Забракованные

Когда Амелия видела Рэймера Монтегрейна в прошлый раз, его аура сияла красными переливами мощного боевого мага.

Аура стоящего у алтаря мужчины не сияла, она просто была.

Тусклая, рваная, с неровными краями. А в районе колена, с той стороны, с которой он держал трость, магическая аура пропадала вовсе. Шла по всему телу, а к колену истончалась, будто проваливалась в черное ничто. Видеть подобное Мэл не доводилось, но и ее знаний хватило на то, чтобы понять: с подобным ранением опустошённому магическому резерву не суждено было восстановиться – Монтегрейн больше не владел даром.

– Подойди ближе, дитя мое. – Священнослужитель поманил Амелию рукой, когда она остановилась, не дойдя до алтаря нескольких шагов. – Сын мой, подними вуаль невесты. – Кивнул жениху, когда та послушно приблизилась.

Мэл подняла на Монтегрейна глаза и сразу поняла, что ошиблась: не узнать его было невозможно. Ледяной, прожигающий насквозь, враждебный взгляд остался точно таким же, как и пятнадцать лет назад.

От обращения к себе жених скривился, что-то поискал глазами на полу, после чего отставил трость, под ошарашенным взглядом святого отца кощунственно прислонив ее к боку стоящей поблизости статуи Святой Девы, а сам, чтобы удержать равновесие, не менее кощунственно, оперся бедром прямо об алтарь.

Глаза служителя от такого святотатства буквально полезли на лоб. Однако тот смолчал, опасливо обернувшись куда-то в сторону зияющего чернотой прохода во внутренние помещения храма. Со своего места Амелия никого там не увидела, но священник заметно поник и обреченно вздохнул.

Мэл отвлеклась на священнослужителя и вздрогнула от неожиданности, когда чужие руки коснулись вуали. Монтегрейн криво усмехнулся и откинул тонкую ткань с ее лица, должно быть, решив, что она дернулась от страха. Амелия хотела прямо посмотреть ему в глаза, чтобы показать, что не боится, но жених сам отвел взгляд. Как ей показалось, с отвращением.

Пораженный и очевидно запуганный службой безопасности священнослужитель наконец обрел дар речи:

– Итак, дорогие брачующиеся, вы готовы?

И Амелия убедилась, что отвращение на лице жениха ей не привиделось.

– Бракованные, – ядовито пробормотал он, по-прежнему смотря куда угодно, только не на невесту.

Глаза священника округлились еще больше, а кадык на тощей шее нервно дернулся.

– Дорогие брачующиеся… – тяжело сглотнув, он все же нашел в себе силы продолжить и затянул длинную ритуальную речь.

Амелия волей-неволей вспомнила, как слушала такую речь на своей первой свадьбе, как пыталась вникнуть и понять каждое слово, ища в них потаенный смысл и искренне полагая, что благодаря молитвам священника их союз с Эйданом во что бы то ни стало будет благословлён богами. Бросив взгляд на трость, бессовестно упертую в бок святой богине, она не сдержала усмешки. Бесспорно, с прошлой церемонии ее отношение к вере претерпело значительные изменения.

Как назло, Монтегрейн поднял на нее глаза именно в этот момент, заинтересованно изогнул бровь. И теперь Амелии пришлось отводить взгляд. Она не собиралась вести себя вызывающе и теперь испытывала досаду оттого, что он заметил ее пренебрежительный взгляд на статую. И насмешку – тем более.

– И будут боги оберегать… – заунывно продолжал священник.

Мэл постаралась не вслушиваться и лучше следить за выражением своего лица, считая минуты до окончания монотонной и совершенно бесполезной, по ее опыту, речи. Если боги и существовали, то заботой о тех, кого венчали их именем, явно не озабочивались. Во всяком случае, сама Амелия убедилась в тщетности молитв еще в первые годы брака.

Внезапно в речь священника вклинился требовательный голос жениха:

– Святой отец, будьте так любезны, переходите к «Объявляю вас», мне нужна моя трость!

Голос у него тоже не изменился, отметила про себя Амелия.

– Ты ничего не видела, поняла? Не слышу!

– П-поняла…

Удивительно, она и не подозревала, что запомнила тот вечер и каждую фразу в таких подробностях: точные слова, оттенки голоса.

