Забракованные

6 месяцев спустя после Бала дебютанток

Цинн, столица королевства Мирея

– Ты счастлива? – вопрошал отец, крепко держа ее ладони в своих и серьезно заглядывая в глаза.

Из-за тугого корсета свадебного платья было тяжело дышать. Или от волнения. Все последние часы Амелия чувствовала, как горят ее щеки и сбивается дыхание. И сейчас, когда лорд Грерогер подошел к ней у выхода из храма, в котором она только что стала леди Бриверивз, ей вдруг захотелось обнять отца, зарыдать и попроситься домой.

О чем она думала, когда согласилась на столь скорую свадьбу? Добрая неуклюжая Агата, верная Клара, отец, приятельницы-соседки – все это осталось в Южном округе. А Амелия теперь должна остаться здесь – в холодном неуютном Цинне, где из знакомых у нее лишь новоиспеченный супруг и его отец. Но ведь и их она совсем не знает. Несколько поцелуев и объятий с Эйданом, и вот уже на ее запястье красуется золотая шелковая лента – символ брака, а на пальце – кольцо с огромным драгоценным камнем, от которого руке тяжело и непривычно.

– Счастлива, – ответила Мэл, стараясь скрыть дрожь в голосе. Коснулась материного кулона на своей шее – ее верного спутника, поддержку и опору в любых обстоятельствах.

Эйдан замечательный, и у нее непременно все будет хорошо. Просто страшно, но рано или поздно это должно было случиться – женщина не может всю жизнь прожить у родителей под боком.

– Любимая! – окликнул ее спускающийся по ступеням муж.

Муж – надо же.

– Иду! – крикнула Амелия и снова повернулась к отцу. – Папа, я очень счастлива, – повторила тверже.

Однако складка озабоченности между бровей лорда Грерогера не исчезла. Он взял лицо дочери в ладони и поцеловал ее в лоб.

– Благословляю тебя, Мэлли. Пиши мне немедленно, если что-то случится. Я заберу тебя по первому твоему слову.

Амелия рассмеялась. Несколько нервно, но все равно беспечно.

Конечно же, отец тоже волновался, ведь они еще никогда надолго не расставались. Но что могло случиться, чтобы она запросилась домой, на юг? Теперь ее дом был здесь – с самым замечательным человеком на свете.

Мэл протянула руку подошедшему супругу, и их пальцы переплелись.

– Счастливого пути, дорогой тесть. – Эйдан почтительно склонил голову.

– И тебе, дорогой… зять.

Вот только радости в голосе отца Амелия не услышала – только напряжение. И… недоверие?

– Все будет хорошо, – заверила она, чувствуя, что лорду Грерогеру нужна поддержка не меньше, чем ей самой. – Мы обязательно приедем на праздники. Правда, Эйдан?

Муж расплылся в белозубой улыбке, и Мэл в очередной раз подумала, что таких красивых людей просто не бывает. Как ей, наивной провинциалке, так повезло с избранником?

– Конечно, любимая.

Любимая… Он так это произносил, что у Амелии кружилась голова. Ее любили, ею дорожили – о чем еще можно мечтать?

***

– Добро пожаловать! – важно провозгласил новоиспеченный супруг, распахивая перед ней двери теперь уже их общего дома.

Раньше Эйдан жил здесь вместе со своими родителями. Но несколько лет назад его мать умерла, а отец, входящий в сам Королевский Совет, все реже наведывался в городской особняк, предпочитая жить во дворце и не тратить время на дорогу в ущерб государственным делам. Поэтому в последние годы младший Бриверивз обитал тут один.

На самом деле, Амелия уже бывала здесь. Более того, они с отцом прожили в гостевых комнатах всю последнюю неделю, пока шли последние приготовления к свадьбе. Но в статусе хозяйки Мэл вошла в особняк впервые. И это было… волнительно.

Эйдан подхватил ее на руки, едва она успела переступить порог. Амелия испуганно пискнула и вцепилась в лацканы его сюртука, такого же золотистого, как и ее свадебное платье.

Не слушая возражений, он потащил ее к лестнице на второй этаж. Выскочившая из прилегающего к холлу коридора служанка молчаливой тенью затворила за ними дверь.

– Поставь, я ведь тяжелая! – взмолилась пунцовая от смущения Мэл, но муж только рассмеялся. Не обращая внимание на присутствие слуг, поцеловал ее в шею.

