Забракованные

Едва спустившись по ступеням крыльца, Амелия заметила арендованный экипаж с эмблемой транспортной службы Цинна. Однако на подъездной дорожке к дому он был не один. Другой экипаж, блестящий на солнце, словно лоснящийся бок вороного племенного жеребца, перегораживал выезд.

Очередные незваные гости?

– Ганс! – нетерпеливо позвала Мэл. Слуга тут же спрыгнул с облучка (как обычно, в аренду было взято лишь транспортное средство, наем с извозчиком стоил слишком дорого). – Что это? – указала подбородком в сторону черного сияющего новизной экипажа, кучер которого притворялся невидимкой, а пассажир не спешил выходить наружу – уже верх невоспитанности.

– Это… – Ганс, молодой вихрастый паренек, предпочитающий общаться с госпожой через Дафну и ужасно смущающийся, когда приходилось разговаривать лично, виновато пожал плечами. – Так не представились… Какой-то важный господин… – И помолчав, вдруг спохватился и добавил: – Миледи.

Мэл хмыкнула. Важный господин? Она сомневалась. Важные господины не отсиживались в экипажах, нагло въехав в чужой двор. А если уж приезжали, то входили и объяснялись, зачем пожаловали.

– Кто-то, кто вознамерился стать важным господином, – пробормотала Амелия.

Ничего не понявший Ганс испуганно вскинул на нее глаза, одновременно втягивая голову в плечи.

Он бы понравился Эйдану, отрешенно подумала Мэл, муж обожал страх и раболепие слуг. Зато она не отказалась бы от кого-то смелого рядом. Однако Ганс ясно продемонстрировал, что помощи от него ждать бесполезно. Кроме того, кто-то же открыл ворота перед незваным гостем, кто, если не Ганс?

Амелия одарила конюха сердитым взглядом. Что ж, оставалось уповать только на титул, кроме которого у нее ничего не осталось.

Мэл расправила сбившийся при спуске по ступеням подол платья, гордо подняла подбородок, выпрямив спину, и решительно зашагала к перекрывшему выезд экипажу. Ничего, она справится сама.

– Госпожа, – поздоровался возница черного блестящего великолепия, вежливо приподняв шляпу, делая вид, будто только что увидел хозяйку дома, а не игнорировал ее присутствие все это время.

Вот и Мэл его проигнорировала. Прошла мимо и дернула на себя дверцу экипажа.

– Леди Бриверивз! – тут же расплылся в сальной улыбке пассажир. – Прошу меня простить, я так долго вас ждал, что не заметил, когда вы вышли!

И как она звала Ганса, и как с ней здоровался его собственный слуга, незваный гость тоже не услышал. Слеп и глух – отличный ход, чтобы сразу же указать новоиспеченной вдове ее место, а заодно продемонстрировать собственное материальное положение, приехав в только что купленном экипаже последней модели.

– Кто вы?

– О, мое имя вам ничего не скажет… – Новая сальная улыбочка, толстые пальцы-сосиски, увешанные узкими, впивающимися в плоть перстнями, погладили живот.

Пожалуй, словом «сальный» можно было охарактеризовать всего незваного посетителя. Он был толстым до ожирения и почти полностью занимал скамью, рассчитанную на троих. Возможно даже, Амелия была не права, и он не вышел ее поприветствовать не для того, чтобы унизить, а потому, что мог передвигаться лишь с помощью катящих его, как шар, слуг.

Перебивать собеседника было бы невежливо, поэтому Амелии пришлось выслушать поток комплиментов в свой адрес, включающих ее неземную красоту, разумеется. Потом было что-то про безмерную любовь с первого взгляда, но она уже не вслушивалась, гадая лишь, когда «сальный» гость сообразит, что со стоящей у ступеньки дамой не принято разговаривать, сидя внутри и возвышаясь над ней, смотря сверху вниз. Судя по всему, посетитель о правилах приличия осведомлен не был.

На этом вежливость Мэл иссякла.

– Вон, – отрезала она, когда мужчина на мгновение замолчал, чтобы перевести дыхание. От усердия у него на лбу даже выступила испарина. – Если вы немедленно не покинете мой дом, я вызову стражу.

Стражу, о да. А еще лучше Королевскую службу безопасности с Блэрардом Гидеоном в придачу.

От изумления лицо толстяка пошло красными пятнами, и он принялся жадно хватать пухлыми губами воздух.

