
Полная версия:
Забракованные
Передернув плечами в попытке отбросить от себя недобрые мысли, Монтегрейн принялся одеваться. Еще только начинало светать, но он уже непростительно опаздывал. На дорогу до Цинна уйдет больше двух часов, и то при условии быстрой скачки без продыху для коня. А занятия в академии в последние дни начинались раньше обычного – подготовка к выпуску шла полным ходом.
Одевшись и бросив на спящую Анабель последний пристальный взгляд, Монтегрейн покинул спальню, сделав себе пометку в памяти – отправить письмо королевскому целителю, как только доберется до академии. Целитель Досс имел скверный характер и был напрочь лишен сострадания, но работу свою знал и делал превосходно. Будет ворчать, но ничего, не развалится – пусть доедет до Монтегрейн-Парка и лишний раз проверит свою постоянную пациентку.
В этот раз Анабель, к счастью, не синела и не задыхалась, но Рэймер все равно беспокоился. Еще это сходство с Алиссией, пришедшее ему ни с того ни с сего на ум. Так что лучше перестраховаться.
Зная о его раннем отъезде, Хомин уже тоже не спал и, стоило входной двери хлопнуть, появился из-за угла, ведя вороного жеребца под уздцы. На сей раз конюха сопровождали всего две собаки, и те со сна лишь вяло повиливали хвостами, а не пускались вскачь, как обычно делали при виде молодого хозяина.
– Я пришлю сегодня целителя, – сказал Рэймер, взлетев в седло и сразу же направляя коня к воротам. – Передай Рейне, пусть приготовит что-нибудь вкусненькое. Господин Досс любит поесть.
– Будет исполнено, милорд.
Монтегрейн махнул на прощание рукой и выехал за ворота.
Что еще за Крына, в самом-то деле? Как только Анабель ее нашла?
Он обернулся, придержав коня и раздумывая, не стоило ли попросить Хомина выяснить все о местной целительнице, дающей леди Монтегрейн столь смелые советы. Но передумал, отвернулся и пустил жеребца рысью, чтобы поскорее перейти в галоп.
Позже, лучше все выяснить самому и переговорить с целительницей лично.
Время, время… Которого ему в последние месяцы категорически не хватало.
***
– Что, Монтегрейн, шлюха ночью попалась особо ретивая?! – донесся до него насмешливый голос, и Рэймер оторвал голову от стены оружейной, к которой привалился, прикрыв глаза, пока остальные курсанты подтягивались во двор.
Сон как рукой сняло.
– Повтори.
Физиономия Эйдана Бриверивза расплылась в улыбке.
– Спать нужно ночью, говорю! – сгримасничал тот и откинул за спину свои длинные золотистые волосы. Как у бабы, честное слово. Он даже не соизволил собрать их под шнурок или заколку перед тренировкой на плацу.
Рэймер ничего не ответил, молча шагнул навстречу, угрожающе глядя на сокурсника. С такими бесполезно разговаривать – только бить.
– Стой. – Ладонь Конрада тут же легла ему на плечо, останавливая. – Он того не стоит.
Монтегрейн замер, все еще не разжимая кулаков. Лучше сутки в карцере за драку, чем и дальше спускать этому мерзавцу все с рук.
– Правильно, слушай папочку, – еще больше развеселился Бриверивз.
Вокруг них начала собираться толпа.
– Эйдан, осади, – высказался кто-то из заднего ряда. Тихо и осторожно, чтобы ненароком не превратиться из свидетеля в жертву. С Бриверивзом такое случалось постоянно: конфликт затевал он, а виновным признавали другого.
Эйдан обернулся вполоборота, но, естественно, не распознал говорившего (тот предусмотрительно спрятался за спины товарищей).
– А что я такого сказал? – деланно удивился Бриверивз, намеренно обведя всех собравшихся во дворе академии взглядом, будто актер зрителей со сцены. – Всем и без меня известно, что у Монтегрейна полумертвая жена, не способная даже выполнить супружеский долг. – Ликуя от внезапно повисшей во дворе тишины, Эйдан театрально развел руками. – Я всего лишь сделал вывод: жена – полутруп, значит, шлюхи.
А в следующее мгновение он уже выплевывал зубы на влажную от утренней росы траву.
Пользоваться магией вне тренировок в академии было запрещено. Но Рэймер и не собирался. Разбить Бриверивзу лицо собственноручно было куда приятнее.
