Умри вовремя

Пулемет легко поворачивался на оси, и прорезь в металлическом теле рубки показывала, что стрелять он может практически во всех направлениях по ходу катера. Елена нащупала свисающую слева ленту и провела рукою по ней, убедившись, что свободный конец ленты исчезает где то в глубине металлического ящика, стоящего на подставке рядом. Затем нащупала прицел, развернулась, чтобы посмотреть в его прорезь, и замерла. Как исполинское животное, вначале на туман проецируя свои световые тени и колыхания, из мрака все отчетливее проявлялись знакомые очертания теплохода. Среди полной зловещей тишины. И когда, как в жутком сне, всей громадой он надвинулся на катер, донёсся, наконец, моторный рокот.

Елена, загипнотизированная открывшейся картиной, даже не успела обдумать о спасении, как луч прожектора ударил на палубу и мегафон объявил болезненно знакомым басом:

– Приготовиться к выходу! Повторяю, снять вооружение, аккумуляторы, радиостанцию, перекачать горючее! Так, чтобы больше не возвращаться.

Это был конец ее приключениям. Яркий свет прожектора переливался неожиданными красками на мокром металле палубы, отражался от пустых стеклянных глазниц радиорубки, скользил по выхваченным из тьмы нитям антенн. Скрыться было невозможно. Но невозможно было и оставаться. Сейчас сюда явятся за пулеметом и… . Было жутко думать о том, что могло быть дальше.

Свет прожектора переместился на корму. С теплохода доносилась какая-то возня. Теперь, в полутьме, когда перестал слепить свет прожектора, она смогла различить очертания иллюминаторов, высокую фигуру на верхней палубе с микрофоном в руке. Богомол смотрел вниз, где готовились, и должны были вот-вот проявиться исполнители злой его воли. От этой долговязой фигуры волнами распространялся ужас, который и заполнил ее всю. Но мозг работал, стремясь найти выход, перебирал варианты. Могла ли она рассчитывать на снисхождение? Что можно было ожидать от убийцы? Как могли сосуществовать сентиментальность и жестокость в одном человеке? Почему он отказался занять место в Ковчеге?

Елена сжала рукоятки пулемета. И поняла, что не может стрелять. Разве имела она право на подобную защиту? Имела ли право на убийство?

Судорожно сведенные пальцы не имели силы, чтобы нажать на гашетку. Время шло. Что-то мягкое, очевидно веревка, ударилось о палубу. Необходимо было принимать решение.

–Ну же, ну…, – с отчаянием и слезами в голосе проговорила она вполголоса, уговаривая, убеждая себя. – Ведь сейчас увидят меня и убьют! Увидят и убьют! ОН прикажет убить! Ведь этот человек жесток и никого не пощадит. Он поступает как сумасшедший! Он сумасшедший! – последние слова она выдохнула с решимостью. Конечно, он сумасшедший! И будто груз свалился с плеч. Вот чем объясняется его поведение. Жестокость сама по себе не была ей понятна. Связь жестокости с безумием объясняла все. Елена даже улыбнулась. Какое простое объяснение! Безумный человек, пользуясь властью, терроризирует окружающих, и тот, кто найдет на него управу, спасет всех. И всех освободит! Её вера в людей не была поколеблена. Только ненормальный мог быть настолько жесток и непредсказуем! И он опасен для других! И все скажут ей спасибо, если она спасет…

Ставшими послушными пальцами она решительно нажала на гашетку.

Длинная очередь в упор прошила теплоход. Послышались крики. Елена выглянула поверх пулемета. Богомол стоял на прежнем месте, перегнувшись вперед, будто хотел разглядеть что-то на катере. Она вновь прильнула к оружию, немного подняла ствол.

–Сложить оружие! – прогремело с теплохода. – Поторопитесь внизу. Там кто-то недобитый из команды. Стреляйте!

Сжав зубы, Елена вновь нажала на гашетку и стала поворачивать трясущийся ствол в разные стороны. Она даже не слышала ответной стрельбы, только звон разбивающихся стекол. «Можно убить, чтобы защитить свою жизнь. Или чтобы съесть», – вспомнила она слова Учителя. – Есть никого не буду, а жизнь защищу! – приговаривала она вслух, с ужасом и восторгом поливая свинцом теплоход. И вдруг пулемет замолк. Испытывая ужас, как в страшном сне, когда не можешь почему-то даже поднять руку, чтобы оттолкнуть от себя руку убийцы, или когда пули из твоего пистолета вдруг падают, не желая пролететь и метра, она с отчаянием жала на гашетку, не понимая, почему закончился такой податливый грохот, не зная, что теперь делать.

