Ледяной цветок

– А если не найдём мы детей? С чем вернёмся?

И подозрительно прищурился. Долан хмуро на него посмотрел, сделал зарубку на тонком стволе осины и прицепил к ней красную нить.

– Видишь это? – спросил вместо ответа Долан и указал на моток.

Бондарь с любопытством глянул на красную нить, точно она была какой-то особенной.

– Да мы её каждый раз берём, если туман. Но дети тут при чём?

– Если кто из них найдёт эту ниточку, сразу поймёт что делать. Их тому ещё в начале зимы учили.

Долан закончил с осиной и двинулся дальше. Бондарь оглянулся и посмотрел туда, откуда они пришли. Там, в лесной чаще, подёрнутой дымкой тумана, терялась ломаная красная линия.

– Но ты ловко ушёл от ответа, – Бондарь бросился за Доланом, не отставая от него и требуя разъяснений.

Долан молчал.

– Мальчонка уже день как пропал, – не унимался Бондарь. – Посмотри правде в глаза.

– И что ты предлагаешь? – вскрикнул Долан, и на него обернулись охотники. – Бросить поиски?

Отряд остановился. Все внимательно смотрели на Долана и не двигались.

– Что? – осмотрел он своих людей. – Вы тоже думаете, что дети давно сгинули и всё напрасно?

Охотники не отвечали, мрачно переглядывались и не решались задержать взгляд на предводителе.

Долан подошёл к одному из них.

– А если б это был твой сын, Берген? – спросил он конюха, сурового на вид мужика с такими ручищами, что ими подковы гнуть можно. – Ты бы тоже рассуждал, как он?

Долан кивнул на Бондаря.

Берген, которого жена пять лет назад осчастливила озорным сорванцом, бросил на Долана испуганный взгляд, но тут же его отвёл.

– Ну зачем ты так? – пробасил он.

– А ты, Тайрок? Если б это был твой братишка?

Тайрок не ответил. На его квадратных скулах, ещё не успевших покрыться щетиной, играли желваки.

Долан окинул взглядом людей.

– Если у этих детей нет родителей, это ещё не значит, что о них некому позаботиться.

Раздался выстрел.

Всё обернулись на звук. С еловых ветвей посыпался снег и в воздухе грузно захлопал короткими крыльями тетерев. Бонадрь держал птицу на мушке и сопровождал дулом её полёт.

– Эй! – грозно крикнул Долан.

Бондарь с досадой опустил ружьё и отвёл взгляд от упущенной добычи.

– Заодно поохотились бы, – хихикнул он.

Долан положил ладонь на ствол ружья, опустил его дулом к земле и произнёс раздельно:

– Сегодня не день охоты.

Затем посмотрел на Бондаря таким тяжёлым взглядом, что тот, кажется, сделался ещё ниже. Неизвестно, сколь долго мог Долан испытывать Бондаря молчанием, если бы не крик одного из охотников.

– Смотрите!

Долан перевёл взгляд и увидел, как меж стволов медленно проплывает красный мотылёк. Но вот появился второй. Затем третий. И ещё. Эти мотыльки светились неведомым огнём и намертво приковали к себе внимание отряда. Вокруг стихли все звуки. Люди замерли, не решались шелохнуться и только глазами провожали неведомых пришельцев.

5.

Старое русло

«Вы много ещё не знаете»

Пёс обнюхал ступни Старика, потерял к ним интерес и запрыгнул на сани. При этом вильнул хвостом так, что задел щёку Старика. Тот поморщился. Перед ним стоял Стевер со сложенными на груди руками.

Старик как ни в чём не бывало мастерил поделку из соломы, по-видимому, какую-то фигурку, у которой отчётливо виднелись голова и у руки.

– Теперь, когда ты знаешь причину, может, поедем дальше? – ехидно спросил он. – Мне холодно вообще-то.