***
Рэймер сидел в кабинете старшего инструктора Холта, прижимая полотенце к сбитым костяшкам и тщетно пытаясь остановить кровь. Увы, мелкие ссадины и порезы боевой маг мог вылечить кому угодно, но только не себе. А когда их растащили, все, естественно, бросились лечить несчастную жертву. «Зачинщика» же препроводили к инструктору и велели ждать.
Зачинщик… Захотелось сплюнуть. Мало Эйдану досталось, мало. Может, если бы удалось выбить ему побольше зубов, тот бы наконец научился держать рот закрытым.
Хлопнула дверь, затем раздались тяжелые шаги. Монтегрейн не поднимал головы, поэтому в зоне его видимости появились лишь сапоги вошедшего. Те приблизились, остановились напротив, перекатились с пятки на носок и обратно, пока их владелец, очевидно, раздумывал, что делать с провинившимся курсантом, затем прошли к столу. Скрипнули ножки резко выдвинутой мебели.
– Руку давай, – последовала короткая команда.
Рэймер молча отложил в сторону превратившееся в измазанную кровью тряпку полотенце и протянул правую руку. По костяшкам прошло тепло, затем покалывание. Кожа зачесалась, стягиваясь.
Монтегрейн перевел взгляд на сидящего за столом крепко сбитого мужчину в темно-синей военной форме. Короткая стрижка, тяжелый подбородок, суровый взгляд – казалось, Кастор Холт не менялся годами: таким Рэймер увидел его, придя в академию желторотым юнцом, и таким же тот остался шесть лет спустя. В прошлом – командующий элитного подразделения, военачальник. Ныне – старший инструктор Циннской военной академии. Второе лицо после главы – официально. Фактически же – главный в этом месте. Наставник и второй отец для таких, как Рэймер, – тех, кому не очень повезло с первым.
– Что смотришь? – огрызнулся Холт. С напускной злобой, но на самом деле скорее с усталостью.
И Монтегрейн понял, что ошибся. Старший инструктор постарел. Добавились новые морщины на лице, совсем поседели волосы. А своим сегодняшним поступком Рэймер, вероятно, добавил тому как тех, так и других: новых морщин и седых волос. Кому, как не ему, держать ответ за выходку завтрашнего выпускника, если Бриверивзы решат подать официальную жалобу его величеству? Скверно.
Злость на Эйдана схлынула. Осталось ощущение бессилия и раздражение из-за невозможности добиться справедливости.
Монтегрейн отвел взгляд, затем поднялся на ноги и вытянулся перед столом наставника по струнке, повинно склонил голову.
– Приношу извинения за свой проступок, – отчеканил по уставу. Помолчал и добавил уже искренне: – Я не хотел вас подставить, господин старший инструктор.
Холт смерил его тяжелым взглядом.
– Твое счастье, что целитель Досс вернул Бриверивзу зубы на место. Все зарастил как надо. Отделаешься выговором.
Рэймер нахмурился. Сейчас его волновали не собственные перспективы. Из речи говорившего он вычленил главное:
– Досс в городе?
Черт возьми, он же несколько часов назад отправил ему записку, в которой просил немедленно выехать в Монтегрейн-Парк и обследовать Анабель.
– А где ему еще быть? – не понял наставник.
Действительно. Вдруг сыночку Бриверивза потребуется помощь…
Рэймер до хруста сжал зубы.
– Нигде, – буркнул и уперся взглядом в пол.
Старший инструктор громыхнул кулаком по столу. Пишущие принадлежности взлетели в воздух и с грохотом упали обратно. Карандаш с металлическим набалдашником со звоном покатился по столешнице. Докатился до края, свалился на пол.
– Смотреть на меня, когда я с ним разговариваю! – рявкнул Холт. Рэймер поднял голову, встретившись с негодующим взглядом хозяина кабинета. – Так-то лучше, – проворчал тот. – Устроили…
– Готов понести любое наказание, – откликнулся Монтегрейн.
Он не собирался ни оправдываться, ни отрицать свою вину. Да, виноват, но только в том, что доставил проблем наставнику.
– Наказание… – Тонкие губы Холта тронула невеселая усмешка. – Поздно наказывать – допрыгался.
Монтегрейн, не понимая, посмотрел на старшего инструктора, а тот потянулся к ящику стола и достал оттуда несколько скрепленных вместе бумажных листов с четко выделяющейся на них печатью. Рэймер знал эту печать – печать главнокомандующего армией. Личная печать его отца.
