Спасительная обитель

Но как бы он себя не успокаивал, а именно сегодня он и правда стремился туда, как будто к своим старым друзьям, которых давненько не видел и ему не терпелось с ними повидаться; рассказать самому и выслушать своих друзей о том, как сложилась их судьба и узнать поскорее о том, что нового у них произошло? В то же самое время он отдавал себе трезвый отчёт, что они для него совершенно незнакомые люди и возможно потому, он как ребёнок волновался перед их встречей, не понимая, как и о чём они будут разговаривать. Скорее всего ему импонировало то, что это будут люди из другого мира, который был ему совершенно не ведом до сего дня.

Его тянуло навстречу с ними ещё и то, что он уже привык к ежедневному общению со своими сверстниками в университете, а здесь, в посёлке, он уже успел отдохнуть от прошлых забот, и ему хотелось пообщаться с людьми, которых его мать, когда-то давно, охарактеризовала как умных и мудрых. Рассуждая про себя о своём душевном состоянии, он шёл по просёлочной дороге меж уже знакомых ему с раннего детства ржаных, пшеничных и прочих, просторных полей, так как где-то вдалеке у рощи виднелось светлое поле гречихи. Он не мог ошибиться, так как ещё в раннем детстве, его дедушка вывозил к гречишным полям свои ульи. Эти участки полей, всегда выделялись из общей панорамы прочих полей своим цветом, – слегка розового оттенка, постепенно созревая, переходящего в коричневатый, напоминая всем о приходе второй половины лета.

Вдруг, совершенно неожиданно, к нему под ноги выскочила перепёлка, а вслед за ней выбежало несколько совсем ещё маленьких цыплят. Никита резко отскочил в сторону, а когда перепёлка испугавшись метнулась обратно в траву, её цыплята растерянно стояли на дорожке и смотрели на него своими глазками-бусинками до тех пор, пока он тоже стоял не шевелясь. Но как только он сделал шаг в их сторону, они не раздумывая, – стремглав шмыгнули в траву и побежали в сторону материнского писка, шевеля верхушки заколосившейся травы.

Никита слышал от своей бабушки, что встретить перепелов, – это к удаче. Несмотря на то, что он был вроде как и не суеверный, однако ему эта встреча очень даже понравилась. Освободившись таким образом от своих нескончаемых размышлений о предстоящем общение с монахами, благодаря этой случайно выбежавшей перепёлки, он только теперь заметил, что где-то вдалеке усердно рычит колёсный трактор, распыляя что-то по полю, и то, что по дороге едет грузовик с кузовом накрытым брезентовым пологом, подняв огромные клубы пыли; а прям перед ним уже возник тот самый холм, на котором и стояла та самая монашеская обитель. И то, что настало время полуденного зноя и на бескрайнем небе не было видно ни единого облачка, а только очень высоко в голубой бездне летнего неба кружила пара орлов, высматривая себе на очередной обед зазевавшегося суслика или другую, подходящую для этого живность. Никита с огорчением отметил про себя уже всем привычный, но зловещий факт, что кто-то скоро пообедает, а для кого-то из их добычи, – это будет последним днём его жизни. И только поднебесная трель невидимого жаворонка, в купе со всеми стрекочущими кузнечиками и прочей живностью, звенящими на все лады маленькими и прозрачными крылышками, отвлекли его от грустных мыслей, заполнив своей какофонией всё пространство ближайших полей, вокруг его одинокого приближения к чему-то совсем ещё неведомому.

Никита медленно, с лёгкой одышкой, поднялся на холм и сразу узнал тот самый домик из белого известняка, который он с мальчишками пытался захватить, и те самые огромные дубы-великаны, стоящие рядом с ним, в своём гордом великолепии. Единственное, что он отметил из новшеств, так это выложенная из битого, плоского камня площадка перед тем самым, совершенно загадочным домиком из его детских воспоминаний. И ещё, что бросилось ему в глаза, так это металлическая труба, выходящая скорее всего из печки где-то сзади за домом, возвышаясь над его зеркальной крышей, немного не вписываясь в общую картину со своей оригинальной квадратной формой и с овальным колпаком на самой её макушке. В этом был какой-то диссонанс, так как по всем правилам классики, колпак должен был быть непременно прямоугольной, а точнее – пирамидальной формы. Когда же он подошёл ещё ближе, то заметил, что сверху над столом между дубами был натянут большой парусиновый полог, выполняющий роль навеса, который создавал хоть и совсем маленький, но всё же домашний уют и явное ощущение гарантированного убежища от солнца и дождя. Он машинально положил свой пакет с гостинцами на огромный стол и стал осматриваться по сторонам, слегка притаившись и скорее даже украдкой, пользуясь тем, что рядом с ним никого нет.