Старик поёжился, а Стевер ничего не ответил и с недовольным видом уселся в сани рядом с Ялисом.

– Мог бы сразу сказать, что выше по течению ива получше будет, – пробурчал он.

Пёс уселся рядом с хозяином и положил голову ему на плечо. Стевер почесал его за ухом.

– А я и не знал, что это бывшее русло реки, – изумился Ялис и хлестнул Вихря.

Сани заскрипели по снегу.

– Теперь понятно, откуда посреди дороги столько валунов, – сказал Ялис, натягивая вожжи, чтобы петлять меж преград.

– Вы много ещё не знаете… – таинственно сказал Старик, но больше ничего не добавил, а только повертел готовую фигурку в руках. Это была соломенная куколка.

– А почему так случилось? Ну, река пересохла? – любопытствовал Ялис.

Ответа не было.

Время текло так же уныло, как Вихрь перебирал ногами, а над головой висела всё та же серая пелена. Старое русло постепенно сужалось, по сторонам вырастали крутые и высокие берега, и путники заметили, что дорога оказалась зажата в узких тисках ущелья. Растительность незаметно пропала, и багряная ива давно перестала попадаться на глаза.

С вершин кряжистых берегов то и дело сыпались хлопья снега да цокали по скалистым выступам камушки, и стук этот гулко разносился по ущелью. Стевер поднял голову и пристально осматривал вершины высоких круч.

– Эти места обитаемы? – спросил он.

А затем сунул руку под мешковину, достал оттуда ружьё и положил на колени.

– Люди ушли отсюда сорок лет назад, – ответил Старик. – Вода ушла, и люди ушли.

Всю дорогу Старик просидел спиной вперёд и смотрел только на заснеженные носки своих валенок да на две черты, что оставляли на снегу полозья саней.

– Смотрите в оба, – предупредил Стевер. – Удобное место для нападения.

Ялис с испугом посмотрел на соседа. Стевер в ответ кивнул: мало ли что.

В этот миг его пёс сорвался с места, спрыгнул с саней и с громким лаем помчался вперёд.

– Булат! – крикнул Стевер.

Булат скрылся из вида за излучиной высохшей реки. А сверху снова посыпался снег.

– Гони! – крикнул Стевер Ялису.

– Гони, – передразнил его Старик. – Да я бы на твоём Булате быстрей добрался, чем на этом Вихре.

Но раздался щелчок поводьев, и сани толкнуло с такой силой, что Старик чуть не вывалился. Мерин будто вспомнил своё гордое имя и резво затрусил по снегу.

Лай Булата не утихал, и когда путники вынырнули из-за поворота, их глазам предстала невиданная картина. До выхода из ущелья оставалось совсем немного, а впереди на пологом откосе над пустым руслом реки раскинулась…

– Что? Деревня? – спросил Старик, даже не взглянув туда.

Стевер и Ялис в потрясении обернули к нему лица.

Да, впереди по берегам бывшей реки были рассыпаны домики неизвестной деревушки. Довольно большой, судя по количеству построек. Но, видно, давно покинутой. Дома были занесены снегом, кровли местами обрушены, а тёмные окошки подслеповато щурились. Нигде не тянулась от печной трубы ниточка дыма, не лаяли собаки, не доносился людской говор, звон молота о наковальню или мычание коров. Отчётливо виднелась водяная мельница на высоком правом берегу с давно бесполезным колесом.

Булат не переставал лаять, точно угрожал кому-то невидимому. Стевер привстал, всматриваясь вперёд. И тут земля под ногами дрогнула. Конь в испуге заржал, попятился и толкнул сани назад, отчего Стевер повалился на бок.

В этот миг снежные вершины крутых берегов пришли в движение. Их белые шапки ринулись вниз, белая пыль скрыла из вида деревушку, и проход оказался завален.

– Приехали, – мрачно сказал Ялис и ослабил поводья.

– Булат! – крикнул Стевер.

