Одиссей. Герои. Скитальцы

Озадаченный Ахилл, сморщившись, начал покусывать свои в детстве обожженные тонкие губы, и тут по заранее отданному приказу хитроумного сына Лаэрта мощно боевую музыку затрубил сам Агирт, а один из его помощников призыв к битве заиграл на флейте. Другие воины, прибывшие с Агиртом, словно Куреты, для которых пляска с бряцаньем мечей жизнь составляла, по щитам бить стали мечами, и зал весь наполнился грозным звоном оружия.

Сестры, роняя подарки, испуганными криками призывают на помощь отца, и бегут кто куда, решив, что на них напали враги, и закипела уж во дворце кровавая битва.

Как будто сами собою вдруг спали с могучей груди и с плеч широких Ахилла все одежды, вот уж в могучей руке у него и щит, и дрот изоострый. Блеском зловещим пыл и оружие Ареса внезапно залили родные пенаты. Мощный стоит посредине зала обнаженный герой, прикрывшись одним щитом и ощетинившись дротом, требуя неизвестных врагов к схватке смертельной. Тут даже придумавший все Одиссей на всякий случай отскочил от Пелида с криком, чтоб флейта с трубою замолкли и все успокоились, ведь никаких врагов в зале нет.

Так, благодаря хитрости Одиссея, Ахилл отправился сражаться под Трою, взяв с собой из Фтии старого друга и наставника Феникса и возлюбленного друга Патрокла, без которого Пелид своей жизни не представлял.

Согласно Гигину, Патрокл, сын Менетия, отплыл из Фтии, на 10 кораблях, а Феникс, сын Аминтора, на 50 кораблях. Ахилл же, отправился под троянские стены на 60 кораблях.

32. Одиссей догадывается, как исцелить Телефа

Не зная морского пути в Трою, ахейские корабли по ошибке пристали к берегам незаконнорожденного сына Геракла и дочери аркадского царя Алея Авги Телефа (светящий далеко) в Тевфрании (Мисии) в северо – западной части полуострова Малая Азия.

Телеф, выросший у пастухов, в поисках матери по указанию дельфийского бога отправился в Миссию, где его усыновил престарелый царь Тефрант. Став царем после смерти Тефранта, Телеф женился на его дочери Аргиопе, а потом на дочери Приама Астиохе, которая родила ему сына Еврипила. От великого родителя Телеф унаследовал такую большую силу, что вместе с сыном Мелеагра и охотницы Аталанты Парфенопеем (с которым он вместе вырос у пастухов) изгнал из Миссии сыновей Афарея Идаса и Линкея – знаменитых мессенских героев, сравнимых силой и славой с самими Диоскурами (Отроками Зевса).

Ахейцы, приняв эту страну за Трою, стали ее опустошать, однако в Тефрании их ожидало упорное сопротивление местных жителей.

Павсаний рассказывает о смелом нападении Телефа на захватчиков, прибывших с Агамемноном, когда они, не найдя дорогу к Илиону, стали грабить Мисийскую равнину, приняв ее за троянскую землю. Телеф вооружил мисийцев и преследовал эллинов до самой стоянки их кораблей. Тогда Ахилл выступил против Телефа, и тот, не устояв, побежал, ведь сын среброногой Фетиды был самым могучим и храбрым из всех ныне живущих героев. Убегая от быстроногого Ахиллеса, Телеф запутался в побегах виноградной лозы и был ранен в бедро копьем Пелида. Это было то самое знаменитое копье (мудрый кентавр срезал ствол ясеня, Афина собственноручно отполировала древко, а Гефест выковал наконечник), которое Хирон подарил на свадьбу отцу Ахилла Пелею, а тот вручил сыну, провожая его на войну. И вот Телеф был ранен Ахиллом именно этим дивным копьем и тяжко страдал от раны, которая никак не заживала.

Тогда Телеф, сильно страдая от неизлечимой раны, посетил Дельфы и получил от аполлоновой девы короткий и вроде понятный оракул:

– Тебя излечит только тот, кто нанес рану.

Согласно Гигину, Телеф пришел к Агамемнону и по совету желавший за разные прегрешения отомстить мужу Клитемнестры, выхватил из колыбели бывшего еще ребенком Ореста, угрожая убить его, если ахейцы не исцелят его от гнойной раны. Ахейцам же Калхант предсказал, что, если Телеф не укажет дороги, они не смогут даже найти Трою. Поэтому они легко помирились с Телефом, а Агамемнон – Владыка всех греческих войск, как поет Ликофроновская Александра, свершил обряды тайные и во искупление раны Телефа даже принес жертву в Дельфах, но рана не исцелилась.