Наконец подняла глаза. И отметила с восторгом: фигура с микрофоном исчезла.

–Не стреляйте! Мы уходим! – прокричали с теплохода.

Елена и не могла стрелять больше. Когда прошел восторг боя, до нее дошел вдруг весь ужас происшедшего. Был убит человек. Пусть даже сумасшедший. Но убит! Тоска охватила ее. Мерзкая, неотвязная тоска, которую ничем не заглушить.

Огни теплохода удалялись. Но ей было уже все равно. Она бы вышла на палубу, даже если бы прожектор оставался направленным на нее. Но уже была тьма.

Безучастно прошла в машинное отделение, уже совершенно не опасаясь темноты внутри, закрыла дверь, легла на теплый пол и уснула.

ОПЛАТА ЗА СЛУЖБУ

Мы пришли к последнему времени мира

/Данте/

Заседание членов хунты началось в зале Совета поздно. Разговаривали вполголоса, напряженно ожидали Президента. По коридорам сновали озабоченные офицеры безопасности. Официальная пропаганда уже не убеждала голодные толпы во временном характере трудностей с продовольствием. Полиция была полностью дезорганизована, хотя секретные службы еще действовали и настойчиво намекали на готовящийся мятеж. Было ясно, что дальнейшее бездействие может принести только гибель.

Начальник службы безопасности, тем не менее, начал свой доклад с обычных сообщений о наличии продовольствия и энергоносителей в городе. Никого не интересовали эти ежедневные сводки, все знали, что вот он решающий день, решающая ночь, которую напряженно ждали.

Наконец раздалась команда, все вскочили взволнованно, грохнули откидывающиеся спинки, затем еще раз, уже опускаясь, и наступила наэлектризованная тишина. Президент, сев за стол, жестом отпустил докладчика и начал сам:

–Друзья! Я знаю, что вы ждете от меня только одного. Объявления дня, когда ждать больше нельзя! И я торжественно объявляю: сегодня все вы вместе с семьями должны быть размещены в Ковчеге. Собранные нами с таким трудом дети рассредоточены по несколько сотен в разных частях города. Они выполнили задачу отвлечения внимания специалистов и населения, которое, как это и предполагалось, узнало о Ковчеге все, что мы сообщали якобы по секрету, и теперь не нужны. В Ковчеге в настоящий момент лишь несколько специалистов. Оружия у них нет, и не составит труда очистить место нашего будущего пребывания. Однако если о том, что мы остаемся в Ковчеге, узнает население, то мы долго не продержимся. Население – вот наша главная опасность. Поэтому служба безопасности со мною во главе разработала план, скрытый до поры даже от вас. Подошло время уничтожить жителей города.

Легкий шум прошел по рядам. Он постепенно разрастался. У многих офицеров помимо членов семей, остающихся с ними в Ковчеге, в городе оставались многочисленные друзья, родственники, родители наконец. Все представляли их горькую участь, но она ожидалась не сегодня, не быстро, и можно было успокоить себя, и погоревать, но быть виновниками их скорой, внезапной гибели, пусть опосредованно, не хотел никто.

–Я прекрасно понимаю ваши чувства. Однако, не будем кривить душой, все остающиеся все равно обречены на гибель. Продовольствия в городе нет, электричества нет, горючего нет. Зачем же растягивать агонию? Разве вы думали о родственниках, когда соглашались на то, чтобы спастись в Ковчеге лишь самим?

Сказать такое в лицо было жестоко, но ропот сразу утих.

–Ну, вот и хорошо, – дождавшись тишины, продолжил Президент. – Уничтожением будет заниматься танковый полк, окруживший город со всех сторон. На танках поставлены огнемёты. Огнемётами обеспечен и президентский полк.

–А подчинится ли танковый полк? – подал кто-то голос.

–Весь личный состав его с севера, а северяне, вы знаете, не любят южан. К тому же с ними проведена соответствующая работа. Сразу после операции полк будет отправлен к месту дислокации. А чтобы не смог вернуться и угрожать нам, он будет атакован на северной дороге подразделением с помощью химического оружия, которое уже поработало на уничтожении строителей Ковчега. Таким образом, практически не останется войск, которые могли бы прорваться в Ковчег. А уж от оставшихся мы избавимся и сами.

