Ангел с черным крылом

Глава 7

Уна вырвалась и развернулась, отступив назад и приняв оборонительную позу. Одну руку она быстро опустила в карман и крепко сжала кастет, а второй прикрыла голову и лицо, ожидая удара. В следующий момент она разглядела фигуру напавшего на нее.

– Черт возьми, Дейдре! Ты что здесь забыла?

Уна опустила руку. Она так старательно высматривала кого-то из громил Марм Блэй, что не заметила, что за ней кралась Дейдре.

– А ты вовсе не за яйцами и сосисками вышла!

– У Груцмахера уже сосиски кончились.

– За три квартала рассмотрела?

Уна еще крепче сжала кастет. Она не собиралась драться с Дейдре, но – черт возьми! – как же ей хотелось впечатать кастет ей в морду прямо сейчас!

– Какого черта ты следишь за мной! Я ж тебе тысячу раз сказала оставить меня в покое!

– Да не слежу я за тобой! – возразила Дейдре, опустив голову и покусывая нижнюю губу. – Точнее, не собиралась. Просто увидела, что ты свернула в противоположную сторону от лавки Груцмахера, и мне стало любопытно.

Уна подошла к Дейдре вплотную и ткнула пальцем ей в грудь.

– Ты думала, я собираюсь на свидание с мистером Хэррисом? Собиралась шпионить за нами?

Дейдре отмахнулась.

– Нет, что ты, вовсе не думала. У тебя же один интерес – получить какую-то выгоду или что-то продать.

– Это…

Уна осеклась. Это абсолютная правда. Именно та правда, которую так неприятно слышать.

– Как бы там ни было, тебе вовсе не обязательно ходить за мной по пятам.

– А тебе вовсе не обязательно пить пиво в одной пивной с Бродягой Майком.

Уна сохранила самообладание, хоть это и стоило ей большого труда.

– А что, он тоже был там? Я и не заметила. Зашла туда встретиться с…

– Да ладно, не заметила она! Ты пошла вовсе не за яйцами и не в объятия к мистеру Хэррису. Ты пошла встречаться с этим Майком. Марм Блэй не пощадит тебя, если узнает!

Становилось все холоднее, Уна начинала дрожать. Что Марм Блэй сделает с ней, если Дейдре настучит? Но она еще ничего не продала Бродяге Майку. Может, просто все отрицать? Даже если Марм Блэй поверит ей, она отныне станет еще подозрительней. Нет уж, придется сделать Дейдре сообщницей в обмане, только так можно заставить ее держать рот на замке.

Уна схватила Дейдре за руку и притянула к себе.

– Слушай, у меня тут пара запонок. Настоящее серебро с рубинами.

Глаза Дейдре резко расширились.

– Как думаешь, сколько он за них даст?

– Не меньше двадцати. Я отдам тебе четверть за твое молчание. Стой здесь и…

– Половину! И я пойду с тобой!

Уна задумалась на секунду. Бродяга Майк, скорее всего, будет очень недоволен появлением третьего лица и даст ей меньше. К тому же Дейдре будет присутствовать при торге и узнает точную сумму. Дать ей меньше уже не получится.

Уна шумно выдохнула большое облако пара. Пока они тут стоят, у Бродяги Майка лопнет терпение и он уйдет. Черт возьми, да он, может быть, уже ушел. И нельзя допустить, чтобы Дейдре проболталась.

– Хорошо, пятьдесят. Только ты и рта не раскроешь! Говорить буду только я!

Они вместе прошли в конец проулка и нырнули в темный задний двор, почти бесшумно ступая по свежевыпавшему белому снегу. То тут то там проступали темные очертания старых бочек и сломанных ящиков. Они оказались словно в темной коробке: стоящие вокруг стена к стене кирпичные и деревянные дома заслоняли свет уличных фонарей. Немногочисленные выходящие во двор окна были занавешены истрепанными занавесками или просто большими квадратными кусками фланели. Сквозь прорехи изнутри пробивался свет, но этого не хватало, чтобы хоть как-то осветить этот мрачный внутренний двор. Уличный шум доносился сюда лишь приглушенно – голоса и шаги сливались со скрипом снега под колесами повозок. С другого конца проулка, где мерцала полоска уличного света, доносился такой же приглушенный шум.

– Черт возьми! – выругалась Уна, шаря по карманам в поисках спичек. Похоже, пока она пререкалась с Дейдре, Бродяга Майк устал ждать и ушел.