Когда Эйдан пронес жену мимо гостевых комнат, где оставались все ее вещи, она попыталась возразить вновь, но тот не стал даже слушать. Направился дальше по коридору и распахнул ногой дверь в свою спальню.

Сейчас?! Сейчас. Сердце Мэл забилось еще быстрее и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. В и без того тугом корсете стало невыносимо трудно дышать.

Муж положил ее на кровать.

Сейчас…

Опытная Клара рассказывала ей, что в первый раз бывает больно, и нужно быть к этому готовой. Но также утверждала, что любящий мужчина сделает все, чтобы его партнерше было легче. Амелия верила в любовь Эйдана, но все равно ужасно волновалась.

Он скинул с плеч сюртук, развязал и отбросил шейный платок, взялся за ремень своих брюк.

Мэл лежала на постели ни жива ни мертва. Ей тоже следует раздеться? Помочь раздеваться ему? Клара обещала, что муж направит ее, подскажет.

А еще говорила, что мужчины любят сами раздевать своих женщин. Вдруг она решит что-то сделать и все испортит?

Амелия на мгновение смежила веки, борясь с участившимся дыханием, и тут же широко их распахнула. Но ничего не увидела, кроме золотой ткани – юбка у платья была такая пышная, что, когда муж задрал ее, Мэл оказалась под ней с головой.

Руки мужчины оказались на ее бедрах. Амелия вздрогнула от этого прикосновения и потянулась к подолу, чтобы освободить лицо и иметь возможность видеть склонившегося над ней супруга. Но не успела, вскрикнув от боли и выгнувшись.

Настоящее время

Особняк Бриверивзов, Цинн

Ей снилась ее первая свадьба и первая же брачная ночь. Столько воды утекло, а она все еще помнила все события и чувства в мельчайших подробностях.

Проснулась за несколько часов до восхода солнца с ощущением, что не спала вовсе, и принялась собираться – Монтегрейн обещал заехать с рассветом.

Вновь не позволив чувствам взять верх над разумом, Амелия оделась в темно-зеленое дорожное платье, а не во вдовье, как ей хотелось. Положила шкатулку с оставшимися драгоценностями, которые еще не успела продать, в саквояж. И как раз застегивала плащ, когда заметила в окно подъехавший к особняку уже виденный ею вчера черный экипаж без опознавательных знаков – добротный, недешевый, но не кричащий о своей стоимости. Что ж, стоило признать: у Монтегрейна был неплохой вкус.

Чемоданы Ганс вынес во двор еще полчаса тому назад, поэтому Мэл направилась вниз лишь с полупустым небольшим саквояжем в руке.

Увидев госпожу, ждущая в коридоре Дафна счастливо заблестела глазами и, закинув на плечо широкий ремень собственной сумки с вещами, поспешила за ней с такой резвостью, будто боялась, что ее забудут.

Дом был пуст и тих. С кухаркой Амелия распрощалась еще прошлым вечером, с Гансом – сразу же, как только он управился с багажом. Больше обязательств у нее ни перед кем не осталось.

Дафна первая выпорхнула на крыльцо. Мэл задержалась, чтобы повернуть ключ в замке, а затем активировать защитные артефакты, чтобы обезопасить пустующий дом от вторжения посторонних. Защита слабая, но случайных воришек должна была отпугнуть. Впрочем, если бы особняк Бриверивзов сгорел и превратился бы в горстку пепла прямо сейчас на ее глазах, ей не было бы жаль.

Закончив, она повернулась, выпрямила спину, приподняла подбородок и уверенно шагнула с крыльца. Дафна, чуть ли не вприпрыжку, понеслась следом.

Экипаж ждал у подъездной дорожки, точно в том же месте, где несколько дней назад останавливался «сальный» гость, что заставило Мэл испытать некое чувство дежавю: черные кони, черный экипаж, возница на козлах и его хозяин, ожидающий, когда дама сама соблаговолит подойти ближе и распахнуть дверцу.

Однако она ошиблась сразу во всем, не считая сходства в цвете жеребцов и самого экипажа.

Во-первых, увидев, что Амелия закончила с домом и направилась в их сторону, молодой светловолосый кучер ловко спрыгнул с козел на землю и отвесил ей полупоклон, скороговоркой выдав:

– Доброе утро, миледи!

Затем, не дожидаясь указаний, поспешил к крыльцу, где остались чемоданы.

