Чабанка

И вот Новый год. Любимый Праздник. Все торжественно и величаво. Девчонки в подобии вечерних нарядов, мальчики в школьных выпускных костюмах. Я «элегантный, как рояль» – черная кримпленовая «тройка» с благородным отливом, голубой батничек, а под ним черный же, небрежно повязанный, платок на шее, вместо банального галстука. Тон вечеринки получился архивысокопарным. Мы вели столь великосветские беседы, что о танцах даже никто не мог заикнуться, а не то, что о, простите, зажимболе.

Но у меня же был план, а я своим планам привык неукоснительно следовать. Маленькая двухкомнатная квартирка. В «большой комнате» был накрыт стол, стояли диван и румынская стенка, оставался пятачок для потенциальных танцев. Для перекуров было отведено пространство в маленьком коридорчике, куда мы вынесли журнальный столик и два кресла. Свечи, кофейный ликер… Была еще спальня мамы Игоря.

Ира, кстати, была моим единственным в жизни уличным знакомством. Я повстречал её на углу Крещатика и Карла Маркса, понравилась, очень, подошел, представился, она меня не послала. Рассказала, что сама она украинка, но в Украине пока не жила, отец военный, а поэтому «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз…», последние пять лет Камчатка, побережье Тихого океана. И в первый вечер знакомства идем по центру Киева:

– Ой, Гена давай заскочим, перекурим.

Я не понял в чем прикол. Удивила конкретика вопроса, вот так вот посреди города.

– Ир, что ты имеешь ввиду? Прости, я не понял.

– Ну, давай вон туда зайдем и перекурим.

– Куда?

– Ну вот же!

Она показала пальчиком на витрину в районе площади Толстого, на вывеске значилось «Перукарня»87. Родного языка она не знала.

Сначала, под благовидным предлогом покурить и поговорить об астрономии, я вытянул Ирку в этот коридорчик. Она никогда не была против выкурить правильную сигаретку в правильном месте. Из своей скудной зарплаты лаборанта я выделял 3 рубля на выходные дни для покупки пачки тоненьких коричневых «Сент-Морис» своей девочке. Курили тогда под единый, и, пожалуй, единственный, во всех барах Киева коктейль «Бальный» (2 руб.04.коп).

Мы удалились сначала в коридор. Дальше мне удалось затянуть ее в спальню. Остальные пары сидели в комнате, беседовали и слушали «Би Джис», я поставил большую 525 метровую бобину перед самым своим уходом, удлиняя тем самым промежуток времени своего возможного отсутствия. Дело в том, что мой маг был капризным и чтобы запустить его, надо было знать и уметь, где спичку вставить, а где ролик прижать, то есть без меня музыка закончится.

Как человек честный, в известных пределах, не могу похвастать, что в ту ночь дело у меня выгорело. Крепкий орешек была эта Ира. Мы барахтались, целовались, даже не вся одежда была на нас, но результат, практически, нулевой. Действительно, что тебе о звездах говорили, что цветы нюхали. В комнате уже как с полчаса закончилась музыка. Игорь был вынужден поставить совковый винил на свою убогую вертушку. Пора выходить. А дверь в спальню с таким, знаете, фигурным стеклом, а в коридоре очередные курцы. И мы с Иркой не имеем возможности включить свет, чтобы привести себя в порядок. Делаем это в темноте. Помогаем друг другу, осматриваем руками. Сделано. Торжественный вид восстановлен. Выход. Чинно, благородно, под ручку, продолжая якобы прерванную беседу о высоком.

