Дыра в сердце

Авалинда почувствовала чье-то присутствие. Оно обволакивало, словно морской бриз, теплый и приглашающий подойти к воде.

Марайа сама вышла из своего убежища, гнезда, если хотите. Ее влекла новая для нее энергия, исходившая кругами от гостьи Гуэнты. Дракониха чувствовала пульсации, представляя голубые круги на воде, пульсирующие и живые.

Гуэнта редко принимала гостей, а Марайе было абсолютно все равно. Она просто жила там, наслаждаясь сонными ночами в своем укрытии, в теплой лежанке из овечьих шкур разного размера и цвета. Уложила их по кругу, создав гнездо, в котором сворачивалась калачиком, поджимая хвост под сиреневатый чешуйчатый живот.

Днем Марайа любила размяться и полетать над побережьем. Местные жители просто не могли видеть ее, не умели. Дракониха грациозно размахивала перепончатыми крыльями, поднималась высоко вверх над утесом, на котором разинутой пастью покоился скелет ее матери. Летала вдоль зеленых полей, водопада, изрыгающего воду в Северное море.

Марайа показала свою удлиненную морду из-за колонны, и Ава тотчас повернула голову в ее сторону. Марайа вышла целиком, величественно цокая когтями по мраморному полу, словно гигантская кошка. Авалинда привстала в абсолютном изумлении. Последний раз она ощущала такую мощь настолько давно, что чувство притупилось, слилось с обыденностью. Когтями крыльев она упиралась в пол, хвост зигзагом волочился позади громадного чешуйчатого тела, отливающего сиреневатым цветом. Марайа была аккуратна и элегантна несмотря на свои размеры.

Дракониха подошла ближе, остановившись на достойном расстоянии, чтобы не доминировать, и Авалинда стала слышать шипящие, длинные звуки в своей голове, которые моментально трансформировались в слова. Интонация этих предложений была столь же неспешной, выжидающей. Ава закрыла глаза, но тут же подумала, что лучше общаться вербально. Они были не одни. Гуэнта все это время с непривычной для нее материнской любовью наблюдала за драконихой, будто гордилась, что сама произвела ее на свет.

«Я приветствую тебя, ведьма, в этой обители» – сказала дракониха, посылая мысли Авалинде.

– И я приветствую тебя, Марайа. Ты и правду поразительная.

«Я чувствую, что в тебе сидит вопрос, украденное время. Ты должна вспомнить. Понять зачем тебе знать это. Вернуть свой суверенитет»

Ава провалилась куда-то. Телом она все еще стояла в замке Гуэнты, а мысли устремились далеко.

Она почувствовала твердь под ногами, тоже мраморный пол, но такой черный, что в нем ничего не отражалось. Ведьму повлекло что-то вперед, трибуны, как в суде или анатомическом театре выросли около нее. Незнакомые ведьмы, сидящие на трибунах, с интересом смотрели вперед на нечто, что не хотело показываться. Ава стала слышать звуки, обрывки разговоров, неразличимые, словно стертые временем. Они множились и разрастались, смешиваясь в какофонию.

Ава открыла глаза.

– Я растила ее, сразу после того, как лишила ее матери. Ее зовут Марайя. Посмотри какая красавица. Она знала, что ее мать поступает неправильно, но вначале очень злилась на меня. Хотела сжечь. – рассмеялась Гуэнта.

Марайя обвилась кольцом вокруг Авы, распространяя бирюзовую энергию как лучистое солнце вокруг себя. Авалинда закрыла глаза, впитывая дар. Марайя была щедра на дары, от ее энергии становилось тепло и спокойно.

– Ты ей понравилась, – с ухмылкой сказала Гуэнта. – Она редко вылезает лично поздороваться.

Марайя знала больше, чем обе ведьмы вместе взятые. Она чуяла исход, чуяла всем своим древним нутром. Закончив сеанс, дракониха открыла круг, и Ава вышла, поблагодарив ее всем сердцем.

С этим иллюзия места начала растворяться в воздухе, а сама Гуэнта и Марайа исчезать.

Ава не успела поблагодарить ведьму за советы. Тут же без промедления, со щелчком сухих пальцев, она оказалась перед въездом в деревушку. Вдалеке виднелось холодное море, а замка с пастью дракона как не бывало. Ава знала куда идти дальше.

Глава 12 Чудище в утесе

Ава провалилась в тревожный сон, он затянул её легко, даже упираться не пришлось.

