Искушение

Антон не сразу заметил глубокую трещину в углу гостиной, которая явилась следствием безумных действий верхнего соседа. Увидел её после того как обнаружил на паркете осыпавшуюся со стен и с потолка штукатурку. Это его расстроило. Надо же быть таким безмозглым, думал он про соседа, чтобы ломать капитальную стену! Вчера Антону пришлось приложить много труда, чтобы перед своим уходом в мир иной дочиста убрать всю квартиру, а сегодня ему приходится опять браться за веник и тряпку. Он включил кондиционер и принялся чистить паркет, затем стал исследовать трещину в углу, которая тянулась на всю высоту стены от пола до потолка. В некоторых местах ширина её достигала трёх сантиметров. Оказалось, полностью обнажилась щель между панельными плитами. Видимо всё, что было между ними, осыпалось. Разумеется, это произошло в результате ударов кувалды безумного соседа, но нельзя исключить некачественное выполнение работ при строительстве дома, в частности, плохое наполнение стыков между бетонными плитами. Антон просунул линейку в щель и удивился, насколько она глубока. После небольшого усилия над линейкой, когда она, пройдя сквозь щель между плитами, достигла какого-то мягкого препятствия, раздался треск порванной бумаги, и линейка беспрепятственно скользнула дальше до конца своей длины. Антон вздрогнул. Он понял, что проткнул обои в соседней квартире. Однако с той стороны никто не отреагировал, из чего он сделал вывод, что в комнате у соседей никого не оказалось. Он вытащил линейку и вернул её в ящик письменного стола. Потом Антон приступил к дальнейшей реализации плана ухода в небытие: помылся, тщательно побрился, надел чистую рубашку, завязал дорогой галстук, надел новый тёмно-синий костюм и до блеска начищенные туфли. Положил на видное место свой паспорт, заверенные нотариусом документы для Виктора, бумажник со всеми банковскими картами, документы на квартиру и машину, а также ключи. Затем сел и написал предсмертную записку. Написав её, Антон решил не тянуть дело до вечера, покончить с ним прямо сейчас. Ожидание – дополнительная мука. При включённом кондиционере, думал он, с телом за полторы сутки вряд ли могут произойти серьёзные изменения.

И вот он сидит на диване перед журнальным столиком, сосредоточенно смотрит на гору таблеток и сам удивляется, что абсолютно спокоен и готов к смерти. За окном светит солнце. Часы показывают половину первого. Вдруг тишину громко нарушает цоканье женских каблуков. Звукоизоляция между смежными квартирами и раньше оставляла желать лучшего, но теперь образовавшаяся в углу трещина и пустота между панельными плитами окончательно её нарушили. Из соседней квартиры отчётливо послышалось:

– Ну вот, пришли, – звучал мягкий женский голос, – что ты хотел мне сказать?

Антон решил не отвлекаться, и ещё раз в уме перебрал всё, что должен был сделать. Кажется, ничего не забыл.

Сиплый мужской голос за стенкой ответил женщине не сразу:

– Чего хочу?.. Ты красивая…

– Что?

– Ты мне нравишься…

– Да как ты смеешь?

– Смею… ты даже красивее Светки…

«Даже умереть спокойно нельзя!» – с усмешкой подумал Антон и взял стакан с водой, перед тем как глотать таблетки.

– Какой же ты бессовестный! – громко произнесла женщина, – как ты можешь такое нести! Бедная моя сестра!

– Иди ко мне…

– Только посмей меня тронуть! я закричу…

Антон невольно стал прислушиваться.

– Не закричишь… или ты хочешь, чтобы я Насте сегодня всё рассказал?

– Ну и подлец же ты! Какой же ты подлец!

– Что ты дёргаешься, дурёха, давай лучше по-хорошему…

– Оставь меня… ай!.. не смей трогать!.. порвал мне платье! Подонок!

Женщина заплакала. Антон поставил стакан обратно на журнальный столик.

– Ну, давай, не кочевряжься…

– Убери руки, скотина!.. ай!