Тогда одетый в лохмотья, несчастный Гераклид прибыл в Аргос, явился к самому Ахиллесу, нанесшему ему рану, и слезно стал умолять его о помощи. Однако Ахилл, перебив Телефа, прикусил свои тонкие бескровные губы и честно отказался его излечить:

– Я, конечно, у Хирона научился травами кровь останавливать или сон наводить, но совершенно не представляю, как излечить гниение в твоей ране!

И тут опять проявил свое многоумие Одиссей. Он один догадался, что имела в виду аполлонова дева. Найдя Телефа, сын Лаэрта многозначительно пошевелил своими большими ушами, потупил притворно глаза и вкрадчиво молвил:

– Я скажу, как тебе излечиться, но, поклянись, что ты за это станешь нам проводником в Трою и на всем пути будешь нас снабжать продовольствием.

Только после того, как несчастный Гераклид принес клятву, Одиссей голосом важным изрек:

– Не Ахилла, устами Пифии назвал Феб прорицатель, а его знаменитое копье Пелионское, ведь его наконечник тебе нанес незаживающую рану.

Ахилл тут же соскоблил с наконечника своего Пелиона немного ржавчины и приложил ее к гниющей ране, и Телеф на следующий день был полностью исцелен, от раны остался один красный рубец.

За благодеяние ахейцев, которое оказалось возможным благодаря догадливости Одиссея, сын Геракла стал их проводником в Трою, и во время пути обильно снабжал все ахейское войско вином и продовольствием.

33. Одиссей похищает дочерей Ания

Когда с продовольствием у греков было совсем плохо, Агамемнону рассказали следующую историю о сыновьях и дочерях сына Аполлона Ания и фракийской рабыни Дориппы: у сына Диониса Стафила и Хрисофемиды было три дочери – Молпадия, Рео и Парфенос. С Рео сочетался Аполлон и оставил ее беременной. Когда Стафил по округлившемуся животу заметил беременность дочери, гневу его не было предела. Он не пожелал даже выслушать Рео о том, что отец ее ребенка делосский бог, поскольку был уверен, что ее совратил кто-то из ее сверстников, смерти причастных. Опасаясь мести древних Эриний, он не стал убивать родную дочь, а запер ее живую в большой сундук и скинул его с обрыва в море, надеясь, что так она сама умрет, утонув в воде. Сундук по воле старой лишь обликом Мойры Лахесис не потонул, а приплыл к острову Эвбее. Рео взяли прислуживать в храме, и в положенное время она родила мальчика, названного Анием. Спасенная столь чудесным образом, и став прислужницей в святилище Аполлона, Рео стала истовой почитательницей бога света. Она положила младенца на жертвенник Феба и взмолилась богу, прося спасти невинное дитя, если это действительно его сын. Аполлон, найдя дитя, спрятал его от Рео на острове Делос, а затем позаботился и о его воспитании, обучил искусству прорицания, когда мальчик стал ходить в палестру и впоследствии сделал своим жрецом и окружил великими почестями. Когда жители многих островов и обширной области в приморской части Азии добровольно перешли под власть сына Зевса и Европы Радаманфа, тот, прослышав о его справедливости, отдал трон бывшего плавучего, а теперь оседлого острова Делоса жрецу Аполлона Анию. Аний на этом острове как царь людей и как жрец Аполлона блюл благочестие, и вскоре его дочери, прозванные ойнотрофами, получили особый дар, но не от Феба, а от Диониса: все к чему Спермо, Ойно и Элайо прикасались превращалось соответственно в дары благой Деметры (пшеница), в струящуюся влагу лозы Диониса (вино) и в ягоды Афины (маслины), и этот дивный дар приносил Делосу великую пользу.

Лишь только о даре дочерей Ания превращать в хлеб, вино и оливковое масло все к чему они прикасались, слух дошел до пастыря всех ахейских народов Атрида, как он явился во главе своих микенцев на Делос. Там Агамемнон силой оружия принудил дев обеспечивать небесным пропитанием не только его аргивян, но все ахейское войско. Девам пришлось прикасаться к различным предметам без отдыха целыми днями и ночами, ведь под командованием Агаменона было сто тысяч вооруженных мужей, плюс корабельщики, слуги, наложницы… Через некоторое время измученные ойнотрофы (превращающие в вино) сумели бежать и тайно скрыться у брата Андроса.