Оказавшись в бескрайней глади поглотившего ее безвременья, она почувствовала холодный морской ветер на своей коже, и огляделась. Она стояла на валуне меж двух утесов, рядом плескалась пена и будто соревновалась с водорослями, которые выглядывали перламутровыми краями. А весь проем был занят чем-то, точнее кем-то. Его огромное зеленое, местами чернеющее пузо, покрытое угольными бородавками, еле умещалось в проходе меж двух утесов, и Аве ничего не оставалось как пройтись по бородавчатой поверхности. Надо было узнать какой голове принадлежит это пузо. В таких ситуациях ведьма всегда следовала своей интуиции, куда бы та ни завела её.

Она стала карабкаться вверх, пузо вздымалось с каждым глубоким вдохом исполинского тела. Живот урчал, словно существо было голодно. Наконец на пути возникли улыбающиеся существа человеческой наружности. Они шли в обнимку, кто-то хохотал, у всех было выражение облегчения на лице, словно их проблемы закрыты, а вопросы решены. Аве улыбались и говорили: «Мы все осознали. Иди тоже! Большой Джо тебе поможет!»

Это было сказано так легко и весело, что Ава даже не обратила внимание на рифму в их словах.

Она наконец увидела огромную голову того, по чьему животу она так бесцеремонно передвигалась, чуть ли не на четвереньках, хватаясь за сухие бородавки, словно взбиралась по каменному утесу. Голова была человечьей и жабьей одновременно. Большой Джо, хранитель Фингаловой пещеры давал ответы на все вопросы. Те, кто приходил к нему во сне, уходили с кудрявыми волосами, счастливые в своей беззаботности. Ава подползла ближе и решила не церемониться, хотя видела его впервые. Безусловно за свою относительно долгую карьеру в Ковене, Авалинда слышала о чудище, но ни разу не встречалась лично. Большой Джо вовсе не чудище, а лишь прикрывается таким, чтобы смутить неискушенных.

– Ты Большой Джо? – спросила она, встав так, чтобы он увидел ее.

Пронзительно голубые глаза огромной головы размером с одноэтажный коттедж посмотрели на нее и заулыбались.

– Да. Говори свой вопрос.

Большой Джо говорил медленно и спокойно. Его работой было помогать, информацией или лечением, это уже на его усмотрение. Еще он владел спа-салоном и отелем в Эдинбурге, куда ходили и обычные люди.

Основной деятельностью огромного здоровяка была помощь во снах. Так что по ночам он всегда находился в своей пещере, работая на нескольких энергетических уровнях. Каждый мог настроиться на его волну и беспрепятственно попасть к нему на аудиенцию. Днем же Большой Джо проводил время в своем салоне.

Как такая громадина помещалась в небольшой спа-салон в городе ответить легко. Большой Джо был многолик, и для гостей салона и горожан он выглядел как здоровый толстяк ростом с баскетболиста, добрыми глазами, и слегка жабьей лысой головой. Вечно хохотал и шутил. Его любимое место было у воды, бассейна в триста шестьдесят футов в длину и в половину этой длины в ширину. Там он отдыхал на лежаке, медленно потягивая зеленую жижу через толстую трубочку. В его обычный рацион входило множество овощей и фруктов, и редко рыба. Зеленую жижу ему готовили в баре спа-салона, питательный коктейль из всевозможной зелени и бананов.

– Гуэнта сказала, ты знаешь, как найти Дорана Варга и Лайлу. Где они? – спросила Авалинда, ногами удерживая равновесие, словно стояла на водяном матрасе.

Глаза чудища закрылись, он задумался. При этом народ продолжал подходить и радостно уходить. Очевидно, что на их вопросы требовалось меньше усилий. Наконец, он заговорил глубоким успокаивающим басом, не открывая глаз. Морщинистые веки затанцевали, под ними забегали зрачки.

– Они там, где не достать, параллель, но не видно. Я вижу окна, но не вижу дверей. Ищи там, где никто искать не станет.

Авалинда не успела переварить ответ, как тут же оказалась там откуда начала свой поход. Её прямые волосы закудрявились словно так и было. Из сна ее выкинули осторожно и с любовью. В кровати она открыла глаза, четко запомнив слова Большого Джо.

Весь день за Авой тянулся ответ на ее вопрос, и где-то на подкорке пело женское меццо-сопрано, приятное и ласкающее. Слова врезались ей в память: «Мысли на высоте, мысли по ходу движения».

