Умри вовремя

Выстрелы как щелчки доносились и под воду. Показываясь над поверхностью только для быстрого вдоха, она плыла и плыла. В очередное появление над водой не выдержала и обернулась. Разноцветный ореол от прожекторов на пляшущем тумане. И вдруг погасло все. И уже под водой ее догнал неясный гром далекого взрыва. Вновь оглянуться она осмелилась, только отплыв от берега в кромешной тьме еще не менее ста метров. Прислушалась сквозь близкий плеск. Выстрелов не было. Одинокий прожектор стоящего где-то в стороне катера разбавлял сплошную стену тьмы, да высоко на берегу, там, где, должно быть, находился город, еле пробивался сквозь туман красный колеблющийся свет пожара.

–Жива! – вдруг окатила Елену волна радости, восторга – жива!

–Может, кто-нибудь спасся еще? – вспомнила она копну черных волос и мягкую улыбку полных губ соседки. Оглянулась. Ни всплесков, ни дыхания. Сделала небольшой круг в теплой воде. Никого! Наверное, лишь ей удалось отплыть невредимой от места расстрела. Лишь её потеряли. Что же теперь делать? Елена решила, ориентируясь на свет прожектора, плыть к выходу из порта, чтобы выйти на берег у консервного завода, откуда, она помнила это, крутая тропинка вела от берега наверх, до самой заводской ограды. Дом Пака, где ее, она верила, с нетерпением ждали, находился всего в двух кварталах от крутого спуска. В такой тьме можно было легко добраться до него незамеченной. Она живо представила свое голое скрытное передвижение по мокрым холодным улицам, проскальзывание в зеленую калитку, восхитительный вид машины Поля во дворе и свою стеснительную руку, не решающуюся постучать во входную …

Вдруг сердце оборвалось. Головой больно ударилась обо что-то твердое. Шарахнулась было в сторону, но тут же вернулась. Предмет оказался буем, обозначающим границу судоходной части порта. Взявшись за холодный крюк, находящийся на верху буя, отдохнула. Все равно нужно было ждать, пока не станет совсем поздно, чтобы на улицах наверняка не было прохожих, а ждать голой в воде было гораздо теплее, чем на воздухе. Делая круги держась за буй и лишь лениво двигая ногами, нашла особо теплый слой воды и нежилась в нем некоторое время, будто в ванне.

Вдруг луч прожектора скользнул откуда-то сзади, пошарил и выхватил из тьмы буй. Лишь в последний момент Елена автоматически выпустила крюк и погрузилась с головой в воду.

Свет погас, но высовываться из воды она предпочла крайне осторожно. В порт, вынырнув из-за скалы, стоящей у входа, бесшумно проскользнули и медленно плыли теперь в подразумеваемом небе размазанные туманом два ряда иллюминаторов и светящиеся надстройки палубы. Луч прожектора рыскал по заливу. Еще дважды он касался буя, и оба раза, угадав приближение пятна света заранее, Елена успевала спрятаться за металлический бок.

Когда дрожащий от низкого гула машины борт теплохода проходил уже метрах в двадцати, Елена увидела, что нет необходимости прятаться за буй или нырять от любопытных взглядов вездесущих пассажиров, которые должны бы заполнить палубу, глядя на приближающийся город. Палуба была пуста. Не было слышно и музыки. Лишь шаривший впереди по курсу прожектор свидетельствовал о наличии команды на теплоходе. Так как случайному свидетелю невозможно было разглядеть её сквозь туман в обморочных пятнах иллюминаторного света на треуголках стоячих волн, Елена безотчетно поплыла к борту, решив зачем-то рассмотреть название.