Дейдре оказалась проворнее и зажгла свою спичку. Ее пламя на миг осветило двор. Кругом лежал снег – белый, сверкающий, нелепо контрастируя с копотью и грязью, покрывавшей стены. Вдруг Уна заметила краем глаза какое-то шевеление внизу, на земле, и в этот момент Дейдре истошно закричала, уронив спичку. Двор тут же погрузился во мрак. Уна даже не успела понять, что увидела. Мужчина? Присевший на корточки рядом с другим, лежащим на заснеженной мостовой? Ремень или веревка вокруг шеи лежащего?

Уна инстинктивно отступила назад… споткнулась о какие-то обломки и упала назад, ударившись спиной о холодную кирпичную стену. Несмотря на липкую темноту кругом и непрекращающийся крик Дейдре, у Уны было такое ощущение, что сидевший на корточках мужчина встал и сделал пару шагов к ним навстречу. Если, конечно, там действительно кто-то был. Уна до сих пор не была уверена в том, что именно видела.

Уна зашарила по карманам. Булавка для галстука… запонки… кастет… чертова газета… А спички-то где? Она вертела в руках этот проклятый коробок всего пару минут назад. Дейдре, наконец, перестала кричать и начала дрожащими руками чиркать новую спичку. Одну, две, но они упорно не загорались. Наконец, Уне удалось-таки найти свой коробок и зажечь спичку.

Во внутреннем дворе оставался только один мужчина – Бродяга Майк. Он лежал на земле: остекленевшие глаза с залитыми кровью белками устремлены в небо. Из уголка рта струилась розовая слюна. Он был мертв. Уна поняла это сразу, даже не прислушиваясь к дыханию и не пытаясь нащупать пульс. Ей уже приходилось видеть смерть в лицо.

Закрытый чемоданчик лежал рядом. Вокруг тела на снегу были явные следы борьбы. На шее Майка осталась широкая красная полоса, но ремень – если это был ремень – исчез.

Уна огляделась, чтобы убедиться, что второй мужчина – тот, что сидел рядом с телом на корточках, – не спрятался за бочкой или мусорным баком. Ведь он все-таки был – этот второй мужчина? Дейдре уронила спичку, и она толком ничего не разглядела.

– Ну, и куда он свалил? – недоумевала Дейдре.

Уна с облегчением вздохнула – значит, она не ошиблась. Второй мужчина все-таки был. В следующий момент Уну охватил страх.

– Пора валить отсюда!

Уна оттолкнулась от стены и схватила Дейдре за руку. Мысли ее начали проясняться. Вперед, в дальний конец внутреннего двора, уходила цепочка следов. У них за спиной следов было гораздо больше: ее, Дейдре, Бродяги Майка, может быть и убийцы. Но все эти следы вели во внутренний двор. И в обратном направлении их не было. Уна потянула Дейдре в ту сторону.

– Погоди! Может… – Дейдре кивнула в сторону тела Бродяги Майка.

Что она предлагает? Закрыть ему глаза? Положить поровнее его бренное тело? Взломать чемоданчик и поделить добычу поровну? Вот последняя идея неплохая, но у них нет времени.

– Ты спятила? Да ты орала на весь Нью-Йорк! Копы вот-вот будут здесь!

– Может, нам лучше остаться? Расскажем им все, что видели.

Уна зажгла еще одну спичку. Даже в ее тусклом свете было видно, что Дейдре бледна почти как снег вокруг. Дейдре, конечно, всякого повидала, ведь она выросла в трущобах. Но, как догадалась Уна, убийства ей видеть не доводилось. Уна слегка шлепнула подругу по щеке, чтобы хоть как-то привести ее в чувства.

– Сейчас пулей метнемся на улицу, а там пойдем чинно и мирно. Просто две дамы вышли на вечерний променад. Ничего не слышали и ничего не видели. Поняла?

Дейдре кивнула, потирая щеку. За миг до того, как спичка прогорела, Уна бросила еще один взгляд на тело Бродяги Майка. И побежала со всех ног. Дейдре бежала следом, почти наступая Уне на пятки. Уна почти успела выбежать на широкую улицу – но тут за угол завернул жилистый молодой коп.

Уна резко остановилась, едва не поскользнувшись на свежем снегу. Дейдре врезалась в нее сзади, и обе едва устояли на ногах.

– Кого там черти носят? – рявкнул полицейский, отстегивая от пояса фонарь.

Протиснувшись мимо Дейдре, Уна рванулась обратно во двор. Она может вернуться туда, а потом выбежать через проулок у дальнего конца двора, как это сделал убийца. Дейдре надо сделать то же самое. Но сейчас каждый сам за себя!