–На сколько времени запланирован наш выезд в Ковчег? – деловито спросил начальник службы безопасности.

–В половине десятого вечера. Где ваши семьи?

Начальник службы замялся:

– Они уже два часа, как находятся на территории дворца, в правом крыле здания. Некоторые из офицеров не явились. Сказали, что не желают отбывать срок. Так что в Ковчеге будет свободнее. А ваша семья здесь. Мы подумали…

–Ну и прекрасно, что догадались перевезти всех. Сейчас передвигаться по городу уже слишком опасно.

–Но в левом крыле дворца находятся семьи директоров заводов, банкиров. Вы сами обещали им, что они все также останутся в Ковчеге.

–А разве у меня был выбор?

–Но ведь на такое количество людей Ковчег не рассчитан? – в замешательстве прошептал начальник безопасности.

Президент прочистил горло и подозрительно осмотрелся:– Не вынуждайте меня говорить напрямую. Дворец заминирован. Он взлетит на воздух через тридцать минут после нашего отъезда. И за полчаса до даты их выезда.

Присутствующие вновь оживились.

И тут погас свет. Почти сразу стекла зала задрожали от ударной волны недалекого мощного взрыва.

–Спокойно! – перекрыл шум зала голос Президента. – Это коммунисты взорвали электростанцию. Часом раньше, часом позже… Мы не стали вмешиваться в их планы. Начальникам служб выйти на балкон для наблюдения за ходом операции по уничтожению города, которая должна уже начаться, остальным закончить все дела. Никого из Дворца до моего приказа не выпускать.

Заколебались неверным светом зажигалки. Вспыхнули два-три электрических фонаря. Начальники служб по узкой крутой лестнице выбирались на большой, предназначенный для выступлений перед публикой и приема парадов балкон.

Из-за свинцовых туч, черным ободом стянувших горизонт и опустившихся до самых крыш низких деревянных домов, стемнело удивительно рано. Кое-где зажигались в оконцах желтые тусклые огоньки припрятанных для этих случаев свечей. Другой, убогий вид представлял собою город без радостной россыпи огней, без неоновых всполохов рекламы. Исчезли его громадные демонические глаза, пялящиеся обычно в океанские дали иллюминированными колесами обозрения. Был бриллиант, и стал камень.

Вдруг всполохи взрывов распороли тьму. Со всех сторон города одновременно пыхнуло вверх, до самых низких туч, яркое пламя, и сразу притухло, прикрытое дымом, пыхнуло еще, уже приглушеннее. Тут и там быстро разгорались пожары. Деревянные дома, высушенные до звона тропическим солнцем, вспыхивали и разбрызгивали искры как новогодние шутихи. Тучи грудью навалились на пожарища, лишь весело пляшущие рои искр оттесняли их к небу.

На балконе, слабо освещаемом далекими пока пожарами, фонарей не зажигали. Офицеры негромко переговаривались, старались угадать, какой дом, в каком районе еще вспыхнул. Танковая канонада не прекращалась, вал огня катился с окраин в центр.

Незамеченный никем еще один офицер появился на балконе. Его ждали, так как Президент тут же подошел к нему, взял за руку и отвел от остальных.

–Выполнили ли вы приказ?– понизив голос, спросил Президент.

–Да, все готово к взрыву,– так же тихо ответил офицер.

–Достаточно ли взрывчатки, чтобы во Дворце после взрыва не осталось ни одного живого?

–Не останется и в ближайших к нему домах! И площадь перед ним вывернется наизнанку!

–На какое время поставлен взрыватель?

–На двадцать два часа.

–Кто кроме вас посвящен в дело?

–Как вы и приказали, – замялся офицер. – Теперь уже никто.

–Произойдет ли взрыв автоматически?

–У нас еще не было сбоев.

–Можно ли изменить время взрыва?

–Достаточно переставить время на взрывателе.

–Где ключи от комнаты, где установлен взрыватель?

–Вот они.

–Я хочу осмотреть взрыватель лично.

–У меня есть фонарь, я сопровожу вас.

Пользуясь тем, что внимание присутствующих было привлечено пожаром, двое незаметно отошли к темному провалу лестницы и скрылись в нем.

