Ледяной цветок

В рассеянности Фонарщик раскрыл книгу и с облегчением выдохнул:

– Вот же он!

Меж страниц оказался длинный заточенный уголёк. Хозяин сделал им пометку и спросил у Кукушки:

– Сколько сейчас времени?

– Откуда я знаю?

Фонарщик помял губы, повертел в руках уголёк и сделал в книге прочерк. Кутыптэ в это время поглядывал на перебранку Кукушки с хозяином и уже не мог сдерживать улыбки.

– Твоё имя? – деловито спросил старичок.

– Кутыптэ, – ответил тот с набитым ртом.

Фонарщик медленно по слогам повторил, пока делал запись:

– Ку-тып-тэ. Прекрасное имя.

– Почему оно прекрасное? – удивился Кутыптэ, да так и замер с ложкой у рта.

Фонарщик поднял глаза от книги и уставился на мальчика удивлённым взглядом.

– Ты что, не знаешь значение своего имени?

Кутыптэ пожал плечами:

– У моего имени есть значение?

– Ну и нравы, – проворчал Фонарщик и обратился к Кукушке: – Видала? Чему их только учат.

– Молодёжь! – отозвалась птичка.

Старик обратился к Кутыптэ:

– У каждого имени есть значение!

– И какое же тогда у моего?

– Для начала, вот здесь распишись.

Фонарщик повернул книгу к Кутыптэ, протянул заточенный уголёк и ткнул палец в жёлтую страницу.

– Он же не умеет писать! – просипела Кукушка.

– Просто поставь галочку.

– Только внимательно прочти, что там понаписано, – предупредила Кукушка, – а то мало ли. Хотя… ты ж и читать не умеешь…

Фонарщик на неё шикнул, а Кутыптэ отложил ложку, взял уголёк и оставил штрих напротив своего имени. Фонарщик удовлетворённо кивнул и объявил весьма торжественно:

– Теперь порядок. «Дневник присутствия и отсутствия» возвращается на место.

– Дневник отсутствия порядка, – не унималась Кукушка.

Не обращая внимания на её шпильки, Фонарщик с важным видом захлопнул книгу и вернулся к полке.

– Подождите, – опомнился Кутыптэ. – Если у вас всё записано, то нет ли там отметки о моей сестре? Её зовут Ирика. Я ищу её.

Фонарщик на секунду задумался, посмотрел на Кукушку, но она на это ничего не ответила и вроде как пожала плечами. Старичок снова раскрыл Дневник и повёл пальцем по строчкам.

10. Водяная мельница

«Я не знал, что так всё выйдет…»

– Куда она делась? – воскликнул Ялис, не заметив, как исчезла девочка.

Он бросился за ней, но Стевер схватил его за рукав.

– По следам найдём.

И умолк.

Он медленно подошёл к своему псу. Тот лежал у основания каменного утёса.

– Булат, – шепнул Стевер.

Пёс повёл ухом и едва шевельнул хвостом. Стевер приветливо ему улыбнулся. Но пёс не бросился, как обычно, к хозяину, не завилял неистово хвостом и не закрутился волчком, поскуливая от радости. Сейчас он лежал неподвижно на снегу и часто дышал. Его розовый язык вывалился из пасти, а снег под ним успел подтаять и впитать слюну.

– Булат, – повторил Стевер и присел.

Булат жалобно заскулил.

Старик и Ялис стали за спиной Стевера и видели, как он снял рукавицу и бережно провёл по шерсти пса.

– Ты же знахарь, – глухо сказал Стевер, не глядя на Старика. – Сделай что-нибудь.

Старик молчал. Ялис посмотрел на него в ожидании ответа.

– Я не обучен лечить животных.

Стевер вскочил на ноги и обернулся к спутникам. Его глаза скакали с одного лица на другое. Наконец он остановил взгляд на Старике.

– Это всё из-за тебя! Ты всех нас подверг опасности! Как мы теперь? Без саней и оружия! Как? Ты же ведь знал, да? Ты знал!

– Как ты разговариваешь со старшим… – начал Ялис, но Стевер перебил его:

– Заткнись! Заткнись! Разиня! И коня потерял, и ружьё! А ты, ты… – он указал пальцем на Старика, но продолжить не смог и отвернулся.

Старик покачал головой.

– Я не знал, что так всё выйдет…

Стевер часто дышал. Булат заскулил и захрипел, и Стевер бросился перед ним на колени.

– Булатик, всё будет хорошо… Смотри, вон деревня, найдём там что-нибудь, разведём огонь, ты обогреешься. Что хочешь, пить? Хочешь? Потерпи, всё будет хорошо… Потерпи…

Стевер гладил морду Булата. Тот лизнул его ладонь. Стевер попытался сунуть руки под тело пса и поднять его, но тот жалобно взвизгнул и ухватил зубами руку хозяина.

Ялис отвернулся. Старик смотрел вниз. Через плечо Стевера он видел, как крупные мужские слёзы падают на собачью шерсть и украшают её искрящимися бусинами. Стевер склонился над самым ухом Булата и что-то жарко зашептал. Что-то о том, как он впервые увидел косолапого щенка с одним стоящим ухом; как смеялся, когда тот свалился в корыто к овсом для коней и выбрался оттуда весь в шелухе; как учился лаять, но получался только смешной кашель, как путался в собственных лапах и нелепо наклонял голову, когда слушал хозяина, точно пытался разобрать человеческую речь. И много-много чего ещё. А потом стало тихо. Стевер сипло зарыдал. Ялис пересилил себя и глянул вниз. Булат не дышал.

Стевер обнял его напоследок, поцеловал в нос и прошептал:

– Прощай, дорогой друг. Я буду тебя помнить…

Затем поднялся на ноги, посмотрел в лицо Старика и, не стесняясь своих слёз, сказал дрогнувшим голосом:

– Я тебе этого никогда не прощу.

•

Трое спутников вышли из ущелья и направились к покинутой деревне. За их спинами оставался курган из наваленных глыб снега и собачий ошейник на его вершине.

– Что это за место такое гиблое? – Ялис поостерёгся задать вопрос кому-то из товарищей, поэтому спросил больше самого себя.

Ему никто и не ответил.

– А та девочка, кто она? – снова спросил он.

Но и этот вопрос не нашёл ответа.

Спутники приблизились к пологому берегу бывшей реки с остатками старого пирса. Из снега торчали бревенчатые опоры, а деревянный настил давно прогнил и обвалился.

Но вдруг Старик дрогнул. Снег на отлогом бережку стремительно растаял и показалась песчаная отмель. Бурая земля на берегу густо покрылась сочной травой, а в ней то тут, то там белели пышные головки клевера да маслянисто блестели жёлтые лепестки лютиков. Над цветами порхали бабочки-лимонницы и с басистым гулом сновали шмели.

Пирс вдруг оказался цел, а река – полноводной. Старик стоял по пояс в воде и чувствовал, как намокли его тулуп и валенки, как течение упрямо толкало его туда, назад, к ущелью… Он задумчиво погрузил ладонь в прозрачную воду. Совсем нехолодная. Заметил, как над потоком замерла стрекоза с перламутровым брюшком, но тут же умчалась прочь. Жарко светило солнце. Вода в реке искрилась и была такой прозрачной, что Старик разглядел свои валенки на песчаном дне, где проносились стайки сверкавших мальков.

Вдруг послышались всплески. Старик перевёл взгляд и увидел на пирсе детей. Мальчика и девочку. Голову девочки украшал венок из цветов, а мальчик бросал в реку камешки и размахивал палкой. Дети разговаривали и звонко смеялись.

К Старику подошёл Ялис и участливо заглянул в лицо:

– Что с тобой?

Старик кивнул. Ялис пожал плечами и прошёл дальше, преодолевая сопротивление реки. Он тоже был по пояс в воде, но вскоре вышел на берег. С мокрых пол его тулупа текла вода, подошвы меховых сапог влажно хлюпали, но он этого даже не замечал. Как не замечал и детей, которые тоже не обращали на него внимания, а продолжали беззаботно смеяться и напевать на два голоса песенку про кораблик из щепки в весеннем ручейке. А позади них, выше по течению вращалось колесо водяной мельницы.

Девочка сняла венок с головы и бросила в реку. Венок закачался на волнах и поплыл к Старику. Каэл выловил венок из воды, поднёс к носу и вдохнул аромат луговых цветов да разнотравья. Закрыл глаза. А когда открыл их, на месте пирса торчали старые щербатые брёвна, а русло реки и всё вокруг оказалось занесено снегом. Старик пошёл к берегу, ощущая в руке венок, но боялся посмотреть на него, чтобы ощущение не исчезло.

Стевер и Ялис ждали его на склоне.

– Ты знаешь, куда идти? – спросил Ялис.

Старик посмотрел на спутников, точно их не должно здесь быть. Ялис вновь глянул ему в лицо, на этот раз с испугом, и ждал ответа. Стевер старательно делал вид, что он не с ними, и водил по сторонам отрешённым взглядом.

– Знаю, – кивнул Старик и повернулся к водяной мельнице.

Вскоре они вошли во дворик мельницы и заметили, что тропинка здесь протоптана, а среди людских следов встречаются кошачьи. Стевер толкнул ладонью дверь, заглянул внутрь, но входить не стал. Ялис тоже остановился в растерянности. Старик прошёл между ними и шагнул в дом, с сожалением заметив, что ощущение венка в руке пропало.

Жилище выглядело обжитым, здесь было натоплено и прибрано. Помещение мельницы делилось на несколько комнатушек, и в первой, с дощатым столом и очагом, никого не оказалось.

Старик прошёл дальше. Сквозь окна по левую руку он видел лопасти огромного колеса, что некогда без устали вращалось, но сейчас только покачивалось от ветра да тоскливо вздыхало.

На пороге самой дальней комнаты Старик замер. Спутники заглянули внутрь через его плечо. Старик часто заморгал и почувствовал, как щиплет в носу. На табурете спиной к нему сидела маленькая темноволосая девочка и что-то держала в руках.

– Это она, – зачарованно шепнул Ялис.

Стевер не ответил ничего.

Старик прочистил горло. Но девочка не шелохнулась и всё так же сидела спиной.

Раздалось мяуканье, и мужчины заметили под ногами кошку. Она деловито прошмыгнула мимо них, подошла к маленькой хозяйке и потёрлась о её ногу с громким мурлыканьем. Девочка улыбнулась и погладила кошку за ухом.

– Мира, смотри, что у меня есть.

Как вдруг она умолкла, ощутив чьё-то присутствие, вздрогнула и резко обернулась к двери, где стояли трое мужчин. На её лице отразился испуг. Кошка снова мяукнула и ткнулась лбом в ногу девочки. Старик заметил на детских коленях соломенную куколку, а в руке девочки… потемневшую от времени фигурку деревянного зайца с обрезанным ухом.

Губы Старика задрожали.

– Брия, – шепнул он.

Девочка смотрела на него с молчаливым любопытством, но без прежнего испуга. Он сделал шаг. Затем ещё. Нетвёрдой походкой приблизился он к девочке, опустился перед ней на колени и протянул руки. Она встала со скрипнувшего табурета, подошла к гостю и с интересом посмотрела в его морщинистое лицо и давно ставшие серыми глаза. Затем обняла за шею, продолжая сжимать соломенную куколку в одной руке, а деревянного зайца в другой. И прошептала, но шёпот этот услышали Ялис и Стевер:

– Я ждала тебя столько лет.

11. Три дороги, три пути, трое врат

«Хочешь узнать тайну своего имени?»

Фонарщик захлопнул книгу и поставил на полку.