Он опять вспомнил как они в детстве бесчинствовали на этом холме, разграбляя этот сиротский, одинокий домик, и его лицо покрылось лёгкой испариной, а щёки запылали как у девицы на выдане. Он со стыдом представлял как его сейчас будут расспрашивать о тех похождениях в давно ушедших годах, и как он будет за это гореть в гиене огненной, но тут же поймав себя на мысли, что он что-то лишнего на себя навлёк, посмотрел по сторонам, и не увидя ничего подобного, стал постепенно успокаиваться.

Пока Никита рассматривал все изменения вокруг знакомого строения, в окне промелькнул тёмный силуэт одного из его жителей, затем дверь медленно отворилась, и он увидел того самого Епифания, который видимо его уже ожидал, но возможно не так рано. Тот медленно вышел из дверного проёма и уверенно направился к своему гостю, в привычном, чёрном платье-подряснике. Его солидная фигура была увенчана большим позолоченным, наперсным крестом, покоясь на плоской, позолоченной цепочке. Никита пошёл к нему навстречу и скромно поздоровался, сказав очень просто, как обычно здороваются со старшими людьми: – Здравствуйте. Епифаний протянул ему обе руки, сложенные вместе, видимо по своей профессиональной привычке, когда проводил богослужение в церквях, но тут Никита замешкался и легонько прикоснувшись своими руками к его рукам, он слегка преклонил голову перед священником, забыв, что надо попросить у него благословления.

Он знал от своей матери, что при благословении надо целовать руки священнику, но всё пошло совсем не так как он это не один раз видел в церкви, посещая её с матерью, в далёком своём детстве. В ответ Епифаний его поприветствовал и благословил несмышлёного в этих делах отрока. Вот только теперь Никита опять вспомнил то, о чём ему говорила его мать, что коль монах носит на себе нагрудный крест, то он является священником и вправе проводить службы благодаря своему сану. Но обычно, местные жители, по уже давно укоренившейся привычке, называли их просто монахами, лишь потому, что они жили в монастыре, да и вообще, это было проще выговорить не посвящённому во все церковные дела, – простому люду. Местные жители – в своём большинстве, обыденно считали, что монах он и есть монах; какие среди них различия и деления, – никто толком не знал, живя обычными атеистами – со своими повседневными, житейскими заботами.

Епифаний заметил небольшую скованность в поведении Никиты, но он внешне не придал этому никакого значения, а только спокойно спросил у него: – Ты крещённый? – и есть ли у него нательный крест на нём? Никита не задумываясь ответил, что он был крещён при рождении, но нательный крест он носил только в детстве, и то, лишь тогда, когда он с матерью ходил в церковь в их районном центре. Тогда она строго за этим следила, а когда же он бегал с мальчишками по посёлку или на природе, то он его снимал, чтобы не потерять, а позже и вообще перестал его носить, сочтя это вовсе необязательным делом.

Епифаний его внимательно выслушал и заметил, что православному христианину негоже снимать с себя нательный крест. Затем, жестом руки, он пригласил своего гостя пройти за стол под кронами дубов, и когда они подошли к нему, то тут Никита увидел принесённый им пакет с различными угощениями со своего огорода.

Опомнившись немного от своего волнения, он первым делом взял пакет и подал Епифанию, сказав, что это угощение с их участка и от его семьи. Священник слегка улыбнулся и поблагодарил Никиту за его гостинец, пожелав божьей благодати всей его семье. Епифаний неспеша присел на широкую, мощную лавку у стола и как бы невзначай осведомился у Никиты насколько тот голоден и, услышав, что он только что из-за стола, он взял пакет и пошёл в сторону своего каменного домика, пригласив с собой и Никиту. Вот тут Никита сильно пожалел, что он подробно не ознакомился в интернете о том, как себя вести при входе в дом священника; что можно делать и что нельзя? Единственное о чём он помнил из ранее прочитанного, так это то, что нельзя сквернословить и богохульствовать. Он это всё слышал и не один раз, но не понимал до конца глубокого смысла этих слов; а потому опасался ненароком что-нибудь ляпнуть своим языком из молодёжного сленга, да ещё и невпопад ситуации при таком общении.

