Умри вовремя

Как же давно это было! В другой, невозможной теперь жизни. Внезапно ей пришло в голову простая мысль. Ведь если мое «Я» есть лишь память о моем прошлом и в этом прошлом её семья с ней, значит и они также живы, как и она, и будут жить до последнего её вздоха. В её душе. В её памяти. И Поль. Любимый! Ты лучшее, что есть в моей душе. Лучшее, что составляет моё «Я». Значит, ты стал частью меня. И будешь жить во мне, пока я дышу. И я живу в тебе. Души наши уже одно целое. И если долгими зимними вечерами в Ковчеге ты станешь спиритическими сеансами вызывать мою душу для разговора, я приду к тебе из твоего собственного тела. И отвечу!

Большой барабан бил мерно. Все время, пока она шла, погребальные удары отмеривали каждый ее шаг. Сколько же колоколов и барабанов нужно, чтобы проводить в последний путь весь мир? Чтобы оплакать Вселенную?

Она успела отойти от поворота ведущему вниз, к невидимому теперь отелю, совсем немного, когда где-то сзади, со стороны бывшего города, блеснул свет. Страх сковал ее. Оказывается, в стране мертвых самым ужасным является живой. Она сбежала с дороги вправо, вниз, к кустам, поплутала в темноте, натыкаясь на ветки, затаилась.

Вскоре стал слышен звук мотора. Дороги не было видно, но по движущейся полосе освещенного фарами тумана, блестящего мириадами мельчайших ледяных игл, можно было судить о приближении машины.

И самое страшное случилось. На том месте, где она свернула, зарево застыло. Двигатель работал, но хлопнула дверца.

–Эй, есть там кто?

Она не могла не узнать этот голос, не могла спутать его ни с каким другим. Хотела закричать, но только хрип вырвался из горла. Дверца хлопнула еще раз. Зарево тронулось, и как в медленном и страшном сне, она поднялась на дрожащих ногах, и бросилась к дороге, всхлипывая на ходу, и выкрикивая имя, между тем как мотор заглушал ее крик, и вскоре кровавые светляки исчезли из виду.

–Ничего,– приговаривала она, успокаивая себя. – Это единственная дорога из города. Поль, конечно, едет домой. Может быть, не найдя ее дома, он вернется? Тогда совсем недолго осталось ждать встречи. И уж теперь она не свернет с дороги. Если не будет возвращаться он, она сама дойдет до дома. Два часа пути, не больше. Он, верно, решил проститься с ней, и будет ждать ее прихода. Она уговорит его провести вместе эту последнюю, единственную ночь. А потом пусть он уйдет. Уйдет, чтобы остаться в живых.

Она то шла, то бежала, и ни слезы, ни тьма ничем уже не могли помешать находить дорогу.

– Глупый мой, милый мой, – приговаривала она, запыхавшись, и торопясь, и скользя, стараясь идти по следу машины, что очень облегчало путь, – Почему ты не остановился? Я бы уже целовала тебя. Родной мой!

Ей хотелось говорить и говорить все самые сокровенные слова, но они были пресны и не отражали её состояния, не могли выразить всей глубины её восторженного поклонения ему, её любимому, только что мелькнувшему перед ней. Все её тело пело в предчувствии встречи.

– Ты как звезда передо мной, – шептала она, скользя по колее, – я знаю, что я красива, и рада, что это увеличивает мой шанс быть приятной тебе. И если я могу дать тебе счастье, то вот она я вся! Я буду целовать твои ноги, любимый. Лишь бы ты был, и целого света не надо. Ведь что я без тебя? Просто ненужный предмет! Если ты уйдешь, я застыну, я затеряюсь среди других, навсегда ненужных, отвергнутых вещей, как камешек с теплом твоих рук, уроненный на берегу океана в ледяную, безразличную гальку…

Машина не возвращалась. Значит, Поль ждет её дома. Приготовит ужин, будет ждать и волноваться. А она обязательно придет! Боже, как глупа была она, когда солнце светило, дни были жарки, он приезжал и говорил с ней. А она только смотрела, но не видела. Слушала, но не слышала.

Прошла вечность, прежде чем Елена подошла к коттеджам. Сил не было. Ноги промокли, но она не боялась простуды. Её здоровья должно было хватить лишь на единственную ночь. А дальше… К чему было загадывать.