Уна бежала так быстро, как только можно, когда бежишь практически на ощупь. Ящики, рваные коробки и что-то мягкое – может, рука?

Отблеск света в конце узкого проулка внушал надежду, но Уна замедлила шаг, вспомнив о чемоданчике Бродяги Майка. Он ведь наверняка набит товаром на несколько сотен долларов. Этого точно хватит, чтобы она смогла навсегда вырваться, наконец, из цепких лап Марм Блэй и из этих ужасных трущоб.

Уна оглянулась, чтобы понять, как далеко от нее тот коп. Его фонарь тускло мерцал вдалеке. Наверное, Дейдре решила запудрить ему мозги, а потом тоже улизнуть. Есть время найти чемоданчик и прихватить его. Но не успела она развернуться, как со всего маху впечаталась в каменную стену, словно из-под земли выросшую прямо посреди проулка.

Уна отскочила назад и стала потирать лоб. Нет, это была не стена. Это был еще один коп. В тусклом свете Уна видела лишь смутные очертания этого амбала. Он схватил ее за шиворот как котенка прежде, чем она успела пуститься наутек. Уна попыталась выскользнуть из пальто, но коп тут же свободной рукой крепко сжал ее запястье.

– И куда это ты так резво скачешь, козочка?

Уна от отчаяния вдавила каблук ему в ногу. Коп даже не поморщился.

– А мы еще и брыкаемся! – съязвил он.

Глава 8

Уну притащили в участок и посадили на стул напротив сержанта, сидевшего за большим, отгороженным решеткой столом в огромном зале. На его столе было целых два газовых светильника, освещавших и его самого, и все, что было на столе. Усы у него были подстрижены неровно: с одной стороны значительно пышнее, а с другой выступали за уголок тонкогубого рта, словно он был пьян, когда брился.

Он обмакнул перо в чернильницу и окинул Уну равнодушным взглядом.

– Имя, фамилия!

Руки Уны были скованы наручниками за спиной. Коп, с которым она так неласково обошлась в темном внутреннем дворе, все еще крепко держал ее за руку. От его жирных потных пальцев у нее точно останутся синяки.

– А я не сделала ничего дурного, сержант! – произнесла она нараспев, с южным выговором, как у Бродяги Майка. – Я просто шла домой. А ваш подчиненный вдруг схватил меня и притащил сюда. Я так и не поняла, с какой стати…

Услышав это, коп, наконец, отпустил руку Уны, но только для того, чтобы выудить из кожаного кисета, что висел у него на ремне, горсть различных мелких предметов. Он высыпал их на стол сержанта. Кастет, коробок спичек, обрывки газеты, булавку Барни. Запонок среди этих предметов, однако, не было.

Там, на темном заднем дворе, он тут же прижал ее к холодной кирпичной стене и стал обыскивать, удерживая обе ее руки над головой.

Стена была холодной и пахла чем-то тухлым. Он стянул перчатку зубами и обыскивал ее голой ладонью, бесцеремонно запустив пальцы сначала ей в корсет и между ног, и только потом обшарив карманы.

– Я бы обыскал тебя тщательнее, но брезгую уличными шлюхами! – прошептал он ей прямо в ухо. При этом от него отвратительно разило по́том.

И все же он обыскал ее предельно тщательно, найдя и выпотрошив все потайные карманы. Он вытащил у нее все – и запонки тоже – и потом еще раз больно сжал ей грудь.

К этому моменту выпитое в пивнушке разбавленное пиво уже клокотало у нее в горле. И вместо того, чтобы сглотнуть и продышаться, она не стала противиться этому позыву. Ее стошнило прямо на рукав этого противного копа. Он отскочил от нее на миг, скривившись. Ему еще повезло, что она выпила только полпинты этого отвратительного пива.

Сейчас Уна понимала, что в тот момент и надо было дать дёру. Но ее голова была занята Бродягой Майком, его убийцей, жутким запахом от копа и его грубым обращением… И прежде, чем Уна успела пошевелиться, коп снова пихнул ее к стене – наверняка останется синяк на щеке – и надел наручники.

И вот сержант без особого интереса тычет кончиком своего пера в содержимое ее карманов.

– Имя, фамилия! – потребовал он снова.

– Доротея Дэвидсон! – отозвалась Уна.

Да, она упустила шанс смыться, но пока коп тащил ее в наручниках в участок, она, как могла, собралась с мыслями. Надо было прежде всего придумать себе имя, которое она еще не называла в подобных ситуациях.