Подойдя к входной двери, Епифаний вошёл внутрь помещения не перекрестившись, отчего у Никиты сразу же стало легко на душе. Он шёл сзади хозяина и пытался всё делать точно так же, как и он. Когда же они, зайдя в помещение, проходили мимо небольшого иконостаса, то Епифаний наложил на себя крест, что следом повторил и Никита в знак уважения к хозяину, не понимая смысла в этом действии. Вот только теперь он ясно понял зачем у него на факультете есть кафедра Религиоведения, которая сможет помочь будущим философам отнестись с уважением и пониманием к людям всевозможных религиозных конфессий, дав им тем самым познать хотя бы азы в их иррациональных культурах.

Внутри домика пахло ароматом восковых свечей и ещё чем-то напоминающим детство, а точнее – запах слегка завявших листьев внутри шалаша, как будто построенного не позже чем вчера, и тут он увидел ответ под самым потолком около десятка сохнувших веников из травяных сборов. Разглядывая монашеское жильё, он ненароком ударился коленом о большое и очень вместительное кресло. Епифаний машинально, показав рукой, предложил Никите присесть на это самое очень оригинальное кресло, и судя по всем внешним признакам, ему был уже не один десяток лет. Без сомнений и совершенно однозначно это была ручная работа хорошего мастера, так как несмотря на то, что оно имело почтенный возраст, у него не было ни одной щёлочки между соединениями всех его фигурных деталей. Единственное, что сразу бросалось в глаза, так это отсутствие лака на тех поверхностях, где хозяева сидели или брались за них руками, но этот явный недостаток современного быта, наоборот придавал ему особенный антикварный шарм.

В левой половине помещения располагалась небольшая кухня, если её можно было так назвать за её излишнюю крохотность, а у стены стояла литая, чугунная печь, скорее похожая на камин с резными ножками из серо-чёрного чугуна. По её замысловатому, узорчатому стилю литья, явно было видно, что это очень старая вещь, из каких-то сказочных и очень давних, почти царских времён. В правой стороне, перед деревянной перегородкой, висело сразу несколько икон, мимо которых они только что прошли. За дощатой перегородкой, куда зашёл Епифаний, видимо была его комната, но почему-то у монахов её принято называть кельей. Когда он в неё входил, то за шторкой, висящей вместо двери, была видна его довольно-таки простая постель, в виде обычной деревянной полки с тонким матрасом и крайне невзрачным покрывалом. В конце кровати, которая скорее походила на тюремную шконку, виднелся угол какого-то старомодного шкафа, покрытого таким же темным лаком, как и кресло у входа, на котором он сейчас чинно восседал, немного даже театрально, выпрямив спину и приняв величественную осанку фараона.

– Да, – подумал про себя Никита, – Полный аскетизм и только. А ведь, судя по всему, они сами выбрали такие условия своей жизни и ни о какой их роскоши речь не идёт, хотя в последнее время, он постоянно слышал об несметных богатствах священников и об их дорогих автомобилях мировых брендов. Никита попытался представить себя в этих условиях, но что-то ему говорило о том, что он пока себя в такой келье видеть не желает. В этот раз он однозначно был согласен со своим внутренним голосом.

В дальней, левой половине этого пристанища, была сделана ещё одна деревянная перегородка, с такой же простой, льняной шторой на дверном проёме, выполненная из двух полос грубой ткани. Сквозь узкий зазор между шторами виднелась ещё одна деревянная кровать с таким же тонким матрасом, а немного повыше, – на стене, были установлены не большие полки с очень толстыми книгами в узорчатом переплёте. Единственное, что привлекло его взгляд, разбудив явное любопытство, так это то, что на дальнем столике он увидел, как ему показалось, – вполне современный ноутбук. Он не поверил своим глазам и даже немного привстал, чтобы получше рассмотреть, но в это время скрипнула дверь и в помещение вошёл второй хозяин этой обители.

