Ледяной цветок

– Убедиться хотел, что ожерелье, которое вы видели на Кутыптэ… – и замолк.

– Ну? – поторопил Долан.

– Если это то самое ожерелье, которое тут описано, то оно непростое.

Долан нахмурился. Маруна испуганно вцепилась в руку Турона.

– Что это за ожерелье? – медленно спросил Долан.

Старик пожевал губы. Стало так тихо, что ещё немного, и можно будет услышать, как пыль оседает на крышку сундука, на пол и всё остальное в комнате.

– Что это за ожерелье? – тихо повторил Долан.

Вместе с выдохом Старик ответил:

– Тот, кто его носит, понимает язык зверей и птиц. Но люди больше не верят ни одному его слову.

Маруна вскрикнула, закрыла лицо и уткнулась в плечо мужа. Турон сглотнул слюну.

– Как мы могли?! – Маруну душили слёзы. – Мы же ему не поверили!

Турон гладил жену по голове.

– Мы же его погубили!

Остальные переглянулись и поочерёдно посмотрели друг другу в глаза. Что-то нехорошее возникло во взгляде Турона.

23.

Обещание

«Я знаю, какое дерево тебе нужно»

– Надеюсь, вы заметили, какой я молодец? – спросил Манул, когда Кутыптэ закончил свой рассказ о том, какие события завели его в дремучую чащу.

Лось чинно шествовал сквозь укутанный снегом лес. Мальчик сидел на нём верхом, а на его плечах устроился Манул, точно дивный воротник.

– Себя не пожалел, лишь бы птенца спасти, – без тени скромности добавил он.

Как вдруг заёрзал и перебрался Кутыптэ на руки, прижав уши.

– Нет, только не опять! – в глазах Манула замер испуг, и он уткнулся мальчику в плечо.

Кутыптэ обернулся и заметил двух клестов. Они залетали то справа, то слева и тарахтели наперебой.

– Прости, что не поверили тебе! Прости! – кричал папа-клёст.

– Спасибо, что спас нашего сынишку. Он всё нам рассказал. Всё! – добавила мама-клёст.

– Он же у вас не разговаривает! – едко отозвался Манул, всё так же прячась в объятьях Кутыптэ.

– Он заговорил, представляешь! – с жаром ответил папа-клёст.

– Мы ждали, что он скажет «ма-ма», но его первым словом было «ма-нул», – сказала его жена и рассмеялась.

Манул отнял морду от плеча Кутыптэ и в изумлении посмотрел на птиц. Мальчик расхохотался. А клесты загалдели наперебой:

– Примите нашу посильную помощь! Волкам досталось по заслугам! Спасибо вам! – прокричали птицы и разлетелись.

– Это они меня позвали, – сказал Лось и остановился передохнуть.

– Придётся волкам обедать шишками! – засмеялся Кутыптэ вслед клестам.

– И желудями! – подхватил Манул.

– И камнями немного, – донесся издалека смех клестов.

Кутыптэ спрыгнул с Лося в снег и осмотрелся. Манул остался на лосиной спине и принялся умываться, время от времени поглядывая туда, откуда могли появиться волки. Да только приговаривал:

– Нет, вы слыхали, его первое слово было «манул».

И горделиво лизнул лапу.

Мальчик потянулся, чтобы погладить белоснежную шею Лося, но он был слишком высок и потому пригнулся к земле.

– Спасибо, – сказал Кутыптэ и обнял его морду. – Если бы не ты, она бы нас точно съела.

Лось улыбнулся и повёл ушами. Из его ноздрей валил пар.

– Я обещал себе, что никого не дам ей в обиду.

Его большие выпуклые глаза вдруг стали печальными. Кутыптэ погладил его по белой щеке и провёл рукавицей по бархатистому носу.