–Где взрыватель?– спросил Президент, когда он и офицер-подрывник заперлись в одном из подвальных помещений.

–Вот он.

Офицер открыл ключом металлический ящик на стене.

–Установите взрыватель на девять часов вечера.

–Но отъезд людей в Ковчег назначен на половину десятого! Все еще будут во дворце!

–Я прикажу выехать раньше.

Офицер пожал плечами, поколдовал некоторое время в ящике.

–Готово! Время взрыва изменено на двадцать один час.

–Проверьте ещё раз!

–Взрыв произойдет вовремя. Можете не сомневаться.

Президент наклонился к ящику:

– Посветите сюда!

Офицер направил луч фонаря на циферблат:

– Убедитесь сами.

–Молодец! – довольно воскликнул Президент и выстрелил офицеру в голову.

Тот без звука свалился к его ногам.

Через некоторое время Президент вернулся на балкон так же незаметно, как и уходил, но уже один. Ключи лежали у него в кармане.

Президент вернулся вовремя. Оказалось, его уже ожидал заместитель командира танкового полка, который, разглядев Президента, шагнул к нему и, не заметив предостерегающего жеста, доложил радостно и громко:

– Дети размещены в Ковчеге, господин Главнокомандующий!

–Благодарю за службу, – сухо отреагировал Президент. – Как там ваши танкисты? Не отступятся ли от задачи уничтожить город? – перевел он разговор на другую тему.

–Ни в коем случае! Они будут рады выполнить приказ!

–Сразу после окончания операции выходите на северную дорогу организованной колонной и двигайтесь в свои казармы. С богом!

–Я оставлю танковую рацию, – офицер снял с плеча небольшой ящичек, – она настроена на волну командира. Вы будете в курсе того, как проходит операция.

Как только танкист спустился по лестнице, присутствующие повернулись к Президенту. В кровавых сполохах их лица казались угрожающими масками. Наступило молчание, прерываемое лишь непрерывной канонадой да потрескиванием рации.

–Я открыл правду танкистам и приказал им обеспечить переезд детей в Ковчег, – ровным голосом разъяснил Президент. – Только для защиты детей они сейчас уничтожают город. В противном случае танки стояли бы перед дворцом.

–Зачем же вы сказали, что дети в городе? – задумчиво и негромко, так что все затаили дыхание, стараясь расслышать, произнес начальник службы безопасности. – Нет ли с вашей стороны двойной игры?

–Это ваша профессия, подвергать все сомнению,– тем же ровным голосом проговорил Президент. – Нам предстоит годы провести в одном подземелье. В одной тюрьме. Там у вас будет много возможностей изучить меня и всех остальных.

–Я думаю, что вам одному все же не стоит покидать дворец, – твердо заявил офицер.

Все замерли. Было высказано недоверие Президенту, и события могли принять самый нежелательный поворот.

–Поставьте охрану у ворот, – ответил Президент равнодушно. – В назначенное время я вместе со всеми вами покину Дворец. И разве не являются залогом моей порядочности моя жена и двое моих малолетних детей, которые вместе с вашими семьями ждут отъезда?

–Однако я вместе с двадцатью офицерами, тем не менее, проеду к Ковчегу прямо сейчас и подготовлю его для встречи остальных, – заявил начальник службы безопасности.

–Это было бы неплохо, – также равнодушно произнес Президент.

Конфликт был исчерпан. Все вздохнули с облегчением.

Между тем город горел. Уже давно зарево кольцом охватило его с окраин, и это кольцо быстро сжималось к центру, ко Дворцу, к порту. Вал огня катился по легким деревянным постройкам, тесно прилепившимся друг к другу. Пламя высоко вверх взметалось ураганным ветром, дующим со всех сторон в сторону горящего города. Это был уже не пожар. Это был огненный смерч.

–Внимание! – донесся сквозь треск разрядов из рации голос командира полка,– всем замедлить движение к центру города. Пусть вас опередит вал огня. В центре его нет кислорода. Уже два экипажа задохнулись в дыму.