Амелия с удовольствием хлопнула дверцей и направилась к своему наемному экипажу. Иметь возможность вести себя так, как она сама считает нужным, и ни на кого не оглядываться, было потрясающе приятно. Пусть недолго, пусть ее свобода продлится лишь несколько дней – это пьянящее чувство того стоило.

– Да как ты смеешь, девка! – наконец обрел дар речи «сальный» человек. – Я перекуплю все твои долги, и ты еще будешь валяться у меня в ногах…

Чего и следовало ожидать.

Амелия лишь поморщилась. Был бы у нее брат или другой родственник мужского пола, подобных слов было бы достаточно, чтобы вызвать наглеца на дуэль. Увы, закон предусматривал дуэли лишь между представителями мужского пола и равного положения, и ей оставалось или снизойти до уровня оппонента и ответить оскорблением на оскорбление, или молча проглотить брошенные ей в спину слова.

Проглотила. Всего лишь слова – ничего не значат. По сравнению с тем, что порой говорил ей Эйдан, оскорбления толстяка были даже смешны.

– Ганс, вызови стражу, – нарочито громко распорядилась Амелия. – У нас проникновение на территорию дома!

– Трогай! – рявкнул отвергнутый поклонник своему кучеру.

Так-то лучше.

Амелия не обернулась.

Гидеон был прав: это только начало.

Тем не менее дать самостоятельно отпор наглецу было приятно.

ГЛАВА 4

3 месяца спустя после Бала дебютанток

Поместье Грерогеров, Южный округ

Много лет назад, задолго до рождения Амелии, Мирея была могущественным государством, играющим не последнюю роль на политической арене мира. Каждый третий подданный королевства являлся носителем магического дара. Этот дар передавался из поколения в поколение и только креп. Магические роды были сильны и влиятельны. А если в семье магов рождался ребенок без дара, то это считалось нонсенсом и настоящей трагедией.

Так было давно. Со временем магия начала угасать. Не стало поистине всесильных целителей, способных вернуть больного едва ли не с того света. Почти не рождались менталисты, а те, что были, могли считать лишь поверхностные мысли и эмоции. Ослабли боевики. О перемещениях в пространстве и вовсе было забыто: насколько Мэл было известно, в Мирее не осталось в живых ни одного мага, способного перенестись дальше, чем в соседнюю комнату.

Знаменитые мыслители выдвигали всевозможные теории, пытаясь объяснить данный феномен, говорили об уменьшении содержания каких-то особенных частиц в почве и в воздухе. Каких, они и сами не могли сказать. Как не могли объяснить и то, почему в соседнем Ареноре по-прежнему рождались сильнейшие маги, в то время как дар жителей Миреи таял с каждым новым поколением.

Другие считали, что Мирея вызвала гнев богов сменой королевской династии. Однако, почему наказание пришло только несколько веков спустя, ответа дать также не могли.

Большинство же, мыслящее логичнее, склонялось к тому, что причиной вырождения магии в Мирее послужили смешанные браки. Одаренные женились на неодаренных, и у них появлялись на свет едва владеющие даром дети. И если в Ареноре давным-давно произошло социальное расслоение, возвысившее магов над бездарными, то в Мирее это случилось гораздо позже, когда сильнейшие маги уже отжили свой век. И даже в древних магических родах теперь часто рождались не владеющие магией. В семьях же, не имеющих дара, одаренные не могли появиться априори – магия передавалась исключительно по наследству.

Когда-то Грерогеры были великими целителями. Теперь же…

Амелия крепче сжала челюсти и еще раз коснулась чахлого ростка у своих колен. Погладила стебель, как учила когда-то бабушка, поводила руками – ничего. Мать отца, Георгия Грерогер, могла не только вылечить любой недуг и даже прирастить пациенту оторванную конечность, но и исцелить все, что способно расти и развиваться. Например, вот такой росток, из которого должен был вырасти целый розовый куст.

Мэл вздохнула: уже не вырастет.

Нет больше бабушки. Отец способен вылечить разве что головную боль или убрать мелкую царапину. А она… В детстве у нее как раз лучше выходило с растениями, чем с людьми. Однако, с тех пор как бабушка умерла, перестало получаться совсем. Она не знала, виной тому был собственный дар, с возрастом пошедший на спад, или же недостаточная прилежность в обучении. Но факт оставался фактом: последняя из великого когда-то рода Грерогеров умела лечить лишь саму себя – никогда не простужалась, а раны на ее теле заживали втрое быстрее, чем у обычного человека. Увы, поделиться своей способностью к исцелению Мэл не могла ни с кем – даже со слабым ростком розового куста.