– И позвольте мне еще раз…

– Обвинение? – сержант посмотрел поверх головы на полицейского.

– Нарушение общественного порядка, бродяжничество и кража.

Уна обернулась и метнула на него полный ненависти взгляд. Именно по таким обвинениям всегда задерживали проституток во время облав. И это несмотря на то, что копы охотно пользовались их услугами, будучи не на службе. И несмотря на то, что некоторые из копов – как и этот вонючий мерзавец – позволяли себе лапать женщин даже при исполнении.

Уна снова обернулась к сержанту, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться как последний сапожник. Женщина, приехавшая из южного штата с невинной целью навестить свою больную подругу, не станет грязно ругаться.

– Боже, какая клевета! Ничего я не крала! И не нарушала никаких законов! Если, конечно, у вас, у янки, не запрещено законом женщине ходить одной по улицам в темное время суток!

Полицейский у нее за спиной презрительно хмыкнул.

– Да? А булавка для галстука? Зачем вам – почтенная леди – этот предмет?

– Это булавка моего покойного мужа, прошу покорно. Я всегда ношу ее с собой. Как талисман.

– А почему на вашей одежде столько потайных карманов?

– Нью-Йорк называют не иначе, как «город воров». Щипачи, уличная шпана, мошенники… Вот я и велела моей служанке нашить эти карманы перед поездкой.

Уна повернулась лицом к полицейскому и, презрительно глядя на него, добавила:

– Чтобы обезопасить мои вещи от всех, кроме самых назойливых.

Полицейский ответил злобным взглядом. Уна хмыкнула. Если он не предъявит сейчас и запонки, то сержанту вряд ли будет за что зацепиться.

Сержант взял в руки газету и энергично встряхнул ее. Из нее не выпало ничего – ни банкнот, ни поддельных векселей. Тогда он разочарованно швырнул газету обратно на стол.

– Сними с этой женщины наручники, Симмс, и верни ей вещи.

– Там в проулке у Перл-стрит была какая-то суета, и я поймал ее за руку, когда она оттуда удирала!

Выражение лица сержанта осталось непроницаемым.

– Она чуть не раздробила мне палец на ноге, и ее стошнило прямо на мой китель!

Вместо того чтобы вскипеть от гнева, сержант лишь хмыкнул.

– Ну, так уж прям и раздробила…

Сержант смерил Уну взглядом с головы до пят и, еще раз хмыкнув, отложил перо и лист бумаги.

Симмс заворчал, но подчинился, наконец, приказу сержанта. Он больно вывернул Уне руки и начал неторопливо расстегивать наручники. Как только Уна смогла снова свободно шевелить руками, она тут же принялась рассовывать свои вещи обратно по карманам. Запонки, конечно, уже не вернуть, но она переживет эту потерю при данных обстоятельствах – ведь ее едва не арестовали сегодня. Возможно, этот арест вообще закончился бы виселицей… Хорошо, что коп не стал осматривать проулок, а сразу потащил ее в участок. Возможно, из-за заблеванного кителя. Уна снова криво улыбнулась и направилась к выходу из участка.

Не успела она сделать и нескольких шагов, как раздался звонок из другого конца комнаты. Это был сигнал телеграфного аппарата.

– Сержант! – крикнул полицейский, размахивая тонкой бумажной лентой. – Тут убийство! Задний двор дома номер двести семьдесят шесть, Перл-стрит.

– А ну-ка стой! – завопил толстяк. – Мы же только оттуда!

До двери оставалось всего несколько шагов. Только бы выйти отсюда – и Уна помчится домой во весь опор. Но за спиной галдят все сильнее. Всего несколько шагов…

Но жирная потная ладонь опять схватила ее за ворот пальто.

– Не спеши, козочка!

* * *

Уна едва успела осмотреться в камере – увы, замок оказался исправен, а прутья решетки достаточно прочными, – как раздались чьи-то шаги. Она вовсе не надеялась, что ее выпустят, но, увидев, как Дейдре ведут в камеру напротив, содрогнулась от страха. Дейдре была по-прежнему бледна как снег. Ее рыжие волосы спутались, шляпа где-то потерялась. Конвоир втолкнул ее в камеру, закрыл с лязгом замок и зашагал прочь.

– Дейдре! – громким шепотом позвала Уна, просовывая голову сквозь прутья решетки своей камеры. – Дейдре!

Дейдре подошла к решетке.

– Уна? Я думала, ты убежала!