Дальше грохот падающей мебели и шум ожесточённой борьбы. Антон встал и подошёл ближе к углу гостиной. Борьба вперемешку с женскими криками продолжалась. Он уже было открыл рот, чтобы возгласом остановить насилие, но тут раздался резкий звонок в дверь. Антон вздрогнул. Кто бы это мог быть? Неужели Виктор уже вернулся с дачи и обнаружил конверт? Катастрофа! Антон быстро выскочил за дверь и прошёлся по межквартирному холлу до двери возле лифта. За ней оказался сосед, живущий этажом выше квартиры нового жильца. Он стал возбуждённо рассказывать о том, что натворил этот «сукин сын». С его слов, треснули наружные швы дома и как минимум четыре квартиры получили страшные повреждения: образовались щели, и осыпалась штукатурка со стен и потолка. Антон выразил ему свою солидарность и уже пытался закрыть перед ним дверь, но тот стал говорить, что собирает информацию от жильцов пострадавших квартир, грозился написать заявление в суд, если безумный сосед немедленно не компенсирует нанесённый ущерб и не заделает треснутые швы дома. Он попросил Антона подробно изложить обо всех повреждениях своей квартиры. Антон в двух словах сказал о трещине в стене, стараясь скорее от него избавиться. Однако сосед его не отпускал, протянул ему бумагу и ручку, требуя изложить письменно, подписаться и указать дату. Антон предпринял ещё одну попытку избавиться от навязчивого соседа, пообещав написать и опустить бумагу в его почтовый ящик. Но тот не унимался и требовал сделать это сейчас, чтобы как можно раньше составить общий перечень, как он выразился, всех разрушений. Он даже предложил вместе обследовать стены и потолок в квартире Антона и подробно описать нанесённый ущерб. Антон понял, что от настырного соседа словами не отделаться, взял у него ручку и бумагу и написал, в каком именно месте, какой высоты, ширины и глубины образовалась злополучная трещина.

Когда он, наконец, выпроводил соседа и вернулся в гостиную, из квартиры за стенкой слышались всхлипывания женщины. Она тихо плакала, но говорила уже спокойно.

– Ты мерзавец! Я тебе этого не прощу!

– Ладно, не реви… тебе же понравилось, признайся… ха!.. знаю я вас, баб…

– Какая же ты мразь! И как только такого земля носит!

– Э…э… потише… твою мать, а то ведь могу наказать…

– Ты уже наказал меня, сволочь, куда ж ещё?

– За такие слова… ты мне заплатишь, и не только собой… поняла?

– Убери руку… Ты и так нас грабишь. Бедная моя сестра, если б она только знала!

– Я тариф повышаю.

– Что?

– Теперь двадцать тысяч в месяц.

– Ты что совсем одурел! Откуда у меня столько?!

– Тебе же зарплату повысили. Думаешь, не знаю?

– Неужели ты не понимаешь, что грабишь собственного ребёнка?!

– Настю я люблю, и подарки ей дарю.

– Дешевые поделки…

– Ну, вот что, будешь ерепениться, заберу ребёнка.

– Кто ж тебе отдаст, алкашу?

– Настя моя дочь, ты к ней не имеешь отношения. Вырастет чуть, я ей расскажу про Светку и скажу, что ты ей не мать.

– Зачем тебе это надо? Ребёнку нужна мать, неужели ты такое чудовище, что даже этого не можешь понять? Что плохого в том, что она меня мамой называет? Я же ей родной человек. Мало того что бедняжка фактически без отца растёт, ты хочешь её матери лишить?

– Ладно, будешь со мной ласкова, не скажу. Я пошёл. В понедельник к семи часам. И запомни – двадцать! Всего-то на пять больше. Не обеднеешь.