Собачьего лая не было слышно.

– Вы громче орите, а то мало навалило, – язвил Старик. – Вы, наверное, и лопаты с собой взяли дорогу расчистить? Или только свою глупость?

Он впервые за всё время сполз с саней и размял ноги.

– Булат, – прошептал Стевер, и в глазах его отразилось отчаяние.

В тот же миг Булат отозвался лаем по ту стону завала, и Стевер с радостью бросился туда, но резко остановился и посмотрел вниз. Он заметил, что снег у его ног потянуло к завалу, точно из-за спины подул сильный ветер и погнал снежную позёмку прочь из ущелья. Конь снова заржал и дёрнулся. Ялис соскочил с саней и бросился унимать испуганного Вихря. Он обнял шею коня, прижался к ней щекой и ласково гладил волнистую гриву.

Нарастал необъяснимый гул. Лай Булата сменился на грозный. Удержать Вихря становилось труднее. И вдруг – завал зашевелился, двинулся и точно бы задышал. Комья снега громоздились друг на друга, всё выше, к небу, к вершинам круч, откуда они только что свалились. И вот промеж двух берегов мёртвого русла поднялся снежный великан. Его крупная голова крепилась к плечам без шеи, и на ней не было лица – ни глаз, ни носа, ни рта. Великан был слеп и нем.

Стевер кинулся к саням, схватил ружьё и выстрелил. Конь заржал, встал на дыбы и отбросил Ялиса. Тот с криком повалился в снег, а Вихрь потоптался на месте, развернулся и рванул назад, увлекая за собой сани, откуда сыпалась в стороны сухая солома.

Стевер снова навёл ружьё на чудовище.

– Бесполезно! – крикнул Старик.

Стевер бросил короткий взгляд на Старика и обернулся к великану. Тот шагнул вперёд и потянул руку к путникам. Стевер выстрелил.

6.

Пляска огней

«Они будто что-то хотят…»

Долан наблюдал, как красные огоньки завели неторопливый хоровод вокруг охотников, проплывая перед их лицами, удивлёнными глазами и раскрытыми ртами. Люди в недоумении зашептались.

Тайрок улыбнулся и с любопытством протянул ладонь в толстой варежке к чудесному мотыльку. Тот покачался в воздухе, парнишка подхватил его, но тут же одёрнул руку и вскрикнул.

– Жжёт! – он поморщился и стянул варежку, на которой осталась заметная дырка, а на ладони вздулся яркий волдырь.

Тайрок присел и ткнул ладонь в снег под хмурым взглядом Долана. Тем временем отряд разбредался, точно летающие огоньки манили людей в разные стороны.

– Всем оставаться на местах! – крикнул Долан.

– Они будто что-то хотят… – заворожённо протянул кто-то из отряда.

– Показать нам что-то… – подхватил другой.

С появлением огней туман сделался гуще. И всего через дюжину шагов стволы деревьев терялись в пустоте. Долан видел, как растворяются в тумане его люди, увлечённые красными летающими точками.

– Стойте! – кричал им в спины Долан. – Не наступите в капканы!

– Мы тут! – отзывались они, но видно никого не было.

– Берген! – звал Долан.

– Здесь я! – басил в ответ конюх.

Долан огляделся. Он остался один среди сосновых стволов, что равнодушно тянулись вверх и терялись в молочной дымке. До его слуха доносились возгласы товарищей.

– Чудно как!

– Вот те раз!

– Видали, братцы?

В их голосах не было ни испуга, ни растерянности, ни смятения. Они выражали любопытство, удивление и даже радость!

– Где вы? – звал их Долан.

– Да здесь мы, здесь!

– Тайрок! Тайрок!

– Я тут, – откликнулся Тайрок и звонко засмеялся.

Но никого не было видно – вот каким густым стал туман. Долан видел только, как в самую белёсую гущу, в самую непроглядную его пустоту убегает красная нить, да там и растворяется.

