Забракованные

Она проезжала здесь лишь однажды – по дороге в тот же Монтегрейн-Парк, когда их с Эйданом пригласили на похороны леди Анабель Монтегрейн. Но с тех пор много воды утекло и многое изменилось.

– Слухи по столице уже пошли.

От неожиданно раздавшегося рядом голоса Амелия не вздрогнула не иначе как чудом. Пришлось повернуться к спутнику, однако тот продолжал смотреть в окно и говорил так, словно ни к кому конкретно не обращался. Рука, вытянутая вдоль подоконника, крупная кисть, длинные пальцы, барабанящие по раме. Нервничает? Ему так же неловко разговаривать с ней, как и ей с ним? В тягость?

– Если повезет, – продолжал Монтегрейн, в то время как Мэл продолжала тайком изучать новоиспеченного супруга, – пару недель нам удастся прожить в тишине, но после этого, хотим мы того или нет, в поместье начнутся паломничества соседей…

Удивительно светлые глаза – бледно-бледно-серые, при темных бровях и черных ресницах. Седые волосы, собранные сзади в короткий хвост, тонкая прядь, выбившаяся из общего пучка и упавшая за воротник…

К моменту своей кончины лорд Грерогер полностью поседел, и его шевелюра сделалась белой, как свежевыпавший снег, абсолютно лишившись цвета. Бабушка также ушла из жизни совершенно седой. Тетушка Амелии, сколько она ее помнила, годами подкрашивала появляющиеся белесые волоски у корней. Седина Монтегрейна была совсем другой: светло-серые волосы, будто нарочно под стать цвету глаз, перемежались с темными равномерно по всей длине.

«Будто кто-то посыпал голову пеплом», – вспомнила Мэл свою первую мысль, когда увидела жениха в храме. Было ли это связано с дырой в ауре и опустошением магического резерва или же являлось причудами наследственности? Насколько она помнила, старший лорд Монтегрейн был темноволос и тогда, когда ему было уже за пятьдесят…

– Вы меня слушаете? – голос мужчины стал жестче.

Амелия моргнула, поняв, что задумалась о причинах появления внезапной седины слишком глубоко и не вовремя (не иначе как до конца не проснувшись), и даже пропустила момент, когда спутник повернулся к ней лицом и впился в нее своими льдистыми, почти бесцветными глазами.

– Слушаю, – откликнулась она, заставив себя не отводить взгляд. – Разумеется.

В ответ на явную ложь Монтегрейн скривился.

– Я пытаюсь с вами договориться, а вы смотрите на меня так, будто у меня во лбу рога!

На самом деле, она смотрела не на лоб, а выше – на волосы. Но вряд ли уточнение сыграло бы в ее пользу.

– Договориться? – переспросила Амелия недоверчиво. Он это всерьез?

Монтегрейн досадливо закатил глаза.

– Вы меня вообще слушали? Скоро к нам начнут наведываться гости, поздравлять с бракосочетанием…

– Совать нос везде, где только смогут дотянуться, – понятливо закончила мысль Мэл.

Высшее общество – высочайшая любовь к сплетням. Это ей удавалось прятаться в тени большую часть своей жизни. Имя Монтегрейна никогда надолго не сходило с уст столичных сплетников, несмотря на то что тот годами не появлялся в Цинне. Поэтому несложно было представить, с какой радостью все схватятся за тему их внезапной свадьбы.

На сей раз на лице мужчины проскользнуло нечто похожее на улыбку, правда, лишь на мгновение – он быстро взял себя в руки.

– Рад, что вы это понимаете, – ответил серьезно. – Давать почву для сплетен не в ваших и не в моих интересах. Поэтому я предлагаю договориться.

– Притворяться счастливой супружеской парой? – уточнила Амелия почти весело.

Она словно родилась для того, чтобы играть эту роль, снова и снова. Снова и снова…

Подмывало рассмеяться, но Амелия не собиралась устраивать истерик – сдержалась.