Увидев Никиту, он внимательно окинул гостя с головы до пят, затем поздоровался с ним как со старым знакомым и самолично представился ему без всякого излишнего на то этикета: – Матфей, – сказал он ровным, немного звучным по-церковному голосом, протягивая свою руку молодому человеку: – Как зовут нашего юного гостя?

– Никита, – скромно ответил Никита, – быстро привстал с королевского кресла, слегка наклонил голову вперёд, имитируя как бы поклон, и в ответ протянул свою утончённо-интеллигентную руку в довольно-таки крупную ладонь Матфея. Монах с нескрываемым удовольствием пожал Никите руку, от чего у того исчезли все прежние иллюзии о том, что это хлипкий старикашка, или старец, как их часто называли в его посёлке. Тут же, из-за перегородки появился Епифаний, который за несколько минут успел переодеться, сняв с себя черные облачения и нагрудный крест. Это появление было похоже на перевоплощение человека из монаха, во что-то особенное. Перед ними возник пожилой человек, в серой холщовой рубахе с короткими рукавами и такими же штанами до пят. В его образе просматривалось что-то напоминающее времена Льва Толстого или ещё более давние. В таком одеянии он смотрелся этаким солидным, дворовым работником, довольно-таки импозантным, каких рисовали на старинных картинах образы крепостных крестьян. Единственное чего не хватало в этом историческом персонаже, так это старинной шапки-колпака, с лёгким перекосом на одну сторону.

– А что это ты держишь гостя у входа и похоже, что даже не предложил ему нашего монастырского чая? – спросил Матфей у своего брата Епифания. – Мы только что зашли, – ответил тот. Никита медленно осмотрелся и заметив, что кроме чугунного камина ничего в доме нет, он с удивлением, как можно скромнее спросил: – Как это можно вскипятить чай, если у вас нет ни газа, ни электричества? Матфей многозначительно покачал головой, и хлопнув себя по бёдрам, лихо ответил: – Ишь каков, у нас есть газовая плита и баллон сжиженного газа с правой стороны за домом – при этом указывая рукой куда-то в сторону монастыря. Тут Никита окончательно сообразил, что они вовсе никакие не отшельники, как Робинзон со своим Пятницей, и очень даже прекрасно умудряются пользоваться благами этого современного мира.

Он вспомнил как однажды ему говорила мать, что один из них в далёком прошлом был – инженером, и после этого воспоминания, всё стало на свои места. Именно с такими данными, они смогли совместить богослужения и обычную жизнь священника в нашем современном мире, со всеми его техническими достижениями на сегодняшний день.

Епифаний, как-то по-отцовски, взял Никиту под локоть и предложил пойти на лавочку во дворе, так как там намного приятнее чем сидеть в душном, закрытом помещении. – Не хочется держать входную дверь открытой чтобы не запускать тем самым насекомых в дом, – сказал он Никите, посетовав на отсутствие защитной сетки на дверном проёме. Уже на выходе, он попросил Матфея вскипятить воду для чая и прихватить что-то из домашних угощений к столу. Затем они прошли под дубовые кроны и сели за стол поближе познакомиться, ожидая подготовку заказанного чаепития.

V.

Как бы люди ни пытались уединиться от матушки природы, боясь быть покусанными комарами и всякими прочими кровососущими, как бы не прятались от солнечных лучей, а лучше чем побыть на свежем воздухе в тени деревьев и вдыхания запаха трав, ничего полезнее для нас – не может быть. Вот и сейчас, когда они оказались под кронами вековых дубов, захотелось дышать полной грудью и созерцать с вершины холма на прекрасные просторы благодатной природы во всём её великолепии.

– Так кем ты собираешься стать в будущем после получения диплома? – прервав молчание, спросил Епифаний, всё ещё погладывая куда-то вдаль. Никита слегка поднял глаза к верху, выдержал паузу и не в первый раз за последнее время, стал отвечать на в общем-то стандартный для него вопрос:

– Я учусь на философском факультете, а вот моя будущая профессия, будет зависеть от того, в каком направлении я буду специализироваться в последние годы обучения. А так как направлений очень много и то, куда меня забросит судьба, пока я не могу сказать достаточно точно. Это может быть педагогика и аналитика, при разработке социальных программ для будущих студентов-гуманитариев, или аналитическая работа в администрациях всех уровней, плюс ко всему этому, существует ещё очень много всевозможных вариантов, включая и научные поиски путей для развития человеческой цивилизации в будущем. Должен же хоть кто-то сформулировать общую цивилизационную программу развития для всех народов на нашей планете.