Агамемнон, вспомнив, как Одиссей нашел сына среброногой Фетиды Ахилла на Скиросе и уговорил его участвовать в походе, приказал Итакийцу найти ойнотроф и заставить их снабдить ахейское войско хлебом, маслом и вином, хотя бы в количестве, необходимом, чтобы доплыть до Трои.

Сын хитроумный Лаэрта сразу догадался, что дивные сестры могли сбежать только к брату на остров кикладский, и вскоре он во главе большого отряда предстал перед Андросом. Увидев в глазах сына Ания страх, Одиссей решил на этот раз не хитрить, а действовать грубой силой и пригрозил ему:

– Любезный Андрос! У меня приказ сестер твоих, обладающих даром столь дивным и ценным, любой ценой отыскать, даже, если придется не только дев и жен, но и всех мальчиков и мужей на твоем лавном острове истребить. Думай быстрее, я не хочу напрасно кровь проливать.

Братское чувство сломил страх пред многослезной войной, всем ненавистной, и, скрепя сердце, Андрос выдал сестер.

Чтобы девы опять не убежали предприимчивый Итакиец решил приковать их цепями к своему кораблю.

Овидий поет, как для плененных сестер уже приготовили поручней цепи, – но, протянув к небесам до времени вольные руки, – «Вакх-отец, помоги!» – возопили они. И дивного дара виновник, будучи опьяненным, девам помог, если помощью это можно назвать – он чудом преобразил их. Потеряли они человечий облик, в воздух поднялись на крылах, обратились в птиц, белоснежных голубок.

Так непреложная Мойра Лахесис не допустила вмешательства Диониса в историю Троянской войны, и он, оказавшись пьяным, лишь преобразил облик своих внучек, превратив их в голубок.

Некоторые подобно Ликофроновской Александре, говорят, что греков силу страшную сын Рео сдержать не смог, хоть и призывал их на девять лет на острове остаться – в подчинение пророчеству, – пообещав, что пищу безупречную доставят всем три девы – искусницы зерно молоть на мельнице и вина делать, и жать маслины жирные! Они и голод, войско истребляющий тех псов чужих, смирят. Старухи-девы это им накаркали, те, что на своих челноках нити жизни ткут из лежащего на коленях жутколикой Ананке нетленного Веретена.

34. Благодаря Одиссею, ахейцы жертвуют Ифигению и отплывают

Агамемнон, охотясь, в лесу богини охоты и дикой природы, шумом ног своих спугнул пятнистого оленя. Он убил его и слово выкрикнул на радостях хвастливо такое:

– Всех копьем я превосхожу, выше всех и силой, и ловкостью я в копьеметании. Сама Артемида не метнула б копье более метко, чем я.

За это лютым гневом воспылала к грекам вечная дева, никогда не знавшая ложа мужчины. Ахейцев, собравшихся в Авлиде, она заставила ждать, пока нечестивый Атрид, в возмездие за убийство лани пышной жертвы ей не принесет. Артемида попросила царя ветров Эола запретить дуть подчиненным ему ветрам в нужном данайцам направлении, и войско из-за этого не могло плыть под парусами, а на веслах на больших до предела нагруженных не только припасами, но и конями, кораблях далеко не уплыть.

Когда безветрие сковало весь ахейский флот, птицегадатель Калхант, придя на собрание вождей и советников, обвел всех немигающим взглядом, остановившимся на вожде всех ахейских вождей, подождал, когда установится тишина и только после этого важно изрек:

– Не тронутся ахейские суда под парусами из Авлиды, пока владыка всех ахейцев Агамемнон старшую дочь свою, Ифигению, в жертву не заколет богине.

Услышав о кровавом жертвоприношении дочери, Агамемнон от несдерживаемого гнева затопал своими толстыми ногами и беззвучно затряс бордовыми мясистыми губами, не в силах даже одного слова молвить. Он погрозил скипетром Калханту и в гневе покинул собрание.

На следующее утро, когда уже взошел Зареносец, земле возвещая о свете, и следом в платье шафранном Заря распростерлась над морем, старший Атрид своему герольду Талфибию приказал оповестить всех вождей, что родную дочь он ни за что зарезать не позволит.