Тогда Монтегрейн был здорово взбешен и раздосадован тем, что кто-то стал свидетелем его нарушающего все приличия путешествия по балконам. Выходит, сейчас он испытывал те же эмоции? Гнев и досаду? Что ж, теперь Амелия могла его понять: ему навязали жену, кто знает, какими угрозами. Сама она чувствовала лишь усталость и желание поскорее покинуть давно лишенный ее веры храм.

– Возьмитесь за руки, – со вздохом и явным осуждением во взгляде сдался священник.

Жених с видимой неохотой протянул ей раскрытые ладони. Амелия без колебаний вложила в них свои. Как ни странно, неприятных ощущений не последовало, несмотря на то что у него были голые руки, а у нее перчатки из тончайшего кружева. Обычная теплая сухая кожа: не приятно, не противно – терпимо.

Священнослужитель взял с алтаря золотые ленты и шагнул к «забракованным», как очень точно, по мнению Амелии, высказался Монтегрейн. Обвязал ее запястье, отрезал громоздкими ножницами лишнее, повернулся к жениху. Монтегрейну пришлось приподнять рукав, и Мэл заметила след от ожога с внутренней стороны его левого запястья. Как удачно, что она сама надела перчатки. Ее шрамы вряд ли можно было бы счесть за боевые ранения.

– Объявляю вас мужем и женой, – произнес священник едва ли не с таким же облегчением, что все закончилось, как и новоиспеченные супруги. – Можете запечатлеть поцелуй.

Верно, без поцелуя церемония считается незавершенной. Амелия не собиралась спорить, тем не менее внутренне напряглась. Во время их свадебного поцелуя Эйдан целовал ее так, будто собирался разложить прямо перед гостями на алтаре. Будучи наивной дурой, она полагала, что это было признаком неземной любви и нетерпения. Теперь понимала: нетерпения – возможно.

Монтегрейн ответил священнику хмурым взглядом. Таким мрачным и давящим, что святой отец, годящийся ему по возрасту и правда в отцы, забегал глазами по помещению, будто его поймали с поличным за чем-то постыдным.

– Без этого никак, – пробормотал служитель, словно извиняясь.

– Как скажете, – ядовито отозвался Монтегрейн и повернулся к Амелии. – Подойдите ближе. Не хочу свалиться вам под ноги и целовать колени.

Бедный священник осенил себя святым знаком. Мэл стало его даже жаль: надзор службы безопасности короля, несговорчивые брачующиеся.

Она шагнула навстречу, не произнеся ни слова. Если без поцелуя брак не будет подтвержден, то к чему тратить время на споры?

Остановилась совсем близко, чтобы новоиспеченному супругу не пришлось отрываться от алтаря, на который он все еще тяжело опирался из-за больной ноги. Подняла к нему лицо. Даже несмотря на то, что на Мэл были туфли на каблуках, Монтегрейн все равно превосходил ее ростом не меньше чем на полголовы.

Она заставила себя не отводить взгляд. Показать страх – заведомо проиграть, это Амелия поняла уже давно. Эйдан питался ее страхом. Бояться его – было ее главной ошибкой когда-то.

Она ожидала… Мэл и сама не смогла бы сказать, чего конкретно ожидала от нового супруга. К ее облегчению, точно не страстного поцелуя, о чем ясно говорил его полный раздражения и лишенный заинтересованности взгляд. Возможно, целомудренного касания губ губами. Возможно, поцелуя в щеку – насколько ей было известно, и такие поцелуи «засчитывались». Но чего она не ожидала, так это того, что Монтегрейн вдруг бестактно возьмет ее лицо в ладони и запечатлеет поцелуй в лоб, как мог бы поцеловать бедную сиротку.

Амелия изумленно моргнула, а он уже подхватил трость и оторвался от алтаря, отчего тот надсадно скрипнул.

– Щедрой паствы, святой отец, – бросил на прощание уже не просто бледному, а позеленевшему священнику и, не дожидаясь жены, прихрамывая и тяжело опираясь на трость, направился к выходу из храма.

Служитель снова обернулся в темный проход за своим плечом, затем недобро глянул на Амелию и, уже не сдерживаясь, потряс кулаком в сторону удаляющегося молодожена.

– Боги все видят!

– Не сомневаюсь, – отозвался Монтегрейн, не сочтя нужным оборачиваться.

Мэл здраво рассудила, что в данном случае вежливые прощания излишни, и поспешила за супругом.