Вдруг, на фоне всеобщей гибели, призрак появился в океане. Теплоход, переливаясь огнями, пробивающимися сквозь дым и туман, игриво расцвеченный разноцветными фонарями, радостный и нарядный, входил в порт. Тривиальная картина всего лишь позавчерашней действительности, прощальная картинка прошлой будничной жизни. Каждый из присутствующих теперь отдал бы все, лишь бы вернуть ее, ту жизнь. Стоящие на балконе переглянулись, пытаясь удостовериться, что и другие видят эту картину, что это не его лишь частный мираж. И тут Призрак исчез. Проще было бы объяснить это тем, что на теплоходе выключили свет, но сегодняшней ночью нельзя было ничего объяснять просто. Исчез именно призрак.

И еще нестерпимее стал гул пожара. Выли от ужаса за своих хозяев собаки, кричали от отчаяния матери, прижимая к груди детей, и лишь одинокие плакали о себе. Вопли тысяч сгорающих заживо слились в один протяжный вой, разрывающий барабанные перепонки. Зрелище огненного смерча потрясало своим великолепием и ужасом. Если красота есть признак совершенства, то совершенным может быть и разрушение.

–Последний раз для своего развлечения город сжег Нерон!

Президент оглянулся. За его спиной стоял Историк.

–В данном случае пожар необходимость, а не прихоть. Но как вы сюда попали и зачем?

–Меня пропустила охрана. Ведь у специалистов еще не отобрали жетонов. Вот я и получил возможность напомнить вам об истории. И исправить несправедливость.

–Какую несправедливость?

–Я знаю всех, кого вы оставляете в Ковчеге, но там нет одного.

–Кого же!

–Меня!

Некоторые офицеры, как бы ни были они поглощены грандиозным видом смерти, начали оборачиваться.

–Да, меня! – повторил Историк с отчаянной решимостью. –Вы отвергли священников, и правильно сделали. Нужно было оставлять либо представителей всех конфессий, либо ни одного. К тому же религия – прошлое человеческого духа. Один Историк в нынешнее время может заменить всех попов. Он может беспристрастно представить все религии, показать путь всего человечества на протяжении тысячелетий и предотвратить повторение уже сделанных им ошибок.

–Некому будет повторять ошибки, – с горечью проговорил Президент, – ибо мы уже не существуем. А те, кто сохранит свои никчемные тела в Ковчеге, будет просто хвост ящерицы. Он извивается, но нет животворной связи с телом. Он движется, но мертв!

–Ничего подобного! Детям в Ковчеге и их потомкам нужна будет история. Без нее общество будет инвалидом, как человек, лишившийся памяти о собственном прошлом. И сейчас вы уничтожаете не город. Нет! Перед вами агонизируют остатки мыслящих существ на Земле. А может быть и не на Земле даже, а во всей Вселенной. Невидимые сейчас из-за дыма звезды оплакивают нас. Ведь без нас исчезает смысл и их существования. Зачем светить, если это никому не нужно? И будут ли они вообще существовать, если о них никто не будет знать? Поэтому Ковчег – это мост в будущее, это наша надежда, а может быть и не только наша. И чтобы оставшимся ясен был путь дальнейшего развития, им нужно будет знать, откуда они шли, чтобы продолжить путь.

–Пусть они начинают с нуля.

–И повторят все наши ошибки? В том числе и эту? – указал Историк на полыхающий город.

–История, которую вы представляете, просто придумана. Наверное, и мы в свою очередь, когда-то вышли из подобного Ковчега с уже заготовленной историей?

–Да. Истории не было. Конечно, не было, – заискивающе, заглядывая в глаза Президенту и в них, неразличимых в темноте, пытаясь разгадать, куда клонит всемогущий собеседник, пытаясь попасть в тон продолжал Историк: – Вы правы! История придумана! Звездный каталог Птолемея составлен в 16 веке, значит Птолемей и жил в 16-м, а не раньше. Войны Кира выдуманы, так как лошадей его войска невозможно было прокормить в местах его походов. Цезарь не существовал…

–Вот и пусть начинают с нуля,– повторил Президент, прервав подобострастную речь и поморщившись, – хоть их история не будет выдумана.

–Но и им нужны будут мифы. О бывшем человечестве. Эти мифы будут зеркалом. Зная нас, они смогут понимать себя, будут сравнивать себя с нами. У них появится точка отсчета…

Топот на лестнице прервал Историка.

Вбежавший, оглядев присутствующих, подошел к Президенту:

– Нам сообщили по рации, что к Ковчегу прошла группа из пятидесяти или более человек. Но у них был пропуск, подписанный вами, и первое ограждение у поворота от северной дороги их не задержало. Теперь Ковчег придется брать боем. Наше вселение под угрозой.