***

В глубине небольшой комнаты теплился свет будто от огарка свечи, он еле тлел, освещая пространство буквально на пару дюймов от себя. Темная фигура кого-то в плаще с капюшоном стояла у свечи и грела руки, а после села рядом, показывая достроенную картину этого пространства. Комната приобретала очертания, хотя они казались эфемерными, требовалось много энергии, чтобы дорисовать детали, но он не жалел себя. Он сел, а на его коленях возникла другая фигура еще пока такая же непрочная, но уже обретшая женские черты. Она будто крепко спала, ее ничем нельзя было потревожить. Он осторожно положил обе руки на ее волосы и застыл. Доран Варг запечатлел себя в маленьком островке своего счастья. Давно ушедшем и почти забытом. Здесь он вновь обретал себя настоящего, и Оливию, непростительно давно попавшую туда, откуда в той же оболочке не возвращаются. Варг не мог попасть к ней как ни старался. Он сидел так часами и неделями, ведь время там замирало, словно его и не существовало вовсе. Лишь там он на мгновение обретал покой, так необходимый, за все годы разрастающейся и уже бездонной черной дыры в его сердце.

***

Элла ждала пациента на двенадцать тридцать. Она подготовилась, прочитав его дело, и настроилась на него. В голове Косво Грина царил сущий хаос, мысли бегали, роились осиным гулом, не давая ему покоя, не принося ответов на вопросы. Те, что застряли в немоте собственной безысходности и цеплялись за «мысли-убийцы». Так Элла называла все то, что портит настроение, заставляет сдаться, не дает идти вперед. Не видит света.

Она знала, что должна полностью включиться в работу, но такие же мысли-убийцы не позволяли ей этого сделать. Элла закрыла глаза, болезненными вспышками погружаясь в далекое воспоминание. Оно жаждало выйти наружу, вновь стать частью нее.

– У вас в голове много шума, Косво. Вы себя не слышите из-за него.

– Как это «не слышу себя»?

– О чем вы сейчас думаете, Косво?

– Ну как о чем? – спросил он, перебирая пальцами носовой платок в руке, тревожно смотря в пустоту.

У него был непроходящий насморк уже который день, и он все сваливал на погоду и вечно кашляющих людей вокруг него на улице. Куда бы он ни шел, казалось, они преследовали его.

– Я думаю о том, что не знаю, как быть. Я запутался. – наконец ответил он.

– Вы слышали о технике регрессивного гипноза? – без улыбки, но вежливо спросила Элла.

– Нет, не припомню такого.

– Ну тогда доверьтесь мне, ложитесь поудобнее и закройте глаза.

– А это безопасно? – укладываясь на спине, спросил Косво.

– Более чем. Не волнуйтесь. Я много раз проделывала это и результаты были потрясающими.

Косво лег, все еще сжимая платок и с тревогой закрыл глаза. Его лоб морщинился, хмурился и не желал расслабляться.

– Косво, сейчас я досчитаю до трех, и вы погрузитесь в глубокий сон. Один, два, три. – медленно и почти шепотом сказала Элла. – Вы спите. Вы находитесь в коридоре со множеством дверей, вам нужно открыть ту, что больше всего нравится.

Косво промычал в согласии.

– Представьте самый счастливый момент вашего детства и опишите его.

– Я, – медленно протянул он. – я у бабушки в ее доме. Мне восемь лет.

– Что вы видите?

– Я собираюсь идти в лес на речку с моими друзьями. Мы хотим построить плот и сплавиться на нем.

– Продолжайте.

Рот мужчины скривился в некоем подобии улыбки. Казалось, он отвык ощущать радость.

– Я вижу малыша Сэмми, он младше меня, и долговязого Нила, это мои друзья. Мы его по-доброму звали долговязый, такие длинные руки и ноги, как у кузнечика. Мы вместе проводим лето на каникулах. Они живут рядом и летом я всегда вижусь с ними.

– Хорошо, что было дальше?

– Отец Сэмми помог нам построить плот из досок, и мы уже несем его на речку.

– А где ваш отец, Косво?

Мужчина посерел в лице, дыхание участилось.

– Косво, где сейчас ваш отец? – переспросила Элла.

– Он умер.

– Что произошло?

– Я не могу вспомнить.

– Где вы были, когда это произошло?

– Дома. Мама рядом тоже. Ей позвонили, и она не хотела говорить кто.

– Что было дальше?

– Я, – снова запнулся Косво. – Не знаю.