Он заметался меж деревьев. Куда бежать? Где все? Казалось бы, рядом – руку протяни. Только что он их слышал. Но нет. Никого. Долан зажал под мышкой красный моток и двинулся на ощупь. Он то и дело натыкался на выплывавшие из ниоткуда сосны, встревал в кустарники и спотыкался о валежник. Подошвой он ощутил длинную палку, поднял её и выставил перед собой, щупая непроглядное пространство, как ослепший. Но палка глухо стукалась о шершавые стволы, путалась в подлеске, или же не находила опоры в вязкой пустоте.

– Тайрок! Берген! Вы меня слышите? Бондарь!

Голоса стихли. Долан бросил палку под ноги, и она упала в снег бесшумно. А затем вскинул ружьё и сделал залп. Но выстрела не услышал.

– Эй, – зашептал он, и голос его донёсся как из-под снега. – Есть здесь кто?

Никто не отвечал.

Он оглянулся. Вокруг него от ствола к стволу была беспорядочно натянута красная нить. Натянута абы как, небрежно, наспех. Пока он бродил кругами туда-сюда, нить всё наматывалась и наматывалась, и теперь он оказался среди красной паутины. Но конец нити по-прежнему растворялся в непроницаемом для глаз пространстве. Долан потянул её на себя. К его ужасу, нить больше не была натянута, и вскоре к ногам Долана из молочной пустоты вынырнул оборванный конец.

Он остался один. Среди немого леса. Среди белого тумана и оглушающей тишины. Один. И только паутина красной нити меж осин да сосен.

7. Кто-то невидимый и хриплый

«Ну вот, напугал ребёнка»

В воздухе пахло необычайно вкусно. До слуха доносилось бульканье ароматной похлёбки, ведь так пахнуть и мелодично булькать может только что-то невероятное. Особенно когда пустой желудок урчит, как свора диких волков.

А ещё пахло пряным мхом, сухими травами и древесиной. Слышался треск поленьев в разведённом очаге да кто-то перешёптывался. Хрипловатый голос спрашивал:

– Ну что ты там возишься? Он скоро проснётся.

Кутыптэ медленно открыл глаза. Он лежал под тёплой мохнатой шкурой на чём-то удивительно мягком. Тулупа и валенок он на себе не ощущал, но пошарил ладонью по груди: блестящее ожерелье было при нём.

За окошком сиял зимний день, а метель, судя по всему, давно улеглась. Во всяком случае, отсюда не был слышен её неистовый вой, и снаружи было белым-бело от навалившего снега.

Кутыптэ сел на кровати и свесил ноги. Избушка, в которой он очутился, была не сказать чтобы просторной, но до невозможности уютной. Настолько, что хотелось здесь поселиться на всю жизнь.

У окна стоял деревянный стол, уставленный утварью, а над ним висел фонарь. На полках красовались баночки да бутылочки ярких расцветок и разнообразных форм. А ещё книги всевозможных размеров и толщины. Кутыптэ перевёл взгляд на перевязанные разноцветными лентами свитки, много свитков. Некоторые с массивными сургучными печатями. Под полками насупился огромный кованый сундук.

Тем временем в углу, у жарко пышущего очага, трудился кто-то невысокого роста. Судя по сутулой фигуре, это был некий старичок в меховой безрукавке поверх холщёвой рубахи и в увесистых валенках. Он размешивал в котелке варево, пританцовывал и мурлыкал под нос что-то очень мелодичное.

– Проснулся? – спросил старичок, не обернувшись. – Как раз вовремя.

– Какое там вовремя? – хрипло возразил невидимый голос. – У тебя не готово ничего.

От этих слов Кутыптэ насторожился и бросил взгляд на дверь. Там он разглядел свои валенки и висящий на гвозде тулуп, но чтобы добраться до них, придётся прошмыгнуть мимо незнакомца. А тот наверняка заметит и пресечёт попытки к бегству.

