углубления для подарка в истукане не было. Руки статуи были вырезаны в дереве, а резьба изображала пламя, которое статуя держала в ладонях. Перед идолом торчал из снега невысокий пенёк. Скорее всего, для подношения.

Внимательно осмотрев статую, Кутыптэ подпрыгнул на месте.

– Я понял!

Манул с интересом посмотрел на мальчика.

– Им нужен огонь!

– Огонь?!

– Ну конечно! Смотри: огонь меня грел и не дал замёрзнуть. Поэтому без него я не могу идти дальше. И огонь вёл меня через лес. Огонь горел в моём фонаре.

– Как ты отдашь свой фонарь? Ты же сам сказал, что потерял его.

– Да! Но это осталось!

Он полез в карман и выудил руку. Протянул кулак к Манулу и раскрыл ладонь. Манул в удивлении уставился туда, и взгляд его отразил недоумение.