***

Монтегрейн остановился только у подъездной дорожки, где его ждал черный экипаж без опознавательных знаков, а ее – все тот же, который привез сюда.

– Заеду за вами завтра на рассвете, – бросил новоиспеченный муж через плечо. – Будьте добры собраться и не тратить мое время.

Отчего-то Амелия подсознательно ждала уже знакомого: «Поняла? Не слышу!» Но мужчина, не поинтересовавшись, поняли ли его, захромал к своему транспортному средству.

– Леди Монтегрейн? – любезно улыбаясь, окликнул ее приписанный к экипажу слуга в сером сюртуке и распахнул дверцу.

Ушло не меньше нескольких секунд, прежде чем Мэл поняла, что данное обращение относилось к ней.

Леди Амелия Монтегрейн.

Род Бриверивзов оборвался окончательно.

ГЛАВА 6

Экипаж остановился возле двухэтажного особняка, обнесенного глухим высоким забором.

Когда Рэймер был еще ребенком, они с родителями и сестрой часто проводили время в Цинне. Тогда столичная резиденция Монтегрейнов была обжита и ухожена, а ворота только и делали, что распахивались, чтобы принимать гостей.

Мать очень любила этот дом. После смерти жены отец перевез детей в поместье. Сам заезжал сюда время от времени, иногда жил, когда по долгу службы приходилось надолго задерживаться в столице.

Теперь же, после и его кончины… Теперь проще было установить непрозрачную ограду, чтобы любопытные поменьше совали носы не в свое дело.

Скрипнули рессоры, когда спрыгнувший со своего места кучер открыл ворота и забрался обратно. Экипаж въехал во двор, прошелестев боками по высокой, давно не кошенной траве, сильно разросшейся и теперь нависающей над каменной подъездной дорожкой; остановился.

Рэймер распахнул дверцу и, опираясь на трость, выбрался наружу.

Упорная трава не только норовила превратиться в настоящий лес там, где раньше обретались материны любимые клумбы, но и стремилась одолеть каменное покрытие – проросла в местах стыков плит и даже приподняла и скосила бледно-серые квадраты. Из-за этой неровности пришлось несколько раз переставлять трость, чтобы получить должный упор и не свалиться под колеса.

Кучер инстинктивно дернулся в порыве помочь, но тут же замер на своем месте, напоровшись на красноречивый взгляд господина. Стоило самому стать калекой, чтобы понять, сколь раздражающей может быть чужая непрошенная помощь. Будь Конрад жив, оценил бы иронию.

Убедившись, что твердо стоит на ногах, Рэймер сделал несколько шагов вперед, чем тут же воспользовался один из коней, нагло ткнувшись мордой в плечо хозяина, намекая, что неплохо было бы отблагодарить ездовых за поездку.

Монтегрейн погладил животное по бархатистой переносице и мягко отодвинул от себя конскую голову; тот оскорбленно фыркнул.

– Олли, ты до завтра свободен, – отпустил Рэймер кучера.

– Спасибо, милорд! – Юноша мгновенно расплылся в улыбке.

Оливер был в столице впервые и жаждал рассмотреть ее во всей красе, но вся прошедшая неделя пролетела как один миг – в разъездах.

Монтегрейн только отмахнулся от благодарности, еще раз погладил обиженного коня и, тяжело наваливаясь на трость, направился по вздыбленным плитам к крыльцу.

– Милорд! – окликнул Оливер, когда он был уже на ступенях. Рэймер обернулся. – Может… – Юноша смущенно потер затылок. – Траву покосить?

Монтегрейн покачал головой.

– Отдыхай.

И так заездил парнишку в прямом и переносном смысле этого слова.

На самом деле, Рэймеру было наплевать, в каком состоянии находится особняк. Живущая в Западном округе сестра столичным домом не интересовалась. А он не собирался появляться здесь в ближайшее время.

Или вообще никогда, если новая женушка его прирежет. Или зачем там еще король и его верный пес повязали им с бывшей Бриверивз обручальные браслеты?

– Как скажете, милорд! – Улыбка Оливера стала шире.

– Не напейся только, – усмехнулся Монтегрейн.

***

Доковыляв до гостиной, он сбросил сюртук и не глядя швырнул его на софу, сдернул с шеи платок.