Монтегрейн что-то заметил в ее лице, но от комментариев так же воздержался, опять уставился в окно.

– Только при посторонних.

Значит, всегда и при всех, перевела для себя Мэл. В ее случае посторонними были все.

– Это не составит проблем, – заверила она.

– Ваша помощница?..

Амелия покачала головой, несмотря на то что собеседник уже не смотрел в ее сторону.

– Я не посвящаю слуг в личные дела.

«Для их же блага», – закончила мысленно. Жизнь с Эйданом многому научила Амелию, в первую очередь тому, что правда может стоить кому-то жизни. Кажется, Монтегрейн воспринял ее слова по-своему и снова скривился. Амелия предпочла промолчать.

– Я тоже не собираюсь посвящать своих людей в причины заключения нашего брака, – продолжил мужчина. – Для их же блага…

Амелия мгновенно напряглась. Он ведь не мог читать мысли, не так ли? Рэймер Монтегрейн никогда не был менталистом, а теперь и вовсе не владел магическим даром.

Вспомнив об этом, Мэл немного успокоилась – просто схожие мысли в одно и то же время. Редкость, но случается.

– И, по той же причине, сразу предупреждаю: не пытайтесь что-то выяснить у них обо мне, запугивать или подкупать. Никакой тайной информацией персонал не владеет. А если бы и владел, все люди, работающие в поместье, верны мне, и вы ничего не добьетесь. Я уже предупредил, и дом подготовят к вашему приезду. К вам будут относиться с уважением и помогут вам и вашей помощнице освоиться на новом месте. Но и от вас требуется уважение в ответ. – Монтегрейн замолчал и посмотрел на нее, будто на что-то намекая. Хотела бы она понимать на что.

Амелия нахмурилась, перебирая в памяти, где она могла вести себя неуважительно по отношению к окружающим. С «сальным» гостем, разве что. Но Монтегрейн этого не видел. Кроме того, тот сам заслужил. Да и сам новоиспеченный муж вел себя в храме так, что его поведение сложно было назвать уважительным. Значит, дело не в брошенной где-то вскользь грубой фразе.

– Что вы имеете в виду? – задала она вопрос прямо, устав без толку гадать.

Монтегрейн глянул на нее снисходительно.

– Будете строить из себя дуру? Не сработает. В ваших умственных способностях я не сомневаюсь.

Амелия изумленно моргнула. Ей не послышалось? Это она-то рассуждала о неуважительном поведении, ища свои промахи?

– Ну знаете ли… – пробормотала Мэл, с усилием беря себя в руки, чтобы и правда не наговорить лишнего. Со смертью Эйдана она непозволительно расслабилась – нельзя. – Благодарю за веру в мои способности, но…

Амелия хотела закончить: «Однако не могли бы вы все же пояснить, что имели в виду». Но не успела.

– Я говорил о том, что не приемлю физического насилия в своем доме, – снова совсем невежливо перебил Монтегрейн. Амелия остолбенела, глядя на собеседника во все глаза и уже будучи совсем не уверенной, что ей не послышалось. – Никаких телесных наказаний для обслуживающего персонала, – повторил тот, чтобы на сей раз она поняла наверняка. – Если что-то не так, вы сообщаете мне. Никакой самодеятельности.

И все-таки Амелия не сдержалась.

– За кого вы меня принимаете?!

Как ему вообще могло прийти в голову, что она попробует выбивать из слуг информацию? Чем? Кнутом? Розгами? Какой абсурд.

Однако на ее негодующий возглас и пышущий возмущением взгляд Монтегрейн ответил спокойно:

– За жену Эйдана Бриверивза. – И Амелия задохнулась от понимания: ее новый супруг знал прежнего гораздо лучше, чем она предполагала. – И за жительницу столицы, – невозмутимо продолжил спутник свою мысль. – Как я понял, избивать слуг в Цинне – новая мода. Так вот, не стоит.