– Уходите оттуда. Открывайте следующую дверь. Где вы сейчас?

– Я в коридоре у себя дома.

– Что вы видите?

– Свет из-под двери ванной комнаты.

– Идите туда. Что вы видите?

– Я боюсь открыть дверь.

– Не бойтесь. Вам ничего не угрожает. Откройте дверь.

Косво замолчал и по выражению лица не было понятно, слышит он Эллу или нет. Она выжидала.

– Что вы видите? – спросила Элла. Ее наручные часы показали, что прошло чуть более минуты.

– В ванне кто-то стоит ко мне спиной. Я боюсь его.

– Почему вы боитесь его? Может быть, это ваш отец?

– Нет. Это кто-то чужой и он мешает мне зайти внутрь.

– Уходите оттуда. Откройте следующую дверь. Где вы сейчас?

– Я на улице в Эдинбурге, кажется. Похоже на Принцесс стрит, но вместо автомобилей экипажи с лошадьми. Я смотрю в отражение витрины магазина. Кажется, это книжная лавка Смитсонов, иногда я захожу туда. Я вижу, что на мне костюм тройка, поношенный, но отличного качества, мода давнишняя, конец девятнадцатого века, кажется.

– Как вы выглядите?

– Мне около тридцати, худоват. – Косво усмехнулся. – А я симпатичный даже.

– Прекрасно, Косво. Что еще вы видите?

– Сейчас день, лето, вокруг много людей и все одеты как я, девушки в корсетах и длинных платьях. Я жду мою невесту.

– Прекрасно, опишите ее.

– Она подходит ко мне, ее зовут Стелла. У нее русые волосы под шляпкой, я вижу кудряшки, они выглядывают из-под атласных лент на затылке. Она очень милая, милая улыбка. Мы давно встречаемся, и я собираюсь пойти к ее родителям просить ее руки. Мы гуляем по городу, я зову ее в чайную на углу Роуз и Гановер стрит. Нам очень весело друг с другом. Постоянно хохочем, как дети.

– Что дальше, Косво?

– В день, когда я иду свататься, Стелла погибает.

– Как это произошло?

Косво заплакал, судорожно перебирая платок в руках.

– Вы в безопасности, Косво. Просто расскажите, что случилось?

– Когда я пришел к ее родителям, там уже были полисмены. Они стали допрашивать и меня. Мне сказали, она упала с моста на Каугейт.

– Как это произошло?

– Это было запланировано. Она должна была пережить этот опыт, по договоренности до рождения. – спокойно сказал Косво, будто эти мысли он прочел в книге.

– Что происходило дальше с вами?

– Я запил. Половину своего имущества, наследство от родителей, я прогулял. За голову так и не взялся. Умер в какой-то ночлежке через пару лет от горячки.

– Вы можете сейчас поговорить со Стеллой. Что вы хотите ей сказать?

Теперь Косво уже не мог сдерживаться, рыдая в голос. Травма никак не хотела отпускать его, и он тонул и захлебывался в ее темных водах, не видя берегов.

– Прости меня, Стелла. Это я не уберег тебя. Я должен был быть рядом.

– Вы ни в чем не виноваты, Косво. Так было запланировано.

– Она не сбросилась сама, ее скинули случайно, но я так и не разобрался в этом, а просто запил.

– Вы не виноваты. Простите себя. Что вам говорит Стелла?

– Я вижу ее. О, Стелла, прости меня. – разревелся мужчина. – Она говорит, что не держит зла и мне нужно простить себя и отпустить то, что произошло.

– Послушайте ее совета, Косво. Вам стало легче. Вы отпустили эту травму. Я сосчитаю до трех, и вы откроете глаза. Один, два, три.

Все еще с мокрыми от слез глазами, Косво очнулся и впервые за несколько недель, почувствовал, что может дышать носом.

Элла же погрузилась в свой шум в голове после того, как окрыленный Косво ушел. Она даже не назначила ему следующую встречу, договорились, что он напишет через неделю о своем самочувствии.

Она села на кушетку, поджав колени к подбородку. Она знала, что ей нужно отдохнуть, но ум не давал. Он рыскал в поисках за что бы зацепиться и обдумать. С кем бы она ни вела внутренний диалог, он всегда был с самой собой. Менялись личности и ситуации, голос оставался прежним. Она слышала отдаленный голос матери, отца, сестры, которая давным-давно уехала с отцом в Лондон. И за этим шумом не слышала себя. Боль, боль, сжимающая грудную клетку. Вот все, что она чувствовала.