Медленно движущаяся металлическая стена горою проявилась из тумана. Далеко вверху проплывали спасательные бублики, но разобрать надписи на них было невозможно. И вдруг надвинулась решетчатая конструкция трапа, спущенного до самой воды и не убранного по небрежности после того, как отпала необходимость. Когда нижняя площадка проносилась над головой, Елена инстинктивно ухватила за край решетки, и тело потянуло за трапом. Не стоило большого труда подтянуться, навалиться грудью на обжигающий холодом металл, и затем быстро забраться на площадку. Она сразу вскочила на ноги, так как стоя на пятках и держась за поручень можно было не чувствовать холода решетки, но колючий ветер сразу вызвал гусиную кожу. Удары сердца сотрясали ее, пока она медленно, на цыпочках поднималась по трапу, готовая замереть, прыгнуть в воду при любой опасности. К первому освещенному иллюминатору она подкралась, поднявшись на несколько ступеней. Помедлив, осторожно заглянула внутрь. Никого. Лишь ярус из двух заправленных коек, разбросанные на их поверхности вещи, цветная пасть раскрытого чемодана на столе. В иллюминаторе выше та же картина внезапного бегства. Ни одного пассажира. Когда она боязливо приподняла голову над палубой, глазам предстал безлюдный проход между поручнем и рядом окон кают первого класса с закрытой металлической дверью прямо перед трапом. Прислушиваясь к теплоходным шорохам сквозь гул и треск, доносившийся со стороны города, бросая быстрые взгляды то в одну, то в другую сторону коридора, она подскочила к двери и заглянула сквозь стекло. Никого в слабо освещенном коридоре. Судорожно нажала ручку. Бесполезно. Дверь была закрыта. Елена чуть не разревелась от разочарования. Опускаться вновь в воду из света и надежности судна было немыслимо. Только бы пробраться до теплой каюты, ничего в жизни ей еще так не хотелось. Впрочем, чем она рискует, если ее увидят? Навряд ли на теплоходе знают о расстреле на берегу. Конечно, жутко попасться в таком виде на глаза мужчинам, будет трудно объяснить свое появление на теплоходе холодной ночью в бедном на пляжи грязном порту. Встретить бы женщину…

Елена скрючившись, прикрывшись руками, на цыпочках побежала по освещенному проходу вдоль борта к корме, рассудив, что там меньше возможности встретить людей. В конце проход сваливался вниз по узкой крутой лестнице на закругленную, освещенную яркой голой лампочкой корму, все пространство которой было завалено ящиками, бухтами каната, какими-то механизмами. Торчала шея лебедки с висящим тросом.

Елена скатилась вниз. Подбежав к закрытой двери, ведущий с кормы в коридор нижней палубы, она взглянула в иллюминатор и чуть не вскрикнула. По освещенному коридору по направлению к корме шли двое. Она заметалась. Бежать наверх поздно. Либо броситься в воду, либо… Елена подбежала к ближайшей бухте толстых канатов, перевалилась через край, ободрав бок, и оказалась в убежище со стенками из колючих колец. Металла под ногами не было. Она опустила руку вниз и нащупала грубую ткань мешковины. Судя по толщине подстилки, мешков было несколько. Выпростала один мешок и быстро накрылась. Стукнула дверь:

–Говорил же, отсюда лучше видно! Это консервный завод горит! А света нет из-за взрыва электростанции. Видишь, темен весь город!

Молодой возбужденный голос.

–Неспроста это, – ответил другой, хриплый, недовольный. – Если рвануло на электростанции, то уж света не будет. Не будет и хлеба.

–Хлеба не было и вчера. Отсюда бы что-нибудь взять домой.

–Кто же тебе даст? Уже расписано, небось. Все опять отвезут в Ковчег, а нас… Если работы уже не будет.