В груди все еще клокотало возмущение, а мозг упорно подкидывал все новые и новые аргументы в противовес сказанному. Но разве имеет смысл сотрясать воздух перед тем, кто уже сделал выводы на ее счет?

Амелия отвела взгляд.

Пусть так, от «наследства» Эйдана ей не избавиться. Теперь ей хотя бы известно, что в последние годы Бриверивз принялся лично пороть слуг не потому, что его жажда крови и насилия перешли все рамки, а потому, что это, оказывается, являлось новым циннским веянием. Что ж, она никогда не следовала моде.

– Я вас поняла, – сказала Мэл сухо. Уставилась в стену прямо перед собой и зачем-то добавила: – Милорд.

– И это тоже один из пунктов нашего с вами договора – у меня есть имя.

Верно, как правило, супруги обращаются друг к другу по именам. Только произнести его…

Она вонзила ногти в ладонь, спрятав кисть между складками юбки.

– Прошу прощения… Рэймер. – Кажется, ей даже удалось улыбнуться.

Ответная улыбка супруга и легкий кивок, будто при первом знакомстве, также выглядели фальшиво любезными.

– Амелия, – произнес он ей в тон.

Она поджала губы. «Неприятно познакомиться», – откликнулась мысленно.

И правда нелепица: не будучи никогда ранее представленными друг другу, они познакомились уже после свадьбы.

– Также я рекомендую вам в первое время не покидать поместье.

Мэл вскинула на собеседника глаза, сильнее вонзив ногти в кожу.

– То есть я все-таки могу уезжать, если мне понадобится?

По лицу Монтегрейна явно читалось: «Можешь выйти хоть сейчас. Желательно прямо на ходу».

Но ответил он вполне вежливо:

– Без сопровождения – не рекомендую.

Амелия кивнула, что приняла к сведению.

В этот момент экипаж подпрыгнул, угодив колесом в очередную выбоину размытой недавним дождем дороги. Дафна снаружи вскрикнула, Оливер что-то весело и подбадривающе заговорил, а трость Монтегрейна, ранее прислоненная к краю простеганного черного сиденья, упала на пол и покатилась прямо Мэл под ноги.

Она подняла трость скорее инстинктивно, нежели осознанно, протянула хозяину и… наткнулась на ледяной взгляд, в сравнении с которым даже тот, на балконе, пятнадцатилетней давности, был гораздо теплее.

Мужчина резко выхватил трость из ее пальцев.

– И самый важный пункт договора, – отчеканил холодно. – Не помогаете и ни во что не вмешиваетесь, если вас об этом не просят.

У Амелии кровь отхлынула от лица. Вновь прикусив изнутри щеку, она поспешно отвернулась к окну.

Черт бы побрал эту трость. Зачем только тронула?

ГЛАВА 8

Населенный пункт, примыкающий к поместью Монтегрейнов, впечатлял как своими размерами, так и добротными каменными зданиями и шириной улиц, и не мог позиционироваться иначе, чем город. После неприятного инцидента с тростью спутник все еще молчал, и Амелия, полностью отодвинув штору, с любопытством рассматривала окрестности.

Основная масса строений оказалась одноэтажной, лишь кое-где попадались здания в два этажа с внешними металлическими лестницами вдоль стен и нависающими над улицей балконами с ограждением из толстых прутьев. На некоторых сушилось, развеваясь на ветру, белье, зачастую балконы украшали вывески и указатели. Не такие яркие и вычурные, как в столице, зато простые и понятные: «Сапожная мастерская» с резной фигуркой сапога, «Булочная» с любовью выполненным крендельком, «Аптека» с нарисованной рядом склянкой.

Людей на улицах было много. Они входили и выходили из дверей лавок, шагали по узким, выложенным плиткой тротуарам вдоль зданий по обеим сторонам дороги, несли тяжелые корзины. На одной из крыш Мэл заметила за работой кровельщика, на другой – трубочиста.