Диктис Критский рассказывает, что тогда Одиссей, притворившись разгневанным на упорство Агамемнона и уверив всех, что он возвращается домой из-за него, измыслил важное, но не слишком надежное средство. Приехав в Микены, он никого, не посвящая в свой хитрый замысел, пересылает Клитемнестре поддельное письмо, будто бы от Агамемнона, содержание которого таково: «Ифигению, как старшую дочь Агамемнона, просватали за могучего Ахилла. Поэтому пусть мать поспешит и скорее пошлет туда Ифигению, а с ней все, что нужно для свадьбы». Получив это письмо, Клитемнестра, радостная, что она может выдать дочь за мужа с таким славным именем, передает Ифигению Одиссею. Тот же, завершив это дело за несколько дней, возвращается к войску вместе с ни о чем не подозревающей девой.

О принесении в жертву Ифигении рассказывают по-разному.

Некоторые, подобно Еврипиду, говорят, что Агамемнон сам безумное отдал приказанье жене в письме, чтобы сюда прислала дочь: мол, Ахиллес ей руку предлагает, герой не хочет участвовать в походе, коль в жены Ифигению ему не отдадут и ложа не разделит во Фтии с ним царевна. При этом отличился именно Одиссей, он уговорил Атрида написать письмо.

– О, богоподобный Атрид, достойный повелитель всех мужей Агамемнон! Ты до сих пор был мудрым повелителем нашим. Но, что за необдуманные слова у тебя чрез ограду зубов излетели по поводу нашего отплытия из Авлиды, вождь наш величайший? Ты отказываешься Ифигению в жертву принести Зевса дочери Артемиде, а ведь, я узнал, что она тебе не родная, а приемная дочь, правда, точно не знаю Елена иль Клитемнестра ее родила. Так что же, из-за того, что тебе жаль дочь нечестивого похитителя Елены Тесея, все ахейское войско будешь здесь в Авлиде держать? Или же Ифигения дорога тебе потому, что она дочь не Елены, а Клитемнестры от ее первого брака с сыном Фиеста Танталом? Тебе на собранье вождей на эти вопросы ответить придется! Долго ахейцы тут пьянствовать будут? Ты зачем вместе с братом по всей Элладе царей собирал? Лучше б начальствовал ты над каким-нибудь войском ничтожных людей, а не над нами, которые оставили жен и детей ради славы священной Эллады! Ты ж главный скипетр носишь, тебе повинуется столько ахейских народов, и ты держишь нас здесь из-за какой-то… Если ты не изменишь свое решение и не дашь принести Ифигению в жертву Медвежьей Богине, то и мы, цари и советники ахейского войска изменим свое решение о назначении тебя нашим верховным вождем.

Так вкрадчиво говорил Агамемнону Одиссей, глядя себе под ноги и непрерывно шевеля своими большими ушами. Атрид, как завороженный смотрел на уши Одиссея во время всей его речи и потом ответил задрожавшими мясистыми губами, готовый расплакаться:

– О, Одиссей, муж многоумный! Поразил ты глубоко словами своим справедливыми дух мой заблудший, но я ошибку свою теперь признаю. Отведите с Диомедом из шатра моего Ифигению к алтарю прямо сейчас и сделайте все, что положено. Только не говори никому, что Ифигения не моя дочь, и я тебя, как скажешь, отблагодарю.

Ифигению (или, как говорят некоторые, телицу, на которую деву на алтаре подменила сама богиня охоты), несмотря на протесты Ахилла, принесли в жертву. Сразу после этого ветры задули в направлении, благоприятном плаванию ахейского войска, радостные вожди пришли к Агамемнону и долго за жертву родной дочери для общего дела благодарили его и утешали.

Лаэртид же после этого случая стал близко доверенным лицом Аамемнона.

35. Одиссей оставляет больного Филоктета на Лемносе

Аполлодор говорит, что, когда эллины на Тенедосе стали совершать жертвоприношение Аполлону, с алтаря сползла водяная змея и укусила Филоктета.

Некоторые говорят, что это происшествие случилось неспроста. Когда безмерно страдающий от непереносимой боли, вызванной ядовитейшей желчью Лернейской Гидры, въевшейся в его кожу и тело, Геракл приказал сжечь себя на погребальном костре, сруб для которого был разложен на поднебесной горе Эте, вдруг оказалось, что некому костер зажечь. Не только те, кто до сих пор любил Геракла, никто не захотел костер поджечь, боясь к нему даже приблизиться. Отпрыск прекрасноволосой Алкмены и Зевса страшно, мучительно страдал. Лишь один Филоктет отважился зажечь костер. В благодарность Геракл отдал ему свой лук и чудесные стрелы в уемистом туле. Когда мстительная Гера увидела, как Филоктет, чтобы прекратить невыносимые мученья Геракла поджег его погребальный костер, царица чуть не задохнулась от гнева, которому места было мало в ее груди, и она истошно завопила:

– Ах! Сын Пеанта даже не знает, как тяжко меня оскорбил… Ах! Это благодеянье к нечестивому отродью блудницы Алкмены даром ему не пройдет! Коль не напрасно я Герой величаюсь великой и главный скипетр держать я достойна – Пеантида погублю, да так, чтоб об этом все знали. Впрочем, Филоктет не Геракл, силы пеантова сына так малы и ничтожны, что я всегда сумею ему отмстить.