Антон словно оглушённый стоял в оцепенении в углу гостиной. Когда разговор за стенкой завершился и раздался хлопок закрывающейся двери, он вдруг будто очнулся, пришёл в состояние крайнего возбуждения: «Прикончу мерзавца! Освобожу землю от этого грязного ублюдка, а после уйду в мир иной. Мне терять нечего!» Он быстро схватил со стола бумажник, ключи и вышел из квартиры. К счастью лифта ждать не пришлось, он оказался на этаже. Антон спустился вниз и вышел во двор. Собрание жильцов к этому времени закончилось, у подъезда никого не было. Он знал, что квартира за стенкой выходит на другую лестничную клетку, и попасть в неё можно из соседнего подъезда. Но оттуда, после того как он оказался во дворе, никто не вышел. «Неужели я опоздал? – сокрушался Антон, – вроде времени не тратил и лифта не ждал». В эту секунду из соседнего подъезда вышли двое мужчин примерно одного возраста, лет под сорок, и пошли в разные стороны. Один из них, проходя мимо Антона, кивнул ему и, кажется, улыбнулся. Похоже, это была реакция на слишком пристальный взгляд Антона. Мужчина даже обернулся, пройдя несколько метров. Но Антон уже не смотрел в его сторону, решил, что человек, который аккуратно побрит и улыбается незнакомцу, вряд ли может оказаться мерзавцем. Он ещё минуту подождал, в течение которой более никто из подъезда не вышел, и решительно двинулся догонять второго мужчину. Тот чуть было не потерялся из виду, но Антон ускорил шаг и вскоре догнал его. Мужчина был в изношенных джинсах, стоптанных кроссовках, синей футболке и лёгкой бежевой куртке. Он шёл к метро. Антон следовал за ним, не отставая, и всё пытался разглядеть его лицо. Это ему удалось лишь на платформе метро, после того как он быстро прошел турникет и направился вниз по эскалатору. А мужчина сначала задержался возле кассы, потом спустился на платформу и встал в ожидании поезда в нескольких метрах от своего преследователя. Подошел поезд, оба вошли в вагон. В толпе Антон принялся незаметно изучать лицо незнакомца: худое, небритое, довольно потёртое, узкие глаза и выпирающие скулы. Словом, лицо ничем не примечательное. Возрастом он оказался не «под сорок», а скорее чуть больше тридцати лет. Характерная черта – неприятный взгляд. Антон вспомнил чьи-то слова о том, что душа у человека прозрачна, что она проявляется во взгляде. Он был уже убеждён, что сиплый голос за стенкой принадлежит этому мужчине. Взгляд его не оставлял сомнений. Антон смотрел на отражение его лица в стекле вагона и думал про себя: «Ведь внешне напоминает человека, и наверно мозги какие-то имеет. Что же такое творится в голове у этого выродка?»

Поезд стремительно летел от одной станции к другой. Люди толпами входили в вагон и выходили из него. Антон не отходил далеко от дверей, чтобы в нужный момент успеть выйти, и старался не упустить из виду незнакомца. Наблюдая за ним, он задавался вопросами, которые сам бы назвал риторическими: почему и как человек становится нравственным уродом? Это свойство врождённое или благоприобретённое? Сколько же таких уродов ходят по земле и портят людям кровь! Он вспомнил, как отец на его вопрос о войне, о которой не любил говорить, однажды сказал, что она выявила среди своих много подонков, которые в обычной жизни таковыми не казались.

Как, однако, неожиданно и подчас странно разворачиваются в жизни события. Если бы Антона сейчас спросили, что собственно он собирается предпринять, он не знал бы что ответить. Но в нём определённо что-то проснулось, даже можно сказать вспыхнуло и разгорелось, заставило его инстинктивно, почти неосознанно поддаться смутному, пока ещё до конца самому не ясному порыву.

Он преследовал незнакомца до самого его дома в Измайлово. На всём пути Антон держал дистанцию, чтобы тот ничего не заподозрил, а в конце чуть задержался, перед тем как вслед за ним войти в подъезд девятиэтажного панельного дома. Не хотелось столкнуться с ним возле лифта. Задержка длилась меньше минуты. Осмотревшись в тускло освещённом подъезде, он стал прислушиваться, но ни звука шагов, ни шума работающего лифта не уловил. За какие-то несколько секунд незнакомец успел исчезнуть. Антон ещё немного постоял, пытаясь что-то услышать, однако тишину ничто не нарушило. Он вышел из подъезда, сделал несколько шагов и в задумчивости встал. Мимо медленно прошёл, искоса на него поглядывая, мужчина, похожий на спившегося бомжа. Вдруг он остановился, обернулся и, уже откровенно обводя взглядом Антона с ног до головы, обратился к нему:

– Уважаемый!