Город жил своей жизнью, спокойной и размеренной, что по контрасту бросалось в глаза после лет, проведенных в шумной столице. Казалось, никто никуда не спешил, но в то же время и не слонялся без дела.

Жители были одеты скромно, однако выглядели опрятно. Даже играющие в видимом с дороги тупике дети все как один были в обуви. На всем пути Амелия не заметила ни одного нищего или попрошайку, не увидела босого или плохо одетого ребенка. Рыжий кот, гордо восседающий на одном из окон, и тот казался упитанным и довольным жизнью.

Невольно вспомнился дом. Не тот, который Мэл покинула несколько часов назад, а ее настоящий дом – Южный округ, которому точно так же была чужда суета и праздность, коих она с лихвой насмотрелась в столице.

Их экипаж узнавали. Возможно, потому, что знали транспорт хозяина этих земель и отличали его от других с первого взгляда, а возможно, потому, что экипажей в городе в принципе имелось немного. Пока что Амелия заметила лишь телеги и открытые повозки с обитыми кожей или тканью сиденьями.

Узнавали – кланялись или просто кивали, иногда встречные умудрялись даже перекинуться несколькими словами с возницей. Оливер отвечал охотно и весело – кажется, по-другому не умел. Монтегрейн же, напротив, опустил свою штору и откинулся на подголовник, прикрыв глаза и не горя желанием хоть с кем-нибудь общаться. Жизнерадостный и словоохотливый кучер отдувался за двоих.

Экипаж ехал все медленнее, Амелия стала замечать на себе заинтересованные взгляды и, подумав, тоже опустила штору.

***

Поместье Монтегрейнов располагалось за городом на холме. Убедившись, что вокруг никого нет, Амелия снова отодвинула штору и всмотрелась в окрестности. Холм, обычный холм, покрытый ярко-зеленым травяным ковром. Ни кустика, ни деревца – совершенно открытая местность.

Она сидела лицом против направления движения, поэтому видела лишь травяной ковер и оставшийся позади городок.

А потом заскрипели ворота. Колеса подпрыгнули, съезжая с грунтовой дороги на каменную плитку двора. Тяжелые створки скрипнули вновь – закрываясь. Экипаж остановился.

Как и в прошлый раз, не дожидаясь помощи слуг, Монтегрейн распахнул дверцу и выбрался наружу.

Амелия осталась на месте – с идеально прямой спиной, ладонями на коленях и глядя прямо перед собой. Со скрипом закрывшихся ворот появилось волнение. Они словно отрезали что-то. Пути к отступлению? Прежнюю жизнь? Надежду на свободу?

Последняя мысль отрезвила, и Мэл посмеялась над собой. О нет, если бы надежду можно было убить запертыми дверьми, было бы гораздо проще.

– Вы снова заснули? – Монтегрейн заглянул в экипаж, с недовольством хмуря брови.

Судя по недоброму взгляду, будь его воля, он отправил бы ее в обратный путь прямо сейчас.

Не дав ему высказать очередную дерзость, Амелия подхватила лежащие рядом плащ и саквояж одной рукой и, придерживая юбку другой, поднялась с сиденья. Монтегрейн отступил, освобождая место, и на этот раз даже протянул ладонь. Касаться его не хотелось, но и проигнорировать вежливый жест было бы ребячеством.

К счастью, мужчина отпустил ее кисть сразу же, едва ноги Мэл коснулись плит двора, и даже отошел.

Оливер помог Дафне спуститься и тут же помчался разгружать багаж. Двор по-прежнему оставался пуст.

Как ни странно, слуги не бросились навстречу вернувшемуся господину. Что было особенно странно, учитывая, что Монтегрейн упоминал о заранее отправленном в поместье послании.