– Увы. Никакой Ирики у меня не значится.

Глаза Кутыптэ погрустнели.

– Как же мне теперь её найти? Выходит, всё было напрасно? И Мышка ошиблась? И никакое Особое дерево мне не надо было искать?

Кутыптэ вытер кулаком глаза. Старик ласково посмотрел на мальчика. Кукушка тихо прохрипела:

– Ну вот, довёл ребёнка до слёз.

Фонарщик печально взглянул на неё, а затем сказал:

– Слезы, что застилают тебе глаза, не дают видеть красоту этого мира.

Кутыптэ поднял на него взгляд.

– Какую ещё красоту?

И шмыгнул носом.

– Мою сестру украла ведьма, тётя Маруна прогнала меня ночью за дверь, а друг превратился в дерево. Не видит меня, не слышит и не разговаривает. И не знает, как он мне сейчас нужен! Что же тут красивого? Я совсем один!

Кутыптэ отодвинул от себя тарелку с недоеденной кашей. Старик присел за стол.

– Ты никогда не бываешь совсем один. С тобой всегда есть ты.

Он помолчал.

– Да и в Особый лес можно попасть не только через Особое дерево.

Кутыптэ посмотрел на старичка и снова шмыгнул. А тот продолжал:

– Есть ещё путь по воде и по воздуху.

– Он вот отвечает за наземный путь, – уточнила Кукушка.

Взгляд Кутыптэ вспыхнул надеждой. Он утёр нос и оставил на щеке чёрный след от уголька, который недавно держал в руке.

– Значит, есть ещё двое таких фонарщиков?

Старичок кивнул:

– Порядка ради уточню: Смотритель маяка и Погонщик облаков.

– Другими путями попасть в Особый лес невозможно, – добавила Кукушка, совсем без ехидства на этот раз, но всё так же хрипло.

– Три дороги, три пути, трое врат, – заключил старичок.

– Я найду их! – воскликнул Кутыптэ.

Фонарщик заметил чёрный штрих на его щеке, улыбнулся и протянул руку, чтобы вытереть. Кутыптэ сделалось щекотно.

– Доешь сначала.

Фонарщик подвинул к нему тарелку. Кутыптэ с удвоенной силой набросился на остатки завтрака.

– Ну так что, всё ещё хочешь узнать тайну своего имени? – спросил Фонарщик, и в уголках его глаз сложились лукавые морщинки.

Кутыптэ кивнул. Фонарщик добавил ему ещё каши и ответил:

– Вот смотри: «тып» – это мужчина. «Ку» – маленький. Маленький мужчина, кутып – это мальчик.

– А «тэ»? Что значит «тэ»?

Фонарщик затянулся от курительной трубки и выпустил густое облако дыма, в котором на мгновенье скрылось его лицо.

– Ну не тяни! – поторопила Кукушка. – Мне тоже интересно!

– Особый. Не такой, как все, – ответил он. – Особенный мальчик. Понимаешь?

– Особый, – с важным видом протянула Кукушка.

– Тебе этого разве никто не говорил? – спросил Фонарщик.

Кутыптэ замотал головой. Но внезапно он оживился:

– А Ирика? Что значит Ирика?

– Звенящий ручей, – без промедления ответил Фонарщик.

Кутыптэ заулыбался. А ведь и вправду. Она так звонко смеётся. Но вдруг он стал серьёзным и внимательно посмотрел в глаза старика.

– А что значит Гыр-Пыбра?

Взгляд Фонарщика забегал, сам он засуетился, торопливо вытряхнул пепел из трубки, спрятал её в карман, и пробормотал:

– Я собрал тебе тут немного еды в дорогу. Если хочешь продолжить поиски, надо торопиться. Да и друзья твои уже заждались.

Он потянулся к полке и взял оттуда прозрачную банку, в которой кружились знакомые Кутыптэ синие огоньки.

– Не друзья они мне, – Кутыптэ бросил на банку презрительный взгляд.