Сквозь прутья придорожных кустов, наконец, золотым сиянием проглянул свет фар у их коттеджа. Сердце Елены забилось. Поль был дома! Она любила теперь весь мир, который дарил ей любимого. Любила бледное полотно холодной дороги, покрытое созревшим, хрустящим снегом.

Она свернула с колеи и подбежала к тонкой пальме недалеко от калитки, обняла, дрожа, холодный, умирающий ствол. «Ты и я – одно! Из одной земли. Одна на всем свете я слышала последнюю беседу Учителя. И знаю теперь, что ты, это и я тоже. Когда ты станешь человеком, станешь разумной, и будешь спешить мимо, восторженная и влюбленная, остановись на мгновение и обогрей меня, такое же холодное дерево, своими ладонями. Как бы я хотела, пока жива и могу делать это, обнять весь мир! – воскликнула она, и рассмеялась своему счастью и ребячеству, и побежала к свету.

Машина фарами упиралась в изгородь у окна, через жухлые листья и ветви которой в дом продирался тусклый, от севшего аккумулятора, свет.

–Поль! Это я! – громко воскликнула Елена, вбегая в дом. – Поль, где ты?

Запах пара и коньяка стоял в зале, и она, не спрашивая разрешения, в порыве, переполненная любовью, которая все оправдывала и все разрешала, распахнула дверь в ванную. От сквозняка пламя еле тлевшей свечи, стоявшей в стакане на стуле, метнулось испуганно и погасло. Пользуясь светом угасающих автомобильных фар, еле расталкивающим мрак по закоулкам, Елена нашла спички рядом со свечой, зажгла свечу и с озорной улыбкой обернулась к ванне. Запах коньяка над ней был особенно силен. Она живо представила, как будет вынимать пьяного и сонного, голенького Поля из ванны, целовать его и вести в постель.

–Поль!

Спящий не шелохнулся. И вдруг сердце рухнуло вниз, разом пересохло во рту. Темная вода окружала белое тело. Голова безвольно склонилась на край ванны. Белое лицо. Неестественно белое. Будто подсвеченное изнутри.

Деревянной рукой она дотронулась до бледного плеча. Тело было теплым. Теплой была и вода. Неизвестно, что бы она делала в приступе отчаяния, но от слабого прикосновения тело стало потихоньку сползать в воду, и как обезумевшая мать в опасности хватает ребенка, она подхватила Поля под мышки. Ведь было бы страшно, гибельно, если бы он погрузился в воду! Ведь так, как сейчас, была еще надежда. Она подтянула тело вверх, так, что руки выпростались из воды и, безвольные, тряпичные, выпали за края, не давая телу съезжать ниже. Она подняла его левую руку. Разрез был еле заметен. Кровь уже не сочилась. Лишь темные, мертвые капли воды стекали с руки на пол.

Бесчувственной куклой, медленно наклонившись, Елена поцеловала Поля в лоб. Все в ней окаменело. Даже после гибели родителей она не испытывала такой тоски. Какое тяжкое саднящее ощущение за грудиной. Как мучительно сдерживать вопль отчаяния.

И тогда она стала раздеваться.

Вода оказалась теплой, когда Елена садилась в ванну напротив Поля. Подогнула ноги, чтобы ему не было тесно. Для неё он не был трупом. Нет! Он просто ушел. И теперь ей необходимо было догнать его. Он не мог далеко уйти.

Она взяла нож, оставленный Полем и поблескивающий в свете свечи тут же, на стуле, и, зажмурив глаза от ужаса, тупым, остервеневшим от отчаяния лезвием стала рвать кожу на сгибе локтя, добираясь до сосудов.

Когда боль осталась позади, и когда отчаяние вновь сжало уже ненужное, воробьем в силках трепещущее сердце, она подняла голову и взмолилась: – ПОЖАЛУЙСТА! РОДИСЬ НА ЗЕМЛЕ ХОТЬ ОДНА ЖИВАЯ ДУША! В НЕЙ МЫ ОБА ВОЗРОДИМСЯ ВНОВЬ. В НЕЙ ОЖИВЕМ ВМЕСТЕ!

Слабость и сон постепенно наваливались.