– А я думала, что убежала ты! Ты, надеюсь, не проболталась?

– Нет, конечно!

– Хорошо! – сказала Уна, но выражение лица Дейдре насторожило ее.

В камере было сыро и холодно. Пахло ржавчиной, влажной землей и каким-то безнадежным отчаянием. Дейдре поплотнее запахнула пальто и пнула растрескавшуюся стену.

– Из-за тебя мы в этом дерьме!

– Говорила же, не ходи за мной.

– Марм Блэй просто лопнет от злости! И зачем мы только…

– Ш-ш! – зашикала на нее Уна, ведь кто знает, что за люди сидят в соседних камерах. – Просто держи рот на замке, и все будет хорошо!

И снова шаги по лестнице. Сверху спустились два незнакомых полицейских. Один остановился напротив камеры Уны, другой – напротив Дейдре.

– Мисс Дэвидсон?

С тем же южным акцентом, что она имитировала все это время в участке, Уна пропела:

– Да-да?

– Хочу задать вам несколько вопросов.

Уна снова кинула взгляд в сторону камеры Дейдре. И зачем та только потащилась за ней. Весь вечер из-за этого наперекосяк!

Ладно, сейчас главное не раскисать! – напомнила себе Уна. И завтра они снова выйдут на улицу обчищать карманы.

На миг глаза Уны и Дейдре встретились. Зрачки Дейдре стали настолько огромными, что теперь и не скажешь, что у нее зеленые глаза… Плохой знак. Вот почему Уна предпочитала работать в одиночку.

Следователь открыл камеру Уны и вошел, намеренно встав так, чтобы ей не было видно камеру Дейдре. Он был гладко выбрит, несмотря на поздний час, и его усы, в отличие от усов сержанта в участке, были безупречно подстрижены. Вместо полицейской формы на нем был обычный костюм с блестящим значком следователя в петлице. Фонарь, который он принес с собой, следователь поставил на перевернутый ящик у двери. В свете фонаря все стены в камере вдруг стали казаться полосатыми.

– Так вы знаете эту женщину?

– Нет, сэр! – ответила нараспев Уна.

Она аккуратно присела на скамейку, расположенную в дальнем углу камеры, расправила юбку и кокетливо положила ногу на ногу.

– Один из наших патрульных доложил, что видел вас вместе в проулке у Перл-стрит.

– Дорогой господин следователь, если две дамы идут рядом друг с другом в одном направлении, это еще не означает, что они знакомы.

– Понятно. А зачем вы тогда пытались убежать при задержании?

– Было темно, и я не признала в нем служителя закона.

– Но как же вы оказались в том темном проулке?

– Я заблудилась!

– Заблудились?

– Видите ли, я здесь впервые. Просто приехала навестить больную подругу.

– А что скажете по поводу выдвинутых против вас обвинений?

Уна жеманно засмеялась.

– По-вашему, я похожа на воровку и бродягу?

– Я уже давно не делаю выводов по внешнему виду человека, мисс, – отрезал следователь, сделав пару шагов навстречу Уне. – Как по мне, вы вполне можете быть хладнокровной убийцей.

Уна хотела снова рассмеяться, но лишь тоненько проговорила:

– Убийца? Бог мой, о чем вы?

Он переставил фонарь на пол, подвинул ящик и сел на него прямо напротив Уны.

– Послушайте, я все знаю. Это ведь была не ваша идея, а ее, правда? – следователь кивнул в сторону камеры Дейдре. – Она собиралась продать что-то краденое и взяла вас с собой на случай, если что-то пойдет не так. Скорее всего, обещала вам долю. Но мистера Шини товар не заинтересовал. Они заспорили, и прежде, чем вы успели осознать, что происходит, она повалила его на землю и приказала вам задушить его.

Уна невольно отпрянула от следователя. Несмотря на опрятный внешний вид, пахло от него скверно. Он что – всерьез полагает, что они с Дейдре причастны к этому убийству?

– Или все было наоборот? Это вы пришли продавать краденое мистеру Шини, а подругу взяли с собой для большей уверенности? Ведь женщине ходить одной по темным улицам опасно. А может, вы работаете в паре? Может, вы изначально планировали убить мистера Шини, чтобы завладеть его чемоданчиком? Говорят, там краденого больше чем на пятьсот долларов!

Уна спокойно выдержала его сверлящий взгляд, зная, что, если отведет глаза, он сочтет это подтверждением виновности. Но она молчала. Правило номер двадцать три: если ложь не срабатывает, не надо усложнять дело правдой.

