скачать книгу бесплатно
– Играет вместе с дочерью… в призраков. Всё. Тебе об этом знать пока рано. Амали введет тебя в дело, когда ей понадобиться твоя помощь. Ты ведь прекрасный гример?
– Кое-что умею… – пожал плечами Прокопий и краем накидки протер глаза.
– Не скромничай. У тебя лучше получается, чем у Амали. Так что повнимательней будьте. Да, а с Теодором как у тебя дела? – внезапно как о человеке, вспомнив о попугае, спросил Дионисий и внимательно посмотрел на Прокопия.
– Дрессировка улучшает его характер, – промямли Прокопий и отошел на шаг в темноту.
– Не переусердствуй… – строго приказал Дионисий, почувствовав даже в темноте улыбку на лице Прокопия. – Нам надо пройти по лезвию ножа, и в нашем деле любые мелочи могут обойтись очень-очень дорого, если ими пренебрегать.
– От рук отбивается иногда. Князь к нему очень привязался. Не к добру это, – расстроено проговорил Прокопий, потерев пальцами виски.
– Что-то серьёзное? – уточнил Дионисий, положив руку на плечо Прокопия.
– Ну, да. Когда я рядом с ними, он иногда перестаёт подыгрывать мне с моим чревовещанием, – ответил Прокопий. – Если князь что-то заподозрит, то…
– Справишься. Что ты думаешь о… домовых? – внезапно перевел разговор в другое русло Дионисий.
– На этой земле во что угодно поверишь… – прошептал в ответ Прокопий. – Очарование варварства…
– Я тоже, по-моему, стал страдать от излишнего суеверия. Но на всякий случай продолжать встречи с нашими людьми надо не в жилых помещениях. Говорят, домовые ладана боятся. Испробуй.
– Столько ладана придётся потратить… – разочарованно ответил Прокопий.
– Это не твоя забота. Амали знает, где наш малый тайник, там и запас ладана имеется. Когда дождёшься каравана из империи, встретишь его вместе с Амали, – Дионисий помолчал, нервно оглядываясь по сторонам, и продолжил: – Она знает условные знаки. В её беседы с купцами не вмешивайся. Твоя задача – оберегать её. Надо будет – пойдёшь вместо неё на плаху! С базилевсом шутить нельзя…
Выглянула луна из-за высокой, причудливо изломанной крыши большого терема. Собеседники замолкли и отошли подальше в тень. Медведи, получив нежданную ночную прибавку к своему рациону, с тихим рычанием доели последнюю рыбину, разорванную на куски и поделенную ими между собой, и неспешно разбрелись по внутреннему двору. Осторожно ступая по деревянному настилу, люди подошли поближе к решётке и оглядели доступное их взору пространство двора. Чернеющие на фоне бревенчатых стен окна, казалось, таили для собеседников скрытую угрозу.
– Что-то мне здесь не по себе, Прокопий, давай расходиться, – прошептал Дионисий, прячась от освещенных лунным светом прутьев решётки.
– Вот и не верь после этого в нечистые силы… – так же шёпотом ответил ему Прокопий.
Трудно было что-то разглядеть и тем более признать это за очевидное, но то ли лунный свет так тускло, едва различимо искажал силуэты медведей, то ли и вправду их кто-то оседлал и верхом на них пустились вскачь по кругу. Вскоре неслышные тени собеседников слились с кромешной тьмой лестничных переходов детинца.
…Князь с проворством, достойным лучшего применения, разбросал заботы и текущие дела своей державы на помощников, пообещав содрать с них по три шкуры за неисполнения оных, и проводил время в свое удовольствие в кругу самых верных и неугомонных друзей. Жизнь в городе кипела не только делами, но и слухами. Время от времени киевляне бросали свои дела и удовлетворяли свое любопытство, порожденное порцией слухов, толпами собираясь на открытии очередной корчмы или возведенной по новому проекту башни на окружье городских стен.