Во-вторых, дверца экипажа распахнулась, и его владелец, невзирая на больную ногу, выбрался наружу, оперся на трость и выжидательно уставился на замешкавшуюся Амелию. Она ускорила шаг.

– Девушка едет с вами? – спросил Монтегрейн, едва Мэл приблизилась, опустив приветствия и переведя на Дафну пристальный взгляд, от которого та поспешила спрятаться у Амелии за спиной.

Мэл внутренне напряглась, готовясь отстаивать свои права.

– Леди не пристало отправляться в долгую дорогу, а тем более переезжать, без личной помощницы, – напомнила о правилах приличия, с сожалением понимая, что эти традиции – ее единственный аргумент. Если он откажет, крыть ей будет нечем.

Монтегрейн в ответ на ее слова одарил Амелию таким взглядом, будто она сказала неслыханную чушь.

Обратился напрямую к служанке:

– Как тебя зовут?

– Д-дафна, – испуганно пискнула девушка из-за плеча Мэл. Как еще не вцепилась ей в плащ в поисках защиты?

– Поедешь с Оливером, Д-дафна, – вынес вердикт Монтегрейн, отчего служанка, кажется, перестала дышать – уж слишком тихо стало у Амелии за спиной. – Олли, помоги девушке, – уже гораздо мягче велел подоспевшему с чемоданами кучеру.

– Конечно, милорд! – пообещал тот, широко улыбнувшись. – Все устроим в лучшем виде! – Подмигнул полуживой от страха Дафне и помчался дальше – укладывать багаж.

Для себя Амелия отметила: юноша своего господина не боялся.

– Прошу. – Монтегрейн шире распахнул дверцу экипажа. – Нам ехать четыре часа, и так задержались.

Мэл прикусила изнутри щеку, чтобы сдержаться и не высказать, что задержались они вовсе не по ее вине. Она-то была готова еще полчаса назад. Это он не обозначил точное время отъезда, бросив у храма абстрактное «на рассвете».

Сдерживаться за эти годы Амелия научилась мастерски. Смолчала. Подобрала юбки и полезла внутрь. Руки Монтегрейн не подал, чему Мэл была даже рада.

– Не робей, прокачу с ветерком! – услышала снаружи веселый голос кучера, когда уже оказалась на сиденье и сразу же подвинулась как можно дальше от входа – к окну.

Дафна что-то пропищала в ответ. Юноша быстро заговорил нечто ободряющее, но, так как молодые люди отошли, слов Амелия не разобрала.

Монтегрейн забрался в экипаж следом, надо признать, довольно ловко, учитывая состояние его ноги.

Мэл поспешила отвернуться к окну. Дыра в ауре в районе колена мужчины упорно притягивала взгляд, а пялиться на чужие увечья было бы верхом бестактности.

Оливер и Дафна также заняли свои места.

Тронулись.

ГЛАВА 7

8 месяцев спустя после Бала дебютанток

Холмск, Столичный округ, королевство Мирея

– Здесь? – недоверчиво спросил Рэймер.

В ответ на его голос тут же откликнулись лаем собаки. Где-то хлопнули ставни, а псин обложили бранью и, судя по сменившему лай скулежу, добавили пинком – за то, что мешают честным людям спать.

Монтегрейн передернул плечами: как бы и им не прилетело, как этим собакам. Вдвоем, ночью, улизнув от охраны – если что случится, пенять будет не на кого.

Подъехав ближе, спутник поравнял своего коня с конем Рэймера. Закрутил головой по сторонам, вглядываясь в окрестности. Толку-то: уличное освещение в мелких городках – роскошь, а луну почти полностью заволокли тучи. Даже привыкшие за время пути к темноте глаза улавливали лишь силуэты домов и заборов по обе стороны от узкой немощеной дороги.

Друг на своем жеребце тоже виделся лишь неясным силуэтом. Сгорбленный, завернутый в необъятный шерстяной плащ с капюшоном, он напоминал гигантского ворона, зачем-то взгромоздившегося на спину лошади.

– Кажется, здесь, – голос из-под плаща прозвучал глухо. – Она писала: пятый дом от главных ворот…

– Здесь нет ворот, – огрызнулся Монтегрейн и, не дождавшись ответа, спешился.

Несколько минут назад они проезжали какие-то кривые столбы. Но к ним не прилагалось ни ворот, ни ограды. Могли ли местные называть их воротами по старой памяти?

Принц тоже слез с коня. Правда, в отличие от спутника, медленно и неловко. Держался в седле Конрад отменно, а вот со спуском и подъемом были проблемы.