Рэймер с детства не любил официальные наряды. К счастью, Гидеону хватило ума, чтобы не предавать огласке внезапную женитьбу. Если бы храм сверху донизу набили гостями, было бы гораздо хуже. А так – терпимо. Скандал, плавно переходящий в общественные пересуды, разразится гораздо позже, когда молодоженов уже не будет в городе. Если бы вместе со сплетнями в Цинне можно было оставить еще и новоявленную супругу, цены бы ей не было.

Рэймер поморщился, вспомнив женщину, с которой сочетался священными узами брака менее часа назад. Цена у нее определенно была, раз она ввязалась в эту авантюру. Впрочем, от вдовы Эйдана Бриверивза можно было ждать чего угодно, даром что внешне похожа на бедную овечку.

Скрипнула боковая дверь, затем на пол с грохотом полетел металлический поднос, по счастливому стечению обстоятельств – пустой.

– Лорд Монтегрейн, – испуганно пролепетала служанка, мгновенно принимая позу покорности: согнутая спина, глаза – в пол, – прошу прощения, я не знала, что вы вернулись, – вся фраза на одном дыхании, а напряженная поза говорившей ясно давала понять, что женщина ожидала грубой отповеди за свою оплошность, если вовсе не физической расправы.

Хотел бы он знать, что ей о нем наговорили.

Прибыв в столицу на прошлой неделе, Рэймер был вынужден нанять временный обслуживающий персонал для хотя бы частичного приведения в порядок слишком долго пустующего дома. Платил он щедро, не придирался, контактировал по минимуму, тем не менее что кухарка, что обе горничные, что прачка только и делали, что гнули спины, прятали глаза и вообще передвигались на полусогнутых в присутствии хозяина особняка. Это… раздражало.

– Вернулся, – бросил он коротко. – Буду в кабинете, меня ни для кого нет.

– Конечно, лорд Монтегрейн, – закивала женщина, все еще завороженно изучая свои туфли.

***

Полутемный кабинет встретил спертым воздухом и полумраком.

«Лучше бы проветрила комнаты, чем гнула спину», – с досадой подумал Монтегрейн, и сам поплелся к окну, чтобы раздвинуть шторы и распахнуть фрамугу. Прошлым вечером он засиделся с бумагами допоздна, и, очевидно, с тех пор никто из слуг не посмел сюда зайти.

Или постарался замести следы своего присутствия.

Рэймер устало опустился на стул, вытянув больную ногу. Настоявшись в храме, она бунтовала против каждого движения, откликаясь ноющей, время от времени переходящей в острую боль от колена по всему бедру.

Один из целителей, которые осматривали его вскоре после ранения, предупреждал, что так будет: чем дальше, тем хуже, – и предлагал ампутировать поврежденную конечность. От ампутации Рэймер отказался и теперь пожинал плоды своего решения.

Прислонив трость к столу и освободив руки, он достал из ящика документы, с которыми не успел разобраться накануне.

Как не хотелось этого признавать, внезапная свадьба выбила его из колеи. Особенно, когда Гидеон, не поленившийся лично доставить приказ его величества, ехидно ухмыляясь, назвал ему имя будущей супруги.

…Мальчишка, захлебывающийся собственной кровью у его ног…

…Тело женщины, израненное, изломанное, со следами веревок на запястьях и лодыжках…

Рэймер скрипнул зубами, отгоняя от себя воспоминание о совместной службе с Эйданом Бриверивзом. Нужно было убить его, пока была такая возможность. Еще после первого случая.

В дверь постучали.

– Войдите. – Он отложил от себя бумаги, так и не успев вчитаться.

– Господин, к вам пришли. – Заглянула в кабинет одна из горничных.

Интересное дело: его самого слуги боялись как огня, а нарушать его распоряжения им отчего-то было не страшно.

– Я же сказал: меня ни для кого нет, – холодно напомнил Монтегрейн, медленно закипая.

– Но не для меня, – пропел звонкий женский голос, и служанку ловко оттеснили плечиком, затянутым в синий шелк. – Спасибо, дорогая, можешь идти, – бросила гостья горничной таким тоном, будто поблагодарила комнатную собачку за то, что та принесла ей брошенную в реку палку. Как еще по голове не потрепала? И уже тверже: – Оставь нас.

Служанка что-то покорно пискнула и скрылась в коридоре. Дверь за ней притворилась, оставляя хозяина кабинета и его незваную гостью наедине.

Они не виделись около полугода, но Элиза ни капли не изменилась. Такие же тонкая талия и высокая грудь, подчеркнутые туго затянутым корсетом, те же блестящие черные волосы, поднятые вверх, чтобы сделать акцент на изящной шее, по обе стороны которой спускались длинные цепочки серег с крупными драгоценными камнями.