Дионисия выпроводили, да не на скору руку и абы как, а дали ему в дорогу ватагу смышленых лихих людишек, обоз снарядили с мастеровыми людьми. И наказал ему князь не торопиться, а за месяцев этак девять как можно больше поселений и городищ обрадовать новыми питейными заведениями, да чтобы так, как это в греческой земле устроено.
Все хлопоты, заботы княжеской жизни исчезали, как только вечерело. И тут вновь и вновь, и всегда неожиданно то тут, то там возникали видения. И что с этим прикажете делать? Владимир совсем было извелся, но вспомнил, что такое не в его правилах. Делать князю было нечего, пришлось ему мириться в очередной раз с предводителем домовых – Игилкой. Да, идти к нему на поклон. На поклон к своему родовому домовому. К такому же главному среди своих, как сам Владимир у славян…
– Галашка, – остановил он пробегавшую мимо девушку, – дуй к Масляте и возьми у него бадью с медовухой. Скажь ему, что я приказал.
Девушка на радостях, что князь знает её по имени и обратил на неё свое внимание, как на крыльях, сметая всё на своём пути длинной толстой косой, понеслась выполнять его повеление. Владимир в задумчивости прохаживался по двору, пока не вернулась девушка с полной бадьей. Похлопав и помяв девушку по заду и по грудям, князь забрал у неё бадью и пошел к терему. Девица разомлела и, томно виляя, приплясывая ягодицами, не торопясь пошла по своим делам, не обращая никакого внимания на завистливые взгляды челяди изо всех уголков двора.
Князь вошел в свою светлицу на втором этаже, подошел к дымоходу от печи с первого этажа и, оглянувшись на дверь, постучал по нему тяжёлым перстнем на пальце. Тишина. Князь приложился ухом к дымоходу и ещё раз постучал.
– Ну, кого там ещё принесло? – гулко, но внятно отозвался на стуки дымоход.
– Игил, Игилушко, подь-ка на беседу… – негромко предложил князь и стукнул ещё несколько раз по дымоходу.
– Драться будешь? – заухало, завыло в дымоходе.
– Да нет же. Дело есть… – досадливо махнул рукой князь.
– А Теодор рядом? – завсхлипывал дымоход.
– Теодор? А-а птиса-то… – вспомнил князь и обернулся к попугаю.
– Гони его в шею, иначе не выйду! – ухнуло из заслонки.
Князь вернулся ко входу и, пинком отправив попугая с лестницы вниз, к сеням, прикрыл за собой дверь.
– Ну, выходи, Игилушка… – негромко позвал князь домового. – Выходи.
– А ты тряпье из заслонки вытащи… – захныкало в трубе.
– Какое ещё тряпье? – удивился Владимир, оглядывая дымоход.
– Какое, какое… Жинка этого грека заложила, да ещё ядом каким-то его облила. Боюсь.
– Какой ещё яд? Ну, я им всем устрою! – погрозил кому-то кулаком Владимир и приложился ухом к дымоходу.
– Да уж устрой ему, как этой жинке устроил – знаем! – заухало, а потом захохотало в трубе.
– Ну и как я ей, а? – повел плечами князь, дождавшись пока домовой отсмеётся.
– Ай, молодца ты ей показал, княже, я аж залюбовался… – с восхищением в голосе ответил домовой и снова заухал в трубе от удовольствия.
– Вот то-то же. Давай вылезай! – предложил Владимир, отходя подальше от заслонки.
– Так тряпки убери! – не попросил, а приказал домовой. – Иначе не вылезу.
Владимир даже похрюкал от удовольствия и шумно втягивал ноздрями воздух, пока из заслонки вытаскивал какую-то рогожу, пропахшую… ладаном.
– Нет, ты посмотри, чем тебя… травят! – захохотал князь, вытащив рогожу из трубы. – Эт не яд, Игилка, это ж знатное зелье! Ладаном зовут. Я за это золотом плачу, а ты гутаришь, шо тебя травят? Меня б так травили…
– Погоди, хозяин, и тебя потравят! – всхлипнул домовой в дымоходе, мелкой дрожью избавляясь от сажи и паутины.
Перед князем возникло целое облако сажи и пепла. Он отступил назад от дымохода и замахал рукавом:
– Эй, где ты там и чем же ты недоволен?
– Так я ж – сила нечистая! Куды мне до благовоний и антибиотиков? – сконфузился от такого приёма Игил.
– До чево-чево? – прищурился Владимир.
– Ну, по-гречески это… называется у них. Нечистую силу, ну, микробы там, бактерии, вирусы изничтожать…
– Так, замолк! Будешь ещё мне тута гнать заморские словечки. Вылезай давай, а то терем пожгу вместе с тобой! Ты меня знаешь!
– Знаю, хозяин, знаю. Но запомни: с этой поры три шкуры спускать буду со славян… три шкуры! Чтобы вонь свою, как греки свое зловоние, за эту заразу не скрывали, а запросто, чтоб почаще мылись и парились, – миролюбиво предложил домовой.
– Ты на шо намекаешь? Шо я воняю? Вылазь, в последний раз говорю, – рассердился не на шутку князь.
– Терем пожгёшь? – всхлипнул, размазывая сопли по паутине, свисающей из дымохода, домовой.
– Пожгу! Вот-те Перунов знак! – Владимир скрутил фигуру из трёх пальцев и, сунув руку в отверстие заслонки, пошарил этой фигурой в дымоходе.
– Убери подальше тряпки, тут ещё одна… болтается… – жалобно попросил князя закашлявшийся домовой.
– Вот то-то же… – хмыкнул Владимир, отряхивая руку от сажи на рукаве. Потом, пошарив в дымоходе, извлек ещё один свёрток тряпья. Только после этого из кирпичного дымохода выползло облако, слегка громыхнуло, поискрило и отряхнулось от сажи. Немного покружившись по горнице, это самое оно прилегло на лавку.
– Ты это, прими свой облик, неча тут… Детишек с бабами тут нетути, и пугать тебе некого. Вот, медовуху принес – лакай.
Домовой мгновенно материализовался и, спустившись с лавки, припал бадье. Князь снял со стены рушник и, обметя им сажу с лавки, присел на неё рядом с домовым и, похлопав в ладоши, произнёс:
– Ну, будя, будя! А то опять буйствовать не по времени начнешь. День на дворе – светло ещё для твоих проказ. Ух, ты… – осекся Владимир, вглядываясь в домового.
– Ик-ик, – оторвавшись от медовухи, домовой взглянул на князя и жалобно повторил: – Княже, не надо терем жечь…
– Да… это… – замахал руками князь. – Ты на кого похож?
– А чем тебе моя личина не нравится? – обиделся домовой.
– Пужать годи… – князь сел на лавку и стал со всех сторон разглядывать домового. – Похож на не знамо что…
Домовой внешне напоминал человекоподобное существо с длинной нечесаной гривой волос. Казалось, он весь закрывается ими с головы до пят, оставляя прорехи в своей внешности для глаз и большого грушевидного носа. Роста маленького, очень юркое существо со времени его изгнания с Лысой Горы со всеми сородичами в жилища людские, приобрело все навыки скалолаза-прохиндея, способного появиться и исчезнуть сквозь самую маленькую щель или дырочку. Но что же так удивило Владимира? Впрочем, дадим ему самому слово:
– Игилушка, а че эт ты в таком виде?
– В каком-таком? – встрепенулся домовой.
– Раньше был о-го-го, а счас? На космы свои посмотри… Кто ж тебя так разодрал? Ты раньше даже с дружиной моей спорил, кто сноровистей и кто сильней, да кто летучей в драке… А счас? Весь обдёрганный, весь…
– Раньше я только со славянами бузил, теперь вот… языки осваиваю. Вот вышиванку, – поскреб себя по груди домовой, мотая головой, – пришлось украсть, за своего чтоб сойти…
– Да весь какой-то ты обдолбанный, убогий… – продолжал сокрушаться князь.