– Может, это вообще ловушка?

– Нет, – уверенно возразил принц и пошел вперед, подхватив своего коня под уздцы. Рэймеру ничего не оставалось, как последовать за ним. – Это была записка от нее. Я сам учил ее грамоте – ее почерк.

– Сам учил, – вполголоса передразнил Монтегрейн. Когда Конрад радостно сообщил ему, что одна из служанок передала записку от Алиссии, он почему-то даже не подумал, что возлюбленная друга, по идее, и не должна была уметь читать и писать.

Ночной воздух пробирал холодом до костей. Можно было бы магией разжечь огонь прямо на ладони – осветить путь и согреть хотя бы руки, – но Рэймер опасался «хвоста» и не хотел рисковать.

Эта ночная вылазка не нравилась ему с самого начала. Прошла всего пара недель с тех пор, как король сменил гнев на милость и отменил старшему сыну домашний арест. И вот они уже мчатся невесть куда среди ночи, получив невнятную записку через одну из горничных.

От охраны, решившей сперва, что друзья отправились на вечернюю прогулку по столице, удалось оторваться еще в городе – не впервой. А потом Рэймер всю дорогу держал вокруг них щит, пряча беглецов от посторонних глаз. Так что риск слежки все же был минимален. А вот последствия по возвращении не хотелось и представлять.

Будет чудом, если его величество еще хоть раз подпустит ненадежного, по его мнению, человека к сыну. Конечно же, Конрад попытается взять всю вину на себя, но в то, что Монтегрейн останется при этом в глазах короля невинной овечкой, верилось с трудом.

Черт бы побрал эту принцеву любовь!

– Сюда, – шепотом позвал Конрад.

Рэймер двинулся за ним, все еще мысленно чертыхаясь.

***

В пятом по улице доме не спали. Через неплотно прикрытые ставни в темноте был отчетливо виден тусклый свет. Свечи. Рэймеру захотелось стукнуть себя ладонью по лбу – тут не было даже магических светильников, хотя те стоили недорого и уже много лет имелись в домах мирейцев повсеместно. Это же какая тут должна быть бедность, что хозяева не могли их себе позволить?

Такая бедность, какой он еще не видел.

Пока Рэймер привязывал коней у хлипкой чуть покосившейся ограды, Конрад успел постучать в дверь. Стукнул засов. Ему отперли и молча пригласили внутрь, не затворив.

Сочтя это приглашением, Монтегрейн прошел следом.

У них в поместье даже сараи были больше. Крошечный домик, состоящий всего из одной комнаты, площадь которой делилась надвое при помощи перевешенной через веревку простыни. Внутри было значительно теплее, чем снаружи, но спертый воздух настолько пропах кровью и несвежим потом, что Рэймер предпочел бы и дальше оставаться на холоде.

Сделав первый шаг внутрь, он инстинктивно попятился и прикрыл нос рукавом плаща. Однако Конрад уже уверенно вошел и скрылся за импровизированной перегородкой. За простыней теперь был четко виден его силуэт – склоненный над койкой, на которой лежала женщина. Ее ноги были согнуты в коленях, а руки лежали на огромном животе. Принц потянулся к этому животу ладонью.

– Ну чего?! Входишь или выходишь?! – рявкнули на Монтегрейна из темноты.

Рэймер резко повернулся и увидел перед собой старуху. Ростом она достигала ему не выше груди. Сгорбленная вдвое больше Конрада, с крючковатым носом и седыми неопрятными волосами, вылезшими из-под платка у лица. Именно так он представлял себе лесных ведьм, про которых в детстве рассказывала няня.

Одарив старуху недобрым взглядом, Монтегрейн развернулся и вышел на улицу. Холодный воздух тут же попытался забраться под плащ. Пахло навозом и затхлой водой, но даже эти запахи не шли ни в какое сравнение с теми, что витали внутри избушки.

Рэймер с отвращением бросил взгляд на закрывшуюся за ним дверь. Как только Алиссию занесло в подобное место? И как, черт их всех дери, подобное дремучее захолустье может находиться всего в двух часах езды от столицы?

Изнутри донесся истошный женский крик. Миг тишины, и повторился снова. Будто ее режут…

Монтегрейн поежился и отошел к скакунам. Погладил своего, грея руки об его лоснящуюся шкуру и досадуя на себя за то, что в спешке не надел перчатки.