В комнате Ира, как ни в чем не бывало, сразу уселась на диван, а я оказался спиной к публике, вправляя в магнитофон пленку с последним концертом АВВА. У ребят на столе тоже горят свечи, мне плохо видно, я прошу включить верхний свет. Включили. Пауза. Потом слышу за своей спиной робкое «хи-хи», продолжаю налаживать мудреную технику. «Хи-хи» превращается во всеобщее «ха-ха» и я понимаю, что, так как я единственный, кто не смеется, следовательно, это «ха-ха» надо мной. Оглядываюсь. Покрасневшая от гнева Ира и Паниковский идут на меня и выталкивают в коридор. Паниковский от смеха ничего не может сказать, а Ирка – руки в боки:

– Вот скажи мне, трудно жить на свете с такой головой?

– Ира, ты чего? С ума сдернулась?

– На себя посмотри, придурок! – она не выдержала и тоже рассмеялась.

Конечно, в первую очередь я ощупал то, что мужчина ощупает в таких строках в первую очередь – все было в порядке. Итак: черные штаны на мне и застегнуты, батничек на мне, жилеточка на все пять пуговиц, пиджачок по моде – на верхнюю пуговицу, даже чертов платок на положенном ему месте. Какие проблемы?!! Игорь одной рукой придавливает свой живот, а второй указывает мне ниже пояса. Я посмотрел. О Боже!!!

В те времена в моде были подтяжки. При моей фигуре они были без надобности, но красота требовала жертв. Я был в черной тройке, застегнутой, практически, на все пуговицы, но из под пиджака, из под жилетки, картинно обрамляя мои ноги, по бокам свисали белоснежные с красными звездами моднейшие подтяжки. Картинка с выставки!

А ребята, между прочим сразу расслабились. И пошла вода… И танцевали, и в бутылочку все вместе играли. Новый год удался!

В человеке все должно быть красиво. Нет?

Лето 1985 года. Чабанка (продолжение)

Мы допили очередной чайник бромбуса и я пошёл готовиться к большому сексу, которого в Советском Союзе, конечно, не было, но мы то об этом ещё тогда не знали. Голодное воображение рисовало красочные подробности сладостных утех с участием душа, сауны, бассейна и лежака.

Верность? А полтора чайника бромбуса вместо головы?!

Ждать долго не пришлось, буквально через пять минут после моего прихода Абрамянц привёл девочку. Девочка пребывала в состоянии пьянючести в дым. На даму она больше не походила. Красотой здесь и не пахло и, кстати, пахло прескверно. Я её начал раздевать и, ещё не доведя дело до конца, ужаснулся фигуре – широкая, плоская, ни груди, ни талии, ни задницы. Она даже не варнякала, она была в состоянии анабиоза. Я начал трезветь. Желания во мне значительно поубавилось. Но делать нечего – план, есть план. Поставил я её под холодный душ, потом отвёл в сауну, в надежде на возрождение хотя бы моих сексуальных влечений. Но в сауне её полностью развезло, я видел, что ещё немного и её начнёт тошнить. Не дай Бог на деревянный пол! С большим трудом я снёс это мясо вниз и бросил на кафельный пол под душ. Включил воду. Сам сел на лежак, закурил и закручинился. Полный облом, приподнятости организма как ни бывало!

В дверь постучали.

– Чего там?

– Геныч, ну ты скоро? – голос Кириченко.

– Скоро.

– Давай быстрей, сил нет.

Шаги удалились. Посмотрел я ещё раз на бездыханное тело, плюнул и начал одеваться. Не успел я полностью одеться, как Кириченко уже колотил в дверь непрерывно.

– Открывай, открывай! Я не могу уже!

– Гена, пожалюйста, открой побыстрее! – добавился к голосу Кириченко испуганный голос Тёмы.

– Сейчас, уже иду, сейчас.

Я с трудом поворачивал ключ в замке, так как дверь трещала под напором Кири. Наконец мне удалось открыть замок, дверь немедленно распахнулась, чуть не сбив меня с ног. Я прижался к стене, мимо промчался Кириченко, босиком без штанов в одной только расстегнутой гимнастерке.

Его огромный кунак торчал чуть не до уровня груди. Откуда в таком маленьком теле такие огромные достоинства!? Бедная «девочка»!