Антон не реагировал, продолжал стоять в задумчивости. Бомж подошёл ближе.

– Господин! – сказал он, изобразив на помятой багровой физиономии гримасу просителя, – не могли бы вы помочь на лекарство больной жене?

– Пошел ты… – Антон крепко выругался.

– Ты чего?.. – удивился мужик, – думаешь, если олигарх, тебе всё можно?.. чем злобиться, лучше помог бы людям… вон ведь как упакован, а тут на лекарство не хватает…

Антон вдруг вспомнил, что на нём новый тёмно-синий костюм, белая рубашка, дорогой галстук и блестящие туфли. Он же в гроб собирался! Действительно, мелькнуло у него в голове, чем не олигарх? В этот момент на первом этаже отварилось окно, высунулся мужчина и позвал бомжа:

– Сань, ты чего там застрял? Заходи.

Антон лишь краем глаза видел мужчину в окне, но этого оказалось достаточно, чтобы идентифицировать владельца сиплого голоса. Тот, как оказалось, жил на первом этаже, и стало ясно, как ему удалось так быстро исчезнуть в подъезде. Антон отвернулся от бомжа и быстрым шагом стал удаляться.

– Жлоб хренов! – бросил ему вдогонку бомж и направился к подъезду.

На обратном пути Антон всю дорогу думал о том, что с ним произошло за последние два часа. Внутренне он был уже спокоен и мог трезво оценить своё поведение и то, чему он стал невольным свидетелем. Да, он поддался эмоциям, дал волю взрывному характеру и на пике ненависти к насильнику решил его прикончить. Однако в этом его порыве помимо благородного гнева присутствовало, пусть подсознательно, ощущение собственной вины в том, что случилось. И возможно оно сыграло не последнюю роль в его поведении. Потому что в глубине души Антон не мог не осознавать, что у него была возможность спасти женщину от надругательства. Ведь если бы он себя обнаружил, например окриком и угрозой позвонить в полицию, наверняка испугал бы негодяя и, скорее всего, остановил бы насилие. Но Антон этого не сделал. Собирался, но не сделал. Разумеется, помешал неожиданный звонок. Он растерялся и ринулся к двери, думая, что пришёл Виктор. В эти мгновения его сознание эгоистично переключилось на собственную проблему, и Антон уже думал не о спасении женщины, а о том, что рухнул план, который им скрупулёзно готовился.

Как бы то ни было, он оказался свидетелем шантажа и насилия женщины со стороны подонка. Но что из этого следует? Что в сложившихся обстоятельствах делать дальше, если ему вообще что-то надо делать? Он действительно в пылу горячности готов был убить насильника, и убил бы без зазрения совести, если б выдалась такая возможность. Тем более что перед собственной смертью терять ему нечего. Однако сейчас Антон даже не представлял себе, как такое осуществить. А что вообще в подобных случаях можно и нужно предпринимать свидетелю, коим он является? Обратиться в полицию? Скорее всего, это самый правильный путь согласно закону и если руководствоваться здравым смыслом. Но что это даст? Тем более что он ничего, по сути, не видел, а только слышал некий разговор за стенкой, из которого сделал свои выводы. К тому же надо ещё доказать, что он вообще что-то слышал. Допустим, эксперимент подтвердит, что звукоизоляция между квартирами нарушена и слышимость действительно хорошая. Что дальше? А дальше то, что, прежде его показаний, пострадавшая должна написать в полицию заявление об изнасиловании, и не только написать, но предоставить подтверждающее этот факт медицинское освидетельствование. Антон был убеждён, что женщина не только не станет этого делать, но уже давно смыла с себя все так называемые доказательства. Более того, ради ребёнка, который называет её мамой, она ни за что не признается в том, что была изнасилована своим зятем. Скорее всего, будет его терпеть и даже давать ему деньги, лишь бы он не пытался отобрать у неё ребёнка и не проболтался, что она ему не мать. Что в таком случае остаётся делать Антону как свидетелю? Пожалуй, ничего! Выходит, пусть подонок тащит деньги у бедной женщины и даже продолжает насиловать её, а он преспокойно уйдёт на покой? В конце концов, всё, что произошло за стенкой, не имеет к нему ни малейшего отношения. Ведь так? Так да не так, думал Антон, нет, этому не бывать! Он вспомнил лицо насильника, и вновь поднялась в нём волна злой ненависти и желание убить его.

Выйдя из метро, Антон быстро зашагал в сторону дома. Минуя строение с магазинами и офисами, он завернул в арку примыкающего к нему здания и стал пересекать широкий двор по выложенной плиткой тропинке. Проходя мимо детской площадки, расположенной рядом с его домом, он неожиданно задержался. Причиной стало обращение женщины к маленькой девочке:

– Настенька, не подходи близко!

С этими словами она поднялась со скамейки и подошла к девочке, чтобы не дать ей приблизиться к качелям, на которых мальчик примерно девяти лет сильно раскачивался. Интуиция подсказывала Антону, что это та самая Настенька, о которой шла речь за стенкой. Разумеется, он мог ошибаться, имя всё же нередкое. Но возраст ребёнка и то, что площадка детская находится рядом с домом, подкрепляли его догадку. Девочке с виду годика три, не больше, только вот женщине, которая заботится о ней, лет около пятидесяти. Она, как скоро выяснилось, оказалась бабушкой Насти. Антон прошел на площадку и опустился на скамейку. Мальчик спрыгнул с качели и куда-то убежал. Женщина посадила на них девочку и стала раскачивать. Но уже через минуту Настеньке захотелось в песочницу, которая до этого была пуста, а теперь в ней появилась её подружка, с которой можно поиграть. Женщина спустили её с качели, и после того как та побежала к песочнице, вернулась на скамейку. Она поздоровалась с Антоном и села рядом. Ответив на приветствие, он спросил:

– Мы, наверно, соседи?

– Да, только вы живёте в первом подъезде, а мы во втором.

Женщина ему улыбалась. Нежное лицо её доверчиво светилось. Антон был удивлён, что она знает, где он живёт, и просто по-дружески ему улыбается, как старому знакомому, меж тем он видит её впервые.

– Странно, что, будучи соседями, мы не встречались.

– Встречались, – сказала женщина с лёгкой интонацией упрёка, словно пожурила его в том, что он не замечает вокруг никого.

Мягкий женственный её голос напомнил Антону тот, который ему слышался сегодня за стенкой. Похоже, голос передался дочке от матери, подумал он.

– Я знаю вашу жену, – продолжала женщина, улыбаясь, – мы с ней достаточно часто видимся, иногда общаемся. Мне ваша супруга два раза давала пригласительные билеты на выставки.

– Вот как?

– Да, только в последнее время не видимся.

– Она умерла полтора года назад, – сказал Антон, опустив глаза.

– Господи! – женщина вздрогнула, – … как же так?!.. – произнесла она еле слышно.

Антона поразила её реакция – когда он поднял глаза, по щекам её текли слёзы.

– Такая замечательная женщина… Мне очень жаль её… – произнесла она тихо.

Они с минуту молчали, потом он спросил:

– Как вас зовут?

– Надежда.

– Меня зовут Антон.

– А по отчеству?

– Не надо по отчеству. Мне всегда казалось это лишним.

– Я не смогу иначе.

– Ну, хорошо. Антон Роленович.

– Ро-ле-но-вич? – переспросила она.

– Да. А как вас по отчеству?

– Меня можно по имени.

– Нет уж, раз вы не можете, и я не смогу.

– Надежда Юрьевна.

Подбежала Настенька, попросила пить. Бабушка достала из сумки термос с питьём, налила его в крышку от термоса и протянула внучке. Девочка схватила её обеими ручками, взахлёб попила, в конце удовлетворённо вздохнула и побежала обратно в песочницу.

– У вас прелестная внучка! Вместе живёте?

– Да, втроём, с моей дочерью. А у вас, Антон Роленович, есть внуки?

– К сожалению, ни детей, ни внуков.

– Как же? – удивилась она, – мне казалось…

– Что?

– Мне казалось… я видела вас с женой и дочерью…

– Мы её потеряли три года назад.

– Боже мой! – растерянно произнесла она. После небольшой паузы добавила: – Сколько же горя вам пришлось пережить… Нет ничего страшнее потери своего ребёнка.

Голубые глаза её наполнились слезами. Капли медленно потекли по нежному лицу. Она смущённо их вытерла и сказала:

– Я вам очень сочувствую, и поверьте, знаю, как это больно. Моя старшая дочь скончалась при родах. Ей было всего двадцать три года. Я тогда с горя чуть в могилу не сошла. Но надо жить, помогать младшей дочке, растить внучку. Вас судьба совсем не пощадила. Пережить такие потери и остаться без близких людей… вы мужественный человек.

Антон смотрел куда-то вдаль и думал про себя, что вряд ли он мужественный. Вот если прикончит ублюдка, который приносит страдания этой прекрасной женщине и её дочери, может тогда его можно будет назвать мужественным. Он встал:

– Надежда Юрьевна, рад был с вами познакомиться.

– Я тоже очень, очень рада, Антон Роленович! Будьте здоровы!

Он сделал несколько шагов и остановился:

– Скажите, у вас этаж…

– Десятый, квартира девяносто три, – с готовностью продолжила Надежда Юрьевна.

– А, ну да, разумеется. До свидания.

– До свидания.

Придя домой, он снял туфли, надел тапочки, прошел в спальню, разделся, повесил костюм и галстук в гардероб и, прихватив рубашку и бельё, в котором провел весь день и потел, направился в ванную. Бросил их в стиральную машину и залез под душ. После душа Антон надел махровый халат, прошёл в гостиную, понизил уровень вентиляции кондиционера, который работал на полную мощность, от чего в комнате было уже прохладно, спокойно собрал в небольшой пакет гору таблеток с журнального столика, спрятал их в шкаф и вернулся в спальню. Надев теперь уже джинсы и поло, он взял ключи от машины и, прихватив летнюю куртку, вышел из дому.

Антон поехал на кладбище. По дороге купил цветы. Сначала посетил могилу Жанны, затем могилу жены. Он смотрел на фотографию Тони и мысленно рассказывал ей о своих переживаниях. Сказал, что спешил к ней, что сегодня они должны были встретиться, но случилось непредвиденное – неожиданно возникла проблема, которую никто кроме него не может решить. Речь идёт о судьбе двух слабых женщин и маленькой девочки. Он считает своим долгом оказать им помощь, поэтому обязан ненадолго задержаться, чтобы исполнить возложенную на него миссию, прежде чем соединиться с ней и Жанной. Но это всего лишь небольшая заминка.

Антон долго ещё сидел на лавке, задумчиво глядя на фотографию жены. Стало темнеть. Он вспомнил, что за весь день ничего не ел, и что холодильник у него пуст. На обратном пути Антон зашёл в кавказский ресторан, плотно и с аппетитом поел, затем поехал в супермаркет, купил на утро продукты и вернулся домой около полуночи. Разложив продукты в холодильнике, он в очередной раз принял душ (летом по причине жары приходилось это делать чаще обычного) и лёг спать.

Проснулся Антон в половине десятого утра свежим и выспавшимся. Такого глубокого сна и ночного отдыха без кошмарных сновидений у него не было уже давно. Он поднялся с постели, потянулся, разведя руками, и невольно стал прислушиваться: снаружи доносились странные звуки – скрипы, шуршания, глухие стуки, словно кто-то по стене стучит и чем-то скребёт. Антон вышел по звуку в гостиную и увидел за окном висячую люльку. В ней сидел альпинист и заделывал наружные швы дома. «Быстро, однако, спохватился», – подумал Антон про безумного соседа. После того как он умылся, побрился и сел завтракать, в дверь позвонили. На сей раз Антон не удивился звонку, подумал, что это, скорее всего, вчерашний сосед. Оказалось, звонил бригадир рабочих, ремонтирующих квартиры верхнего жильца. Он представил подписанную вчера Антоном бумагу и попросил разрешения осмотреть нанесённые повреждения с тем, чтобы сегодня же начать ремонт. Антон проводил его в гостиную и показал трещину в углу.

– Мы можем начать прямо сейчас, если не возражаете, – предложил бригадир.

– Не возражаю, только вам придётся тщательно подобрать краску, чтобы она совпала с той, которой покрашены стены.

– Мы постараемся, но красить будем не сегодня. Сейчас всё заделаем, и пусть сохнет. У вас есть, что постелить в углу на паркет?

– Да, большой полиэтиленовый пакет, сейчас принесу.

Бригадир позвонил и через несколько минут явились двое рабочих со стремянкой и смесью для заделки щели. Управились они за двадцать минут, обещали прийти завтра утром для финальной шпаклёвки стены, а послезавтра уже красить. «Ну и прыткий! – думал Антон про нового жильца, – сначала ломает, потом быстро ремонтирует. Наверняка уже успел прорубить дверь в стене и соединить квартиры».

Он подошёл к углу гостиной и приложил ухо к уже заделанной щели. Из соседней квартиры до слуха доходили лишь глухие, едва уловимые звуки, как собственно они доносились до возникновения трещины. Ну, всё, сказал себе Антон, теперь даже свидетелем невозможно стать. Действительно, не разрушать же проделанную мастерами и альпинистом работу, чтобы проверить, слышал ли он то, что говорилось вчера за стенкой. Да и вряд ли это возможно. Так что, жребий брошен, остаётся лишь один выход – ликвидировать насильника. Приговор вынесен. Только вот как его исполнить? И когда? Здесь нужен детально разработанный план, решил Антон.

И он начал думать о возможных вариантах приведения в исполнение вынесенного им приговора. Задача оказалась непростой. Ранее, когда о самой технологии убийства он не сильно задумывался, она почему-то не представлялась ему особо сложной. Антон говорил себе: «Убью мерзавца, приду домой и распрощаюсь с жизнью». Второе действие почему-то придавало обманчивую лёгкость первому, словно собственный уход из жизни упрощал задачу совершения убийства. На самом деле он прекрасно понимал, что это всего лишь своеобразный способ уйти от ответственности за преступление. Но если с собственным уходом в небытие Антон уже определился и знал, как поступить, то в отношении так называемого приговорённого он был в растерянности, совершенно не имел представления, каким образом осуществить над ним расправу. Оружия для этого у него, разумеется, никакого не было, разве что кухонный нож. Но с таким оружием ему справиться с молодым мужчиной вряд ли удастся. Антон хоть и был ещё достаточно крепок, но в свои шестьдесят семь лет уже не обладал нужной реакцией, чтобы тягаться с тридцатилетним. Да и где можно применить нож? В подъезде? Он вспомнил свои юные годы, когда носил в кармане перочинный нож, но лишь для того чтобы заточить чижика или поиграть с пацанами в ножички на деньги. Бывали случаи, когда кто-то из местной шпаны по дурости пускал в ход нож в драке, а после попадал в тюрьму. Антона поражала безмозглость таких поступков. Вспомнился ему дворовый мальчик, который подкрался в подъезде к здоровому парню и пырнул его ножом в бок за то, что тот его давеча поколотил. Серьёзного наказания мальчик избежал, поскольку рана оказалась неглубокой, но был вторично избит парнем до слёз. Да, не попасть бы сейчас самому в подобную ситуацию, внутренне усмехался Антон.