Молчание было для Елены самым тревожным. Она не слышала собеседников, и, прижатой к груди рукою утихомиривая гром разбушевавшегося сердца, представляла их угрожающую поступь к веревочному убежищу, ужасную руку над покрывающим ее мешком…

–Сообщи на мостик, пусть выключат иллюминацию. Мы как рождественская елка на виду у всего города, – хриплый голос звучал с прежнего места. Но шаги затем…

–Алло, кэп! – прокричал развязным телефонным тоном молодой голос прямо над головой Елены. – Лучше бы выключить свет на борту и не очень-то торопиться к причалу. Похоже мы теперь лишние сторожа при богатом погребе. –

Хмыкающее молчание, покашливание: – Да, да, кэп. Понял. Я скажу ему. Крепимся на тонкий конец, так… Да… Побежать к радисту и узнать… Слушаю, кэп!

Завершающий щелчок аппарата. И вместе со щелчком исчезла дымчатая кисея неверного света, пробивающегося сквозь двойную мешковину.

–Ну что там? – нетерпеливо произнес хриплый с прежнего места.

–Нужно выяснить обстановку. Но при любой опасности немедленно уходим.

–И куда? – насмешливо произнес хриплый.

–Наверное, по островам. А там видно будет. На семерых продовольствия здесь на годы хватит, – отвечал удаляющийся голос.

–А топливо?

–На подходе танкер. Нам же наводку давали.

–Не только в топливе дело. Нам не хватит людей для вахт. Нужно хотя бы пару человек на борт.

«Вот бы нас с Полем взяли к себе», пришло в голову пригревшейся и успокоившейся в темноте под мешком Елене. Да вот только где она его найдет теперь? И как она покажется команде в голом виде?

Здесь, в уютной прирученной темноте было так покойно и безопасно, что можно было извинить колючие стенки. Несмотря на глупейшее положение, она была почти счастлива. Опасность миновала, и предстояла бесконечная жизнь впереди. Она представила себя после горячего душа на чистых простынях в одной из кают. И легкое вино в бокале. И Поль … Боже, каким подарком было бы ощутить его рядом! Как она была счастлива все эти дни и не подозревала об этом. И не ценила. Быть рядом с ним на этом теплоходе…

Толкнулись во что-то. Елена пренеприятно ткнулась боком в волосяную стену убежища. Послышался знакомый скрип о борт резиновых бочонков, висящих у пирса.

–Прыгай на берег,– кричал хриплый сверху, – видишь, некому принимать конец.

Беготня, неясные команды, шум. Сомнения исчезли. Судьба вновь вернула ее в порт, покинутый совсем недавно при таких трагических обстоятельствах. И теперь каждый скрип, шорох волн вызывали перед глазами картины пережитого. Нет! На этом берегу для нее не было места.

–Подойди сюда, радист здесь, у борта! – прокричал молодой издали.

–Почему же он не в радиорубке? – хриплый голос на этот раз раздался прямо над головой Елены.

–Электричества нет, аварийное же включить некому, – вполне четко донесся голос, очевидно радиста.

–А что нам делать? Мы привели очередной теплоход. Естественно без пассажиров и команды.

– Для вас нет никаких инструкций. На подходе танкер. Но он подойдет только завтра. А в городе творится нечто ужасное, не удивительно, что о вас все забыли.

–Есть кто в порту?

–Только охрана у главных ворот. Ну и дежурный катер, на котором вы выходили за теплоходом. Да группа каких-то преступников.

–А кто будет разгружать теплоход?

–Наверное, для разгрузки придется идти ко входу в Ковчег. Впрочем, я не уверен, что и там будет кому заниматься. Слышите, что творится!

Послушай! – неуверенный голос хриплого на фоне автоматных очередей, которые, казалось, приближались к порту, – давай к нам! Забирайся на борт! Быстрее, не раздумывай. А ты, малый, отдавай конец и тоже быстро на борт!

Шум, торопливые шаги.

–Кэп! – это уже над головой по телефону, – я уверен, мы больше не нужны здесь. С нами будет то же, что с предыдущей командой. Думаю, лучше своевременно отчалить. Да, понимаю. Нет, уже отдал распоряжение. Хочу захватить радиста. Ему тоже нечего тут делать, а нам нужны люди. Есть немедленно сматываться!

–Подожди, куда вы? – незнакомый голос, очевидно радиста.

–Тебе с нами будет лучше, – произнес хриплый. – В порту ты уже не нужен, впрочем, как и мы.

–Из порта без разрешения выходить запрещено!

–А мы и не будем спрашивать. Или ты хочешь остаться?

–Мне то что, у меня никого нет, а у вас семьи.

–Лучше живым явиться позже, чем мертвым сразу, – с горьким смешком произнес удаляющийся голос хриплого. Хлопнула дверь.

Палуба затряслась, еле заметный толчок. Всхлипнули волны у пирса. Тускнели, размывались отчетливые звуки берега. Затем лишь ровный, успокоительный гул машины. Однако сквозь гул слышались, неясные, тревожные звуки. Приподняв мешок Елена осторожно выглянула в образовавшуюся щель. Темнота вокруг. Она расширила щель и увидела кровавый отсвет на тучах. Сами же пожары были скрыты перилами и какими-то бочками, стоящими вровень с ее убежищем. Некоторое время она глядела на этот тревожный отсвет беды.

– Милый, милый Поль! – как молитву прошептала она и на глазах у нее выступили слезы, – где ты сейчас? Вдруг с тобой случилось что-нибудь в этом ужасном городе?

Сердце у нее заныло, так же, как ныло несколько дней после смерти родителей. Она поняла, что ни в коем случае не сможет остаться здесь, на этом безопасном теплоходе без него, Поля. Никогда! И теперь нужно было думать только о том, как покинуть судно. Она приподняла мешок еще выше.

Розовый туман стоял над бухтой. Палуба, надстройки отсвечивали пожарищем. Теплоход тихо, без единого огня, скользил к выходу из бухты.

–Эй! На теплоходе! Вы куда? Стой! – слабый крик с берега.

На теплоходе отреагировали. Палуба затряслась сильнее, двигатели взвыли.

–Будем стрелять! – истерически выкрикнули с берега. И тут же, без перерыва, раздалась автоматная очередь.

Где-то на верхней палубе зазвенели стекла. Елена вжалась в мешки.

Автоматные очереди следовали одна за другой. Пули свистели над бухтой канатов. Она слышала их шлепки о деревянные части судна, вновь и вновь звенели стекла, но теплоход не останавливался. Наконец на берегу поняли, что бессмысленно пытаться таким способом нанести ущерб теплоходу. Обстрел прекратился.

Елена ждала. Вскоре проявился шум прибоя у внешнего волнолома. Значит, теплоход выходит из порта. Если они повернут налево, то пойдут вдоль берега мимо их с Полем дома, если направо, направятся на север острова.

Повернули налево. Ветра не ощущалось в канатном убежище, но качка стало ощутимей.

В данный момент проплываем пригороды, пробовала она угадать местонахождение теплохода, еще два-три километра и там, на берегу, будет туннель, по которому машины из города попадают на южную дорогу. Впрочем, со стороны океана она бы могла увидеть лишь обрывающуюся в воду скалу, скрывающую туннель. Затем развилка у ресторанчика, отель «Океан», стоящий прямо у берега, и уж там совсем близко, всего несколько минут быстрой езды на автомашине, стоят коттеджи, затем нисходящий на нет низкий берег и конец острова. И в одном из коттеджей ее ждут.

Милый Поль! Как здорово было бы рассказать какой-нибудь из своих подружек о его скрытых достоинствах, убедить ее и саму себя еще раз в правильности выбора. Так, согревшись и мечтая, она не столько задремала, сколько оцепенела.

Очнулась Елена от мелодии, насвистываемой кем-то рядом с ее канатным убежищем. Затем послышались шаги, прыжки на месте.

–О, черт, какая холодина, – раздался мальчишеский голос.

Заскрипела и хлопнула дверь, ведущая с кормы в коридор, и все стихло. Прошло минуты две. Не слышно более никаких звуков. С бьющимся сердцем Елена приподняла краешек мешка и выглянула. Тьма вокруг. Не только она, весь мир был укрыт мешком, никакого просвета там, где должен был быть берег. Прошла, очевидно, вечность, пока она дремала. Остров остался позади. Холодный воздух, втекающий снаружи, обжигал кожу. Вдруг ей нестерпимо, наверное от мысли о невозможности удовлетворить желание, захотелось в туалет. Отчаяние придало решимости. Она поднялась, набросила мешок, укрывающий ее до сих пор, на край колючей бухты, и перевалилась наружу.

Все тепло тела немедленно утекло в ледяной металл палубы. Схватив мешок и набросив его на плечи, на цыпочках, чтобы не касаться палубы всей ступней, потеряв всякую осторожность, она бросилась к смутному абрису двери, ведущей в коридор. Мрак дверного стекла был непроницаем. Свет в коридоре, как и на всем теплоходе, был выключен. Но прежде чем она взялась за ручку, дверь резко распахнулась наружу.

На палубу из коридора шагнул мальчишка. Примерно ее лет. Она скорее догадалась об этом, нежели разглядела его.

Мгновение они смотрели друг на друга, потом он стал отступать, и, наверное, поднял бы тревогу, если бы она не подняла палец к губам, таким общепонятным жестом призывая к тишине.

–К-кто ты? – заикаясь, прошипел тот, со страхом вглядываясь в бледное привидение. – Ты из пассажиров?

–Я с берега. Схватилась за трап и влезла, – инстинктивно стянув мешок с плеч и быстро прикрывшись им как сарафаном, ответила Елена.

–Как…? Зачем…? Почему в воде…?

–Купалась в порту, – отчаянно соврала Елена. Страх, надежда, стыд за свое состояние – все смешалось в ее чувствах.

–А почему в таком виде?

–Сбежала от солдат, – сказала она правду.

–Тебе, наверное, холодно, – встрепенулся мальчишка, – вот я нашел для себя здесь, возьми! – он снял с себя и осторожно, стараясь не коснуться голого тела, набросил на ее плечи большую теплую куртку.

–Спасибо, – только и смогла вымолвить Елена.

От неожиданной заботы напряжение последних часов спало и она вдруг остро почувствовала всю несправедливость жизни, которая будто нарочно издевательски провоцировала, ставила ее в дурацкое, унизительное, зависимое положение. Вот и сейчас, перед этим мальчишкой, который бы в другом месте и в другое время, а она знала себе цену, не посмел бы и заговорить с ней. Елена всхлипнула.

–Что-ты, что-ты…, – растерялся мальчишка, не зная, что предпринять, чем помочь.

От этого сочувствия Елена неожиданно для себя еще больше разрыдалась. Мальчишка взял ее за плечи, и она уткнулась в теплое его плечо, и все не могла унять слез.

–Ты будешь с нами, – приговаривал он, – мы уйдем далеко, к островам, где нет таких людей как здесь, и будем там жить.

–У меня муж на берегу, – сквозь слезы проговорила она, веря своим словам,– он врач.

–Нам нужен будет врач.

Ногам ее было холодно. Елена поднимала то одну, то другую ногу от ледяной палубы.

Вдруг топот по далекой верхней палубе, крики донеслись до них.

–Скорее, сюда, в каюту, – дернул мальчишка ее за руку, втягивая и увлекая в темный провал коридора, – сиди пока я узнаю, что там…

За Еленой захлопнулась дверь ближайшей по коридору каюты. Ноги приятно утонули в ковровом покрытии. Рассудив, что в ближайшее время здесь никто не появится, она нащупала ручку двери туалета.

–Эй, на палубе! Приказываю немедленно остановиться! – донесся до нее, как только она вышла из туалета, усиленный мегафоном такой знакомый теперь, ненавистный голос.

И в тот же момент за иллюминатором вспыхнул прожектор. Луч его бритвой резанул по глазам, ворвавшись сквозь стекло, и она ослепла на несколько мгновений. Отвернулась, закрыв глаза ладонью, и когда фиолетовый круг перед закрытыми глазами начал менять свой цвет, блекнуть, открыла глаза и, с осторожностью поглядывая на круглое светлое пятно иллюминатора, за которым вилял, плясал по борту луч, подобралась ближе и выглянула.

Рядом с теплоходом, по правому борту, будто прижимая его к невидимому сейчас темному берегу, довольно хорошо освещенный отражением собственного луча от борта теплохода медленно скользил катер. На носу, рядом с носовой рубкой, держась за выглядывающую из нее турель пулемета, во весь свой рост вытянулась знакомая долговязая фигура.

–Черт побери! Да эту посудину вторично придется брать на абордаж! – грохотал динамик. – Кэп, подойди к ним поближе! Наши веревки от прежнего захвата еще висят до самой воды. И трап спущен, так что задача облегчается. Подготовьте команду!

На палубу катера выскочило несколько солдат. На их спинах уродливыми горбами чернели спасательные пояса.

–Эй вы, там, на палубе! Если остановите теплоход и сдадитесь, то сохраним вам жизнь. Просто обменяемся посудинами!

–Могли бы поверить, если бы не знали вас! – угрюмо возразил мегафон с верхней палубы.

–Вы же безоружны! У вас нет выхода. Можете бросаться в воду с левого борта, обращенного к берегу. Вода теплая, видите, как парит? До берега здесь очень близко. За час доберетесь! Вылавливать не будем, не до вас!

Елена поняла. Теплоход будет захвачен. Её найдут. И ясно, что будет дальше. Отчаяние охватило ее. Обидно было погибать, пройдя через расстрел, чудом спасшись на теплоходе. В мгновение теплая каюта превратилась в преддверие могилы. Выход был один, броситься в воду и доплыть до берега.

–Мы подошли к теплоходу со стороны моря,– вновь ожил рупор на катере. – Повторяю! Можете прыгать с противоположного борта и плыть в сторону берега. Мы вас и видеть не будем. Ждем две минуты, потом начнем захват. Ну же, вперед!

Этот приказ, ещё звучащий в ушах, отбросил Елену от иллюминатора к двери. Нащупав в темноте ручку, она выбежала в коридор, затем, вначале приоткрыв дверь на корму и никого не разглядев, выскочила на ледяную сталь палубы.

И тут взревел двигатель близкого катера, луч прожектора осветил борт и как в страшном сне стал приближаться, освещая все больше пространства кормы. Не раздумывая, Елена бросилась к прежнему своему убежищу, перевалилась через канаты и с бешено колотящимся сердцем вжалась в их спасительную тьму. Гул мотора перемещался вокруг теплохода.

–Быстрее обходи со стороны кормы,– ревел мегафон, – так, правильно! Освещай теперь воду! Вот плывут! Все семеро. Это вся команда. Да еще один лишний. Наверное, радист! Огонь!

Скупые автоматные очереди прозвучали и стихли.

–Всем перебраться на теплоход!

–А кого оставить на катере? – прозвучал голос уже без мегафона.

–Бросайте эту посудину! Она нам уже не нужна!

Что-то стукнуло в борт. «Катер прислонился к теплоходу», промелькнуло в голове. Послышались слова команд, шум, топот ног где-то в районе нижней палубы, которая оказалась вровень с бортом катера.

–Отдать концы! – мегафон звучал уже откуда-то сверху.

Тишина. Только шум разбивающихся о борт волн.

