скачать книгу бесплатно
В субботний день Зинаида с Геннадием ушли на юбилей Полины Венедиктовны. Надька сопливила и кашляла, и мать решила оставить ее дома. Не маленькая уже, шестой год. Надюха долго играла с Буратино, перечитала все свои немногочисленные книжки и решила выйти на крылечко – подышать свежим воздухом. Если повезет, то к крылечку придет пасюк, так называет крысу отец, или семейство ежиков.
Она села на ступеньки, укуталась в отцовскую рабочую куртку и стала слушать стрекотание кузнечиков. Где-то кукукнула пташка. Надюха крикнула:
– Эй, кукушка-кукушка, сколько мне жить? – Птичка кукукнула от испуга и замолчала. А потом вдруг как начала без остановки кукукать, что Надюха сбилась со счета. Над головой низко пролетела белобокая сорока, села на ветку, покачалась и с криком поспешно улетела. Сверху, с темного неба, на нее пялилась яркая полная луна.
Но что-то появилось тревожное в воздухе и вокруг… Надюша удивилась, когда в нескольких шагах перед ней заклубилось серое непроглядное облачко, похожее на туман. Откуда!? Только что все было прекрасно видно… а сейчас не видно даже луны… Неожиданно громко кто-то рубанул по стеклу. За спиной, в буфетике звякнула посуда. Надюха вздрогнула. Гулко забилось сердечко. Ужас шершавым языком лизнул ее пятки. Потом забрался под старенькую фланелевую рубашонку, и волосы на ее голове зашевелились.
Надя решила уйти в дом, оглянулась назад, а туман-то исчез, точно его обрезали. Девочка быстро прошмыгнула в комнату и закрыла дверь на щеколду. Прислонилась спиной к двери и отдышалась. Панический ужас пронизывал ее.
Надюха немного постояла и мелкими шашками направилась к кровати. Ей казалось, что стоит только укрыться с головой одеялом, то все страхи исчезнут. Где-то рядом послышался тихий вздох. Девочка стала прислушиваться и всматриваться в притаившиеся по углам тени. Звук повторился. На сей раз еще ближе. Не вздох даже, а стон.
– Кккто, ккто тут? – собственный голос сделался хриплым и незнакомым. «А луна ведь совсем не яркая», – подумала Надя, взглянув в сторону окна. На подоконнике сидела ее приятельница – крыса.
– А, вот тут кто… – догадалась Надюха, – это ты тут безобразничаешь? – громко, чтобы не слышать громкий стук своего сердца, спросила девочка.
Огонек настольной лампы с зеленым абажуром мигнул и погас. И тут же она почувствовала едва ощутимое, ласкающее прикосновение к плечу. Ей захотелось закричать, а воздуха нет…. А плечо сжимали холодные пальцы…
– Надень колечко, внучка! Надень колечко! – услышала Надька голос в своей голове. Надюха сильно дернулась и плюхнулась на пол. Подползла к оттоманке и засунула руку в свой схорон. Достала оттуда свое заветное колечко и надела на пальчик. Колечко, свернувшийся в кольцо змей, кусающий себя за хвост, было ей очень велико.
«Не бойся, никогда не бойся, они не любят, когда их боятся», – то шептал, то стучал, словно молоточком, голос в голове.
– Кто ты? Ктоооо??? – закричала Надюха.
– Я твоя бабушка- Степанида. Делай, что я тебе скажу.
Девочка поднялась с пола и отшатнулась от ужаса. Перед ней стояло нечто неживое, с мертвенно-бледным лицом и с черными провалами глазниц. Спутанные космы черных волос и испачканное кровью простое светлое платье, а может, и ночная сорочка. Призрак не шел, а словно парил в воздухе, и мертвое лицо уже было совсем близко. Руку протяни и – коснешься истлевшей плоти.
Надька закричала. Единственным ее желанием было залезть на кровать и закрыться одеялом. Но голос в голове продолжал ей говорить:
– Увидишь страшное, не бойся, просто узнай, что ей нужно. Просто узнай. И не бойся. Она уйдет. Решит свое дело, и уйдет…
– Уйдет? – недоверчиво повторила Надюша.
– Я ждала тебя, ждала три года… Помоги… – зашелестел голос призрака, словно змеиная кожа.
– А как, как помочь, что тебе надо? – превозмогая страх, пролепетала Надюха.