– Нет! – вдруг вскричала Елена и, с шумом расплескивая воду, поднялась. Ступила на обжигающий холодом пол. Мертвую тишину разрывало лишь её хриплое дыхание и шлёп капель, стекающих с тела. – Почему только душа? И тело твое, любимый мой, должно ожить быстро! Всего несколько шагов, и крыша уже не похоронит нас. И на тысячи лет раньше оживут наши с тобою тела!

Как ребенка, взяв под мышки, приподняла тело Поля из ванны, потянула, пока ноги его не стукнулись глухо о пол, и, оставляя темнеющие мокрые следы его пяток, своих ног и капель крови, сочащихся из глубокого разреза на напрягшейся руке, протащила через темный зал на крыльцо. Затем, по скрипучему снегу, в сад. Уложила Поля под первое же дерево, под иву, струями своих ветвей опустившуюся до земли и, дрожа от холода, легла на его еще теплое тело.

– Если из нас вырастет дерево, – пробормотала она дрожащим шепотом, – то в плодах его наши тела сольются. Мне уже не холодно, милый. Я хочу спать с тобой.

Они лежали вместе. И над ними поднимался невидимый в темноте, быстро тающий пар.

Привычный топот под осиротевшими окнами пробудил утро. И сразу проявился туман, мягкой пастелью прорисовавший утонувшие в снегу коттеджи, кусты и пальмы, согнувшиеся под непривычной тяжестью, и белую снежную пену, которая покрыла дорогу, лужайки и холмиком горбилась под ивой. И снег заискрился, заиграл. Туман зашевелился, ожил. Потому что появился Некто, кто мог все увидеть, и ради кого природе стоило существовать.

ЭПИЛОГ

Дорогой друг!

Все эпизоды данной книги исполняют всего лишь роль притч, которыми Евангелие делает доступными проповедуемые им основы христианской морали.

Каждый из нас в глубине души своей оценивает, обосновывает собственные поступки, опираясь на так или иначе понимаемый им смысл собственного существования. И если верующему религия дает этот смысл, то неверующие, которых в современном мире становится все больше, находятся в уязвимом положении. Нет моральной основы для гуманного отношения к природе, к живому, если исходить из понимания, что жизнь дается каждому из нас лишь один раз, и больше не повторится, а вне её нет надежды.

Тебе еще предстоит умереть. Но только в детстве срок этот невообразимо далек. Для тех, кто умеет читать, он, как правило, рядом.

И вот, если ни Бог, ни прочие человеческие искания не дали тебе главного ответа – ответа о смысле жизни, то мы вместе с тобою путем несложных умозаключений постараемся нащупать точку опоры, хоть носком зацепить дно в безбрежном океане безразличной к нам материи, найти простое и понятное обоснование собственного существования, найти смысл пребывания в необозримой Вселенной живого вообще, и человека в частности. В результате подобных размышлений можно будет вывести некоторые моральные аксиомы, опираясь на которые каждый может логически обосновать и оправдать собственное поведение в той или иной ситуации.

Мы не говорим, долой нынешних Богов, долой современную мораль и культуру. Нет!

Ведь только на основе интеллектуального и культурного богатства, доставшегося нам от предков, можно строить новое здание. Но мы обязаны изменить нашу мораль, ибо здесь уже, повсюду окружает нас новое, безбожное время. Приспособим культуру к новой морали. И, быть может, изобретем новых Богов. И все это ради продолжения того, чего мы не создавали, и чего уничтожить не в силах. Ради продолжения жизни.

Мы не говорим о новой религии. Мы лишь пробуем обосновать альтруизм, любовь к каждому из людей, основанную на примитивных уже, общеизвестных истинах, которые почему-то многими не признаются достаточными, чтобы в жизни своей обойтись без Бога.

И в заключение могу сказать: если человеческое «Я» есть сумма его знаний о мире, есть его история, то данная книга, мысли его автора теперь являются частью твоих знаний, частью твоей истории, частью твоего опыта, мой дорогой читатель. А значит – частью тебя самого!

Следовательно, теперь «ТЫ» – это и «Я» тоже. И разве ты сможешь пойти против себя самого, выступая против идей, изложенных мной, а, значит, и тобою тоже, в этой книге?

Дизайн обложки и верстка- Е. Трупак,

Издательство ООО "Блиц-Инфо", Ставрополь

https://stavropol.sprax.ru/firms/26121-blits-info-izdatelstvo