Забракованные

Бабушка умела не только исцелять все живое, включая растения, она владела особым даром, для которого не требуется магических способностей – она обладала чувством прекрасного. Каждый куст, каждое дерево, каждый цветок и тропинка находились на своем месте.

Садом Грерогеров восхищались все, некоторые приезжали в гости только затем, чтобы погулять по знаменитому саду великой целительницы. В детстве до Мэл даже долетали слухи о том, что сад леди Грерогер и правда живой: стоило посидеть в нем, слушая шелест листьев, шепот ветра в кронах деревьев, и надышаться запахом цветов, как отступали тревоги, пропадали головные боли, исчезала нервозность.

Сама бабушка смеялась над фантазерами, говоря, что природа лечит людей без ее участия, и называла подобные рассказы глупыми байками. Амелия смеялась вместе с ней, но, когда леди Грерогер ушла из жизни, вдруг осознала, как ошибалась: слухи были правдивы, а она – нет. Потому как после смерти бабушки сад стал обычным садом. Все еще ухоженным, но больше не исцеляющим. Словно лишившимся души.

Юная Амелия очень старалась вдохнуть в тот сад жизнь, но так и не преуспела.

При особняке Бриверивзов также имелся сад, и пока у него водились деньги, Эйдан исправно платил садовникам за его уход. Сам, не подпуская жену, инспектировал их работу и требовал регулярно засаживать клумбы только самыми модными цветами, безжалостно выкорчевывая «устаревшие».

Из-за невозможности надолго покидать дом Амелия часто проводила время в том саду, но чувствовала себя в нем не свободнее, чем в особняке, ставшем ее тюрьмой…

Сад Монтегрейнов был огромным. И Мэл в восторге замерла, остановившись прямо в его кованых полукруглых воротах, оплетенных длинными лианами какого-то растения. Как жаль, что окна ее покоев выходят на внутренний двор – была первая мысль. Потому как сад был прекрасен. Нет, не так, как бабушкин, где была филигранно обдумана каждая деталь. Этот сад был прекрасен своей естественностью и некоторой … дикостью?

Лиана с ворот прицепилась к рукаву ее платья, когда Амелия сделала первый шаг на территорию сада. Дрейден бросился было извиняться, но Мэл только отмахнулась, аккуратно, чтобы не повредить растение, освободила рукав, и пошла по выложенной мелким камнем дорожке, не дожидаясь своего провожатого.

Сад не был заброшен, как могло показаться с первого взгляда. Траву здесь исправно стригли, а сорняки убирали, тем не менее никто не следил за фигурной формой кустов, не гнался за модой. Тут не было ни увитых цветами фигур, ни оплетенных зелеными стеблями фонтанов, которые так ценили аристократы в столице, в том числе и Эйдан.

Радуясь, что лжедворецкий отстал и не может видеть ее лица, Амелия быстро шла вперед и впервые за долгое время искренне улыбалась. Если бы не дышащий в спину Дрейден, она бы расставила руки в стороны и побежала. Туда, вглубь сада, под раскидистые ветви деревьев.

– Миледи, прошу прощения!.. – донесся до нее голос провожатого, и восторг остыл.

Амелия остановилась. Не обернулась, так и стояла, смотря на изгибающуюся и уходящую в тень и зелень тропинку, и чувствовала, будто только что могла прикоснуться к детству, но ей помешали.

Ничего, теперь она тут живет, у нее будет время.

– Прошу прощения, миледи, – повторил «дворецкий», наконец догнав ее и остановившись в шаге позади, чтобы, не дай боги, не нарушить личное пространство госпожи. – Сад не слишком ухожен. Им занимается человек, приходящий из Монна. – Это ближайший городок, Мэл помнила. – Но сейчас много работы на полях, и он…

Амелия не дослушала.

– Сад чудесен, – сказала искренне и обернулась к провожатому, уже полностью взяв себя в руки и совладав с выражением лица. – Думаю, на сегодня достаточно, я устала.

– Конечно, миледи. – Дрейден склонился в поклоне.

Мэл крепко сжала зубы и снова пошла вперед, чтобы ничего не ляпнуть.

В сад она еще обязательно вернется.

И в одиночестве. Непременно.

***

Ужинать в компании хозяина дома было… непривычно.