Помогать кучеру с чемоданами также никто не спешил. Дафна растерянно топталась рядом. Вымерли здесь все, что ли? Тогда кто закрывал ворота?

Амелия тайком поежилась. Пустой двор вызывал гнетущее ощущение, словно приехавшие были единственными живыми в этом месте. Глупость, конечно же. Двухэтажный особняк выглядел жилым и ухоженным. На некоторых подоконниках первого этажа она даже заметила растения в цветочных горшках.

– Пойдемте, – не дав ей рассмотреть дом снаружи, позвал Монтегрейн и застучал тростью по плитам, направившись к крыльцу.

– Миледи? – растерянно пробормотала Дафна.

– Подожди, – шикнула на нее Амелия. Если бы она сама понимала, куда попала и как себя правильно вести, всем было бы гораздо проще. – Милорд. – Догнала Монтегрейна и тут же получила раздраженный взгляд. Что ж, заслуженно. – Рэймер, – исправилась Мэл, хотя называть этого человека по имени было ужасно некомфортно, – моя помощница…

– Я помню, – сухо отозвался Монтегрейн, не сочтя нужным останавливаться.

Амелия вздохнула и последовала за ним. В конце концов, с девушкой ничего не случится, если она подождет во дворе некоторое время. К тому же там Оливер.

Два Оливера…

Обернувшись, Мэл удивленно распахнула глаза, наконец увидев того, кто отпирал и запирал ворота – Оливер, вернее, его точная копия. Если бы не разный цвет курток, она ни за что бы не определила, который из «Оливеров» был сегодня их кучером. Судя по часто моргающей Дафне, также переводящей взгляд с одного парня на другого, удивилась не одна Амелия.

«Их» Оливер улыбнулся девушке и что-то сказал, видимо, представил брата.

Амелия отвернулась.

***

Монтегрейн уже успел поставить трость на первую ступеньку крыльца, когда двустворчатые двери особняка распахнулись и выпустили наружу худощавого темноволосого мужчину неопределенного возраста. Амелия подумала, что ему могло быть как тридцать, так и все пятьдесят. Судя по форме одежды – черным брюкам, жилету и белой рубашке – она решила, что перед ними не кто иной, как дворецкий. Вел мужчина себя соответствующе: склонился в глубоком поклоне, демонстрируя аккуратно стриженный затылок, и провел в этой позе все время, которое понадобилось прибывшим, чтобы подняться по ступеням.

Амелия тайком бросила взгляд на медленно преодолевающего лестницу супруга и отвела взгляд. Предлагать помощь было явно бессмысленно, она уже поняла по реакции на поднятую трость. Поэтому просто замедлила собственный шаг, чтобы не забегать вперед. Дворецкий терпеливо ждал, не торопясь выпрямляться, и Мэл оставалось только гадать, что заставило его так долго и усердно гнуть спину: страх, почтение, желание выслужиться? На ее взгляд и по всем правилам этикета, короткого полупоклона перед господином было бы достаточно.

Выпрямился мужчина лишь тогда, когда в поле его зрения попал наконечник трости Монтегрейна.

– Милорд, счастлив видеть вас в добром здравии! – торжественно объявил затем, с чувством приложив ладонь к сердцу. А когда повернулся к ней, Амелия с трудом поборола желание отшатнуться. Так обычно не смотрят на новых знакомых, даже на новую жену хозяина дома: с восхищением и радостью. Губы с тонкой полоской усов растянулись в улыбке. – Леди Монтегрейн, для меня великая честь познакомиться с вами!

Так как супруг остановился за ее плечом, у Амелии не было возможности в этот момент видеть выражение его лица. Может быть, у них так принято? «Великая честь» и поклоны в пол? Когда она побывала в этом доме один единственный раз двенадцать лет назад, то не заметила странностей в поведении ни слуг, ни господ.

– Здравствуйте, – ответила сдержанно.