Я вышел в коридор, Тёма закрыл дверь и восторженно уставился на меня.

– Ну, как?

– Заебись! – только и сказал я, не буду же я рассказывать салобону, что у меня ничего не получилось. – Чего это вы мне только не дали кончить нормально? Спешить пришлось, как чумовому.

– Так я думаль, что у Кири крыша съехала. Он бешеный. Он раздеваться началь еще в кабинете начальника. Хуй торчит, гляза задвинутые. Когда ты сказаль, что уже скоро, он на меня так посмотрель, что я думаль он меня сейчас ебать будет. Псих!

– Ладно, сторожи тут. Спать пойду.

Я провалился в нетрезвый сон. Утром меня поднял Тёма.

– Ну как там?

– Киря её час ебаль, кричаль на неё…

– Чего это?

– Она сосать не могля! Он её биль.

– О, Боже! Надеюсь, она жива. Сильно он её?

– Несильно, потом мне отдаль, но я не сталь, Седому отвель.

Почистил я зубы, умылся и пошёл в вагончик РБУ. Седой ещё спал, пришлось будить – скоро на работу военные строители должны были съезжаться. Проснулся. Закурили.

– Где она?

– По утряне куда-то нарезала.

– Ну, а ты как? Как ночь?

– Класс! Времени валом было. Я её во все дырки успел, классно машет, чувырло. А ты?

– Нормально. Бухая только она была вначале.

– Ну, лады, ништяк погуляли.

– Погуляли. А сто семнадцатая мохнатка88 тебе этой ночью не снилась?

– Да, ну. С какого? Кружева сплетём89, не докажет.

– Седой, а ты не знаешь, если мы не все вместе, а по очереди, это всё равно групповуха или как?

– …!?

Стоим, курим, на утреннее солнце щуримся. Подкатывает вчерашний грузовик.

– Э, Седой, цемент давай, как договаривались.

– Сейчас салабона позову.

– А сам что, совсем припухший? Дедуешь не по годам.

– А чё я за салабона пиздячить буду, нах.

– Седой, не гони, пусть Тёма сауну убирает, что мы сами пять мешков цемента не закинем, – встрял я.

Седой посмотрел на меня, цыкнул сквозь зубы слюной на три метра:

– Лады. Подгоняй свой драндулет за РБУ, там мешки заныканы.

Мы споро забросили цемент в кузов самосвала.

– Ну, как подарок, Седой?

– Ништяк! До утра пёрли! – мы снисходительно улыбнулись, бывалые.

– Вы чё серьёзно, пацаны? – опешил водила.

– Нет, политинформацию читали. Во все дырки!

– Так она же «плечевая»!

– Кто? – не понял я.

– Трассовая, проститутка с дороги, которая с дальнобойщиками ездит по кругу. За еду всем даёт.

– Но она не выглядела, как блядь, – была теперь наша очередь опешить.

– Так это же у нее прикид такой. Роль. Некоторые школьницами вообще наряжаются, в белых фартушках и в бантах на дорогах стоят, а у самих рожи бомжевые кулаками крашенные.

– А чё ж ты, сука, не предупредил?

– Я же пошутил! Я думал, вы её погоните на хуй. Она же нарисованная, не сотрёшь.

Мы с Седым посмотрели друг на друга.

– Мама мия! А резинки у вас были!? У неё же весь букет, по полной программе, я же её с трассы снял просто по приколу. Она же шкварная90! – не унимался кошмарить нас водила.

– А ну, падла, цемент сгружай! Мы его тебе загрузили тоже по приколу и тебя щас по приколу зашкварим.

– Ты чё, Седой!? С меня же пляшка. Водяры, бля буду!

Мы двинули на водилу, он не стал искушать судьбу, впрыгнул в машину и умчался.