– А ты не желаешь вернуться к себе на малую родину и продолжить здесь трудиться как и твои родители?

– Нет. Уж это я постараюсь исключить из своего будущего, но как говорят в народе: «Пути Господни – неисповедимы», только поэтому боюсь зарекаться, но возвращаться сюда вовсе нет никакого желания, – как-то совсем определённо ответил Никита.

Епифаний на секунду задумался и сказал: -Это выражение звучит немного не так, – затем решив видимо не углубляться в происхождение этого изречения, он продолжил: – Но мне нравится в твоём ответе отсутствие категорического отрицания воли и предначертаний промысла Божьего. Но почему тебе не хочется вернуться в родные места?

– По моему личному пониманию, моя профессия предполагает скорее научную работу при разработке всевозможных, новых направлений развития человечества в целом и нашей страны в частности, а для этого…, для этого потребуется общение на высоком уровне с научной элитой и участие в конференциях, советах, чего никогда не появится в здешней глубинке сельскохозяйственного назначения.

– Не совсем так, но если рассматривать нашу сегодняшнюю реальность и именно в нашей стране, то ты конечно же прав.

– А что, можно сказать, что в других странах наукой занимаются в сельской местности? – с лёгкой иронией, уже слегка осмелев, спросил Никита.

– Да. Стоимость земли в больших городах западных стран, – очень высокая, только поэтому, люди строят себе дома на пригородной территории за счёт выданных им возвратных кредитов, участвуя оттуда в конференциях по видеосвязи. А какая специализация тебе больше нравится? Именно научная работа?

– Думаю, что я буду защищать дипломную работу на кафедре «Онтологии и теории познания». Предполагаемое мной направление моей специализации заключается в поиске вариантов развития нашего социума и фирм без авралов и в направлении установления всеобщего равноправного взаимодействия между всеми компаниями и народами на этой планете. Как я уже сказал, что нам, людям, нужна всеобщая идея всеобъемлющего мира, которая станет главной, отправной теорией для того, чтобы стремиться достичь всем и сообща этого существования без войн и грабежей слабых. Или проще сказать: объединяющая идея, которая поглотит всех, переключив их от вражды – к всеобщему единению. Конечно же, я понимаю, что практически невозможно объединить всё человечество, так как сегодняшнее, искажённое мироустройство построено на правах сильного. Давно отмечено мудрецами, что для того чтобы всех нас однозначно объединить, видимо надо иметь всеобщую для всех угрозу извне. Других вариантов для всей нашей очень эгоистичной, человеческой цивилизации – я пока не вижу.

– Если ты имеешь в виду Армагеддон, то это давно заявлено, но мир людей инертен и не внемлет писаниям, ради того чтобы себя спасти от неминуемой смерти всех и сразу. Садом и Гоморра служат тому ярким примером.

– Вполне возможен и такой исход. Но это может быть и инородное тело из космоса, в виде кометы-убийцы, или прямое нападение на нашу планету других, внеземных цивилизаций, или возникновение страшных пандемий. Но искать пути объединения мира людей никогда не поздно и нельзя допустить исчезновения человечества, учитывая развитие новых технологий, которые позволят нам уничтожить самих себя из-за своих же неразумных амбиций.

Епифаний слегка улыбнулся и сказал: – Когда-то я закончил Военно-медицинскую Академию имени Сергея Мироновича Кирова, в Питере, и поэтому я хорошо понимаю то, о чём ты говоришь, а особенно о пандемиях и войнах.

Никита помнил слова его матери о том, что один из монахов ранее был военным врачом…, и он тихо спросил: – А Вы и сейчас практикуете по своей специальности?