Затянувшееся мгновение взглядов глаза в глаза, и гостья стремительно пересекла комнату, чтобы забраться Рэймеру на колени. На наглое посягательство нога отреагировала острой болью, но быстро затихла, вернувшись к обычной, ноющей. Монтегрейн замаскировал искривление губ улыбкой.

– Не знал, что ты в это время года в столице.

– Взаимно, – выдохнула женщина, поворачиваясь, чтобы открыть больший обзор на свою грудь в весьма откровенном вырезе платья. Поцеловала первой, по-хозяйски запустив пальцы с острыми длинными ногтями ему в волосы, попутно распуская стягивающий их шнурок.

Они были знакомы давно. Легкий, ни к чему не обязывающий флирт на светских мероприятиях сменился физической близостью, лишь когда Рэймер уже овдовел, а Элиза была выдана замуж за человека вдвое старше нее. Монтегрейн и подумать не мог, что их отношения продолжатся после его возвращения с войны. Однако Элиза дала о себе знать первой, однажды без приглашения заявившись в его поместье. С тех пор они встречались редко, но жарко. За плечами женщины был выгодный брак с престарелым мужем и двое детей. За плечами и на плечах Рэймера лежало слишком много того, о чем он не собирался ни с кем делиться. Поэтому их ни к чему не обязывающие отношения его более чем устраивали.

Поцелуй углубился, рука Элизы переместилась к пуговицам его рубашки.

– Скажи, скажи, что это неправда, – прошептала женщина, не переставая жарко прижиматься к его телу.

Монтегрейн подобрался. Желание схлынуло, словно его окатили ведром холодной воды. Естественно, он понимал, что рано или поздно информация о свадьбе просочится в массы. Но не за несколько же часов!

– Что именно? – уточнил холодно, все еще надеясь, что Элиза говорила о чем-то другом. Например, о том, что он так скоро уезжает в поместье.

Холеные пальчики женщины с темно-синим покрытием ногтей под цвет платья замерли на одной из последних пуговиц. Элиза оставила рубашку в покое и отклонилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

– То, что ты женился. – Рассмеялась и попыталась снова поймать своими губами его губы. Но Рэймер увернулся. Элиза изумленно уставилась на него. – Так это правда? – Ее глаза округлились и в них мелькнула… Нет, не ревность, но что-то очень похожее на собственничество.

– Откуда у тебя информация? – Он отстранился еще больше, сильнее упершись в спинку стула.

У следящей за каждым его движением женщины обиженно дрогнул уголок губ.

– Муж сказал. – Она дернула точеным плечиком, несколько нервно. – Говорит, пошли слухи.

Наверняка благодаря ему и пошли. Старый Форнье в последние годы входил в сам Королевский Совет, и вряд ли решение его величества по поводу принудительной женитьбы Монтегрейна было для него секретом. А вот распространять сведения своей не в меру болтливой жене – совсем старик из ума выжил.

– Вот оно что… – с досадой протянул Рэймер. Удружил Форнье так удружил. – Кто-то еще знает?

Элиза моргнула, изображая удивление вопросу, затем натянула на лицо маску возмущения.

– Нет! Конечно же, нет, – что означало: «Естественно, как я могла умолчать о такой знатной сплетне». Рэймер крепче сжал зубы. Она повторно моргнула. – Так это правда? – повторила Элиза, но теперь уже обхватив ладонями его лицо и жадно вглядываясь в глаза. – Как же так? Петер совсем плох. Я думала, когда я овдовею…

То что? Что он женится на ней? Занятные надежды, учитывая их встречи раз в несколько месяцев и ни намека на планы о будущем с его стороны.

Видимо, лицо Рэймера достаточно отразило мысли, потому как любовница отпрянула, а потом и вовсе соскочила с колен.

– Я думала, ты меня любишь и женишься на мне! – заявила запальчиво. Фальшиво даже для такой актрисы, как Элиза Форнье, имеющей по меньшей мере нескольких постоянных любовников и годами изображающей преданную и верную жену.

В ответ Монтегрейн красноречиво изогнул бровь.

– Ты уже замужем.

Элиза мотнула головой, отчего у нее из прически выпал крупный черный локон и живописно упал на грудь. Рэймер задумался о том, как долго она репетировала перед зеркалом, чтобы добиться такого эффекта.