– У меня был сын, молодой красивый лосёнок. Он быстро рос и совсем скоро смог бы бегать быстрее ветра. Но однажды я не заметил, как он отстал, и волчья стая отрезала его от меня. Я не боюсь волков. Я легко могу проломить волчий череп ударом копыта, и они это знают. Потому остерегаются. Но в тот раз их было слишком много. Они не подпускали меня к сыну, пока Волчица его… не загрызла. У меня на глазах. Я до сих пор помню его последний взгляд.

Лось закрыл глаза. Кутыптэ хотел что-нибудь сказать, но так ничего и не придумал. Когда не знаешь что сказать, то лучше ничего не говорить вовсе. А просто быть рядом.

– С тех пор я один и стал такого цвета, – продолжал Лось с закрытыми глазами. —Мою любимую застрелили охотники, а мы, лоси, однолюбы, да. Так и скитаюсь теперь по лесу в одиночестве.

Он тряхнул головой с белоснежными рогами.

– Вас, людей, вообще не поймёшь: кто-то в нас стреляет, а кто-то проявляет заботу. Как ты, например, когда не бросил раненого Манула.

Кутыптэ теплым взглядом посмотрел на Манула. А Лось добавил со вздохом:

– Но бывает всякое. Сегодня ты спас птенца, а потом станешь охотником. Как знать, что однажды ты не выстрелишь в меня? Правда, Манул?

Манул отвлёкся от умывания.

– Не знаю, – небрежно ответил он. – Это первый человек, с которым я познакомился. Он не без странностей, конечно. Но хотя бы не обманщик.

И снова принялся лизать лапу и тереть ею мордочку, приговаривая:

– Моим именем скоро будут называть детей.

– Я не стану в тебя стрелять, даже если стану охотником. Обещаю, – сказал Кутыптэ Лосю.

– Зачем тогда становиться охотником? – удивился Лось.

– Я ему уже пытался объяснить, – встрял Манул. – Но мальчонка, похоже, совсем не знает, как устроен этот мир.

Пролетавшая мимо синичка уселась Лосю на рога и пропела тоненьким голоском:

– Жизнь – непростая штука.

Затем чирикнула, сказала: «Эх!», подскочила и упорхнула по своим синичьим делам с весёлым щебетом.

Кутыптэ опустил глаза. Лось посмотрел на него с любовью. Бархатистыми губами он поправил съехавшую с Кутыптэ шапку.

– Ты поможешь мне найти сестру? – умоляюще спросил Кутыптэ у Лося и поднял на него взгляд. – Всё, что я знаю, что надо найти какое-то особое дерево.

– Особое дерево? – задумчиво переспросил Лось и посмотрел по сторонам. – Да тут весь лес особых деревьев. Вон, смотри, дерево с вывороченным корнем.

Кутыптэ поджал губы и переглянулся с Манулом. В эту игру они уже играли.

– Хотя, – вдруг оживился Лось, – я, кажется, знаю, какое дерево тебе нужно. Залезай, это недалеко.

Он склонил голову, чтобы Кутыптэ мог забраться к нему в раскидистые рога.

– А можно я пешком пойду? – спросил Кутыптэ. – Эта скачка из меня весь дух выбила.

Лось рассмеялся.

– Дело твоё, конечно. Но так мы доберёмся быстрее. А скоро стемнеет.

Кутыптэ посмотрел на небо. Солнце стояло высоко, и небосвод был изумительно прозрачен. Совсем как весенний ручей. Хотя Лось, прав, конечно: зимний день короток. Кутыптэ шепнул «Спасибо», подошёл к склонившему голову Лосю и коснулся белых рогов.

– Какие тёплые, – удивлённо сказал он и погладил бархатистую поверхность. – Даже через рукавицы чувствую.

– А можно мне потрогать? – заинтересовался Манул и перебрался ближе.

– Вам повезло их застать, – с радушием ответил Лось, пока Кутыптэ забирался в его рога и устраивался удобнее, – скоро собираюсь их сбросить.

Он высоко поднял голову и с достоинством зашагал по зимнему лесу.