– На, – бросил, как сплюнул, Холт, – полюбуйся. – Швырнул документы на край стола.
Рэймер послушно шагнул ближе. Не стал брать бумаги в руки, будто бы страницы были пропитаны ядом, пробежал строки глазами на расстоянии. «Белый клык» – самая дальняя и богами забытая крепость королевства. Два года.
– Я думал, распределение будет после выпуска…
– Если бы ты думал, ты бы командовал сотней в столичном гарнизоне! – гаркнул Холт, резким движением сметая документы обратно в стол. – Прочь с глаз моих!
Рэймер не шелохнулся.
– А как же наказание?
– «Белый клык» – твое наказание! – Наставник снова долбанул по столешнице кулаком. – Радуйся, что Бриверивз обещал не выдвигать официальных обвинений. Прочь с глаз моих, я сказал!
Когда-то Рэймер Монтегрейн был любимчиком старшего инструктора академии. Сокурсники даже подшучивали над ним по этому поводу и втайне завидовали.
Любимчик, подающий надежды. Кем он стал теперь? Разочарованием?
Рэймер дошел до двери и повернулся, уже коснувшись ручки.
– Это наши с отцом личные счеты, – все же решил внести ясность. – Бриверивзы и академия тут ни при чем.
– Вон! – сурово повторил Холт.
Дверь хлопнула.
ГЛАВА 10
Настоящее время
Монтегрейн-Парк
Ей снился Эйдан. Не воспоминание, а гораздо хуже – сон очень похожий на реальность. Будто бы Бриверивз вовсе не умер, а только притворился мертвым и теперь явился к ней, чтобы отомстить.
Амелия проснулась в холодном поту от скрежета собственных зубов. Бросила взгляд на запертую дверь спальни, за которой было по-прежнему тихо, и с облегчением выдохнула – значит, крик удалось сдержать. С первых дней пребывания в новом доме прослыть психически нездоровой среди его обитателей категорически не хотелось.
За окном с тонкими шторами только-только занимался рассвет, но Амелия умудрилась выспаться прошлым днем и спать больше не хотелось, она чувствовала себя отдохнувшей.
Мэл приподнялась на локте, еще раз окинула комнату взглядом, убедившись, что все на своих местах, а появление Эйдана ей только привиделось, и расслабленно откинулась обратно на подушки.
Над головой сиял своей белизной потолок с небольшой, со вкусом сделанной люстрой в форме полураскрытого цветка. Из неплотно закрытого с вечера окна в комнату поступал свежий утренний воздух, чуть колышущий светлые легкие шторы. Но под одеялом было тепло и уютно.
Покои, которые для нее выделили, и впрямь были уютными. И очень светлыми.
Обстановкой дома Бриверивзов занималась еще мать Эйдана, и происходило это лет сорок назад. Тогда были в моде темные цвета, массивная деревянная мебель и тяжелые ткани. А бывший муж, считавший вкус своей матери безупречным, не позволял Амелии ничего менять, и она годами задыхалась в тесноте и мраке их фамильного особняка.
Здесь же казалось, что свежий воздух шел не только с улицы, а пропитывал собой все пространство.
Спальня была простой, без излишеств, но удивительно светлой и просторной. Широкая двуспальная кровать с изголовьем из светлого дерева, уже упомянутая люстра – сама по себе произведение искусства, прикроватные светильники, мягкий свет которых Мэл оценила прошлым вечером, светлый ковер на полу, светлые же шторы, не препятствующие прохождению воздуха, и небольшие шкаф, трюмо и тумба из того же дерева, что и кровать.
Амелия даже подумала, что, будь у нее возможность самой выбирать обстановку, она непременно обставила бы комнату именно так.
Вчера всю оставшуюся после прибытия в поместье часть дня Мэл провела здесь, в спальне. Услужливый дворецкий проводил ее до приготовленных к приему новой хозяйки двухкомнатных покоев, показал, что и где находится, и, рассудив, что она устала с дороги, не стал и дальше навязывать ей свое общество.
Услужливость Дрейдена балансировала на грани раболепия, отчего Амелия толком не понимала, как ей следует себя с ним вести. И когда он оставил ее в одиночестве, вздохнула с облегчением.