– Позвольте представиться, миледи, – снова склонил голову… дворецкий? – Меня зовут Кристис Дрейден. К вашим услугам и в вашем полном распоряжении. – И без паузы: – Вы, должно быть, устали с дороги? Позвольте проводить вас в ваши покои, все уже подготовлено.

Монтегрейн не возразил. Он, вообще, будто воды в рот набрал, с тех пор как из дверей появился Дрейден. Только кашлянул один раз во время речи дворецкого, и снова затих.

– Конечно, благодарю вас, – откликнулась Амелия, раз уж у ее супруга не было возражений.

Дрейден тут же отступил в сторону, гостеприимно распахивая перед ней створки.

Мэл вздохнула, собираясь с силами, и переступила порог своего нового дома.

Трость Монтегрейна застучала за спиной.

***

Когда дверь его кабинета распахнулась, Рэймер уже полностью закопался в бумагах. К себе в комнаты даже не заходил, бросил плащ на диван в кабинете, всунул трость в специальную подставку возле стола и углубился в работу, не сомневаясь, что тот, кто ему нужен, явится сам.

После того как отвесит еще десяток поклонов перед новой леди Монтегрейн, разумеется. А может, для пущего эффекта, еще и поцелует пару раз пол – с этого станется.

Дрейден появился только через три четверти часа. Не иначе, проводил экскурсию и обещал Амелии помощь в любых вопросах. Шут.

– И как это понимать? – недовольно поинтересовался Монтегрейн, когда Кристис наконец пришел и прикрыл за собой дверь. – Ты у нас теперь дворецкий? Еще бы ливрею рода нацепил.

Дрейден невинно опустил взгляд, словно сам только сейчас увидел свой костюм.

– А что? Мне очень даже идет. Не я же виноват, что у тебя нет дворецкого. Пришлось импровизировать.

Рэймер закатил глаза к потолку, а гость с самым независимым видом пересек кабинет и остановился возле шкафа с прозрачными дверцами.

– Тебе налить?

Вот что с ним будешь делать?

– И покрепче, – вздохнул Монтегрейн. Собеседник усмехнулся и застучал посудой. – Так что это был за цирк, объяснишь?

– А что это за жена, объяснишь? – ехидно передразнил тот. Поставил наполовину заполненные янтарной жидкостью стаканы на стол и по-хозяйски устроился в кресле для посетителей, водрузил лодыжку одной ноги на колено другой.

– Угадай с трех раз, – огрызнулся Рэймер, отпив из своей порции. Поморщился. Пожалуй, стоило попросить принести чай. С такими новыми жильцами в собственном доме трезвая голова потребуется как никогда.

– Гидеон, – понимающе вздохнул Дрейден, наконец перестав паясничать.

– Кто же еще… Гадость. – Монтегрейн покачал стакан в руке и отставил от себя подальше. Старый поставщик был значительно лучше, придется снова менять.

– Гадость – это ситуация, в которую ты вляпался, – философски изрек друг, с довольным видом потягивая спиртное. Поставщика-то выбирал он, теперь негоже признавать ошибку. – А это прекрасный напиток.

– Я тебя уволю, – пригрозил Рэймер.

– А я тебя сдам, – не остался в долгу Дрейден.

И то и другое было на грани фантастики. А вот доля истины в словах Криста имелась: гадость – это еще мягко сказано. Надсмотрщик прямо под боком – только этого не хватало. И ведь не избавишься.

– Расскажешь? – Черные глаза пристально уставились на него из-за ободка стакана.

Монтегрейн поморщился, откинулся на спинку кресла, покачал головой.

– Нечего рассказывать. Все как обычно. Как только Гидеон прознал, что я в столице, тут же вызвал к себе. Спросил, не вспомнил ли я чего-нибудь по интересующему его вопросу. Потом созвал толпу менталистов. Те развели руками и в очередной раз сказали, что без моего согласия могут прочесть лишь то, о чем я думаю в данный момент. А о том, что нужно Гидеону, я, естественно, не думал. Говорю же, все как всегда. Не считая новой идеи с женитьбой.