24. Мама всегда мама

«Я должен всё исправить»

Снаружи захрустел под торопливыми шагами снежок, дверь распахнулась, и внутрь влетела Маруна. Она скинула шубу на пол и бросилась к игравшим у очага детям, стала их обнимать, гладить по голове, целовать в щёчки, лобики и макушки.

– Мамочка? – испуганно спросила старшая дочь, девочка лет девяти. – Случилось что?

– Ой! Щекотно! – отзывался со смехом её младший брат, пряча личико в ладошках.

В люльке мирно спал младенец. Турон с порога осматривал семейство и прилив материнской нежности у жены. А она всё обнимала и ласкала детей, целовала их и прижимала к себе. По её щекам текли слёзы.

– Родные мои! Мои сокровища! – жарко шептала Маруна в уши детям. – Обещайте, что всегда-всегда будете слушаться маму.

И снова целовала.

– Мы тебя всегда слушаем, – смущённо отвечала дочь.

– Нет, не слушаешь! – возразил братик. – Тебя мама тогда наругала, ты забыла?

– Не спорьте! Не спорьте! – обнимала детей Маруна. – Мама вас сильно любит. Даже когда на вас сердится. А вы должны пообещать, что всегда будете вместе. Никогда не расставайтесь!

В люльке запищал младенец. Маруна поднялась, смахнула слёзы и подошла к малышу. Брат с сестрой переглянулись и удивлением смотрели на мать. Маруна нежно подняла младенца из колыбели и стала качать на руках.

– А-а-а! – нежно напевала она. – А-а-а!

К ней подбежал сынишка и подёргал за подол.

– Мамочка, а мы сегодня будем играть в снежную крепость?

– Ну конечно будем! – отвечала она и щекотала носом щёчки младенца, не глядя на сына. – Ну конечно, будем! Правда, Турон?

Муж не отвечал.

– Турон? – Маруна отвлеклась от младшенького и обернулась к мужу.

Голос её упал:

– Ты чего это?

Турон стоял в дверях. Он натягивал заплечный мешок и нахлобучивал меховую шапку. Затем встал на табурет и потянулся за висевшим над притолокой ружьём.

– Подержи, – Маруна вручила младенца дочери и подбежала к мужу. – Ты куда?

Турон проверил ружьё и взял на плечо.

– Не пущу! – строго сказала Маруна и встала в дверях.

– Я должен всё исправить, – сказал он тихо.

– Что исправить, Турон? Что?

– Это ведь я ему не поверил. Если бы не я, ты бы пустила его в дом.

– Никуда ты не пойдёшь! – Маруна стянула с мужа шапку. – Я запрещаю!

Турон долгим взглядом посмотрел в её влажные глаза. Стало тихо. Дети молча и не шевелясь наблюдали за родителями. Турон медленно вытянул шапку из рук Маруны.

Сынишка подбежал к отцу и посмотрел на него со светлой улыбкой.

– Папочка, а мы будем играть в снежную крепость?

Турон присел перед ним на корточки.

– Обязательно!

Он легонько щёлкнул сынишку по носу. Тот моргнул и заулыбался. Турон подмигнул ему и потрепал по голове. Затем поднялся, осмотрел детей, перевёл взгляд и задержал его на жене. Крепко обнял. И вышел, не обернувшись. Маруна часто моргала красными от слёз глазами. В руках у её дочери разревелся младенец.

25. Засада

«Вы почти на месте!»

– А какие ещё весёлые песни ты знаешь? – спросил Лось у Кутыптэ, пока они неторопливо пробирались меж деревьев.

Они долго шли молча, и Кутыптэ принялся напевать под нос старую песенку про кораблик из щепки в весеннем ручейке.

– Я ничего не понимаю в этой вашей музыке, как ты говоришь, – сказал Манул, – но мне кажется, выходит у тебя не так уж дурно.

Кутыптэ засмущался.

– Я мало песен знаю. Да в деревне есть кто поёт получше. Сургуч, например.