Через неделю мы узнали, что Абрамянц и Кириченко были вынуждены обратиться к нашему лепиле. Обошлось, правда, всё банальным триппером. Парни предупредили нас по-товарищески, типа, ждите пацаны. А потом долго удивлялись, как это нас с Седым не зацепило. А мы с Седым посмотрели друг другу в глаза, поняли всё и посмеялись от души.

Не знаю, спасет ли красота мир, но ее отсутствие спасло меня от позора.

Лето 1985 года. Чабанка

Текла, тянулась не спеша наша жизнь придурков. Маялись мы от безделья, но в часть не шли, находя любые отмазки. Я очень скучал за Кулиндорово, даже за самой дорогой на Кулиндорово. Здорово было запрыгнуть в кузов с пацанами, сесть на отполированную нашими задницами скамейку, закурить и поехать с ветерком, наблюдая жизнь гражданскую. Мы часто пели по дороге, а в морозы пели, я бы сказал, с особой жестокостью. Я, как бригадир, мог ездить в кабине, но этого не делал, с пацанами было лучше, веселей. А здесь… «эй, служба, сюда иди!».

Вызывает меня как-то старшина в канцелярию роты. Захожу, смотрю, Корнюш сидит на командирском месте, а напротив, ссутулившись, ко мне спиной, сидит на табурете Зиня. После обычного доклада старшина спрашивает у меня:

– Вы ли, товарищ младший сержант, дежурили позавчера вечером на УММ?

– Так точно, товарищ прапорщик.

– Видели ли вы там рядового Зинькевича?

– Когда? – я пытался выиграть время, я ждал знака от Зини, но он сидел спиной ко мне.

– Вечером, между девятью и десятью часами вечера.

Ответить «не видел» проще простого, но я-то видел, он тянул чего-то там через весь склад металлолома. Я решил рискнуть:

– Так точно, видел, товарищ прапорщик, – плечи Зини напряглись.

– Расскажите, что вы видели, как это было.

– Ну, я сидел на лавочке перед воротами, курил, смотрю, Зиня идёт, виноват – военный строитель рядовой Зинькевич. Он подошёл и спрашивает «покурим?», а я ему в ответ «ещё не жжет». Он «не гони, дай закурить», ну я ему и дал.

– А то, что у него в руках было, он на землю поставил или так и продолжал держать?

Теперь-то стало ясно, спиздил Зиня где-то, чего-то, вот прапорщик Гена его и раскручивает.

– А ничего у него в руках не было.

– Точно? Подумайте, сержант, не хотите же вы стать соучастником.

– Точно, ничего не было. Я ему сигарету дал и прикурить. Ветер дул, он двумя своими руками огонёк прикрывал. Хорошо помню, пустые были его руки.

Плечи Зини не подавали мне никакого знака, а Корнюш надолго замолчал, сверля меня своими глазками, я своих глаз не отводил, но и наивностью лицо не покрывал.

– Свободны, сержант.

Ну, его на фиг вообще в части показываться, подумал я, выходя из родной казармы. У нас хоть и скука там, но я хотя-бы не вижу этих водянистых хитрющих глаз.

Редкие события скрашивали наше существование, мы сами старались инициировать такие события. Помню, решил Седой машину научиться водить. Ему ребята первые уроки дали на маленьком бортовом уазике. Места хватает, рулит Седой между складами. Но вот возникла надобность сдать ему задним ходом. Я стою на своём крылечке и вижу, что Седой включает заднюю передачу, как все чайники, глядя на ручку коробки передач, потом отрывает взгляд, увидел меня, заправски высунулся из окна и, повернув голову назад, начал сдавать. Не успел я ему крикнуть, как раздался характерный хруст, машина остановилась. Побледневший Седой испугано посмотрел на меня, потом внутрь кабины, переключил передачу и попытался поехать вперед. Мотор гудит на самых высоких оборотах, колеса задние крутятся, но машина ни с места. Глядя на перепуганное лицо изумленного, растерянного приятеля, я покатывался от хохота. Его многократные попытки сдвинуть машину, замечу, на сухом асфальте, когда и колеса крутятся, как бешеные, и дым идет, а машина ни на миллиметр, ниспровергали все его знания о движущихся агрегатах. А дело было в том, что Седой, когда сдавал назад, контролировал только левую сторону, а справа и сзади находилась наша трансформаторная будка. Машина бортом прошла по касательной к стене будки впритирку, а вот задний фонарь встретился с уключиной навесного замка двери трансформатора, фонарь разбился, а машина зацепилась и слегка зависла, нагрузка на колеса уменьшилась, вот сцепления с почвой и оказалось недостаточным, чтобы сорвать уазик с крючка.