Впрочем, как ни странно, после того как, не желая прерывать экскурсию, Амелия отказалась от обеда, аппетит неожиданно разыгрался. Было неловко есть перед сидящим напротив почти что незнакомым человеком, но блюда, приготовленные заботливой матушкой Соули, пахли так восхитительно, что через несколько минут напряженного молчания Мэл немного расслабилась и приступила к трапезе.

За столом прислуживал Дрейден. Все так же гнул спину и лебезил. Однако по взгляду Монтегрейна, брошенному тайком в сторону «дворецкого», Амелия сделала вывод, что взвалить на себя эту роль было его собственной инициативой.

Мэл старательно смотрела только в тарелку перед собой, лишь время от времени поглядывая в сторону своего – боги, как к этому привыкнуть! – супруга. И всякий раз при приближении Дрейдена и его поклонов, во взгляде хозяина дома явно читался с трудом сдерживаемый смех.

В какой-то момент Амелии даже показалось, что Монтегрейн прекратит этот театр прямо сейчас и велит другу перестать паясничать и сесть с ними за стол. Но она явно недооценивала терпение супруга, и фарс продолжался.

В конце концов Монтегрейн просто-напросто перестал обращать на лжедворецкого внимание. Промокнул губы салфеткой и впервые, помимо приветствия перед ужином, обратился к Амелии:

– Как вы разместились?

По правде говоря, его молчание ей нравилось больше. Сразу же сделалось неловко.

Вспомнив, как вела себя на великосветских приемах в компании Эйдана, когда ее спрашивали о здоровье и прочем, старательно натянула на лицо улыбку.

– Благодарю, все прекрасно. Господин Дрейден провел для меня очень занимательную экскурсию. Дом просто чудесен… Рэймер. – Да, нужно не забывать, они же зовут друг друга по имени.

Увы, номер со светскими улыбками не прошел. Монтегрейн ответил ей прямым пристальным взглядом, и Амелия обрадовалась, что не успела ничего положить в рот – подавилась бы.

– Я сейчас серьезно, – произнес новоявленный супруг, по-прежнему смотря прямо на нее и не думая отводить взгляд или улыбаться. – Будут гости, будете гримасничать и расхваливать интерьеры. Меня интересует, устроила ли вас комната. Если что нужно, говорите, не стесняйтесь. Если нужно что-то купить, составьте список, все будет доставлено.

Амелия вдруг поняла, что все еще сжимает в своих пальцах вилку, и медленно, чтобы посуда не зазвенела, положила столовый прибор зубчиками на край тарелки напротив ранее оставленного ножа. Убрала руки под стол и только после этого ответила:

– Все прекрасно. – На сей раз без улыбок.

Монтегрейн серьезно кивнул, принимая ответ.

– Если у вас есть вопросы, задавайте. – «Лучше мне, чем моим людям у меня за спиной», – так и читалось в его предупреждающем взгляде.

«У меня пока нет вопросов, все и правда чудесно», – заученная, бездушная фраза чуть и правда не сорвалась с языка, но Мэл вдруг осадила себя. Свободна? Так она думала, хороня Эйдана? Свободна и вольна вести себя так, как хочет и чувствует? Однако вбитые покойным супругом привычки оказались сильнее. Ей по-прежнему хочется молчаливо кивать и поскорее остаться в одиночестве, лишь бы ее не трогали.

«Это ли свобода, Мэл? Кого ты обманула больше себя самой?»

Она выдохнула, как перед прыжком в холодную воду. Монтегрейн заинтересованно прищурился.

– Почему у вас всего пятеро слуг, и все они родственники? – выпалила на одном дыхании, пока не закончилась смелость. – С вашим садом у вас должен быть постоянный садовник, а с размахом дома – целый штат горничных, но у вас всего пятеро работников, и они все члены одной семьи.

Рэймер бросил взгляд на замершего чуть в стороне от стола Дрейдена, готового в любой момент подать трапезничающим еду и напитки. Тот в ответ сделал большие глаза, мол, он тут ни при чем, о родстве слуг не рассказывал.

Взгляд хозяина дома вновь обратился к Мэл, а одна бровь иронично приподнялась.

– Сами догадались?

– Это очевидно, – уверенно ответила Амелия, хотя тайком крепче сжала салфетку на своих коленях.

– Обычно нет, – не согласился Монтегрейн. – Лана была замужем и носит другую фамилию. Олли и Ронни, как и Лана, дети от первого брака. Соули только Дана. – Пауза. – Вы наблюдательны.