Хозяин жилища возился у очага и виновато пробормотал, так и не обернувшись:

– Это моя вина, конечно. Извини за такой приём.

– Отменный приём, просто отменный, – язвил хриплый невидимка. – Ребёнок чуть не замёрз насмерть.

Старичок в досаде отмахнулся, затем потянулся за длинной деревянной ложкой, зачерпнул похлёбку, осторожно попробовал и промурлыкал «М-м-м».

– Опять пересолил? – издевался хриплый голос.

– Умывайся, и за стол, – сказал старичок и ткнул ложкой в сторону, где на невысоком табурете стояла лоханка для умывания.

Кутыптэ опасливо наблюдал за незнакомцем и не решался не то что отвечать, но даже шелохнуться.

– Ну что же ты? – старичок повернулся к Кутыптэ с приветливой улыбкой.

Кутыптэ отпрянул. Обращённое к нему лицо, обрамлённое короткой седой бородкой, приняло самое доброжелательное выражение, а в уголках глаз притаились лукавые морщинки.

– Ну вот, напугал ребёнка, – прохрипел невидимый кто-то.

– Захлопнись! – шикнул старичок.

В ответ и впрямь раздался звук, точно захлопнулась маленькая дверца, а Кутыптэ не мог отвести испуганного взгляда от жуткого лица. В памяти возникли слова Хоки: избегай того, чьё лицо красно. Щека старичка от глаза и до подбородка была обожжена и ярко краснела морщинистой кожей.

8. Выстрел не поможет

«Ты только злишь его!»

– Ялис, в укрытие! – крикнул Стевер и едва увернулся от лапы снежного великана.

Выстрел Стевера не нанёс ему раны, но привёл в ярость. Великан бешено ударил кулачищем по каменной стене ущелья, затем сгрёб снег, и через мгновение в его руке образовался ледяной меч.

Старик выглянул из-за камня:

– Пуля его не возьмёт!

– А что возьмёт? Две пули? Получай!

Стевер прицелился и сделал залп в основание меча. Перезарядка – и вторая пуля послана в ту же цель. Ледяной меч треснул и с хрустом посыпался вниз.

Стевер ликующе захохотал и обернулся к Старику:

– Ха-ха! Напрасно, говоришь?

Великан в ярости топнул, и от его ноги по дну старого русла побежала трещина. Земля дрогнула, и трое путников не устояли на ногах. С высоченных елей на вершине посыпался снег, сухие ветки и хвоя.

Пока люди поднимались, к ногам великана с грозным рычанием бросился Булат. Но тот лишь отмахнулся от него, как от букашки. Пёс взвизгнул, отлетел в сторону и ударился о стену ущелья.

– Булат! – крикнул Стевер.

Великан ударил себя кулаком в грудь.

– Держись позади меня! – приказал Стевер Ялису, побелевшему от страха, как снег вокруг.

Всё это время Ялис испуганно жался спиной к одному из валунов.

– Где твоё ружьё? – спросил Стевер.

Онемевший Ялис указал пальцем в сторону, куда убегали следы саней. Стевер простонал в разочаровании.

– Патроны при тебе?

Ялис покивал.

– Подавать будешь!

Стевер перезарядил ружьё и навёл его на исполина, но отшатнулся в испуге. Великан успел соорудить из снега огромных размеров молот. Настолько тяжёлый, что сам поднимал его с трудом. Стевер взял великана на мушку, хотя там куда ни целься, непременно попадёшь.

– Получай, тварь!

Его палец лёг на спусковой крючок.

Старик, бросился к Стеверу, выхватил висевший за его поясом короткий нож и крикнул:

– Ты только злишь его!

Стевер отвлёкся на Старика:

– Ты спятил?