К удивлению Мэл, ее никто не беспокоил. Часа через два после ухода дворецкого прибежала нагруженная подносом Дафна, улыбающаяся во весь рот и уже облаченная в новую форму – темно-синее платье с белым кружевным воротничком и манжетами и такой же белый передник. На подносе оказалась свежая, еще теплая выпечка и сразу три чашки с разными сортами чая.
Выпечка пахла божественно, но аппетита не было, и вернувшаяся за подносом девушка унесла угощения почти не тронутыми.
В другой раз вернулась уже под вечер и принесла ужин.
Они почти не разговаривали: Мэл не начинала беседу, а судя по торопливым движениям Дафны, ее ждали в другом месте, вероятно, чтобы провести инструктаж по правилам поведения в доме. Амелия служанку не задерживала, и, убедившись, что госпоже ничего не нужно, девушка упорхнула из комнаты.
Если судить по улыбке, не сходящей с лица Дафны, ее не обижали. И Мэл отпустила ту с легким сердцем.
Как ни странно, больше ее уединения не нарушали. Ни дворецкий со своим чрезмерным угодничеством, ни другие слуги, ни… хозяин поместья.
Проклиная себя за малодушие, с наступлением сумерек Амелия с ужасом ждала его появления в своей спальне и, уже совсем по-детски боясь собственной тени, даже не рискнула выйти в гостиную, не то что за пределы покоев.
Но никто так и не пришел.
Разумеется, Мэл понимала, что обязательная консуммация брака в день свадьбы являлась скорее пережитком прошлого, нежели обязательной процедурой. Тем не менее большинство и впрямь считали женитьбу недействительной до физической близости супругов.
Близость, от мысли о которой к горлу тут же подкатывала тошнота.
Амелия легла в постель в одиночестве с облегчением, однако еще долго лежала, прислушиваясь, не раздадутся ли в гостиной шаги.
Не раздались.
Монтегрейн не пришел.
***
Амелия пролежала в постели еще не менее получаса, собираясь с силами, чтобы встать, привести себя в порядок и наконец выйти из своих комнат – становиться затворницей тоже не имело никакого смысла. И когда уже думала подняться, с улицы донесся шум.
Раннее утро, только-только рассвело, а во дворе слышались голоса, лай собак и перестук подков по каменным плитам.
Гонимая любопытством, Амелия соскользнула с кровати и, утопая босыми ногами в высоком ворсе ковра, прошла к окну. Остановилась сбоку и осторожно отодвинула штору, чтобы наверняка остаться незамеченной.
Во дворе обнаружились Оливер, его брат-близнец и сам хозяин дома. Ранняя пташка? Эйдан, когда ему не нужно было на службу, просыпался не раньше обеда.
Монтегрейн снова был одет во все черное, с наброшенным на плечи плащом с капюшоном и в черных же перчатках, которыми пренебрег вчера. И Мэл быстро поняла почему – сегодня он собирался путешествовать верхом.
У его ног крутились три довольно крупные собаки. Вернее, две просто крупные, а одна размером с пони – черная, с густой шерстью, падающей на глаза, и мощными в нетерпении переступающими на месте лапами.
Амелия удивленно моргнула, глядя, как ее новоиспеченный супруг вручил свою трость брату Оливера, имени которого она до сих пор не знала, и взлетел в седло с удивительной легкостью для его увечья. На мгновение поморщился, вдев поврежденную ногу в стремя, но тут же взял себя в руки, что-то сказал работникам и повел своего жеребца к воротам.
Собаки, беспрестанно виляя хвостами – две длинными, загнутыми в форме колечек, и одна – коротким черным обрубком, – побежали за ним.
Братья сноровисто отперли и сразу же заперли ворота, выпустив лишь хозяина. Одного. Без сопровождения, если не считать псов.
Один из парней бросил взгляд на особняк, и Мэл поспешила вернуть штору на место.
Задумавшись, вздрогнула от хлопка двери в гостиной.
– Миледи, миледи, вы проснулись? – тихонько поскреблась в дверь Дафна, видимо, боясь ее разбудить.
Совершенно бесполезная забота, учитывая то, как она грохнула дверью из коридора.
– Да, входи! – тем не менее с улыбкой ответила Амелия.
Раз уж сон с возвращением Эйдана был не более чем сном, все остальное не стоило переживаний.
***
– Ах, миледи, это такой чудесный дом, – лучась улыбкой, болтала Дафна, расчесывая ей волосы.