Амелия погладила стебель погибающего растения в последний раз и, откатившись на пятки, бессильно сложила испачканные во влажной почве ладони на коленях. Завтра, должно быть, этот росток уже окончательно засохнет, и садовник вырвет его и выкинет, как какой-нибудь сорняк.

Не смогла.

– Леди Грерогер! Леди Грерогер! – послышалось от дома.

Мэл торопливо поднялась на ноги. Одернула платье, нахмурилась, оценив разводы грязи по подолу, особенно на уровне колен.

– Леди Грерогер! Где вы?!

– Я здесь, Агата!

Запыхавшаяся служанка вынырнула прямо из зарослей, рванувшись на голос напролом.

Амелия поморщилась от треска ломаемых ветвей. Однако бледное лицо служанки мгновенно заставило ее позабыть о несчастном кусте.

– Что случилось? – Сердце тут же предательски ускорило бег. – Что-то с отцом?!

В последние месяцы лорд Грерогер маялся с сердцем, и, как подозревала дочь, держался лишь благодаря наследственной способности к самоисцелению. Вот только даже кровь Грерогеров не всесильна, и отец болел все чаще, а приступы длились дольше.

– Нет, госпожа. – Агата торопливо замотала головой, все еще не в силах отдышаться от быстрого бега, совершенно не подходящего для ее тучной фигуры. – Лорд Грерогер… – На этом служанка прервалась и принялась обмахиваться ладонью.

– Да говори же! – не выдержала Амелия.

– Милорд велел вам быть через час в гостиной, – через силу выдохнула бедная Агата. – Лорд Бриверивз и его сын прибыли раньше обещанного!

Глаза Мэл в панике округлились. Они уже здесь? Быть готовой через час?!

Она в ужасе вскрикнула. Подхватила подол платья руками, отчего то задралось выше щиколоток, и бегом бросилась к дому.

Хороша невеста – растрепанная, вся в земле и с грязью под ногтями!

***

В отличие от полной Агаты, Клара была гибкой и стройной и практически летала по комнате, приводя молодую хозяйку в подобающий вид перед приемом гостей.

Амелия любила Клару, за смелость и бойкость в первую очередь, и могла назвать ее своей настоящей подругой. Конечно же, обе прекрасно осознавали, что одна из них была госпожой, а вторая – служанкой, и прилюдно не афишировали свою дружбу. Наедине же они всегда общались на равных, несмотря на разницу не только в положении, но и в возрасте – целых семь лет.

Вот и сейчас, пока Клара сооружала на голове будущей невесты сложную прическу, а та, сидя перед трюмо, оттирала со своего лица грязные разводы после посещения сада, служанка не переставала болтать.

– Какой он? Красавец, да?

Рука с платком замерла, и Мэл воззрилась на подругу в зеркало.

– Эйдан?

Клара прыснула.

– Ну не его же отец. Правда, некоторые мужчины в возрасте способны дать фору своим сыновьям…

– Это не тот случай! – горячо возразила Амелия и вернулась к прерванному занятию. Нужно было сразу умыться, а уже потом браться за прическу. Теперь она рисковала намочить волосы, поэтому пришлось обходиться платком. Хороша леди: почесала чумазой рукой нос и заработала на своем лице грязные усы – смех да и только. – Эйдан очень красив.

Пожалуй, это было единственное, что Мэл запомнила о женихе. Она слишком волновалась на том балу, на котором они виделись в первый и последний раз. Знакомство, поцелуй ручки и целомудренные объятия во время танца – все осталось словно в тумане. Эйдан много улыбался и что-то постоянно говорил, отвешивал комплименты. Амелия помнила, что ей было смешно, но по прошествии времени не смогла припомнить ни слова.

Прошло всего три месяца, но она с досадой понимала, что даже не может воспроизвести в памяти лицо своего избранника. Высокий рост, широкие плечи, крупные ладони, золотистые волосы – все это она помнила отчетливо. А вот лицо – нет. Какие у него глаза? Кажется, голубые. Или синие?