– Мы не в деревне, – надменно заявил Манул. – Петь будешь? Или запою я, и тебе это не понравится.

– Неужели совсем песен не знаешь? – спросил в изумлении Лось.

– Ну ладно, – сдался Кутыптэ. – Разве что такая.

И он запел:

Сегодня солнце вновь с утра, хей-хей!

А значит, новый день!

И этот день начать пора, хей-хей!

Зови скорей друзей!

В широкий хоровода круг

Пускай тебя потянет друг!

Хей, лоли-лоли-хоп! Хей-хей!

Хей-хей, хоп-лоли-хей! Хей-хей!

Лось и Манул внезапно подхватили:

Хей, лоли-лоли-хоп! Хей-хей!

И вот уже все втроём они радостно пели на весь лес:

Хей-хей, хоп-лоли-хей! Хей-хей!

И рассмеялись. С ветки на рога Лося спрыгнула белочка и посмотрела на Кутыптэ.

– «Хей, лоли-лоли-хоп…» А дальше? – спросила она.

– Хей-хей! – подсказал Кутыптэ.

– Точно! – белка кивнула и прыгнула обратно на ствол дерева.

До слуха Кутыптэ донеслось её пение.

Солнце клонилось к закату и окрашивало округу янтарными красками, подмешивало к ним оттенки того цвета, названия которому Кутыптэ не мог дать: он напоминал лепестки подсолнуха.

– А у тебя есть друзья? – спросил вдруг Лось у Кутыптэ.

– Друзья? – растерялся тот. – Не то чтобы…

– Совсем нет? – удивился Лось.

– Мой лучший друг – это моя сестра, – ответил Кутыптэ. – Кроме неё у меня никого. Ну, есть ещё тётя Маруна. И дядя Турон, но…

Кутыптэ умолк, вспомнив события прошлой ночи.

– Кажется, они со мной больше не дружат… – добавил он так тихо, что Лось его не расслышал.

Манул перебрался к Кутыптэ и заглянул в лицо.

– Погоди-погоди. Ты сказал, что твоя сестра – твой друг?

Кутыптэ кивнул, а Манул на это затряс головой.

– Ничего не понимаю. Разве так бывает, чтобы кто-то был тебе одновременно сестрой и другом?

Кутытпэ снова кивнул и грустно улыбнулся. А Лось добавил:

– Получается, что и он для неё и друг, и брат.

– Мне этого не понять, – признал Манул. – Мы, манулы, одиночки.

Только сейчас Кутыптэ понял, что краски солнечных лучей, что ложились на малахитовую зелень елей, напоминают ему цвет глаз Манула.

– Что может быть лучше, когда твоя семья и есть твой лучший друг? – вздохнул Лось. – Всё бы отдал, чтобы быть сейчас с ними.

– Твоё желание легко исполнить! – раздался крик, и из-за ствола на Лося прыгнула Волчица.

Она с диким рыком впилась зубами в его шею и повисла на одних клыках. Лось взвыл, мотнул головой и затоптался на месте, громко стуча копытами по снегу. Но как ни старалась Волчица, как ни мотала головой, прокусить толстую белую шкуру она не могла. Лось снова тряхнул головой, Кутыптэ еле удержался в его рогах, а Волчица отлетела в сторону, но не потеряла равновесие и устояла.

– Быстрее! Слезайте! – крикнул Лось Манулу и Кутыптэ.

Всадники перебрались с его спины на крепкий сук.

– Обед разбегается! – рассмеялась Волчица, и от её смеха внутри мальчика всё похолодело. – Но ничего! Сначала главное угощение!

– Давай, и я выбью тебе второй клык! – отозвался Лось.

Волчица снова бросилась на добычу. Но Лось уже с треском мчался сквозь подлесок, увлекая хищницу за собой.

– Идите прямо! Вы почти на месте! – донёсся его крик из чащи.

– Только пойте погромче, чтобы я вас услышала! – подхватила Волчица и скрылась из вида.