Сколько женщины рожают? Он понятия не имел. Как-то ему довелось присутствовать при родах лошади, так та управилась за час. Хорошо бы и Алиссия поспешила, пока потерявший сына король не поднял на его поиски армию…

Дверь за спиной с силой хлопнула, выпустив на улицу волну жутко пахнущего теплого воздуха. Рэймер обернулся: друг стоял в проходе, держась за ручку и явно намереваясь снова бежать обратно. Его лицо было настолько бледным, что в темноте казалось белым пятном.

– Рэйм, ты же можешь остановить кровь?

Он мог. При неглубоких ранах. Ненадолго, до прибытия специалиста. А сколько ждать целителя тут?

Все эти мысли пронеслись у него в голове. Вслух же Монтегрейн ответил только:

– Попробую. – И последовал за Конрадом обратно в удушающее тепло домика.

А в следующее мгновение по ушам резанул детский крик.

***

Да, он мог останавливать кровь. Но не тогда, когда та покидает тело нескончаемым потоком. Это дело целителя, а не боевого мага.

Повитуха унесла младенца за перегородку. Оттуда все еще доносился детский плач, но уже не такой громкий и частый, как в первые минуты, когда казалось, что от него можно оглохнуть.

А роженица не кричала. Когда Монтегрейн вошел, она еще была в сознании, но слишком быстро теряла силы и теперь лежала на перепачканных кровью простынях бледная как смерть, что смотрелось особенно жутко в сочетании с разметавшимися по подушке иссиня-черными волосами.

– Ну?! – навис над ним Конрад, испепеляя взглядом.

– Не могу.

Рэймер в последний раз попытался правильно направить силу, держа ладони над тазом женщины, но магия откликнулась слишком слабо. Царапины – да, ссадины – да, мелкие порезы – да. Жуткое кровотечение после родов – нет, нет и нет!

Плащ давно валялся в углу. Несмотря на то что разделся, Монтегрейн взмок, будто его облили водой. Руки, распростертые над несчастной, дрожали. Магический резерв тратился, вызывая слабость и дурноту, но неприспособленная к исцелению магия все равно не могла сотворить чудо.

– Не могу, – повторил он со злым бессилием и рывком поднялся на ноги.

Подхватил плащ и вышел.

***

Забыв о запахе навоза и грязи вокруг, он сидел прямо на ступенях крыльца в распахнутом плаще, на сей раз совершенно не чувствуя холода.

Монтегрейн никогда не любил Алиссию, более того, долгое время считал ее источником всех бед Конрада. Мечтал, чтобы она оказалась где-нибудь подальше и перестала наконец морочить другу голову.

Но он никогда не желал ей смерти.

Бледное лицо с темно-фиолетовыми кругами под глазами так и стояло перед его внутренним взором и, как Рэймер подозревал, обещало еще долго преследовать его в кошмарах. Бурая кровь, застиранные простыни, потекшие свечи – вспышки-воспоминания, вызывающие одно желание: напиться.

За спиной скрипнула дверь.

Конрад вышел на крыльцо, но так и остался стоять на месте; молчал.

– Все? – глухо спросил Рэймер.

– Все.

Принц постоял еще немного у самой двери, а потом спустился до ступени, на которой сидел Монтегрейн, и устроился рядом. Вытянул ногу.

Рэймер покосился в его сторону. На нем не было плаща – должно быть, как и он, принц сейчас не чувствовал холода.

– Что будем делать? – спросил Монтегрейн, намеренно произнеся «будем», а не «будешь». Глупо было бы делать вид, что он ни при чем. Уж теперь-то он увяз в этой истории по самую макушку.

– Не знаю, – после затянувшегося молчания ответил Конрад.

И снова замолчал, сгорбился.

Рэймер посмотрел в ночное небо. Через пару часов рассветет. И если принца не окажется во дворце утром…

– Жди здесь, – велел он и поднялся на ноги.

***

Когда Монтегрейн вышел из избушки, Конрад так и сидел на ее крыльце. Поникший и потерянный.

Непривычная ноша оттягивала руки. Вроде бы младенец был совсем легкий, но держать его так, как показала старуха, оказалось задачей нетривиальной. К счастью, это мелкое создание умудрилось уснуть – в своих способностях поладить с ревущим новорожденным Рэймер сильно сомневался.

Увидев сверток в руках друга, Конрад вскочил на ноги. Часто заморгал, не понимая.