Спокойный, как остывший чай в кружке, хозяин машины только сказал:

– Седой, утром по любому фонарь должен быть.

– Земеля, где же я его тебе возьму, нарисую только?

– Даю наколку: у танкистов в автопарке есть такие машины.

Утром Седой помогал монтировать новый фонарь.

Седой искал новые приключения. Предлагал пройтись по дачам. Я его образумил, что сейчас сезон и там кругом люди. На складах УПТК, где я уже до этого был однажды, хранились особо важные, дорогие вещи, дефицитные стройматериалы, Седой знал это от меня. Сваловал91 он Тёму склад этот подломить на пару. Подломить не подломили, но через чердачное окно внутрь забрались. Залезть то через окно можно, но, что можно вытянуть через маленькое окошко в пяти метрах от земли? Парни набрали полные карманы патронов для пистолета, которым дюбеля в стенку на стройке вгоняют. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

И пошла забава. Благо был поздний субботний вечер, работы все стояли и вокруг никого. Эти придурки начали стрелять патроны каблуками сапог. Рассыпят жменю патронов по асфальту и начинают бить их каблуком с протяжкой вперед, патрон от трения нагревается, порох воспламеняется – выстрел. До того наловчились, сволочи, что уже автоматные очереди у них получаются. Шума было, что на стрельбище, звуки резонировали в нашем каменном мешке, зажатом кирпичными стенами со всех сторон. Они даже мешали мне читать, насилу я успокоил этих придурков, молдована, в сердцах, вообще спать в роту отправил.

Прошло с четверть часа, не больше, мы с Седым сидели и курили в комнате моего начальника. Вдруг слышим на улице топот сапог. Я пошел посмотреть – кто это на ночь глядя здесь забеги устраивает? Вышел на крыльцо, ко мне приближалась парочка военных облика мне неизвестного. Увидев меня, они бег замедлили и с видимой опаской приблизились шагом.

– Привет, служивые. Вы кто?

– М-мы к-караульные, – заикаясь то ли от волнения, то ли от бега произносит один из них.

– Тогда – пароль?

– Какой пароль?

– Шутка! А здесь чего нарисовались, чего не караулите?

– С-с-стреляли, – второй не лучше.

– Слышал. Стреляли, но не здесь, – не задумываясь, сказал я.

– А где?

– Где-то рядом. А шо за шухер, в натуре, земели? – как можно небрежнее спросил я, переходя даже не на блатную феню, а на мятую фёклу92, так просто, по приколу, уж больно они выглядели перепуганными.

– Да вроде, на генеральскую дачу напали.

– Чего беса гоните? Лохов здесь не сидело, мы же не в Афгане, душманов в округе нет. Какой калечный93 на дачу генерала ломанётся?

– Нам позвонили… – парень замолчал и в ужасе уставился за мою спину.

У него были такие перепуганные глаза, что у меня самого мурашки пробежали по спине. Я с опаской медленно оглянулся. За моей спиной была открыта дверь, за ней длинный узкий коридор, освещенный одинокой трубкой дневного света. В её мертвенном, бледном освещении на нас медленно двигался Седой, на лице он изобразил свою обычную садистскую улыбочку маньяка-убийцы.