Дрейден в приливе чувств осушил содержимое своего стакана залпом и грохнул пустой тарой по столу.

– Однажды Гидеон таки обзаведется сильным менталистом и устроит тебе взлом сознания по полной, – впервые за этот разговор сказал по-настоящему серьезно.

Рэймер покачал головой.

– Даже если найдет, пока нет доказательств, не решится.

Ходили легенды, что в стародавние времена маги с ментальным даром могли считать у любого всю его подноготную одним прикосновением. Поговаривали, что такие умельцы остались и в соседнем Ареноре, но и это было на уровне страшилок и не подтверждалось фактами.

Зато там наверняка имелись специалисты, которые могли добиться от подопытного любых сведений, считав не только мысли, но и память. Однако лишь на добровольной основе. Если человек закрывался, был всего один выход – ломать. Проблема состояла в том, что взламывать сознание ментальные маги научились мастерски, а вот чинить поломанное не умели – после допросов такого рода от допрашиваемого оставалась пустая безмозглая оболочка: иногда в состоянии растения, порой – хихикающего дурачка.

К счастью, в Мирее таланты даже такого уровня не рождались уже пару веков. А отношения с Аренором после войны так и не наладились, и гражданам соседних государств строго воспрещалось пересекать границу как в одну, так и в другую сторону.

Но даже если бы случилось чудо (а Гидеон тот еще «чудесник», этого у него не отнять), и королевская СБ заполучила бы себе в штат аренорского менталиста, Рэймера по сей день защищало имя Монтегрейнов. Король не давал позволения на убийство последнего представителя великого рода, основываясь лишь на подозрениях и невнятных слухах, даже несмотря на свою личную неприязнь к нему.

И вряд ли когда-либо даст, потому что доказательств ему не видать. Рэймер недаром избавился от лишних людей в доме, а компрометирующие разговоры, такие, как этот, вел лишь с Дрейденом, в чьей верности не сомневался, и всегда за закрытыми дверями с мощной защитой от прослушивания.

– А жена? – уточнил Кристис. – Думаешь, будет вынюхивать?

И вынюхивать, и высматривать – всенепременно.

Рэймер склонил голову набок, глядя на друга с иронией во взгляде.

– А ты правда думаешь, что этот старый урод решил побеспокоиться о моих наследниках и просто подобрал достойную партию?

Дрейден усмехнулся, отчего в уголках его глаз обозначилась целая паутина морщинок.

– Осторожно. Называть короля старым уродом в доме, где работает его шпион, не лучшая идея. – Монтегрейн вздохнул. С этим не поспоришь. Несмотря на регулярно обновляемые артефакты защиты, проколоться можно всегда. Это раньше он доверял каждому жильцу дома. – К тому же только он стоит между тобой и реальными допросами. С менталистами или обычным палачом – не суть. Когда Сивер займет трон…

Заканчивать фразу Крист не стал – не было необходимости.

Младший сын его величества ненавидел Рэймера с детства. Ему всегда нравилось оскорблять старшего брата, напоминая о его физических недостатках и оставаясь безнаказанным, потому как Конрад не мог его догнать и устроить взбучку. А вот друг Конрада очень даже мог. Бить не бил, но ловил и делал внушения регулярно. Один раз даже подвесил мелкого гаденыша на вешалку за капюшон куртки, где тот провисел не меньше получаса, пока слуги не услышали его вопли из-за закрытых дверей. В тот раз Рэймеру влетело не только от своего отца, но и от Роннера Третьего лично. Пронесло лишь потому, что Монтегрейн сам тогда был еще подростком. Младшего принца, впрочем, тот случай ничему не научил, и он продолжил делать брату гадости с еще большим энтузиазмом.