– Да, но только в тех случаях, когда это необходимо по критическим показателям или когда человек не в состоянии обратиться к своему врачу, или когда врачи не в состоянии ему помочь. Кроме своего основного образования, у меня были возможности немного изучать медицинские методики в Корее, Индии и даже у африканских колдунов. У них, там, свои практики, и даже целая идеология в этих вопросах. Я бы назвал это целительством, как мою деятельность ранее обозначил Матфей, и он даже написал стих об этом. – он немного задумался, уйдя куда-то в прошлое, его веки еле заметно вздрагивали от умственного напряжения, выдавая его внутреннее волнение. Затем он глубоко вздохнул и тихо продолжил. – Когда-то, Матфей был в очень тяжёлом состоянии по болезни, и его пришлось долго и терпеливо ставить на ноги, поэтому он написал кратенько стих о таких людях-целителях.

– А можно услышать что он написал? Да, я потому и прихватил с собой небольшой черновик, так как моя память начинает меня подводить. Епифаний открыл тетрадь и стал медленно читать:

– Целитель врачевал больного днём и ночью,

Не требуя похвал от жизни сей порочной.

Он просто крест тащил и пот со лба стирал -

На милость Божью он всё больше уповал…

Он твёрдо знал одно, что в будущем, когда-то

Он сам падёт на дно, – совсем и безвозвратно.

И вот тогда, ему, его добро зачтётся

И всё что он творил – к нему опять вернётся

Пусть будет так. Пусть сбудутся желанья

Тех, кто в быту тащил свой крест страдания,

Кто ноги волочил для счастья мироздания

Пусть им воздастся всё, пусть Бог о них помянет,

Когда на смертный суд Он их к себе поманит…

Епифаний замолчал, а Никита сидел и не мог поверить своим ушам, зная, что это написал монах. – Да, – подумал он про себя, – Верно говорят, что встречают по одёжке, а провожают по уму. Сильно написано и видно, что заслужено, – он глубоко вздохнул и продолжил, – Судя по тому, какие страны Вы перечислили, то Вас вовсе не назовёшь домоседом. Наверное Вы больше занимались руководящей работой или всякое было?

– Да, именно так. Бывало всякое, а особенно первые годы работы по специальности. Ведь наведение порядка в армии предполагает не только муштру, а это и обычная борьба с инфекциями, которые могут очень быстро уничтожить весь личный состав без единого выстрела. В боевых условиях это и ранения бойцов, и хирургия, и анестезиологом иногда приходилось быть, выполняя всё сразу. Я сам напросился на такую службу, хотелось пощупать всё своими руками. Вот и окунулся во все прелести жизни от ужасов и до признания…Приходилось служить в горячих точках и не один год. Далее была работа в училище по подготовке кадров, потом начались сокращения в перестроечное время и пришлось менять вид деятельности.

– Вы меня простите, но почему вы не стали медицинским работником на гражданке, а пошли в священники?

– О, это было очень не просто, – он замолчал на короткое время, а затем собравшись с мыслями продолжил, – Во время второй чеченской войны, когда это всё только начиналось, я жил в военном городке с женой и годовалой дочерью. Через какое-то время бои приблизились к нашему расположению и при первых же обстрелах, я отправил их оттуда на вертолёте с раненными, а как позже выяснилось, – отправил в последний путь, – Епифаний на время умолк, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, глубоко вздохнул, а у Никиты пробежала мелкая дрожь по спине, при виде такой реакции. Он уже пожалел о своём праздном любопытстве, понимая, чем это всё закончилось. Епифаний справился со своими эмоциями и сказал, что вот так он остался один на всём «Этом, белом Свете» …

Он замолчал, и было видно, как у него слегка задрожали пальцы рук, как пропал голос, его глаза медленно закрылись с лёгкой дрожью редких ресниц, казалось, что он почти не дышит. Затем он глубоко вздохнул и после задержки дыхания, медленно выдохнув, – продолжил: – Я пробовал задавить это всё алкоголем, но когда каждый день ты видишь смерти простых, молоденьких пацанов, призванных в армию и брошенных в этот ад, когда ампутируешь им руки и ноги, прежде чем их отправить в госпиталь на «большую землю», то твоя боль превращается в маленькую каплю в этом человеческом море горя и страданий. Я искал смерть, отправляясь на военные конфликты в другие страны, но она меня обошла, и однажды, когда моя очередная война опять закончилась – я ушёл со службы на гражданку. Мировая статистика гласит, что каждый день, у нас на планете, десятки людей совершают суицид с посттравматическим синдромом; в основном это бывшие солдаты, но и не только они…