Всё стихло. Вдалеке трудился дятел. Кутыптэ и Манул сидели на суку молча.

– Как думаешь… – начал Кутыптэ.

– С ним всё будет в порядке, – перебил Манул.

Кутыптэ вздохнул и ничего не ответил.

– Ты видал его копыта? А рога? – спросил Манул. – Да ими лес валить можно! Пни выкорчёвывать! Не тревожься. Он справится.

И Манул подвинулся ближе, чтобы ободрить приунывшего Кутыптэ. Мальчик со вздохом кивнул.

– Надо слезать и искать твоё дерево. Стемнеет скоро, – заметил Манул, посмотрев в небо.

Кутыптэ заёрзал на суку, перебрался к стволу, обхватил его и съехал вниз. Следом за ним неторопливо спустился Манул, с усилием отцепляя когти от растрескавшейся коры. Кутыптэ присел, чтобы взять его на руки, но Манул остановил мальчика вытянутой лапой.

– Я сам могу. Смотри.

Он зашагал, гордо держа голову, но всё же прихрамывая. Хоть и не так сильно, как раньше. Кутыптэ смотрел ему в спину и не двигался.

– Что? – Манул обернулся на мальчика.

– Ничего, – улыбнулся Кутыптэ. – Только ты идёшь не в ту сторону.

Манул улыбнулся в ответ.

– Я проверял тебя!

И они пошли вперёд, негромко переговариваясь и смеясь, меж высоченных елей и продрогших от мороза осин. Еловые ветви махали им вслед на несильном ветру, и лес молчаливо провожал взглядом двух путников, медленно погружаясь в дрёму.

26. Два ключа на один замок

«Сегодня ничего не получится»

Снег под подошвами тягостно скрипел. Старик нетерпеливо топтался у входа в кузницу и смотрел, как из трубы над односкатной крышей тянется дым и ветер уносит его к лесу.

День клонился к вечеру. Небосвод терял краски, серел и опускался ниже, а лес становился тёмным, под цвет дыма из трубы. Точно Кузнец ковал сейчас ночь.

Кузня звенела работой. Летом её широкие ворота на кованых петлях были раскрыты, но на зиму Кузнец запирал их на дубовый засов, и войти можно было через имевшуюся в них дверь. Так это просторное помещение не теряло жар. Например, как сейчас, когда внутри шумел и плевался искрами горн, пуская клубы копоти. Старик слышал, как гудит огонь, натужно вздыхают меха и звенит наковальня под ударом молота. Но звенит не как обычно – точно колокол, когда Кузнец ковал, к примеру, подкову, а звенит очень тоненько, как бубенцы на упряжке. Точно по наковальне бьёт сейчас совсем крошечный молоточек. Да так оно и было.

За спиной раздались шаги.

– Скоро?

Старик обернулся и посмотрел в глаза Долану.

– Я состариться успел, – мрачно ответил он.

– Готово! – крикнул изнутри Кузнец. – Заходите!

Перезвон молоточка и наковальни стих. Старик и Долан переглянулись и шагнули к двери. Когда они вошли, Кузнец опускал в лоханку с водой только что выкованный ключик, держа его небольшими щипцами. Ключ пылал в щипцах и яростно зашипел в воде.

– Ну вот, – с гордостью говорил Кузнец, – и не отличишь!

В одной руке он держал обломок старого ключа, в другой – только что выкованного близнеца, ещё тёплого. Затем наложил один на другой и посмотрел на просвет. После чего отложил старый ключ, взял с верстака напильник и подточил бородку у нового. Рядом лежала книга Старика.

– Пробуй! – торжественно произнёс он и с гордостью протянул на ладони ключ.

Старик на мгновенье замер, уставившись на творение Кузнеца, и посмотрел на Долана, точно в поисках одобрения. Тот кивнул. Старик потянулся за ключом и осторожно взял его с заскорузлой ладони. Затем подошёл к лежавшей на верстаке книге, выдохнул и метким движением вставил ключ в замочную скважину.

– Механизм не пострадал, – звучал довольный голос Кузнеца. – Я его смазал, так что всё пойдёт как по маслу.

Сосредоточенно глядя на ключ, Старик медленно его повернул. Долан провёл рукой по бороде. Кузнец вытирал тряпкой руки, поглядывая на книгу через плечо Старика. Раздался щелчок. Старик вынул ключ, и защитная скоба отпружинила, открыв обложку.

– Свет! – скомандовал Старик.

Долан проворно поднёс фонарь.

Старик склонился над книгой, щупая воздух. Вот его пальцы коснулись края обложки, и он потянул её вверх. Переплёт хрустнул с таким звуком, точно по каменной брусчатке катилась несмазанная телега с булыжниками. Старик помог себе второй рукой, придерживая книгу, и полностью отвернул обложку. На титульном листе потускневшими чернилами виднелась надпись, обильно украшенная орнаментом и кружевами по краям страницы:

КАК

ОДОЛЕТЬ

ГЫР-ПЫБРУ

Кузнец прочитал эту надпись, бесшумно шевеля губами. Огонь в печи больше не гудел, и в комнате стало слышно дыхание каждого из трёх мужчин, что склонились над спасительной книгой.

– Почему ты раньше о ней молчал? – шёпотом спросил Долан.

Старик не слушал и с хрустом перевернул первую страницу. На второй значилась только одна строка:

Гыр-Пыбра неодолима

Все переглянулись.

– Листай дальше, – шепнул Долан.

Морщинистые пальцы ухватились за край второй страницы и перевернули её. Мужчины замерли в ожидании. Но когда их взору открылась третья страница, они опешили от неожиданности, удивления и ужаса.

– Смотри! – Кузнец ткнул пальцем.

Старик уже и сам заметил, что третья страница была вырвана, и осторожно коснулся пальцем тонкого обрывка в переплёте.

– А дальше? – спросил Долан.

Старческие пальцы открыли следующую страницу.

– Не понимаю, – бормотал Кузнец.

Затем была перевёрнута пятая страница, шестая.

– Нет, – стонал Старик. – Не может быть!

Он исступлённо листал книгу вперёд, затем схватил её в одну руку, а другой быстро пролистал весь том. После чего выдохнул, вернул закрытую книгу на верстак и отвернулся.

– Не может быть! – просипел он.

Долан открыл книгу на случайной странице. Она была пуста. Затем открыл наугад в другом месте, но и там на бумаге не было ни слова, ни буквы или даже штриха. Он потряс книгу, и оттуда на пол вывалилось чёрное пёрышко.

– Может, чернила выцвели?

И отчего-то посмотрел на Кузнеца, словно Кузнец невесть какой знаток в области книжного дела и мог бы пролить свет на этот вопрос. Но Кузнец только пожал плечами.

Долан подошёл к Старику, протянул ему книгу и положил ладонь на плечо.

– Ты что-нибудь помнишь оттуда?

Старик вздёрнул взгляд на Долана.

– Я открывал её сорок лет назад! Как думаешь, много я оттуда помню?

И снова открыл книгу.

– Ну про ожерелье же помнил, – сказал Долан.

Старик ссутулился и ответил себе под нос:

– Про ожерелье помнил, – и провёл пальцем по обрывку вырванной страницы.

Затем отложил книгу на верстак и отвернулся от всех. Кузнец кивнул на книгу:

– Я пока механизм смазывал, заметил кое-что…

– Погоди, – перебил Долан и обратился к Старику. – Давай с самого начала. Так и разберёмся, что к чему.

– Я только хотел сказать… – начал Кузнец, но умолк под суровым взглядом Долана.

– Ну, – спросил Долан у Старика. – Как вообще к тебе попала эта книга?

Старик вздохнул, но тут снова вмешался Кузнец.

– Да смотрите же, – он сунул книгу под нос товарищам. – Тут на обложке нарисован месяц. А рядом ещё, только другой. А вот третий.