Зато светло-серые глаза другого молодого человека и его аристократический профиль никак не желали выходить у нее из головы, будто Мэл видела его вчера.

Амелия нахмурилась при этой мысли и потянулась рукой ко лбу, как тут же получила по пальцам.

– Не дергайтесь, – шикнула на нее Клара.

И Мэл покорно опустила руки на колени, сцепила пальцы.

Часы на стене над трюмо беспощадно отсчитывали минуты – до прибытия гостей оставалось меньше получаса.

– Больше не было писем? – спросила Амелия, следя в отражении за умелыми движениями подруги, все еще колдующей над ее прической.

Клара, как никто другой, всегда ладила с тонкими, не поддающимися завивке волосами Мэл и умудрялась не только красиво уложить их, но и придать им несуществующий объем. Агата как-то пыталась повторить нечто подобное, но только выдрала у госпожи клок волос и запутала в них расческу.

– От Монтегрейна? – Клара бросила в зеркало хитрый взгляд.

Амелия внутренне содрогнулась от этого имени, а напоказ скривилась.

– От кого же еще? – сказала пренебрежительно.

Рэймер Монтегрейн засыпал ее письмами вот уже третий месяц. Приносил извинения за свое неподобающее поведение, просил разрешения приехать и извиниться лично.

Первые письма Мэл честно читала, разворачивая трясущимися от еще не забытого страха руками. Последующие – жгла, не вскрывая.

– Нет, – улыбнулась Клара. – Наверное, дошло наконец. – Она хихикнула. – Но он настойчивый.

Амелия вздохнула.

К счастью, не настолько настойчивый. Все эти недели она только и делала, что благодарила богов за то, что Монтегрейну не хватало наглости явиться к ним без приглашения. Ее бросало в дрожь при одном воспоминании об их встрече на балконе. Что было бы, заявись он в Южный округ во плоти? Мурашки по коже.

– Вы это правильно решили, – продолжила рассуждать подруга, заканчивая со шпильками. – Не дело это – натворить и извиняться. Если до свадьбы такой грубиян, то что будет после? – задала вопрос и тут же сама на него ответила: – Правильно, ничего хорошего не будет. Нужно выходить замуж не только за красивого и богатого, но и доброго и терпеливого.

Амелия слабо улыбнулась. Златоволосый Эйдан Бриверивз показался ей именно таким. А как он бережно вел ее во время танца! Монтегрейн даже смотрел наглее, чем Бриверивз касался.

Нет-нет, решено, она сделала правильный выбор.

***

В ярко освещенной солнечным светом гостиной было тепло и уютно, однако, несмотря на привычную обстановку, Амелию все равно била нервная дрожь. И она старалась говорить поменьше, чтобы никто не заметил, как стучат ее зубы или заплетается от волнения язык.

Бриверивзы сидели напротив, и их разделяла лишь столешница – ужасающе близко. Лорд Корелл и ее отец обсуждали будущую свадьбу, а Эйдан, как и она, почти все время молчал и не сводил с Амелии глаз. В первые несколько минут ей было приятно его внимание. Но чем дольше он на нее смотрел, тем больше ей становилось не по себе.

Она отвела взгляд, а когда вновь подняла глаза, Эйдан улыбнулся ей так широко и многозначительно, что у нее кровь прилила к щекам.

Безумно красивый, будто ненастоящий. Разве бывают настолько совершенные внешне люди? И могут ли они смотреть на ничем не выдающуюся, тощую, блеклую девушку… так?

Мэл путалась в ощущениях. То она чувствовала себя самой красивой под этим пронизывающим взглядом. То вдруг осознавала свою неполноценность в сравнении с таким идеальным человеком. А потом он снова улыбался, скользил взглядом по ее лицу, рукам, декольте (скромному, но в этот момент кажущемуся ей безумно вольным), и у нее перехватывало дыхание.

За переглядываниями с Эйданом Амелия упустила нить разговора. Очнулась, лишь когда отец громко и резко произнес:

– К чему такая спешка?! Дети ведь едва знакомы!

Ее сердце упало к ногам. Сейчас? Она-то наивно полагала, что они пробудут в статусе жениха и невесты не меньше года.

В ответ на возмущение лорда Грерогера старший Бриверивз лишь безмятежно улыбнулся.

– А к чему тянуть? – развел он холеными руками над столешницей.