Блуждающий взгляд сфокусировался на стопке бумаг, привычно лежавших на ее столе. Через некоторое время она перестала его видеть, погрузившись в далекое воспоминание, которое резало и кромсало. Она провалилась в него целиком, летя по черному коридору.

Элла сидела на деревянном табурете перед окном, за которым шел мягкий снег, и плавно кружился в морозном воздухе. На ее коленях лежал блокнот, и она что-то туда записывала огрызком карандаша, сжав коленки под длинной юбкой. Буквы выходили неровными, но маленькая Элла писала с отдачей, она хотела запечатлеть прошедший день. Она написала пару фраз, описывая впечатления, а после отложила карандаш и поднесла ладонь близко к бумаге. Вначале ничего не происходило, но через пару минут на грубой бумаге стали возникать очертания кошки, которую Элла видела накануне. Закончив дорисовывать ей извилистый серый хвост, Элла перевернула страницу и снова прислонила ладонь. Под ней нечеткими мазками открывался вид на город с вершины Трона Артура, память не позволила ей запомнить все детали, да и вчера город занесло ноябрьским снегом. Так что пейзаж вышел размытым.

Увлекшись, Элла не заметила, как в комнату вошла мать. Она тут же выдернула блокнот из рук дочери, проронив лишь пару слов: «Ненужно тебе это! Рисуй карандашом!»

Элла успела только охнуть, как блокнот в руках матери исчез из ее вида, оставив девочку в недоумении.

Другое воспоминание ударило больнее предыдущего. Элле была чуть старше, на дворе лето, она забыла попросить затянуть свой корсет и помчалась с чувством полной свободы в парк вдоль витиеватой реки рядом с их домом. Добравшись до места, Элла с облегчением свалилась в мягкую траву и прищурилась, смотря на яркое июньское солнце. Ветер осторожно колыхал листву деревьев, а насекомые и птицы перекрикивали друг друга в невероятной гармонии звуков.

Элла полежала немного, опьяненная запахами цветов, и привстала на локтях, смотря перед собой. Она поднесла ладони к траве, воображая, как из земли вырастают цветы, которых она не видела еще. Они росли и множились под ее хрупкими ладошками, и она хохотала от счастья.

В тот же миг ее сердце сжалось до размеров подсолнечного семечки. Она вспомнила, как мать появилась словно из ниоткуда, затоптав только что рожденные цветы, и заставила идти с ней, сказав, что такими глупостями заниматься нельзя. «Только глупцы творят магию, Элла! И не смей этого больше делать! Ковен дал мне работу, но ты там работать не станешь!»

Элла открыла глаза. Воспоминание, которое она похоронила так глубоко, что уже сама не верила в его существование, снова возникло в памяти.

Она открыла дверь спальни матери по утру, когда та не вышла к завтраку. Лорен лежала в кровати навзничь, раскинув руки, и казалась спящей. Элла подошла ближе, позвав мать, но та не ответила. Рядом на тумбочке валялся пустой флакон с настойкой. Элла поднесла его к носу и резко отпрянула. Пахнуло чем-то затхлым, словно из подвала с мышами. Элла осторожно дотронулась до руки матери. Холодна как мрамор.

Глава 13 Новый бариста у Мэйбл

Для нахождения новых сотрудников Софи обратилась к одному существу, про которого ходили нелицеприятные легенды в Ковене, но на самом деле он был довольно приятным малым. Его звали Чэн. Обычное имя для кого-то кто похож на огромного осьминога. Чэн и выглядел как осьминог, щупальцами управляясь с многочисленными данными огромнейшей картотеки всех сотрудников Ковена.

Его кабинет, если так можно было назвать зал размером с футбольное поле с потолками, уходящими в небо, располагался в здании Ковена. Как известно, размеры внутри здания Ковена не соотносились с его наружными габаритами, поэтому те, кто работал непосредственно внутри, развлекались с пространством своих рабочих мест как вздумается.

Начальник тюрьмы Томми любил небольшие кабинеты, где чувствовал себя защищено. Кабинет Верховной ведьмы Этейн также не отличался ничем примечательным. Обычный начальственный кабинет с внушительных размеров столом со статуэтками, дорогими ее пиктскому сердцу, кушеткой для отдыха, и стулом для приема посетителей. Он был настолько неудобным, что усидеть на нем более десяти минут было решительно невозможно. В это время Этейн успевала отчитать нерадивого сотрудника, а тот сидел как на иголках. Однако немногие осознавали, что дополнительные страдания им создавал именно стул, и все равно садились на него.