И вот на острове Лемнос, Филоктета укусил в ногу змей, которого по просьбе Геры трехликая послала Геката, дочь Титана Перса и Титаниды Астерии, которой, согласно Гесиоду, Зевс даровал «править судьбой земли и пустынного моря», но, которая, став волшебницей и колдуньей, стала жить в преисподней Аида. От загноившейся раны исходил настолько зловонный запах, что ахейцы не могли его переносить.

Царица богов явилась во сне к послушному ей Агамемнону и внушила ему бросить больного Филоктета одного на Лемносе, и пастырь всех ахейских народов поручил это сделать сыну Лаэрта.

Когда Одиссей попытался высадить Филоктета на острове Лемносе и сказал, что это приказ Агамемнона, тот, естественно отказался, заявив, что ему одному и больному на острове не выжить и попросил, чтоб его показали искусным врачам Асклепиадам Махаону или Подалирию. Итакиец потупил глаза, глядя себе под ноги, и очень сочувственно сказал сыну Пеанта:

– Да, и я Атриду говорил, что тебя одного, да еще и больного бросать на Лемносе не справедливо, ведь ты не виноват в том, что случилось, но спесивый Агамемнон власть проявил и мне приказал тебя высадить. Но не справедливые приказы мне и самому не хочется выполнять. Давай вместе подумаем, как быть. Сейчас нам надо принести жертву Аполлону Эмбасию и Береголюбцу, чтоб защищал наш корабль в пути по незнакомому морю. Ты же постарайся не вопить так громогласно, многие думают, что стонами ты беды можешь накликать. Полежишь под кроной тенистого дерева, пока мы совершим жертву, а я прямо сейчас пошлю вестника к Махаону иль Подалирию.

Одиссей помог Филоктету спуститься на берег вместе с луком Геракла и стрелами и заботливо, подставив плечо, проводил его до раскидистого платана. Сказав Пеантиду, что уходит послать вестника к Асклепиадам, сын Лаэрта побежал на корабль, который тут же отчалил, ибо по его приказу давно был готов к быстрому отплытию.

Филоктет больше всех винил Одиссея за свои страданья на острове, где ему больному пришлось, коченея по ночам от холода, добывать себе пищу луком и стрелами:

– О, у коварного Итакийца всегда дурные мысли и хитрые речи на языке; лукавый негодяй, стремится он всю жизнь к корыстным целям бесчестными путями.

36. Одиссей возглавляет посольство в Трою

Прежде, чем начать военные действия, тяжкие всем, греки решили отправить в Трою посольство, о котором рассказывают по-разному; большинство говорит, что оно было отправлено значительно раньше, чем утверждают авторы, описывающие события до гомеровской «Илиады». Так, в утраченных «Киприях» Стасина Кипрского говорится, что посольство было направлено не во время подготовки к походу на Трою, а после того, как греки приплыли и высадились под стенами Трои, и погиб Протесилай.

Как бы там ни было, но эллины отправили послов Паламеда, Одиссея и Менелая с тем, чтобы они потребовали от троянцев возвращения Елены и всего захваченного имущества, а также выплаты немалой пени за похищение.

Сначала Паламед, благоразумие, которого очень высоко ценилось и в дни мира, и в дни войны, принес жалобу на Александра и нанесенную им обиду всем эллинам и особенно Менелаю. Не только греки, но и троянцы, присутствовавшие на совете, говорили, что выражение умных глаз Паламеда во время его речи несколько раз менялось от непоколебимого и даже устрашающего, до дружеского и даже ласкового.

Однако владыка Приам вежливо прервал его:

– Сдержись, прошу тебя, Паламед, ибо потом может оказаться, что ты сам поступил несправедливо, возводя вину на того, кто отсутствует. Нельзя творить суд, если у обвиняемого нет возможности защищаться. Потому может случиться, что все твои упреки и обвинения будут опровергнуты, когда сын мой будет налицо.