– Эх, Володюшка, куды мир катится? Кого только в Киеве теперь нет. Заглянешь к кому попугать-повеселить и не знаешь, на каком языке обматерить хозяев. Вот сего дня под утро схлопотал такое от веника, что и не сказать, не передать. А до этого че только ещё выслушать не пришлось. Ты память мою знаешь, передам дословно:
«– Питаю, як вихована людина, кто сало анулював?
– Запитай чого легшее.
– Дружина, востанне тебе культурно питаю», – подражая голосам собеседников, заверещал, загундосил домовой.
После этих слов князь насторожился и, пристав с лавки, стал очень внимательно прислушиваться к каждому слову домового. Домовой бесстрастно продолжал декламировать:
«– Тю, забув чи що де живемо? Кацапи ж кругом. У них i питай…
– А це що ще за чоловiк у тебе за спиною?
– Та сусiд зайшов ось i нiяк пiти не хоче Каже, що домовик.
– Та який домовик? Кобель це кацапський!
– Ех, був би хоч i справдi кобель. А то цiлий день одна самотня…
– Дура, заклопотана, ось хто сало вкрав?
– Стривай, я сама…
– Нi вже, я сам – в дупу його, в дупу. Щоб сало там у нього застрягло».
– Ну, что-нибудь понял, княже? Ох, и прилетело же мне, – огорченно вздохнул домовой. – А тут ещё твой Теодор повадился к моим бабам шастать. Интриган заморский…
– Ну, чего ж тут не понять? – нахмурился князь. – Дружина… Восстание готовят! Вовремя я с тобой встретился. И кацапы ещё какие-то у них тут. Бунт, значит, затевают! Ну, бывай, Игилушка…
– Погоди, княже, а звал-то зачем? – уныло спросил домовой, не услышав от князя даже сочувствия.
– Ах, да… – вспомнив, зачем ему понадобился домовой, остановился князь. – Ну, это теперь не главное… Хотя, Игилушка, по-быстрому только, а то вон какие дела в городе происходят. Игилушка, вопрос: а может такое быть, что бабушка моя временами воскресает?
– Ох-хо-хо, с твоей бабушкой и не такое станется! Молчу-молчу… – затрясся от страха при одном упоминании княгини Ольги домовой.
– Ты её видел, видишь ли где? – продолжал допытываться Владимир. – Когда видишь?
– Да она мне после того, что вытворяла, до скончания веков будет видеться! Она ж у меня вот где сидит, – ткнул себя пальцем под горлом, домовой, обиженный странными вопросами.
– Без обмана? – уперев руки в бока и нагнувшись к домовому, спросил Владимир.
– А то ж, обманешь тебя… – ответил домовой и на глазах князя надулся от недоверия к себе.
– Ну, бывай! – махнул рукой Владимир и заторопился к выходу.
– Бывай, княже, бывай, а с Теодором-то что делать? – взмолился домовой, трясясь от обиды.
– Потом, всё потом… Хотя, подожди-ка… подожди. Где, говоришь, семья эта обитает? – остановился Владимир у выхода и пощёлкал пальцами.
– Какая такая семья? – в который раз удивился домовой.
– Ну, этих хазаров… – нетерпеливо подгонял Владимир с ответом флегматичное существо, обиженное на весь белый свет.
– В предградье, княже. Будто ты не знаешь… – взмахнул домовой своей накидкой из паутины.
– Ну, не знаю, не знаю… где? – рассердился Владимир на домового.
– Ну как где… Там болотце было, так твой Добрыня за мзду невеликую им место для поселения отвел.
– На Добрыню не наговаривай – честнее него у меня помощника пока нет… – строго посмотрел на домового князь и поинтересовался: – А откуда они пришли?