Мэл невольно задержала взгляд на его кистях: длинные пальцы без единого изъяна, аккуратно подстриженные ногти. Ее собственные руки, с только что отмытой от них грязью, показались ей ужасно грубыми и неухоженными. А тут – у мужчины!

– Может быть, дети сами решат, стоит ли спешить? – миролюбиво предложил лорд Бриверивз, бросив на Амелию лукавый взгляд, отчего та снова зарделась. – Эйдан, возможно, вам следует пообщаться наедине? – обратился он к сыну.

Мэл заметила, как напряглась на столешнице рука отца, будто бы он хотел сжать ее в кулак, но сдержался.

– Прогуляйтесь по саду, дети, – разрешил лорд Грерогер, тем не менее подарил младшему Бриверивзу предупреждающий взгляд. – А мы пока еще потолкуем.

Амелия моргнула. Что-то было не так: и в напряженной позе отца, и в его голосе. Это из-за того, что Бриверивзы хотели устроить свадьбу поскорее? Но ведь, если лорд Грерогер воспротивится, они не станут настаивать и поймут?

Эйдан поднялся и шагнул к ней, протянул руку с такими же идеальными пальцами, как у его отца, ладонью вверх. Мэл ничего не оставалось, как протянуть свою в ответ.

Его кожа показалась ей обжигающе горячей. Захотелось отдернуть руку и по-детски спрятать за спину, но она сдержалась. Выдавила из себя улыбку.

***

– У вас потрясающе красивый сад.

Они прохаживались по вымощенным серым плоским камнем дорожкам, идя бок о бок, но не касаясь друг друга. По правде говоря, когда Эйдан выпустил ее руку, она испытала облегчение.

Неправильная реакция, отругала Амелия сама себя. Опытная в таких делах Клара говорила, что прикосновения мужчины должны вызывать радость и даже наслаждение.

– Это все бабушка, – улыбнулась Мэл, довольная тем, что гость предоставил ей отличную тему для разговора. Наедине с ним ей было еще более неуютно, чем в присутствии родителей. – Она до последнего своего дня ухаживала за садом. Многие деревья бабушка посадила собственными руками.

Эйдан повернул к ней голову и слушал со всем вниманием. После последней фразы шире распахнул глаза. Голубые, яркие, обрамленные на удивление темными ресницами, несмотря на светлые волосы. Как она могла забыть их цвет?

– Сама? А как же садовник?

Амелия пожала плечами и потупилась, смутившись под пристальным взглядом.

– Бабушке нравилось ухаживать за растениями.

– А вам?

И ей тоже. Правда, в последнее время Мэл все больше испытывала не радость, а бессилие, так как у нее не получалось применять дар, как учила покойная леди Грерогер. Но ей все равно нравилось в саду. Шелест листьев на ветру, пение птиц, аромат цветов. Нравилось быть тут одной, что-то пересаживать или поливать. Следить за полетом пушистых пчел.

Она вспомнила, как какие-то три четверти часа назад Клара отчаянно терла ее руки мочалкой, пытаясь вымыть землю из-под ногтей. Бросила быстрый взгляд на кисти идущего рядом с ней молодого человека…

И соврала.

– Не очень.

– Согласен, – охотно поддержал Эйдан. – На это есть садовник. А у пожилых всегда свои причуды.

Мэл обиженно вскинула на спутника глаза. Бабушка умерла в преклонном возрасте, но в здравом уме. Разве помогать растениям и творить красоту – причуда?

– Ты такая красивая, – вдруг с придыханием произнес Эйдан, останавливаясь и протягивая руку к ее лицу. Тоже остановившись, Амелия вмиг позабыла, что хотела высказаться в защиту бабушки. – И кожа такая нежная. – Пальцы молодого человека прошлись по ее скуле, добрались до виска, заправили за ухо выбившуюся из прически прядь. У Мэл перехватило дыхание. – Можно тебя поцеловать?

Вот так – в лоб. Разве им не надлежало гулять по саду месяцами, невинно держась за руки? С другой стороны, что может быть плохого в поцелуе? Клара говорила… Но ведь и отец отчего-то разозлился.

Запутавшись в собственных мыслях, Амелия окончательно растерялась и не успела ответить. А Эйдан уже шагнул ближе, положил руку ей на талию сзади и властно притянул к себе. Мэл вздрогнула, то ли от неожиданности, то ли от прикосновения его ладони, жар которой остро чувствовался через тонкую ткань платья.