– Ну как же не друзья? – усмехнулся Фонарщик и открыл крышку.

Огоньки вылетели наружу и закружились вокруг Кутыптэ. Он с опаской на них поглядывал.

– Смотри, как они тебе рады. Если бы не они…

И он рассказал, что огоньки мелькали у его окна, как стайка светлячков, и поманили за собой. А когда он вышел за дверь, то понеслись вдаль, где в снегу лицом вниз лежал обессилевший Кутыптэ, и метель превращала его в маленький белый холмик.

– Если бы не они, ты бы давно замёрз. И даже эти штуки тебя бы не согрели.

Фонарщик кивнул на ожерелье Кутыптэ и протянул руку ладонью вверх. Один из светлячков доверчиво присел ему на ладонь, но вскоре вспорхнул и присоединился к остальным.

– Это ведь они указали к тебе путь.

Кутыптэ бросил на огоньки сомнительный взгляд:

– Правда?

– Ну конечно! – рассмеялся Фонарщик.

Огоньки задрожали перед лицом Кутыптэ, точно кивали в знак согласия.

– Но если хочешь, я попрошу их остаться со мной. Такие помощники в хозяйстве, знаешь ли, не помешают. Будет кому напомнить про потухший фонарь, – сказал Фонарщик и прищурился.

Точно бы услышав это, огоньки спрятались за спину Кутыптэ.

– Не хотят, – сказал мальчик и заулыбался в смущении.

Фонарщик на это рассмеялся так громко, что ходуном заходили бутылочки да склянки на полках, а фонарь над столом закачался. Даже маятник сломанных часов, кажется, шатнулся в воздухе.

– Ну раз так, не теряй время. Но прежде чем ты уйдёшь, будет у меня к тебе одна просьба.

Он подошёл к сундуку, поднёс ладонь к тяжеленному на вид замку, замок грозно клацнул и дужка отскочила. Фонарщик поднял скобу и со скрипом открыл крышку сундука.

12. Соломенная куколка

«А что было дальше?»

В очаге жарко хрустел огонь. Живые отблески дрожали на полу, сбитом из крупных потрескавшихся досок, а по углам комнаты сгустилась темень. Настолько тугая, что её можно было щупать веткой и ощущать упругость.

За окном стояла такая звенящая тишина, что любой звук превращался в ледышку. Даже колесо мельницы молчало. Морозы стояли трескучие, и бурную речку намертво сковывал лёд, да так крепко, что поутру приходилось ломать его ледорубами, чтобы мельница исправно работала. Но к ночи стужа брала своё, и колесо замирало до следующего утра.

Дверь распахнулась. Гулко топая ногами, вошёл крупный мужчина. Игравшие у очага мальчик и девочка бросили игру и кинулись расставлять по столу утварь и суетливо раскладывать еду по тарелкам. Это была варёная картошка, ломоть серого хлеба, несколько сваренных вкрутую яиц и знатный кусок печёного мяса. А ещё пузатый кувшин браги, без которой не обходился ни один ужин.

Мужчина скинул тяжёлый тулуп и повесил на крючковатый гвоздь у двери. Он не разулся и зашагал к столу, потирая с мороза руки и оставляя на полу остатки таявшего снега. Под его сапогом что-то хрустнуло. Мужчина остановился и посмотрел вниз. Он наступил на соломенную куклу. Девочка с кувшином браги в руках испуганно вздрогнула и пролила напиток мимо кружки.

Мужчина медленно закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Затем нагнулся, сгрёб игрушку широченной пятернёй, направился к окну, распахнул его и швырнул куклу наружу. Прежде чем окно захлопнулось, девочка заметила, что куколка упала на лопасть мельничного колеса. Готовая расплакаться, она с обидой посмотрела на человека, но поймала взгляд брата, который делал страшные глаза.