Старик вперился взглядом в обложку и замер.

– Ну конечно! – он шлёпнул себя ладонью по лбу. – Как я мог забыть!

Долан часто моргал, переводя взгляд с обложки на лицо Старика.

– Старый я дуралей! Конечно!

– Может, объяснишь?

Старик воздел указательный палец.

– Чернила не выцвели! – торжественно объявил он и с прищуром посмотрел на товарищей. – Они невидимы! На обложке указано, в какие дни книгу можно прочесть. Точнее, в какие ночи.

Долан замахал руками и взревел:

– Ничего не понимаю! То тебе нужен свет, то наоборот ночь! Что всё это значит?

– Книгу можно прочесть, – шёпотом начал Кузнец и добавил уже в полный голос: – только в лунном свете!

Долан обернулся на него так резко, точно тот сказал сейчас самую глупую в мире вещь. Впрочем, Кузнец ничуть не смутился и даже не заметил этого взгляда. Вместо этого он восторженно смотрел на Старика и спросил только:

– Это календарь?

Старик с улыбкой кивал в ответ. А улыбка была редким гостем на его лице.

Долан гневно выдохнул.

– Ну и когда же мы сможем прочитать эту книгу?

Старик поднёс руку к обложке, и его палец уткнулся в изображённый на ней круг.

– В полнолуние. Завтра.

Долан выхватил книгу и устремился к выходу.

– Нет у нас времени!

Старик и Кузнец бросились за ним. Долан вышел на улицу. Закат гасил краски в небе, подмешивая к ним тёмные тона, и над кромкой леса круглела луна. Она не была полной, но Долана это не остановило. Он открыл книгу на случайной странице и обратил её к небу на вытянутых руках.

– Сколько надо ждать?

– Да нисколько! – отвечал Старик. – Сегодня ничего не получится!

Долан не отвечал. Он посмотрел в книгу, убедился, что страницы пусты, но не бросил попыток. Он раскрыл книгу в другом месте и снова протянул её к лунному свету.

– Может, надо что-то сказать?

– Не упрямься!

– А если завтра будут тучи?

– Не имеет значения. Сегодня мы ничего не прочитаем.

Долан заглянул в пустую книгу и с яростным рыком её захлопнул. Вместе с хлопком вдалеке раздался выстрел. Затем ещё один. И ещё. Мужчины обернулись на звук: над лесом взвилось вороньё. Во двор кузницы вбежала растрёпанная Маруна.

– Это Турон! – крикнула она в слезах.

– Разве сегодня день охоты? – спросил Долан.

– Он не послушал меня!

Долан прорычал что-то под нос, вручил книгу Старику и стремительно вышел со двора.

27. Выстрелы в глуши

«Их было так много…»

Тишину уснувшего леса вспугнули голоса охотничьих псов. И хотя отсветы закатившегося солнца ещё окунали верхушки елей в алые краски, у подножия этих елей, у их путаных заснеженных корневищ, вовсю сгущался сумрак.

Во главе отряда из пяти крепких мужчин шёл Долан. В одной руке он держал зажжённый факел, на предплечье другой нёс ружьё, опустив его дулом к земле и уперев прикладом в бок. Остальные мужчины тоже были вооружены, но ружья держали за спиной. Двое из них несли факелы, отчего снег вокруг сверкал яркими блёстками. Остальные двое в обеих руках сжимали концы поводков, которые им то и дело приходилось тянуть на себя, потому как псы, почуяв запах охоты, рвались на добычу. Собаки горячо дышали, нетерпеливо поскуливали и припадали носом к земле.

Один из охотников поднял факел над головой:

– Оттуда стреляли?

Долан не отвечал. Лес большой, и ошибиться может даже опытный дровосек, охотник или следопыт. Он поднял ружьё и сделал выстрел в воздух.

– Э-э-э-эй! – закричал он в густые сумерки.

Из чащобы донёсся ответный выстрел. Поднялся собачий лай. Псы вздыбились.