И ему это явно не нравится, потому что он прекрасно понимает, зачем ее выдали за него замуж.

– Сочту за комплимент, – максимально дерзко для себя прежней откликнулась Мэл, подсознательно ожидая вспышки гнева.

Однако ее не последовало.

Монтегрейн лишь безразлично пожал плечом.

– Сочтите. Что касается вашего вопроса, то больше работников в доме не требуется. Большая часть комнат закрыта за ненадобностью. Прилизанные сады я не люблю, поэтому посещение садовника раз в несколько недель меня более чем устраивает. А что до матушки Соули и ее семьи… – Он жестом обвел стол. – Вы же видите, как она готовит. Многие хотели бы заполучить ее в кухарки. Мне удалось ее переманить с тем условием, что устрою и ее детей. Еще вопросы?

И Монтегрейн впервые улыбнулся за все время их знакомства. Кажется, беседа его забавляла.

Пальцы на салфетке немного ослабили хватку. А еще Амелия поняла, что и правда хочет кое-что спросить. Вбитая годами привычка советовала сдержаться, поблагодарить за ужин и убраться в свои покои, но именно из-за этого желания она и заговорила вновь – чтобы ему противостоять.

Бросив взгляд на прислушивающегося к их разговору лжедворецкого, Мэл спросила:

– Как звали вашего предка, на которого вы очень похожи?

Подобного вопроса Рэймер явно не ожидал. Его брови вновь приподнялись, на сей раз обе, но ответил он без паузы и раздумий, сразу поняв, кого она имеет в виду.

– Римель Монтегрейн, мой прапрадед. – Амелия поощрительно улыбнулась, показывая, что внимательно слушает и не прочь узнать подробности. И тот продолжил: – Правая рука Седрика Справедливого. Его портрет также размещен в галерее героев в королевском музее…

– И моей бабушки, – вырвалось у Амелии. И она тут же напряглась, пытаясь понять, успел ли собеседник высказать все, что собирался, или она невежливо его перебила.

– Да, я видел, – спокойно согласился Монтегрейн, то ли правда до этого закончивший свою мысль, то ли сделавший вид, что не заметил ее бестактности. – Георгия Грерогер, верно?

Амелия кивнула.

Опустила взгляд и зачем-то снова взялась за вилку, давая понять, что вопросы закончились. Ведь не просто же так Монтегрейн разрешил ей их задавать. Не для того ли, чтобы что-то узнать в ответ?

Но Рэймер тоже замолчал.

В малой столовой повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов. Тик-так, тик-так…

– Может быть, вина? – вклинился в эту тишину Дрейден.

Амелия отрицательно покачала головой.

А Монтегрейн неожиданно поморщился.

– Садись уже за стол, голодные твои глаза. Тебя раскрыли.

Мэл изумленно вскинула голову.

– Виновен, – покаянно кивнул бывший дворецкий. И, мало того, что совершенно вальяжной походкой прошел к столу, так еще и устроился во главе. – Леди Монтегрейн, прошу простить меня за этот глупый розыгрыш. – Розыгрыш, а не хитрый план, разумеется. – Но я подумать не мог, что вас заинтересуют имена с портретов!

Зато сейчас его возмущение выглядело таким искренним, что Амелия ни на миг не усомнилась – это истинное лицо Кристиса Дрейдена.

– Кристис – мой помощник, управляющий поместьем и правая рука во всех делах, касающихся Монтегрейн-Парка и других земель, – представил того супруг. – И практически член семьи.

А только что усевшийся Дрейден уже вскочил и протянул к ней раскрытую ладонь.

– Миледи, позвольте поцеловать вашу ручку и еще раз попросить прощения за мою неуместную шутку. – И даже шагнул к ней.

К горлу вдруг подкатило, стало сложно дышать.

– Нет! – Она резко убрала кисти рук на колени, практически спрятав их под зеленой скатертью. Тот встал как вкопанный, будто напоролся на невидимую стену, и Амелия сообразила, как ее поведение выглядело со стороны. – Не стоит, господин Дрейден, – постаралась исправить оплошность. – Все действительно в порядке.

Но в порядке все не было, не было…

– Прошу прощения, если напугал, – растерянно пробормотал мужчина и вернулся на свое место.

Кажется, он и правда удивился ее реакции.