В этот миг великан схватил ружьё Стевера и потянул на себя. Грянул выстрел, и пуля ушла в небо. Стевер не сразу отпустил ружьё, поэтому оказался над землёй на высоте трижды выше человеческого роста. Не удержавшись, он отцепился и полетел вниз. Великан поднёс ружьё к голове и вроде как вгляделся в него – хотя никаких глаз на его лице не было! В его толстенных пальцах ружьё было соломинкой. Он отбросил его, оно ударилось о каменную стену ущелья и с треском разлетелось в щепки.

Упавший с высоты Стевер затряс головой, приводя себя в чувства. Он заметил, как на него двинулась тень, а когда поднял взгляд, увидел, что великан заносит над ним ледяной молот.

Но тут раздался крик Старика:

– Возьми лучше это!

Стевер и Ялис обернулись на голос. Великан тоже отвлёкся и замер с поднятым молотом.

Старик стоял на одном из валунов. Он отбросил окровавленный нож Стевера и поднял порезанный палец над второй рукой, в которой держал соломенную куколку. Кровь капнула на солому и мгновенно впиталась. Ялис поморщился.

Великан опустил молот без удара, рукоять выскользнула из его руки, и молот с грохотом обрушился на землю. На мгновение показалось, великан растерялся, потому что с любопытством наклонился и протянул руку за самодельной фигуркой. Старик положил её на ладонь снежного монстра, который сейчас пристально вглядывался в лицо Старика. Старик всей кожей ощущал ледяное внимание и не знал, чего ожидать. Но великан перевёл взгляд отсутствующих глаз на крохотный клочок соломы на ладони, зажал куколку в кулаке, выпрямился и поднёс кулак к тому месту, где у людей бьётся горячее сердце, а у снежных великанов не бьётся ровным счётом ничего. Стевер и Ялис с застывшими лицами только и наблюдали, забывая дышать.

Вот великан наклонил голову, прижал вторую руку к груди, замер и… вдруг его лицо прорезала трещина. Часть снежной башки откололась и рухнула вниз. Великан стал рассыпаться. Глыбы снега с грохотом крушились и летели к земле, поднимая облака снежной пыли. Когда марево развеялось и ледяная пыль осела, трое путников разглядели впереди покинутую деревню над старым руслом, а на снегу чуть поодаль среди кусков плотно слепленного снега стояла маленькая темноволосая девочка. Одета она была совсем по-летнему, а на её лице не было ни испуга, ни удивления, ни улыбки. Девочка прижимала к груди соломенную куколку.

Стевер перевёл ошарашенный взгляд на Старика. Старик часто моргал. По его щекам катились слёзы.

9. Дневник присутствия и отсутствия

«Ты не зажёг фонарь»

В полной тишине, которую нарушал разве что треск горящих поленьев да бульканье в котелке, раздался протяжный скрип, точно отворилась на щёлку невидимая дверца.

– Тебе нечего бояться. Он не обидит, – поспешил успокоить Кутыптэ кто-то хриплый, но по-прежнему незаметный и потому крайне жуткий.

Кутыптэ поискал взглядом источник голоса, но никого не обнаружил. В котелке за спиной у старичка булькнуло особенно громко, и варево с шипением полилось через край.

– Ты так дом спалишь! – вознегодовал невидимый хрипун.

Старичок ойкнул и бросился на борьбу с похлёбкой.

– Не обращай внимания! – крикнул он Кутыптэ и кивнул в сторону. – Не замолкнет никак!

Он погрозил кому-то кулаком с зажатой в нём поварёшкой. И только сейчас Кутыптэ заметил, что на стене висели часы-ходики, и всё это время со старичком спорила и дерзила ему хриплым голосом деревянная кукушка. При этом часы не тикали, маятник не качался, а гири на цепях замерли.

– Помоги лучше! – крикнул старичок и ткнул пальцем в угол, где стояли пустые чугунки.