Следователь откинулся назад.

– Прекрасно! Можете молчать и дальше. Ваша подруга расскажет все и за себя, и за вас.

Следователь встал и медленно отодвинул ящик ногой, скрежеща им об пол камеры. Ужасный громкий звук заглушал все, что происходило в камере Дейдре. Несмотря на холод, Уна покрылась потом. А он не дурак, этот следователь!

Уна сказала уже без южного выговора:

– Неужели вы всерьез полагаете, что мы имеем какое-то отношение к убийству Бродя… э-э… да хоть кого-нибудь?

– Давайте так, мисс Дэвидсон – или как вас там, – расскажите мне подробно, как ваша подруга совершила убийство, я запишу ваши показания, вы их подпишете – и тут же выйдете на свободу.

Уна скрестила руки и демонстративно отвернулась. Он, похоже, держит ее за дуру. У него нет никаких доказательств того, что они с Дейдре хоть как-то были связаны с Бродягой Майком.

Следователь лишь пожал плечами и взял свой фонарь.

– Ну, дело ваше. Только молитесь, чтобы ваша подруга не разговорилась. Иначе всю оставшуюся жизнь на Блэквелле будете жалеть о том, что сейчас промолчали.

Упоминание колонии на острове Блэквелла заставило Уну содрогнуться. Она когда-то давно провела там долгих десять дней из-за наспех сфабрикованного дела и плохого настроения судьи. В тот день она действительно, как обычно, промышляла карманными кражами, но коп был слишком туп, чтобы поймать ее с поличным, и обвинил в нарушении общественного порядка, мотивировав это тем, что порядочные молодые дамы не появляются на улице в столь поздний час без сопровождения. Судья согласился, и ее отправили на Блэквелл так быстро, что Марм Блэй не успела вмешаться. Десять дней исправительных работ в колонии в условиях полной антисанитарии. Уна поклялась, что больше ни за что не попадет сюда.

Но Дейдре же не станет ее оговаривать. Они дружат уже столько лет. Выбирались и из гораздо большего дерьма. Им обеим сейчас надо просто молчать. И тогда копы не смогут пришить им никакое обвинение. Уж по крайней мере не убийство.

Но почему же тогда ее бросает от страха то в жар, то в холод? Уна снова вспомнила белое как снег лицо Дейдре и ее расширенные от животного ужаса глаза. И легче ей от этого не стало.

– Ну, пойду посмотрю, как там дела у моего коллеги. Он тот еще хитрый лис. Наверняка уже получил подписанные показания вашей подруги! – следователь направился к двери.

Уна вскочила на ноги.

– Подождите!

Глава 9

Думать о себе прежде всего. Это одно из самых важных правил. И пусть даже это грозит Дейдре пожизненными исправительными работами на Блэквелле по ложному обвинению в убийстве, Уна готова сейчас руководствоваться именно этим правилом. У нее пересохло во рту, в животе урчало от страха. Но все равно! Она молча стояла и ждала, что следователь вернется с блокнотом и ручкой, чтобы записать ее показания.

Ничего! Марм Блэй вытащит Дейдре отсюда. Она держит на коротком поводке половину обвинителей и судей города. Не говоря уже о полиции. Надо будет просто понять, кому именно надо заплатить.

Уна засунула руки в карманы, чтобы не расчесаться от волнения до крови. Если потребуется, они даже смогут организовать Дейдре побег. И для этого у Марм Блэй есть свои люди. У нее есть ходы даже в Могилах. Уна нащупала в карманах коробок спичек, булавку Барни и кастет. Они не потрудились обыскать ее еще раз перед тем, как бросили в камеру. У Уны молниеносный прямой и опасный апперкот, но сейчас он вряд ли ей поможет. Нет. Она скажет следователю все, что тот хочет услышать, и сразу побежит к Марм Блэй.

Следователь действительно сделал пару шагов обратно к Уне. Только на лице его была довольно странная улыбка. И он действительно запустил руку в карман. Только Уна сразу поняла, что там не ручка и не блокнот.

– Вам что, уже не нужны мои показания? – произнесла Уна, стараясь вложить в свои слова чуть больше уверенности, чем она испытывала на самом деле.

И снова эта странная улыбка. Следователь вытащил из кармана что-то блестящее – запонки с рубинами.

– Расскажите мне вот об этом!

– А что это такое? Первый раз вижу!

– Правда? А постовой Симмс сказал, что нашел их у вас в кармане, когда обыскивал в проулке.