– Кто это? – прошептал за моей спиной второй боец.

– Седой, – просто ответил я.

– А чего он такой седой? – логично спросил первый.

– Менты его на зоне морили, живьем похоронили, на метр в землю зарыли, суки позорные, вот он и побелел.

– Он что сидел? – в ужасе.

– Сидят у мамы за столом, а здесь люди зону хавали. Вы чё с дуба упали? Не знаете, кого в стройбат гребут? – мне всё ещё было смешно.

В это время Седой подошел к нам, вмиг сориентировался и подыграл мне – странно молчал, смотрел на бедных парней, которые вцепились в свои штык-ножи, висящие на поясах, и улыбочку свою с лица не стирал. Согласен, жуткое впечатление.

– Ну а теперь тисните94 толково, что за хипиш по Одессе?

– Мы в наряде на трассе были…

– Что за наряд такой странный, впервые слышу? – насторожился я.

– Это новый пост перед Красным домом. Приказано ловить, кто туда за вином ходит.

– Опаньки! Седой, ты слышишь, какую подлянку военные завернули?

Седой молчал, улыбался, жутко подробно ощупывал лица парней своими синими льдинками.

– А мы чего? У нас приказ.

– Не менжуйтесь95. Мы к вам не в претензии. Ну и…?

– У нас там связь временную только провели. Ну, позвонили из штаба. Там все в панике. Зам начальника штаба округа, генерал-майор позвонил дежурному по Одесскому военному округу, что, типа, на его дачу напали неизвестные, обстреливают из автоматов. Ну, подняли тревогу, ближайшими к точке оказались мы. Нам приказ, бежать сюда, посмотреть. А у нас кроме штык-ножей и оружия то нет.

– Ну, дела! – присвистнул я, дело принимало нешуточный оборот.

– Так вы слышали чего?

– Слышали. Стреляли.

– Где?

– Где-то там, – я неточно махнул рукой в сторону моря, – мы с Седым сходили в ту сторону, но ничего не увидели.

– Как вы туда ходили? Без оружия?!! Против автоматов?!!

– Зачем без оружия? – я кивнул на, висящий на стене за моей спиной, противопожарный щит, – Мы же не фраера ушастые, Седой топорик прихватил, а я вон тот ломик. Сподручный инструмент, между прочим, как раз по руке.

– Ну, стройбат даёт! – восхитились настоящие защитники Отечества. – А давайте ещё раз сходим. Вместе.

– Не-а. Нам в лом. Идите сами.

– Парни, ну пожалуйста. У нас же приказ.

– Ну хер с вами, раз приказ, пошли.

Мы прошли вместе в сторону РБУ. Пейзаж, надо заметить, ночью вполне жуткий, фильмы ужасов снимать только. Всё пространство покрыто слоем цемента, в свете одинокого прожектора неестественно белеет бассейн с известью и резко чернеют жуткие проёмы в самом здании РБУ. Парни боялись ступить и шагу впереди нас. Страх пацанов был настолько ощутимым и заразительным, что даже начал передаваться нам, хотя мы и знали, что ничего страшного здесь не произошло.

– Всё, дальше идти не надо, – наконец решили наши гости.

– Нет, надо ещё за РБУ проверить, там самое стрёмное место, темно там. Мы туда ещё не заглядывали, – как настоящий садист, предложил я.

– Сами и проверяйте, с нас хватит, нам пора.

Делать нечего, назвался – полезай, я пошёл сам. За РБУ была совершенно заброшенная территория. Справляя там малую нужду, я еле-еле сдержался чтобы не рассмеяться в голос, я себе представил, что будет с бойцами, если я сейчас заору отсюда – прибегут спасать или дёру дадут? Но я таки сдержался, шутки могли плохо закончиться. Вернулся, на меня смотрели две пары испуганных глаз, Седой улыбался. Караульные поспешили ретироваться, вряд ли с сознанием выполненного долга.