Не он один. Мэл и сама не смогла бы объяснить, что только произошло. Обычно она спокойно переносила и рукопожатия, и поцелуи руки, и могла без страха положить ладонь на локоть мужчины. Но иногда дневной свет перед глазами перекрывала паника, пульс учащался, и она готова была бежать как можно дальше и даже драться, лишь бы ее не трогали.

Такого не случалось уже очень давно. И вот снова. Так жутко не вовремя и отчего-то стыдно.

– Не обращайте внимания, Амелия, – как ни странно, из оцепенения ее вывел голос Монтегрейна. – Крист у нас порой вместо шута.

Мэл стало еще хуже. Что же было написано у нее на лице, что супруг решил ее поддержать?

Заставила себя вежливо улыбнуться и встала из-за стола.

– Все в порядке. Прошу меня простить, но я очень устала. Пойду к себе.

И, не дождавшись возражений, развернулась и направилась к выходу.

ГЛАВА 12

3,5 года после Бала дебютанток

1,5 года после окончания Рэймером Монтегрейном Циннской военной академии

Северная крепость «Белый клык», королевство Мирея

Снег привычно скрипел под ногами. Холод пробирал до костей, так что ни зимние сапоги на меху, ни толстенный тулуп, ни плотные, такие же меховые, как и все остальное, варежки не спасали. Покрывший ресницы иней раздражал, и Рэймер досадливо потер глаза рукавицей, но только нанес в них снега. Попробовал снова, но быстро плюнул на эту затею. Передернул плечами, насколько позволял неудобный тулуп, и продолжил обход крепостной стены.

Только-только занимался рассвет, и большая часть обитателей крепости спали. Подъем, по распорядку дня, только через четверть часа. А в «Белом клыке» только безумец встанет с постели хоть на минуту раньше положенного времени. Постель – это теплое одеяло и островок тишины без скрипа ненавистного снега и ругани командования.

Побудка, умывание, разминка, завтрак… Сменят его не раньше, чем через два часа, когда в столовой все остынет. А то, что здесь готовили, не вызывало аппетита и в теплом, только что приготовленном виде. Когда Рэймер попал сюда, он давился местной едой и думал, что с течением времени голод сделает свое дело, или привычка таки возьмет свое, или… Надежд было много, но избалованный деликатесами с самого детства желудок не смирился с местной кухней ни через месяц, ни через год. Есть приходилось, давясь и давя в себе рвотные позывы, но делать это с удовольствием он так и не научился.

Скрип снега под ногами. Скрип. Еще шаг, поворот и снова скрип, и четыре шага. Поднять руку, дать знак смотрящему, получить отмашку и продолжить путь.

Боевой маг, последний из великого рода Монтегрейнов, богатый наследник, тот, кто с раннего детства имел доступ в королевский дворец как к себе домой, один из лучших курсантов академии… Смешно. Выпускники Циннской военной академии сюда не попадали. Здесь несли службу выходцы из крестьян, приютские воспитанники или безумные авантюристы, решившие испытать удачу на воинском поприще, надеясь затем получить от короны награду за верную службу.

Впрочем, до награды доживали не все. Стандартный двухлетний контракт разорвать до истечения срока было нельзя, а прожить здесь столько и не убиться или не обморозиться получалось не у каждого вписавшегося.

Из тридцати человек нынешнего состава «Белого клыка» магами являлись лишь четверо. Один из них, будучи целителем, хоть и весьма посредственным, хорошо устроился в теплом кабинете с обитыми шкурами стенами, куда не залетала ни одна снежинка. Остальные трое, включая Рэймера, несли службу на общих основаниях. Парни тоже были боевиками, но слабыми и толком не обученными не только военному делу, но и обращению со своим даром. Один как-то умудрился поджечь магией свой тулуп. Все бы ничего, но в тот момент тулуп был на нем, и целителю пришлось наращивать горе-магу полкорпуса обожженной кожи. Остались жуткие шрамы, но красота – последнее, о чем пеклись в «Белом клыке». Женщин тут не было, а однополые связи жестоко карались командованием. Перед кем красоваться?

Рэймер снова передернул плечами и пошел на третий круг.

С его образованием и умением, по всем правилам, он должен был занять командующую должность. Одного из магов, не того, который устроил самовозгорание, недавно назначили главой караула. По поводу же своего наследника лорд Ренар Монтегрейн дал четкие распоряжения: только рядовой, только на общих условиях. Что местное командование прочло между строк: «Показать все тяготы службы».