Елена осторожно выглянула. Прожектора не было, тьма покрыла океан, но она скорее почувствовала, нежели увидела, что корма была пуста. Оставаться на теплоходе было самоубийственно. Очевидно, вся команда теплохода была расстреляна. Теперь у неё есть шанс спрыгнуть в воду и незамеченной добраться до берега. Никто не знает о ее существовании, никто и не будет искать. Она вылезла из кучи канатов и, инстинктивно пригнувшись, подбежала к левому борту. Перегнулась через него и скорее угадала, нежели увидела темную тушу дрейфующего вдоль борта катера. Он постепенно отставал от теплохода, его палуба всего на метр-полтора была ниже кормы. Из узкой щели, остающейся между бортом теплохода и катером, слышался, зажатый двумя бортами, плеск. Было оплошно, гибельно прыгать в эту щель. Елена осторожно перелезла через борт, подождала, стоя на самом краю его и вцепившись в перила, и, как только игрою волн катер качнуло в сторону теплохода и его, еле видимая, палуба оказалась прямо под нею, прыгнула вниз, больно ударившись о ледяную сталь палубы пятками и опрокинувшись на спину. Затем сразу вскочила и побежала к противоположному борту.

И вспыхнул свет.

На теплоходе зажгли огни, и катер, и океан вокруг осветился как днем. Инстинктивно Елена бросилась к рубке на носу и втиснулась в нее. Сердце подступило к горлу. Если кто-нибудь с борта теплохода видел ее, она погибла.

Теплоход между тем медленно дрейфовал в сторону открытого моря. Или это катер двигался к берегу. Никто не поднимал шума. Значит, её не увидели.

Постепенно поднимались по стене рубки и тускнели продирающиеся через иллюминатор светлые пятна огней теплохода. Наконец лишь слабый отсвет, не разбавляющий уже тьмы помещения, остался на стене. Елена поняла, что опасность миновала. И только теперь она почувствовала, что совершенно закоченела. Выпрямила затекшие от сидения на корточках ноги и вышла на палубу.

Если в рубке не было ветра, и пол был деревянным, то металлическая палуба сразу обожгла холодом. Она подошла к борту, но прыгать теперь в воду, среди бескрайнего черного океана, когда в тумане и тьме ничего не было видно, было абсурдно.

Следовало найти чего-нибудь из одежды. До сих пор на ней была лишь подаренная мальчишкой куртка, но за переживаниями последних минут она только сейчас почувствовала себя голой.

В кубрике она нащупала четыре пустых двухъярусных койки без намека постельных принадлежностей. Она не знала, где зажигается свет, да и не решилась бы его зажечь, хотя жутко было шарить в темноте, ожидая нащупать труп.

Камбуза на катере не было, или она не нашла ничего похожего. Зато в машинном отделении она наткнулась босой ногой на брошенные кем-то заскорузлые широкие, пахнувшие соляркой штаны и с отвращением натянула на себя. Здесь же лежали огромные, без задников, тапочки. От металлической переборки тянуло таким уютным теплом, что она, присев рядом и прислонившись к теплому боку, задремала.

Очнулась она внезапно, как от толчка. Что-то тревожное вдруг повисло, сгустилось в ставшем уже таким уютным помещении. И чем больше она прислушивалась, тем больший ужас овладевал ею, хотя ни одного лишнего звука не удавалось различить. Оставаться в машинном отделении стало невозможно, и хотя она содрогнулась от необходимости вновь очутиться на ледяной палубе, тем не менее, осторожно открыла дверь.

Холод и мрак. Еле различая в темноте контуры и тени предметов, и ощущая, как влажный морозный воздух поднимается под штанинами вверх, она прошла на нос. Вот и рубка. Она рывком открыла дверь, вошла, протянув руку нащупала металл, рукоятку, и при открытой двери стала даже различать отдельные части пулемета. Из-за него Елена и стремилась в рубку. И теперь, взявшись руками за ручки, ощутив пальцем гашетку, ощутила себя увереннее.