А ночью, когда этот чужой мужчина, ставший им приёмным отцом, издавал во сне такой мощный храп, что от него могли закрутиться даже мельничные жернова, девочка осторожно сползла со своей кроватки. Чтобы не разбудить брата, она не зажигала свечу и босыми пяточками прошлёпала в комнату с очагом, оделась и полезла в окно.

Утром чужого мужчину и брата девочки разбудил жуткий холод. Окно было раскрыто, внутрь нанесло снега, а снаружи мелькали блестящие от наледи лопасти колеса. Оно вращалось и тоскливо шлёпало по студёной воде, хотя никто ещё не выходил колоть лёд.

•

– Это была моя любимая кукла. Я даже платьице ей сшила, помнишь?

Старик кивнул.

– Это был последний вечер, когда я тебя видел…

Темноволосая девочка сидела у стола в той самой комнате и бережно держала в руках сделанную им куколку из соломы.

– Это было всё, что осталось мне от мамы… – с грустью сказала девочка и посмотрела в лицо Старика.

В его памяти вспыхнул образ прекрасной женщины, чьи ловкие пальцы плели фигурку из соломы и перевязывали её красной нитью перед очагом, что жарко дышал пламенем. На коленях женщины сидела девочка. Её пальчики касались пальцев матери и будущей куколки. Женщина целовала русые волосы дочери и напевала мелодию без слов.

– Я помню, – шепнул Старик, и видение исчезло.

Очаг погас, ночь сменилась днём, и вместо женщины перед ним оказалась девочка. Он взял её под мышки и поставил на стол перед собой.

Их лица оказались напротив друг друга. Седобородое испещрённое морщинами лицо глубокого старика и детское невинное личико с лучистыми глазами под пышными ресницами.

– Как я могу… искупить вину?

Девочка внимательно посмотрела на губы Старика, потянулась к его седой бороде, тронула вплетённые в неё бусины да обереги и остановила взгляд на его глазах под густыми снежными бровями.

– Ты вернулся. Это самое главное.

Она поднесла пальчик к его щеке и вытерла слезу.

Ялис ошеломлённо посмотрел на Стевера и шепнул:

– Я что-то не понял. Они что, брат и сестра?!

Стевер не ответил. Он стоял, привалившись плечом к деревянной стене, и вполглаза наблюдал за событиями, погружённый в свои мысли. Вдруг он почувствовал толчок в ногу. Опустил глаза, а там кошка, которую девочка называла Мирой, задрала хвост и тёрлась о его сапог.

– А что было дальше? – спросил Ялис, но девочка не ответила и даже не посмотрела на него.

– Я одно не понимаю, – сказал Старик и бережно провёл ладонью по голове девочки. – Твои волосы. Они никогда не были чёрными.

И услышал в ответ историю.

В ту ненастную ночь, когда молодой Каэл не поверил сестре и прогнал её со двора, она решила, что не найдёт себе больше места среди людей. Ей не верили, когда она просилась на ночлег, потому что девушка с таким дорогим украшением не может быть бездомной. Её прогоняли, принимая за воровку и опасаясь за свои жалкие пожитки. Но страшнее, чем неверие родного брата, ничего уже быть не могло.

Она скиталась по лесу, цепляясь влажным от дождей плащом за корявые сучья. Она бродила по замершей в преддверии зимы чащобе, пока не отыскала самый высокий и самый шумный водопад. Он ронял свои воды с обрыва с такой яростью, будто желал пробить брешь в земной тверди. Она встала у его подножия, где вода превращалась в облако искрящихся брызг, и закричала.

Кричала так громко и так долго, что над водопадом закружили вороны.

Кричала так исступлённо, что вздувались на шее вены, а лицо стало бордовым.

Кричала так страшно, точно пыталась перекричать могучий ток воды, что низвергался в вершины утёса.

Кричала до тех пор, пока не престала слышать ни грохот водопада, ни свой голос. А её русые волосы тогда почернели от горя.