Сам он тем временем перекладывал набухающую кашу в крынку, но её явно было мало. Кутыптэ юркнул в угол и неожиданно для самого себя оказался рядом со своими валенками и тулупом. Удрать?

– Ну же! – подгонял старичок. – Без обеда останемся!

Кутыптэ бросил испуганный взгляд на красную половину его лица и подал пустой чугунок. Хозяин удовлетворённо мыкнул и заработал ложкой с неимоверным усердием, перекладывая избытки варева в пустую посудину. Кутыптэ тем временем украдкой поглядывал на тулуп и валенки, но бежать не решался.

Наконец, когда сражение с излишками каши вошло в историю, хозяин ухватил наполненный доверху чугунок, засеменил с ним по деревянному полу и с грохотом водрузил на стол.

– Фух! – отдышался он и подмигнул Кутыптэ, как старому знакомому, но внезапно воскликнул: – Да ты, никак, немой! А ну за стол! Одна болтает без умолку, другой как воды в рот набрал!

Кутыптэ метнулся к столу и залез на табуретку, всё ещё с опаской поглядывая на хозяина. Тот навалил полную тарелку каши, подвинул её к Кутыптэ, а сам достал из кармана курительную трубку и набил сушёными грибами.

– Ешь, набирайся сил, – сказал он и выпустил струю ароматного густого дыма.

– Не дыми при детях, – прохрипела Кукушка.

Хозяин отмахнулся, затем указал пальцем на красную половину лица и торжественно сообщил:

– На это тоже не обращай внимания.

Он стукнул поварёшкой по стеклу висящего над столом фонаря.

– Я Фонарщик. Зажигаю на ночь фонарь у Особого дерева. Чтоб не заблудился никто. И вот однажды… – он усмехнулся. – Хватил лишка. Ну и…

– Ага, лишка он хватил, как же! – встряла Кукушка. – Неделю потом фонарь зажечь было некому.

Старичок хотел что-то возразить, но запнулся и лишь хихикнул в ответ. И тут же от смущения покраснела, кажется, вторая половина его лица.

– Ты чего не ешь-то? – обиделся старичок. – Я старался вообще-то.

Кутыптэ осторожно попробовал кашу.

– Не обожгись, – предупредил Фонарщик.

Кутыптэ пожевал и проглотил. Фонарщик всмотрелся в его лицо с пристальным прищуром, не понимая, понравилась мальчику его стряпня или нет.

– Я же говорила, пересолил! – просипела Кукушка.

– Цыц!

Но тут Кутыптэ потянулся зачерпнуть ещё каши и вскоре с жадностью налегал на угощение и уплетал ложку за ложкой под одобрительным взглядом хозяина.

– А я пока сделаю запись, – сказал он, поднялся из-за стола и отошёл к полке за толстой книгой.

На вопросительный взгляд мальчика он ответил:

– Я отмечаю всех, кто приходит в Особый лес и кто его покидает.

– Если не проспит, – встряла Кукушка.

Кутыптэ переводил взгляд со старичка на Кукушку и ничего не понимал.

– Вообще там есть указатель с надписью: «Проследуйте для соблюдения порядка», – в своё оправдание сказал хозяин. – И стрелочка сюда указывает. Странно, что ты не заметил.

– Ты не зажёг фонарь, – напомнила Кукушка. – Да и мальчик, верно, читать не умеет.

– Но ничего. Здесь у меня всё учтено, – старичок положил книгу на стол и погладил обложку. – Во всём должен быть порядок.

Кукушка не унималась:

– Давай, расскажи ему про порядок. Вместе посмеёмся.

Фонарщик пропускал мимо ушей колкости деревянной птицы. Затем похлопал по карманам меховой жилетки, порыскал взглядом по столу, заглянул на подоконник. И пробормотал:

– Хм, где же он?

– Ты что-то говорил про порядок, – поддела Кукушка и сипло засмеялась, точно курила не меньше старичка.