–Нужно выдвигаться немедленно!– прервал настороженное молчание Президент, беря инициативу в свои руки. Посмотрел на светящиеся стрелки часов. Было без десяти минут девять.

–Всем собраться во дворе у машин в пять минут десятого! Выводите детей, женщин. Грейте моторы. Мы уходим!

Президент бросил прощальный взгляд на город. Уже и ближайшие дома перед площадью пылали. На огненном фоне мелькали отдельные суетливые фигуры. Повернувшись к выходу, он вновь столкнулся с Историком.

– Немедленно вышвырните этого болтуна на улицу! – зло крикнул Президент офицеру, принесшему донесение и с тех пор стоящему на балконе, – он не должен быть с нами!

–Я жду вашего решения! – взмолился Историк. – Я хочу описать конец мира!

–Если начала Истории не было, а середина была лжива и мрачна, стоит ли описывать конец, который некому будет читать? – донеслось уже из темного провала лестницы.

ВОЗМЕЗДИЕ

Мы погибли бы, если бы не погибали

/Фемистокл/

Кто-то дотронулся до руки и Поль, потрясенный, взвинченный, потерянный от вида и гула огненного смерча, все более разрастающегося над городом, резко обернулся.

–Все дети уже в Ковчеге, – сообщил Физик спокойно, разглядывая кровавые отблески в слезинках на щеках Поля.

Поль еле удержался, чтобы не ударить собеседника. Горел город. Горело его будущее, вся его жизнь, больше чем жизнь. Его Елена! Какое было ему дело до каких-то детей.

–Интересно наблюдать могучую фантазию моего разума, – задумчиво продолжал Физик, не замечая или не обращая внимания на состояние Поля. – Столько лет он разворачивал передо мною картину существования человечества, которой, казалось, не будет конца. И вот, сразу, неожиданно… Ради чего было придумывать жизнь, ее хитросплетения, сложности, когда вся она лишь весенняя возня головастиков в пересыхающей к июню луже? Никто не станет взрослой лягушкой, все исчезнет бесцельно, однако в каждый момент бессмысленного существования разыгрываются маленькие личные драмы, идет борьба интересов, рождаются и гибнут империи, гении создают шедевры. Если сверх разум предполагает конец любого явления или отдельной вещи, если все сущее рано или поздно исчезает, то и человечество не вечно. А раз так, то не все ли равно, когда это произойдет. И это даже здорово, что конец не затянулся. Есть шанс увидеть, что будет после. Да, – встрепенулся Физик, – чуть не забыл. Получено решение независимой комиссии, утвержденное недавно Президентом, об оставлении вас в Ковчеге вместо погибшего в отеле врача. Но оно недействительно без подписи Рэда. Он сейчас в дежурке. В вагончике у входа в Ковчег. Он подпишет, и весь этот ужас, – он кивнул в сторону пожара, – если вы, конечно, в него верите, останется для вас позади.

Физик флегматично отвернулся и пошел было ко входу в Ковчег, но вдруг поднял вверх правую руку, будто вспоминая что-то:

–Кстати, стал действительно забывчивым, Рэд просил направить кого-нибудь по тропинке, что начинается за складом и идет вверх, в гору, ко второму выходу. Там двойная металлическая дверь ведет внутрь Ковчега прямо из коровника. Но её ничего не стоит взломать. Так что нужно поставить охрану.

В стеклах очков Физика, выглядывающих из его нагрудного кармана, играло отраженное пламя. До Поля не дошел смысл сказанного. Простая мысль вдруг вытеснила все остальные. Ну конечно, как же он не догадался раньше! Скорее всего, Елена давным-давно дома. Что было делать ей в городе так долго? Ведь он отвез ее всего на день. Теперь она ушла, и даже отблеск пожара не виден ей с другого конца острова. Стоит только позвонить домой, и все станет ясно.

Как метеор ворвался Поль в вагончик. Осунувшийся, почерневший Рэд одиноко сидел за колченогим, очевидно принесенным с кучи некондиционной мебели, вынесенной из Ковчега и брошенной за складом, столом, и с отрешенным видом глядел на трупы холодных телефонов, засохшие крошки и грязные разводы на когда-то светлой клеенке.

–Телефоны не работают? – упавшим голосом, уже зная ответ, спросил Поль.