Через несколько дней в Трою явился Александр, и Приам предоставил Елене самой выбрать с кем и где ей остаться. Спартанка грудным голосом, а сейчас еще задрожавшим и ставшим особенно низким, твёрдо сказала:

– Все лгут, кто говорит, что Александр, воспользовавшись отсутствием гостеприимного Менелая, меня коварно похитил. Я приехала сюда по своей воле потому, что, полюбив Александра, не желаю лгать, оставаясь женой Менелая, и я к нему не вернусь.

Благоразумный троянский старейшина Антенор в «Илиаде» рассказывает, что вместе, когда на собраньях троянцев послы появлялись, если стояли, то плеч шириной Менелай выдавался, если ж сидели, казался видней Одиссей многоумный. В час же, когда перед всеми слова они ткали и мысли, – быстро Атрид Менелай говорил свою речь пред собраньем, очень отчетливо, но коротко: многословен он не был, нужное слово умел находить, хоть и был помоложе. Если ж стремительно с места вставал Одиссей многоумный, – тихо стоял и, потупившись, глядел себе под ноги молча; скипетром взад и вперед свободно не двигал, но крепко, как человек непривычный, держал его, стиснув рукою. Можно было подумать, что он брюзга, к тому же неумный. Но лишь звучать начинал из груди его голос могучий, речи, как снежная вьюга, из уст у него устремлялись. С ним состязаться не мог бы тогда ни единый из смертных, и уже прежнему виду его троянцы теперь не дивились.

Диктис Критский говорит, что после решения Елены остаться в Трое с Парисом и последовавшего за этим окончательного отказа Приама возвратить Елену и похищенные драгоценности никогда не унывающий Одиссей опять потребовал созыва троянцами совета. Он это сделал скорее ради того, чтобы еще раз свести воедино все происшедшее, чем, чтобы добиться изменения решения царя Илиона. Итакиец вновь напомнил в своей красочной речи обо всем недостойном, что учинил против Греции Александр. Слова же Елены, отказавшейся вернуться к Менелаю в Элладу, он объяснил так:

– Хоть у Париса одна бровь выступает вперед больше другой, но все равно он по-юношески очень красив и потому сумел соблазнить жену своего радушного гостеприимца. И, если Александр ее не силой увез, а сумел уговорить на добровольный побег, разве от этого меньше его вина?! Ведь, даже, если б Елена сама его домогалась, как жена тиринфского царя Прета Антея пыталась соблазнить Беллерофонта, то он должен был бы, уплыть один и как можно быстрее, а не обворовывать своего гостеприимца, как и Беллерофонт непорочный поступил по отношению к Прету.

В конце своей речи Одиссей заверил троянцев в том, что справедливая кара за преступление Париса последует неизбежно и незамедлительно.

Когда Приамиды услышали это, они хотели наброситься с оружием на послов, но Приам остановил их, властно прикрикнув, что послы в его государстве неприкосновенны. Сам же троянский владыка послам лишь холодно – вежливо подтвердил уже принятое им решение не выдавать Елену.

Итакиец понял, что сыновья Приама тайно договорятся между собой хитростью напасть на послов, и особенно он ожидал этого от нового супруга Елены Париса и Деифоба, влюбившегося в Елену.

В «Илиаде» поется о сыновьях Антимаха отважного – мужа, который некогда Трои сынов убеждал на собранье народном, чтоб Менелая, послом с Одиссеем прибывшего в Трою, там же убить и обратно его не пускать к аргивянам.

Говорят, что Одиссей тайно встретился с самым благоразумным и благочестивым старейшиной Илиона Антенором и пообещал ему и его семье жизнь и свободу после покорения Трои, если он поможет им к своим вернуться живыми. Антенор поставил к послам надежную охрану и, как только это оказалось удобным, отпустил их домой целыми и невредимыми.

Илиада [9]

37. Хитроумие Одиссея, стоившее Протесилаю жизни

Аполлодор рассказывает, как, выплыв от небольшого острова Тенедоса в открытое море, эллины без происшествий подплыли к Трое.

Среброногая Нереида Фетида, тщательно опекавшая своего милого сына, и тут предостерегла Ахилла, чтобы он с корабля первым не сходил на вражеский берег, ибо морской бог Протей, обладавший необыкновенной, даже для божеств зыбкой стихии, способностью к метаморфозе (перевоплощению) и предсказанию, ей давно провещал: