Искушение

– Давай дадим коту сметаны и отпустим домой, – предложил я.

– Нет, пусть сидит наверху. Нам надо быстро дырку заделать. А пока он там сидит, мыши сюда не полезут. Хорошо бы достать немного цемента.

– Рядом стройка, у них есть.

– Молодец, Рубен-джан, ты наша надежда и опора! Сбегай, цавт танем2, принеси в пакете немного цемента.

Пока я бегал за цементом, бабушка разбила бутылку, а осколки запихала в щель. После мы её заделали цементом. Кота угостили сметаной и выпроводили на улицу. С трудом. Кажется, ему у нас понравилось.

Однако история на этом не кончилась. Моя настойчивая бабушка любила всегда доводить дело до конца. Что с того, что дырку заткнули? Мыши ведь не исчезли, они могут новую прогрызть. От них необходимо окончательно избавиться. Но проблема заключалась в том, что в квартире сверху никто не жил. Хозяева уехали за границу и не скоро планировали вернуться, поручили своей родственнице присмотреть за квартирой. Молодая женщина приходила раз в неделю и больше двух минут в квартире не задерживалась. Бегло осматривала комнаты, ничего подозрительного, естественно, не замечала и уходила.

Бабушка стала тормошить соседей, подняла тревогу: в доме завелись мыши! У соседки напротив нежилой квартиры оказался телефон приходящей родственницы. Бабушка её срочно вызвала и, после того как та явилась, строго отчитала. Женщина виновато молчала. Мы вошли в нежилую квартиру, открыли шкаф на кухне и дружно ахнули – везде валялась одна труха. Мыши прогрызли всё, что было можно. Следы их бесчинства обнаружились повсюду. На полу в самом углу зияла дыра, через которую бандиты проникали в нашу кухню. За шкафом отчетливо слышна была мышиная возня. Даже бабушка её услышала.

– Они за шкафом, – произнесла она почему-то шёпотом.

Молодая женщина пришла в ужас, растерянно спросила:

– Господи! Что же делать?

– Я знаю, что надо делать, – сказала бабушка.

План её был гениален и поэтому прост. Она принесла того же кота, только теперь в нежилую квартиру. Предварительно мы залили раствором цемента зияющую на полу дыру, всё лишнее из кухни вынесли, включая стол, стулья, посуду, кастрюли и прочую утварь, а также полки из шкафа. Дверцы мы настежь открыли и немного отодвинули шкаф от стены, чтобы дать коту возможность туда проникнуть. Мыши при этом занервничали, одна даже показалась, быстро пробежала вдоль плинтуса до противоположной стены и так же быстро вернулась обратно за шкаф. Бабушка поставила на пол миску с водой, затем бросила в кухню кота и заперла за ним дверь.

– Пошли, – сказала она женщине, – он своё дело знает. Нам лучше не присутствовать. Ты приходи завтра.

На следующее утро молодая женщина позвонила к нам в дверь.

– Ты пришла рано, – сказала бабушка, – давай лучше после полудня, дадим коту разгуляться.

Она пришла в два пополудни. Сцену, которую мы увидели, открыв дверь на кухню нежилой квартиры, заслуживала кисти художника. Кот вальяжно возлежал возле миски с водой и облизывался. На полу лежали три дохлых мыши. Он их душил и приносил к двери, мол, смотрите немощные люди, на что я способен, оцените мой талант и наградите меня по достоинству. Четвёртого дохлого мышонка мы нашли за шкафом и там же обнаружили то, что кот оставил от пятого после своей трапезы. Молодая женщина при виде такого количества мышей чуть в обморок не упала, брезгливо на них смотрела и всё охала. Бабушка помогла ей убраться на кухне, а почетная обязанность выносить мусор на помойку предоставлялась мне.

Кота бабушка, разумеется, наградила – дала ему поесть сметаны, затем насилу выгнала на улицу. После этого он иногда приходил и ложился на ступеньку лестницы возле нашей двери.

В школьные годы бабушка снабжала меня деньгами. В старших классах это делалось втайне от моих родителей, хотя они наверняка догадывались. Я не знаю, какая была у бабушки пенсия, но деньги у неё водились. Отец всегда их давал ей на мелкие расходы. Я не любил просить у отца денег. В тех редких случаях, когда приходилось это делать, моё самолюбие страдало. Поэтому я обращался к маме или к бабушке. Они никогда не отказывали. В пятнадцать лет деньги я тратил обычно на сигареты, на билеты в кино, на то, чтобы посидеть в кафе с друзьями или организовать с ними вечеринку с девочками. Именно в этом возрасте я в последний раз поехал в Москву вместе с бабушкой. Поехал без желания, лишь бы не обидеть её. У меня уже были свои интересы и друзья, которые занимали меня больше, чем кто-либо из родственников. Перед поездкой бабушка меня попросила:

– Рубен-джан, пойдем на рынок, купим яблок для дяди. Ты же знаешь, как он их любит.

Дядя любил не просто яблоки, а определённые, которые росли в его деревне. Но на рынке их почему-то не продавали. Видимо слишком далеко было везти эти яблоки из самого юга Армении. Когда дядя их описывал, лицо его выражало восторг и ностальгию одновременно:

– Если б ты знал, – говорил он мне, – какие яблоки растут у нас в деревне! Нигде в мире нет таких! Это уникальный сорт. Они растут, знаешь где… постой, – и тут дядя менялся в лице и строго меня спрашивал: – А ты бывал в нашей деревне?

– Бывал.

– Молодец! – хвалил он меня и продолжал: – Помнишь это место, где много яблоневых деревьев, чуть выше церкви, но ниже скалы Мушега? Помнишь?

– Конечно, – отвечал я уверенно, хотя скала Мушега мне ни о чем не говорила.

– Они крепкие, красные, сочные и не просто сладкие, а с особой пикантной кислинкой, с единственным неповторимым вкусом.

Я в ответ кивал головой. Но тем больше во мне возникали сомнения в уникальности этих яблок, чем больше дядя их расхваливал.

Когда бабушка предложила мне сходить на рынок, я, разумеется, не собирался отказывать ей в помощи. Но в этот день я торопился на встречу с друзьями, и мне очень не хотелось тратить время на какие-то яблоки.

– Сегодня уже поздно, скоро рынок закроется, – сказал я, – мы же завтра вечером уезжаем. Давай это сделаем утром. У нас будет время купить яблоки.

Бабушка ничего не ответила, а я воспринял её молчание как знак согласия. Вернее, мне было удобно так воспринимать. Я ушел на встречу с друзьями и вернулся ближе к полуночи, довольный и счастливый лёг спать. Утром зашел на кухню и вижу: сидит на стуле бабушка, задумчиво и грустно смотрит на две небольшие сумки, до краёв набитых яблоками.

– Бабушка, ты купила яблоки?

– Да.

– Сколько тут?

– Десять килограммов.

– Десять? Кто тебе помог нести?

– Никто.

– Никто? – удивился я и растерянно спросил, – как же ты донесла столько?

– Ходила дважды.

Тут я почувствовал себя подлецом.

На мои вопросы бабушка отвечала односложно и ни разу на меня не взглянула. Она продолжала сосредоточенно смотреть на сумки с яблоками, не обращая внимания на моё присутствие. Это казалось, по меньшей мере, странно, потому что по утрам бабушка обычно встречала меня с улыбкой (она просыпалась раньше всех), обнимала и спрашивала, что мне приготовить на завтрак. А сейчас она молчала и тупо уставилась на эти яблоки. Обиделась, подумал я. Мне было жутко совестно. Я её обнял и задал глупый вопрос, лишь бы вывести её из ступора:

– Бабушка, зачем дяде столько яблок?

– Есть, варить компоты, варенья.

– Кто будет этим заниматься?

– Я, – ответила она. И вдруг со вздохом произнесла: – Они плохие!

– Кто плохие?

– Яблоки.

– Эти?

– Да.

Я бросил взгляд на полные сумки: яблоки как яблоки, большие, красивые, красные.

– Бабушка, что значит плохие?

– Этот продавец – жулик! Чтоб ему пусто было! Он дал мне попробовать уже отрезанное яблоко. Оно было сочное, вкусное и не приторное, почти такое, как наше, из деревни. А продал мне, подлец, эти. Они плохие, приторные. Я только сейчас это обнаружила. Такие яблоки нельзя в Москву везти.

Я молчал, не зная, что сказать. Совесть меня, конечно, мучила за мой эгоизм, но утешало то, что бабушка всё-таки не обижена на меня, просто сейчас она удручена неудачной покупкой. И тут она оторвала взгляд от яблок, направила его, наконец, на меня и чуть улыбнулась. В глазах её мелькала хитринка. Похоже, ей пришла в голову идея, взгляд будто говорил – эврика!

– А знаешь что, Рубен-джан?

– Что?

– Я их продам!

– То есть, как продашь?

– Встану на рынке и продам.

– Бабушка, что ты такое говоришь? Ты же не торговка.

– Не беспокойся, Рубен-джан, я смогу. Только ты помоги мне донести эти сумки до рынка.

Мои попытки отговорить её от этой затеи оказались тщетными. Если бабушка что-то решила, разубедить её невозможно. И мы поехали на рынок.

Торговые места внутри крытого рынка, конечно, не для дилетантов вроде моей бабушки, но снаружи тоже шла бойкая торговля. Здесь много народу продавало свой товар, стихийно расположившись на площади перед рынком. Бабушка нашла себе местечко и встала. А я рядом с ней не знал, куда себя деть, маялся, стеснялся и смущенно озирался по сторонам.

– Поставь сюда сумки, Рубен-джан, и уходи. Ты здесь не нужен.

Моя мудрая бабушка понимала моё состояние.

– А если у тебя не получится продать яблоки, что тогда?

– Получится, – уверенно ответила она, – а ты, цавт танем, иди и даже не думай.

Я с облегчением покинул рынок, пришёл домой, позавтракал и отправился по своим делам. Когда часа через три вернулся, дверь открыла бабушка:

– Рубен-джан, я их продала! – радостно воскликнула она и обняла меня.

– Молодец!

И вдруг слышу:

– На сей раз я купила хорошие яблоки. Правда, в итоге получилось на килограмм меньше, но зато хорошие.

– А как же ты их…

– Донесла? На транспорте. Девять килограммов – не так уж много, а до квартиры мне мальчик со двора помог донести. Всё сложилось удачно, Рубен-джан. Давай теперь собирать чемоданы, – говорила моя бабушка уже в приподнятом настроении и без тени упрёка в мой адрес.

В тот год, когда её не стало, я учился на втором курсе института. Она умерла во сне. Я за многое не успел перед ней извиниться.

Июнь 2015 года

Редактор – Александр Шерстюк

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.

Примечания

1

Джан – выражает сердечное отношение к человеку, схожее с обращением «душа моя».

2

Цавт танем – дословно «возьму твою боль».