Амелия, уже умытая и облаченная в свежее платье, сидела у трюмо и следила за движениями помощницы через зеркало. Дафна снова предложила сделать ей высокую прическу, опять получила отказ, в очередной раз ничего не поняла, но не стала спорить, а тут же принялась за работу.
– Тебя не обижали?
– Что вы, миледи! Лана занималась мной вчера почти целый день, все рассказала и показала. И форма-а…
– Лана? – уточнила Амелия, понимая, что сейчас ей придется слышать оду восхищения новому форменному платью.
Форма и впрямь выглядела очень добротно, но интересовали Мэл не вещи, а люди.
– Да, это старшая горничная, – с готовностью закивала Дафна, кажется, даже не обратив внимания, что ее перебили. – Она такая добрая. А матушка Соули… – Амелия красноречиво приподняла брови. – Ох, вы же не знаете. Это кухарка. Она тоже очень добрая и хорошо меня приняла. А Оливер… Представляете, он позвал меня… Ой! – И девушка мучительно покраснела, сообразив, что и кому говорит. – Простите меня, госпожа, я не хотела вас…
Мэл отмахнулась.
– Все хорошо.
Дафна смущенно улыбнулась. Было видно, что ее так и распирает от впечатлений, особенно от внимания симпатичного кучера.
Но Амелию интересовало другое.
– Много слуг в доме?
Девушка сразу нахмурилась, видимо, подсчитывая. Мэл терпеливо ждала, лишь поморщилась, когда та случайно резко дернула ее за прядь волос.
– Простите, миледи. – Дафна тут же спохватилась и стала расчесывать аккуратнее. – Нет, слуг как раз мало: старшая горничная Лана, младшая горничная Дана, кухарка, господин Дрейден и братья Олли и Ронни, они занимаются лошадьми.
Понадобилось несколько секунд, чтобы в полной мере переварить данную информацию и вычленить из отчего-то рифмующихся между собой имен главное.
– И все? – наконец дошло до Амелии.
Поместье было огромным. И даже если предположить, что в дом допускалось только ограниченное число доверенных лиц, то не настолько же ограниченное!
– Все, миледи, – пискнула Дафна, испугавшись ее резкого тона. – Лорд Монтегрейн живет тут один…
И явно что-то скрывает, закончила про себя Амелия.
И все же, дом слишком большой, чтобы с его уборкой справлялись всего две горничные. А как же стирка? Уборка двора? Собаки?
Следя за проворными руками служанки, Мэл несколько раз взвесила все за и против и все-таки решилась задать еще один вопрос:
– А как они относятся к лорду Монтегрейну?
В ответ лицо Дафны озарила новая порция улыбки, заставившая Амелию удивленно приподнять брови.
– О, миледи, души в нем не чают!
Мэл хмыкнула. И это говорит ей человек, прятавшийся вчера за ее спиной от одного взгляда хозяина дома. Очень интересно…
***
– Господин Дрейден велел передать, что готов провести вам экскурсию по дому и по всему поместью, если вы пожелаете. Сразу после завтрака или когда вам будет удобно, – на ходу информировала ее Дафна.
Когда Амелия была готова, они вместе вышли в коридор и направились в малую столовую, где, как передала девушка, новую хозяйку ждали к завтраку.
Не предложили принести в покои, как вчера, сразу же отметила про себя Мэл – мягко намекнули, что долго прятаться у нее не выйдет. Задумалась, что было бы, заартачься она и потребуй еду в комнату, но проверять пока что не рискнула.
Малая столовая, как назвала ее Дафна, была выполнена в зеленых тонах и, судя по всему, использовалась для приема пищи в кругу семьи – небольшой овальный стол навряд ли вместил за собой больше пяти-шести человек. И то, если сдвинуть стулья поближе. В настоящий же момент стульев, спинки которых были накрыты зеленым сукном в цвет стен, было всего четыре. И все они пустовали.
– Доброе утро, миледи! – На пороге их встретила светловолосая высокая девушка в платье и переднике – точных копиях тех, что достались Дафне. – Меня зовут Лана, лорд Монтегрейн попросил меня встретить вас и все показать.
Амелия особенно отметила слово «попросил», но лишь поблагодарила и улыбнулась в ответ, в то же время недоумевая, зачем ей было идти в столовую, если стол накрыли для нее одной.
– Присаживайтесь, миледи. – Длинноногая Лана отодвинула перед ней ближайший стул, не переставая улыбаться. В отличие от дворецкого, девушка не била поклоны, тем не менее напряжение так и витало в воздухе.