А в следующее мгновение вторая рука спутника оказалась на ее затылке, и пухлые, не менее горячие, чем рука, губы коснулись ее губ.

Горячо и влажно. Безумно волнительно и неизвестно, как правильно. Клара говорила, что она все поймет сама, но Амелия не понимала. Ей нравилось? Или следовало оттолкнуть наглеца? Еще Клара обещала какие-то ощущения внизу живота, но Мэл не чувствовала ничего, кроме растерянности, влажных губ и горячих рук мужчины.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой как можно скорее, – прервавшись, прошептал Эйдан в ее приоткрытые и теперь горящие губы.

Он так улыбался и так смотрел, будто Амелия была самой прекрасной девушкой на земле.

– Я согласна, – сказала она.

Настоящее время

Цинн, столица королевства Мирея

Пожалуй, фразу: «Меня ожидает господин Гидеон», – по мощи реакции могли превзойти лишь слова: «Именем короля!» Стоило упомянуть, что ей назначена встреча с самим главой службы безопасности, как перед Амелией открывались все двери, причем с такой скоростью, будто Гидеон лично казнит любого, кто явится причиной промедления. При этом причину визита уточнить не посмел никто, и Мэл рассудила, что еще не родился на свете такой человек, кто решился бы солгать, прикрываясь именем главы СБ – слишком велики были бы последствия.

Гидеон обнаружился в своем рабочем кабинете на минус третьем этаже. В том самом, в котором тогда еще юная Амелия провела несколько унизительных минут двенадцать лет назад.

– Леди Бриверивз, – произнес он без всякого удивления, когда она вошла (провожатый оставил ее у массивных дверей, обитых черной кожей, и предпочел не отсвечивать перед начальством). Бросил взгляд на крупный циферблат часов на стене. – Вы рано, – резюмировал коротко.

Амелия лишь пожала плечом: часом больше, часом меньше – что бы это решило?

А тот уже вернулся к бумагам на своем столе, от которых его оторвало вторжение гостьи, больше не обращая на нее ни малейшего внимания.

Мэл расценила это как разрешение остаться и просьбу подождать. Поэтому без дополнительного приглашения прошла вперед и опустилась на стул для посетителей.

Гидеон продолжал писать. Его перо поскрипывало, касаясь плотной коричневатой бумаги, а между бровей залегла вертикальная морщинка, говорящая о сосредоточенности писавшего и важности написанного. Сейчас, когда он не впивался в нее своими черными «вороньими» глазами, то казался самым обычным человеком. Разве что со странными пристрастиями: кто бы в здравом уме выбрал для своего рабочего кабинета подземный этаж, имея в распоряжении целое здание?

«Пыточные катакомбы» – так называли это место в народе. Желание Гидеона остаться внизу после вступления в новую должность, а не занять кабинет своего предшественника с видом на реку, яснее ясного говорило о его личности.

Извечные сырость, серость, спертый воздух, отсутствие солнца и постоянный искусственный свет. Любому, кто вынужден работать в таких условиях, можно было лишь посочувствовать, но Гидеон выбрал это место сам.

Мэл передернула плечами. Кажущееся жарким и плотным на улице вдовье платье, стало ощущаться практически невесомым и совсем не спасало от вечного холода этого места. Как она могла забыть и не подумала взять с собой плащ или хотя бы шаль?

Сам Гидеон был одет в застегнутый на все пуговицы до самого подбородка мундир с высоким воротником-стойкой и, кажется, не испытывал и толики дискомфорта. Впрочем, возможно, ткань его черной с красными вставками формы была толще, чем выглядела.

Мужчина закончил писать, свернул бумагу трубочкой, перевязал красным шелковым шнурком и убрал в ящик стола, предварительно отперев тот ключом, а затем закрыв и убрав ключ обратно в карман формы. Все размеренно, не спеша и с видом, будто, кроме него, в кабинете никого нет.

Не желая поддаваться на провокацию, Амелия терпеливо ждала. К счастью, в юбке вдовьего платья имелись глубокие карманы, куда она теперь могла спрятать озябшие кисти рук.

Наконец Гидеон удостоил гостью своим вниманием, вперившись в нее пристальным, словно птичьим, немигающим взглядом.

– Сколько? – поинтересовался почти весело.