– В церкви старой, под камнями лежу. Пиджак… не дает… покинуть. Похороните! Прошу.
По босым ногам потянуло холодом, стекла тоненько зазвенели, и призрак бесследно растворился. Надька почувствовала что-то теплое и липкое на своих руках.
– Кровь из носа, – подумала Надюха, – не страшно, у меня уже было так, – успокаивала себя девочка.
Настольная лампа вновь загорелась. Крыса все еще сидела на подоконнике.
– Аааа?! – обратилась к ней Надюха. – Так это ты моя бабушка?
Крыса недовольно пошевелила усами, спрыгнула на пол и исчезла под оттоманкой.
Ночью ребенка мучали кошмары. Она вскакивала в холодном поту и кричала:
– Вот она! Она вся в крови! Не отдавайте ей меня! Я больше не буду!
Утром злая и не выспавшаяся Зинаида ушла на работу. А у Геннадия был выходной, и ему волей – неволей пришлось остаться с дочкой. Когда девочка проснулась, он спросил ее:
– Что снилось то тебе, маленький Ленин? Чего кричала – то?
– Кричала? – удивленно переспросила она, и, нащупав колечко под подушкой, все вспомнила. Не сон это был!
Надька решила рассказать все отцу. Должен же кто-то ей помочь…
Геннадий выслушал, но во время ее рассказа все ерзал на новой табуретке и даже хотел уйти из комнаты, всем видом показывая, что нет у него времени слушать глупые, детские россказни.
– Не говори ерунды. Что за дурацкие выдумки, – все-таки оборвал он ее.
– Не веришь, – грустно сказала дочка.
Геннадий наморщил лоб, закусил губу и долго молчал. Сначала он счел ее рассказ за буйную фантазию. Потом подумал, что, может быть, и у нее с головой не все в порядке, и, возможно, его заболевание передалось каким – то путем и ей. А затем вспомнил водяные комочки и решил проверить ее рассказ. Наскоро поев и прихватив с собой лопату, они отправились к разрушенной большевиками и временем некогда красивой белокаменной церквушке. Когда они подошли к пролому каменной стены и пролезли внутрь, внезапно из-под ног Геннадия выскочил черный кот!
– Фу ты, черт бы тебя побрал! Напугал-то как! – вытер Геннадий вспотевший от испуга лоб и начал усиленно плевать через левое плечо.
Надюша отшатнулась от отца, прислонилась к пыльной каменной кладке и тут же провалилась в темноту. Начался приступ.
Зябкая сырость пробирала до костей. Язык не ворочался, руки-ноги застыли, голова была будто налита свинцом. «Господи, помилуй! Да где же это я? Папка, папка!» В горле пересохло, во рту ощущался противный горький вкус железа. Запах прелых листьев и влажной земли забивал нос, мешал дышать. Туман, облако или зыбкая субстанция возникла перед ней. Она сверкала и издавала разноцветное сияние, словно бы в нереальности. «Не бойся! -стучало в голове! – Не бойся!» Надюха протянула руку к облачку, коснулась его, продвинула руку дальше и наткнулась на что-то твердое, деревянное. Похоже, это была дверь! Надька на ощупь стала искать ручку, но не нашла. Тогда она навалилась на дверь плечом, и дверь довольно легко открылась. Она вошла и оказалась в том же разрушенном храме, куда они пришли с отцом. В эту минуту лунный луч пробился через прореху в куполе храма и осветил синеватым светом стоявшего темноволосого мужчину лет сорока, склонившегося над неглубокой, в человеческий рост ямой. Рядом, на земле, в луже черной крови, лежала мертвая женщина со связанными руками и проломленной головой. Мужчина, расставив руки, измерил длину выкопанной ямы, а затем приблизительный рост женщины. Остался доволен измерениями и с улыбкой на губах столкнул убитую в могилу. Она упала лицом вниз, и платье ее некрасиво задернулось, обнажив белые голые ноги и простые голубые трусы. Мужчина снял с себя окровавленный пиджак и набросил на мертвое тело. Спокойно, не торопясь и не нервничая, он закопал ее, притопал ногами землю и сверху наложил больших камней.
– Ну вот, пропала и пропала! Земля тебе пухом, женушка! Здесь тебя никто не найдет! – сказал мужчина и громко рассмеялся.