– Прибирается. – Монтегрейн мотнул головой в сторону закрывшейся за ним двери. – И проветривает. Я договорился, она займется похоронами и пару дней подержит ребенка у себя. Денег оставил достаточно. Но потом нужно что-то решать. Подержишь?

Принц инстинктивно вытянул руки, а затем опасливо убрал их себе за спину, потупился.

– Еще уроню…

Рэймер не стал настаивать. Спустился на пару ступеней и сел, разместив сверток с ценным грузом на коленях и аккуратно его придерживая. Малыш почмокал губами и снова умиротворенно засопел.

Конрад продолжил топтаться за его плечом.

– История знает много случаев, когда бастардов воспитывали при дворе, – осторожно сказал Монтегрейн, когда молчание затянулось.

Ступенька под сапогами принца протяжно скрипнула, когда тот нервно переступил с ноги на ногу.

– Ни за что!

Рэймер непонимающе поднял голову.

– Почему? Думаешь, твой отец причинит вред своему?.. – Он прервался, сообразив, что до сих пор не знает, мальчика или девочку держит на своих руках – все произошло слишком стремительно.

– Уверен, – в ночной тишине было явственно слышно, как Конрад скрипнул зубами.

Монтегрейн не питал иллюзий по поводу доброты его величества. Его отношение к собственному неполноценному физически сыну тому пример. И тем не менее. Конрада король едва ли не ненавидел, но никогда не оспаривал его право на престолонаследие и беспокоился о его безопасности. Поэтому Рэймер полагал, что внука или внучку тот, если и не примет, то уж точно не станет убивать

– Ни за что, – повторил принц.

– Объяснишь?

Конрад промолчал. Или объективных причин все же не было, или… Расспрашивать Монтегрейн не стал: если надо, друг сам все расскажет.

– Тогда?.. – только и спросил.

– Нужно найти опекунов.

Рэймер вздохнул.

– Угу.

– И замести следы!

Монтегрейн снова обернулся: рука Конрада, находящаяся как раз на уровне лица сидящего, сжалась в кулак.

– Сделаю, – пообещал Рэймер, прекрасно понимая, что после сегодняшнего побега наследника не выпустят из дворца ни через пару дней, когда придет пора забирать младенца из Холмска, ни в ближайшие пару месяцев. Хорошо бы не лет. – Сделаю, – повторил твердо.

Кто, если не он?

Настоящее время

Городской пейзаж быстро сменился незнакомой грунтовой дорогой, мимо пролетали поля и мелкие деревеньки, приютившиеся неподалеку от столицы. Затем им на смену пришли сплошные сельскохозяйственные угодья. Экипаж, управляемый уверенной рукой Оливера, всю дорогу о чем-то переговаривающегося с наконец отошедшей от страха Дафной, мерно покачивался, изредка подпрыгивая на ухабах. Высоко поднявшееся солнце палило в окно так, что пришлось опустить штору и снять плащ – сделалось жарко.

Монтегрейн молчал. Казалось, даже ни разу не поменял позу с момента их отъезда от особняка Бриверивзов. Сидел, вытянув больную ногу, и, опершись локтем на подоконник, смотрел в окно. Не задернул штору и не разделся, когда поднялось солнце. Время от времени Амелия украдкой бросала взгляды в его сторону, но ничего не менялось.

В конце концов, мерное покачивание экипажа, цокот копыт и прошлая почти бессонная ночь сделали свое дело – Мэл уснула.

Проснулась, когда колесо угодило в выбоину, больно ударилась головой об обитую тканью стенку салона, с досадой потерла висок.

Глянула в сторону спутника: или правда не заметил, или тактично смолчал – та же поза, подбородок, подпертый ладонью.

Как ее только угораздило уснуть наедине с малознакомым мужчиной? К счастью, на сей раз без кошмаров. Если бы она проснулась с криками и в слезах, это было бы тем еще зрелищем.

Убедившись, что не привлекла внимание супруга, Амелия облегченно вздохнула и отодвинула штору, в которой теперь не было необходимости. Вероятно, они куда-то свернули, потому как солнце больше не палило, ослепляя и заставляя слезиться глаза, в окно с ее стороны.

Бесконечные поля вновь стали чередоваться с деревеньками, а порой и довольно крупными поселениями с добротными каменными домами. Иногда они проезжали мимо, иногда дорога шла прямо сквозь населенные пункты, и тогда кони замедляли ход, а Мэл могла не торопясь рассмотреть незнакомую ей местность.