Не прошло и десяти минут, как примчалась машина с вооруженным патрулём общевойсковиков-краснопогонников. На ходу из машины выпрыгнул офицер с повязкой на руке. Шутки закончились.

– Кто такие? – это нам.

– Сторожа местные, товарищ капитан. Стройбат. Военные строители младший сержант Руденко и рядовой Голимбиевский.

– Что здесь случилось? Доложите.

– Стреляли.

– Где?

– В стороне моря, товарищ капитан, – снова я кивнул в сторону нашей автобазы.

– Вы проверяли?

– Так точно, ближайшую округу, но до моря не доходили.

– За мной! – крикнул уже на ходу капитан. Мы все побежали за ним. Не в пример нашим офицерам, этот бегать умел.

– Что здесь? – спрашивает он у меня на ходу. Мы, миновав РБУ, приближались к воротам автопарка.

– Наше автохозяйство.

Ворота закрыты не были, мы вбежали на площадь, заполненную машинами. Странно, что нас не встретил сторож, сторожем здесь служил новый салабон, мы его ещё толком не знали.

– Почему территория не охраняется?

– Охраняется, товарищ капитан. Сам удивляюсь, почему сторожа не видно.

– Так какого чёрта…?!! – капитан выхватил на ходу пистолет из кобуры и ринулся в дальний правый угол, в глазах его уже горела звезда Героя Советского Союза. Мы за ним. Патрульные передёрнули затворы на своих автоматах.

– А почему мы бежим в эту сторону? – я, на бегу.

– За забором сразу дача генерала, стреляли то там.

Я настолько проникся, вошёл в роль, что искренне искал трупы в углу под забором, над обрывом. Странно, но трупы мы не нашли, даже не нашли тела нашего сторожа. Пошли в обратную сторону, бредём между машинами.

– Ничего не понимаю, следов стрельбы нет, гильз, крови нет, но сторож то пропал, – рассуждал капитан.

– Да, сторожа нет. Искать надо, – сказал я и заорал, – Служба! Эй, служба! Ты где?!

Мои попутчики от неожиданности аж присели. Капитан:

– Ты, что сдурел, сержант? Предупреждать же надо, перепугал, ненормальный.

– Служба!!! – не унимался я.

– Не ори. Ночь на дворе, опять генерала разбудишь. Он нам всем…

На этих словах прямо над головой капитана с шумом распахнулась дверь кабины грузовика. Надо отдать должное реакции командира – выстрелить он не успел, только рука дёрнулась к бедру, его же бойцы об автоматах вообще забыли. Повезло нашему салабону.

– Вы чё здесь орёте?

– Ты кто, военный? – совладал с голосом капитан.

– Сторож.

– Доложите, как положено!

– Военный строитель рядовой Бойко, товарищ капитан.

– Что вы делали в кабине автомобиля, товарищ солдат?

Молчит салабонище.

– Да дрых он здесь, товарищ капитан, – наглядно продемонстрировал пример солдатской смекалки один из его бойцов.

– Вы выстрелы, стрельбу слышали?

– Так точно.

Ну, думаю, приплыли, сейчас этот сонный недоумок покажет в нашу сторону, в сторону противоположную от моря и тогда всё сойдётся на нашем участке.

– Там, где-то, – солдат показал в сторону обрыва над морем, – мне показалось, на берегу, под обрывом.

– Спуститься здесь можно?

– Нет, обрыв высокий, отвесный. На берег можно попасть только если объехать всё и заехать со стороны лимана, – поспешил уверить я.

– Бойцы, за мной!

Они побежали назад к машине, которая осталась около ворот УММ, мы же пошли быстрым шагом. Военные запрыгнули в свой уазик и умчались обезвреживать шпионов аргентинских. Мы с Седым вздохнули с облегчением и повернули опять ко мне, перекурить такое дело. Под ногами что-то захрустело.