Его смех становился все громче и громче, и Надюша закрыла уши руками. Открыв глаза, она обнаружила, что лежит на коленях у отца, а он вытирает кровь с ее бледно-зеленого лица полой своей рубашки.
– Папка, она – под этими камнями, – вскочила Надька и показала место отцу. Геннадий стал разбирать кучу камней и откидывать их в сторону. Булыжники убрали, и Геннадий принялся копать землю. Одной рукой ему это делать было трудно, и Надька, подобрав у заросшей колючками стены дощечку, стала помогать отцу убирать взрыхленную землю. Очень скоро девочка отрыла нечто, похожее на черную ткань. Геннадий шагнул вперед, подкопнул сбоку, нагнулся и извлек из-под земли человеческую кость. Девочка порывисто вскочила на ноги и повисла на отце. После непродолжительного молчания, стараясь не смотреть на жуткую находку, Надя с благодарностью прошептала:
– Спасибо, спасибо, что поверил.
– Поверил-то поверил. А что мы милиции расскажем? Зачем, спросят, копали?
***
– Труп женский, вроде как убита примерно года три назад, – диктовал текст протокола пожилой медэксперт милиции молоденькому милиционеру. Два сержантика с лопатами в руках стояли рядом с трупом и прикрывали нос ладонью. Тронутое тленом мертвое тело издавало неприятный запах.
Надя вздохнула и еще раз посмотрела на откопанную мертвую женщину, лежащую на земляном полу. Дело сделано. Она нашла ее. Отец крепко сжал руку дочери.
– Это она к тебе приходила? – шепотом спросил отец.
– Она! Все хорошо, она больше не придет!
– Что же они с тобой сделали? Твари поганые. Что ж они на тебя повесили, – вспомнил про бабку Степаниду разозленный Геннадий и сделал несколько шагов в сторону, ближе к выходу, но властный мужской голос остановил его.
– Здравствуйте, моя фамилия – Корнев! – медленно подошел следователь к Геннадию и Надюхе. – Так что вы там искали на развалинах?
– Так играли же… В кладоискателей. Приехали наши племянники на выходных. Надо же их чем-то развлекать…
– Сколько лет племянникам? – спросил Корнев.
Геннадий помялся. Пожал плечами и неуверенно пробормотал:
– Четыре и три… А может, пять и четыре… Ну так вот… Потом играли в минеров. Наденькин дедушка был на войне минером… Хотели понарошку мину разминировать. Копнули, а тут вот что… Ну, я детей и увел быстро. Они и не поняли ничего.
– Рубленая рана головы. Яма неглубокая, видно, копать было тяжело, и сверху камнями забросали, – продолжал диктовать медэксперт.
– Скажите, может вы помните, – обращаясь к Геннадию, спросил следователь Корнев, – никто из ваших соседей или знакомых не пропадал в последние годы?
– Как же не пропадал, – вспомнил Геннадий, – Аронова. Машка. На Пролетарской жила. Пропала года три назад. Только все считали, что она мужа бросила и с любовником сбежала.
Медэксперт отошел от трупа, выдохнул с облегчением и вздохнул полной грудью свежий воздух.
– Вспомнил я! – воскликнул Корнев. – Муж ее в розыск подавал. А уж убивался по ней… Но женился на молоденькой девице аккурат через три месяца. Говорил: «Один жить буду – сопьюсь мигом!»
– А тут и пиджачок его весь в крови, – поддел лопатой полуистлевшую ткань сержант, – прикрыл женушку, чтобы не замерзла.
К церкви подъехала труповозка и стала пятиться задом к самому большому пролому в стене полуразвалившегося здания.
– Все! Грузите, – скомандовал медэксперт сержантикам.
– Пойдем, доча, домой пора. Голодная с утра, -потянул за собой Надьку Геннадий.
– Эй, гражданин Сенин, я вас на следующей неделе вызову, как свидетеля, – крикнул вдогонку Геннадию следователь.
***
Зинаида серьезно опаздывала на работу и вымещала свою злость на дочери:
– Да что ты плетешься-то? Ногами-то шевели! Нет, ты что, издеваешься надо мной? Тьфу ты! Опять где-то витает… У всех дети как дети, а эта… У-у-у!