Так она оглохла. Сама отказалась от слуха, чтобы никогда больше не слышать от людей несправедливости и горьких слов. Волшебное ожерелье не давало ей замёрзнуть морозными ночами, а язык животных и птиц читала по звериным мордам и птичьим клювам. Так и поселилась она в хижине у водопада, который с тех пор стала называть для себя Чёрным.

– А однажды утром я увидела, что прежнего водопада нет. Вместо него сверху лилась тонкая струйка. И с каждым днём она становилась слабее.

– Я помню, – сказал Старик. – Всей деревней мы тогда снялись с места и пошли вниз по реке за уходящей водой.

– Я слышал об этом из рассказов старейшин, – осторожно встрял Ялис. – Новую деревню построили на берегу озера.

– Но скоро и оно высохло, – подтвердил Старик.

– Только ручей остался, – впервые за всё время в разговор вступил Стевер.

Все посмотрели на него. Он сидел на лавке с отстранённым взглядом, а на его коленях дремала кошка. Он задумчиво её поглаживал. Кошка мурчала.

Брия улыбнулась.

– Вот и я тоже пошла за водой. И оказалась тут, когда вы уже отсюда ушли. Река не пересохла полностью, и на питьё хватало. Так я поселилась в нашем с тобой старом доме. Здесь всё ещё был твой запах. А по углам разбросана стружка от твоих поделок. Я её собирала и нюхала… А потом бросила в огонь.

Она покрутила в пальцах деревянного зайца с отрезанным ухом. Старик молчал. Картины той страшной ночи проносились в его памяти и рвали душу. Он посмотрел на указательный палец левой руки. Там до сих пор виднелся шрам.

– Но как ты тогда нам отвечаешь, если говоришь, что не слышишь? – спросил Ялис.

Брия молча смотрела в полупрозрачное окно за замершее колесо мельницы. Старик тронул сестру за плечо и заглянул ей в лицо.

– Он спрашивает, как ты нас слышишь?

Девочка перевела взгляд на Ялиса.

– Я не слышу. Я читаю по губам.

Стало так тихо, что урчание Миры походило на рёв водопада. Стевер снял её с колен и встал.

– Становится холодно, – и заглянул в лицо девочке. – Где у тебя топор?

13.

Хранитель северной границы

«И как мне его найти?»

Кутыптэ шёл по заснеженной лужайке в сторону леса. Особое дерево и домик Фонарщика остались позади. Над головой простиралось небо, затянутое белёсой дымкой. Вокруг мальчика вились синие огоньки, а рядом неторопливо шагал Фонарщик. С собой он нёс, как и подобает званию, зажжённый фонарь, прикреплённый к верхушке деревянного посоха.

– Зачем он вам? – удивился Кутыптэ. – И так ведь светло.

Фонарщик вздохнул.

– Странные вещи стали твориться в последнее время. Всё как будто перепуталось.

– Как это – перепуталось?

– О, может налететь такая метель, точно зима решила остаться здесь навсегда. Или ночь вдруг наступит раньше времени, – охал Фонарщик. – Или вот тут, в Особом лесу может пройти один день, а снаружи, к примеру, все три! А, каково? Одним словом, не-по-ря-док. Так что без фонаря никак.

– А если ночь настигнет меня прямо в лесу? – испугался Кутыптэ.

Фонарщик с улыбкой кивнул на синие огоньки.

– У тебя есть твои маленькие друзья.

Кутыптэ тоже на них посмотрел. Они беззаботно кружились в воздухе, как рой светящихся мошек.

Мальчик зашагал дальше и по пути разглядывал новые рукавицы, которые ему подарил Фонарщик перед выходом. Сделаны они были из пёстрой осенней листвы. В них угадывались ярко-жёлтые листья клёна, бордовые листики осины и рыжая листва берёзы. Эти варежки невероятно грели руки.

– Я как заметил, что ты без рукавиц, да на таком морозе, сразу про них вспомнил, – улыбнулся Фонарщик. – И хотя ты можешь греть руки об эту твою блестящую штуковину, но такие рукавицы защитят не только от мороза.