– Ну и что? – возразила женщина уверенно. – Мой муж однажды умрет. И тогда… – И осеклась перед прямым насмешливым взглядом.

– И тогда мы поженимся, чтобы объединить наши состояния и оставить твоим детям достойное наследство?

Надо отдать Элизе должное, ее лицо вытянулось лишь на короткое мгновение – в следующее она уже взяла себя в руки.

– Ну и что? – возразила повторно. – Кому от этого плохо? Или оставишь все Луисе и племянникам?

Монтегрейн усмехнулся. Во всяком случае, такая прямолинейность импонировала ему больше, чем если бы Элиза продолжила говорить о большом и светлом чувстве.

И да, у Рэймера имелось целых трое племянников. Виделся он с ними лишь несколько раз, тем не менее мог с уверенностью сказать, что дети родной сестры были ему ближе отпрысков Элизы и Петера Форнье.

– Ты замужем, а я теперь женат, – подытожил Рэймер, не видя смысла продолжать эту тему и давая гостье понять, что если такие условия ей не подходят, то двери не заперты.

Элиза обиженно сложила руки под грудью.

– Ты ее не любишь, – сказала уверенно. Монтегрейн пожал плечами, не отрицая и не соглашаясь: отчитываться он не собирался. – Бесчувственный, – припечатала леди Форнье в последней попытке добиться от него эмоций. – Ты просто не способен на чувства. Ты и Анабель никогда…

– Осторожнее, – холодно предупредил Рэймер.

Его первая жена умерла больше десяти лет назад, и он не собирался позволять кому-либо трепать ее имя. Даже Элизе. Тем более Элизе.

Гостья, как ни пытающаяся казаться наивной дурочкой, дурой отнюдь не была, поэтому вовремя прикусила язык. Потом вздохнула и приблизилась, примирительно положила ладонь на его плечо.

– Пойдем в спальню? – предложила миролюбиво, заглядывая в глаза и улыбаясь, словно ничего не произошло.

Рэймер бросил взгляд на забытые на столе бумаги. А гори оно все…

– Почему бы и нет? – ответил, также улыбнувшись.

Элиза с готовностью подала ему трость.

***

Когда гостья уехала, уже совсем стемнело. Рэймер спустился вниз, в сотый раз помянув недобрым словом лестницу и свою ногу, и все-таки занялся документами.

Сроки поджимали, партнеры должны были получить подписанные договоры уже следующим утром, а он так и не успел внимательно перечитать обговоренные ранее условия. Визит Гидеона, женитьба, а затем неожиданный визит любовницы отняли у него слишком много времени, оторвав от повседневных дел.

Зачитавшись, Монтегрейн едва не пропустил время назначенной встречи. Бросив взгляд на часы, он подхватил трость и направился к выходу. Опершись бедром об угол шкафа, накинул на себя длинный плащ с капюшоном, затем пересек холл и вышел во двор через заднюю дверь.

Когда проходил мимо, под лестницей раздался и быстро стих подозрительный шорох, но Рэймер предпочел сделать вид, что ничего не заметил. В том, что слуги подкуплены или запуганы Гидеоном, он не сомневался с самого начала.

Задний двор был пуст. Некошеная трава гнулась и шуршала под ногами, пока Монтегрейн пробирался к неприметной калитке в ограде, отлично замаскированной как раз благодаря заброшенности сада. Снаружи вход был также удачно спрятан за толстым стволом дерева, ветви которого раскинулись по обе стороны забора и теперь нависали над головой, скрывая от посторонних глаз. Главной сложностью оставалось не свернуть себе в темноте шею, споткнувшись или зацепившись за что-либо тростью.

Человек, также облачившийся в темный плащ с капюшоном, полностью скрывающим лицо, пришел к калитке ровно в полночь, как и договаривались.

– Вот все, что удалось собрать на Бриверивзов, – глухо сообщил голос из-под капюшона, и рука в черной перчатке протянула Рэймеру тонкую картонную папку для бумаг.

Монтегрейн молча отдал ищейке мешочек с монетами.

Гость не принялся пересчитывать плату, наниматель не стал проверять содержимое папки – каждый убрал полученное под одежду.

– С вами приятно работать, – сказал на прощание визитер.

– Взаимно, – отозвался Рэймер.

И тот исчез за оградой так же тихо, как и появился.