Хранитель картотеки, говоря современным языком, глава отдела кадров Ковена, любил размах во всем, да и сам представлял собой осьминога примерно шестьдесят пять футов в высоту от макушки синеватой башки до кончиков пожелтевших щупальцев, и тридцать в ширину. Передвигался он самостоятельно, вставая на щупальца, словно на пуанты, и часто использовал левитацию, отчего казался еще больше и страшнее. Однако, все зависело от восприятия зрителя. Кто-то из агентов настолько боялся вида Чэна, что даже просил коллег заглянуть туда за него. И напротив, другие работники Ковена с удовольствием шли к нему навстречу.

Конечно, Чэн не в одиночку распоряжался миллионной картотекой, у него были помощники, существа, напоминающие кальмаров, и подобные муравьям по интеллектуальному развитию, беспрекословно выполнявшие приказы Чэна.

Встреча была назначена в полдень, и Софи подготовилась, ожидая, что великий головастик не будет помогать, и ей придется очень конкретно поставить перед ним задачу. А если и это не сработает, то ковыряться в картотеке самой. Не то, чтобы он позволил ей хозяйничать, но ей виделось это именно так.

– Доброе утро, сэр, – прокричала в высоту Софи, войдя в зал и увидев нечто синее, как облако, парящее меж стеллажей. Щупальца развевались словно оборванные края флага корабля, давно позабывшего о своем трагичном затоплении.

Эти самые стеллажи появлялись и исчезали в стенах по мере надобности, то есть большую часть времени зал пустовал. В отличие от своих собратов по животному миру, Чэн не любил укрываться в крохотных тесных пещерах, любил пустоту и свободу.

Исполинский осьминог подлетел к Софи спустя пару минут, и навис над ней, разглядывая, а после спустился до ее уровня, распластав длинные щупальца по полу. Его бирюзовая мягкая башка заваливалась то набок, то назад, открывая пару огромных черных глаз, которые, казалось, улыбнулись при виде крылатой Софи. Она никогда и нигде не скрывала свои крылья, просто не все могли их видеть.

Рот Чэна располагался в привычном для сородичей месте, под щупальцами, и разговаривать по-человечески он мог, правда звуки выходили булькающие и не всегда понятные. Поэтому Чэн общался телепатически. На этот раз он все же решил поговорить вербально.

– Мисс Софи, добро пожаловать в мое скромное жилище. – пробулькало чудище, осторожно размахивая кончиком одного из щупалец. Желаете что-нибудь выпить, дабы скрасить наше с вами и без того приятное общение?

– Чашку чая, пожалуйста. – сказала Софи, пройдя вперед, когда Чэн указал ей на кресло для гостей.

Подобные штуки, для двуногих, он держал в ближайшем ко входу углу, поскольку самому пользоваться такой малюсенькой мебелью было без надобности. Сам зал представлял собой вытянутое помещение без потолка, наподобие того, что можно наблюдать на вокзале Ковена, куда прибывают все магические существа в Эдинбург. Небо, сводом переходящее в высшие слои атмосферы, словно обсерватория, открывала звезды и космос.

Несмотря на размеры помещения, место для гостей казалось вполне уютным, акустика же позволяла услышать бульканье Чэна из любой точки. Софи села на край удобного кресла со спинкой. Услышав шуршание, она обернулась и увидела помощников Чэна, небольших кальмарообразных созданий, одинаково светло-голубого цвета, летящих в пространстве с чайником и чашкой. Подлетев к Софи, они без эмоций поставили все на столик, а один из них, налил напиток в чашку и придвинул к Софи пригласительным жестом. Софи поблагодарила. Признаться, последний раз она давненько общалась с Чэном, и сейчас была слегка удивлена происходящим, но держалась строго, не давая волю эмоциям.

В это время сам Чэн воспарил куда-то вверх, и надавив щупальцами на стену, позволил огромному стеллажу выдвинуться наружу. Внутри светящимися карточками слегка подергивались листы бумаги. Некоторые светились всеми цветами радуги, другие чисто белым светом, а прочие не выделялись, отсвечивали серым. Так Чэн понимал, кто перешел на ту сторону. Те, что вообще не выдавали признаков какого-либо свечения, перешли на нее насильственными способом и сейчас находились на лечении в других измерениях.