– Уф, а вот и пироги! – зычно раздалось от двери, стоило Амелии присесть. От неожиданности она резко обернулась. – Миледи, здравствуйте, рада с вами познакомиться!
– Здравствуйте, – растерянно пробормотала Мэл, глядя на невысокую полную женщину в белом чепце и фартуке, закрывающем ее платье от шеи до колен. – Матушка Соули? – припомнила она имя, названное ранее Дафной.
Тогда она подумала, что очень странно называть кого-то «матушкой», но уже при первом взгляде на вошедшую поняла, что той это название подходит как нельзя лучше. Пышная, румяная, с белокурыми кудряшками, выбивающимися из-под чепца и обрамляющими круглое лицо, она мягко улыбалась Амелии – слава богам, без раболепия! – и в ее взгляде так и читалось: «Ух, какая худющая, откормлю!»
– Да-да, – пуще прежнего разулыбалась кухарка. – Она самая, леди Монтегрейн. Извольте отведать.
Губы Мэл сами собой растянулись в улыбке. А Лана ловко перехватила у той тяжелый поднос с несколькими плоскими блюдами, доверху наполненными румяной выпечкой, и начала сноровисто расставлять их на столе.
Амелия ожидала, что кухарка зашла поздороваться и принести завтрак, но та, подбоченясь и ни капли не стесняясь новой обитательницы дома, подошла к столу ближе.
– Вот эти с яблоком, эти с мясом… – принялась перечислять начинки пирожков.
Мэл заметила, что глаза Ланы, видимо, заранее получившей другие инструкции по поведению с новой хозяйкой, в ужасе расширились, и девушка попыталась подать матушке Соули знак. Амелия перехватила взгляд старшей горничной и отрицательно покачала головой. Та раздосадованно поджала губы и кивнула.
А Мэл посмотрела на кухарку и снова на Лану… Несмотря на бросающуюся в глаза разницу в росте и в комплекции, те были чем-то неуловимо похожи: формой носа, губ, разлетом светлых бровей. Родственники?
– Приятного аппетита, миледи, – гордо закончила матушка Соули и даже выдохнула с облегчением, явно устав перечислять все богатство стола.
– Молоко, чай, чай с молоком? – тут же предложила Лана. – Вино?
Успокоительных травок, не иначе. Потому как Амелию начинал разбирать нервный смех. Что такого Монтегрейн сказал о ней слугам, или что они сами себе удумали?
– Чай. Спасибо, – кивнула Амелия.
– Сию минуту, – отчеканила Лана и, подхватив под руки сразу обеих, растерявшуюся Дафну и явно еще не все рассказавшую про пирожки матушку Соули, практически силой вывела их из столовой.
Только теперь Мэл позволила себе рассмеяться. Беззвучно, разумеется.
***
Амелия никогда много не ела, а в последние месяцы из-за экономии средств пришлось и вовсе сократить не только размер порций, но количество приемов пищи. Поэтому она наелась одним единственным пирожком. Мэл допила чай, промокнула губы салфеткой и поднялась из-за стола.
На какое-то мгновение даже стало совестно – матушка Соули так старалась.
На стене у двери висел специальный колокольчик, как и в ее комнате, для вызова слуг. Амелия уже собиралась воспользоваться им и даже занесла руку, но передумала. Вышла в коридор без сопровождения.
После завтрака Дафна обещала проводить ее к Дрейдену, а значит, должна была ждать где-то неподалеку.
Однако в коридоре девушки не обнаружилось. Амелия прошла чуть дальше, решив, что если никого не встретит, то вернется в столовую и все-таки воспользуется колокольчиком.
Завернула за угол и наткнулась на целую галерею портретов на стене.
Сразу же вспомнился королевский дворец и Бал дебютанток, когда она впервые увидела изображения королевской династии. Рука автоматически потянулась к вырезу платья. Старый, давно забытый жест – кулона матери она лишилась более десяти лет назад. Но отчего-то воспоминание о нем в этот момент сделалось особенно ярким. Пальцы нащупали лишь ткань и бессильно сжались в кулак.
Мэл до боли закусила губу и, пытаясь отвлечься, медленно пошла вдоль портретов. Разумеется, запечатленные на холстах лица были ей не знакомы – большинство из этих людей умерли задолго до ее рождения, – но семейные черты Монтегрейнов легко угадывались почти в каждом: темные волосы, светлые глаза, форма лица и носа.