А Надька уже представляла себе картину другой ее жизни. Она думала: «Вот была бы ее мамка певицей. Могла бы спать сколько хочешь и не опаздывала бы никуда. Работа такая… И жили бы они в красивой квартире! И пол бы мыла не мамка, а вовсе даже прислужница. И еду бы она им готовила. Ей манную кашу, а мамке чай с бутербродами. А квартира бы у них была с двумя комнатами…. Нет, с тремя! Всем по комнате. И был бы у нее целый ящик с игрушками… и пианино… А как же, мамке без пианино нельзя! Певица все-таки. Вот она встанет, шкаф откроет, а там платьев… завались. И она не знает даже, какое надеть! А я тут подхожу, волосы в бигудях… А зачем мне в бигудях, у меня и так сплошные завитушки. Вот подхожу я к ней и говорю: «Маман! Оденьте серое, с розами. Сегодня на концерте оно будет выглядеть что надо! А она мне: «Чтобы я без тебя делала, доченька моя!»
Тычок в спину вывел Надюху из мечтаний. Зинаида, как только показались ворота детского сада, тут же рванула на остановку, подтолкнув дочку, чтобы пошевеливалась.
Надя издалека увидела свою подружку Марину, катающуюся на калитке туда-сюда, туда-сюда. Дверца противно скрипела, но девочке это совсем не мешало.
– Никогда она раньше меня не встречала, – подумала Надюха, – а может, и не меня она ждет…
– Надька, ты зачем опаздываешь? Завтрак уже! Римка жрать опоздавшим не дает. Все в банку себе складывает. Пойдем, сядем, я тебе чего-то сказать хочу.
Марина взяла подружку за руку и повела на скамейку, под покосившийся, с облупившейся красной краской деревянный грибок.
– Я, Надька, уезжаю, – выпалила Маринка.
Надька выпучила глаза и долго не могла осмыслить – куда ее подружка может уехать? Может, в Ленинград?
– Ну чего ты на меня уставилась, как рыба об лед?
– Уезжаешь? Надолго? – вдруг дошло до Надюхи.
– Мамка нашла мне нового папку. И мы с ним едем на Север.
– На Север? Где живут пингвины и белые медведи?
– Да-а! – неуверенно, но гордо ответила Марина.
– Как тебе повезло! – засветилось радостью лицо подружки.
Марина вздохнула, и глаза ее наполнились слезами:
– Папку жалко!
– У тебя ведь хороший папка! Он пива не пьет!
– Мама говорит, что он зануда и… нужда. И еще – от него мухи дохнут.
– А твой новый папка – хороший?
– Не знаю. Бабушка маме говорит, что он далеко пойдет… Начальник! Куда пойдет? Зачем пойдет? Мы же не пешком на этот север пойдем?
– Я буду скучать по тебе! – прижалась Надя к Маринке и, почувствовав ее тепло, замерла и мелко задрожала. На минуту она потеряла сознание, но пришла в себя быстро.
– Ой, как я испугалась, я думала, что ты умерла. Хотела сейчас Римку кричать! – рассказывала напуганная непонятным поведением подруги Марина.
– И хорошо, что не позвала, – прошептала Надюха, и изо всех сил обняла подружку.
Потом, помолчав, посмотрела на нее и тихо сказала:
– А ведь мы еще увидимся, ты вернешься сюда, но не скоро!
***
Надя опять заболела. Доктора уже поставили ей диагноз: хронический бронхит и бронхоэктатическая болезнь легких. Она лежала на своей оттоманке, рассматривала трещины, расползающиеся по потолку, и горестно вздыхала. Ей стало жарко, она откинула одеяло и очень захотела пить. За столом, неестественно согнувшись, сидел Геннадий. Неловко, больной рукой он держал картошину, другой срезал ножом кожуру.
– Папка, посиди со мной! – прошептала девочка.
Геннадий бросил картошину в кастрюльку с водой, подошел к дочери и неловко присел на краешек кровати.
– Что же ты, мой маленький Ленин, все болеешь? Уж лучше бы я болел вместо тебя! – заплакал Геннадий, отворачиваясь от дочери и закрывая лицо здоровой рукой.
– Папка, не плачь! Ты и так наскрозь больной. Если бы ты водку с пивом не пил, то я бы тебя любила! – тихо сказала Надя.
– Ленин ты мой золотой!
– Пап, а откуда у нас в комнате, ну, в тот раз, водяные шарики взялись?
