скачать книгу бесплатно
Но, направившись к дверям, я снова замечаю своё обновленное отражение в зеркале и замираю. У меня рождается идея:
– Девушка, – оборачиваюсь на неё. – А у вас нет, случайно, геля для укладки волос?..
Да уж, увидел бы я самого себя буквально пару дней назад…
На выходе из магазина тот толстенький швейцар уже не узнаёт меня, а я, пройдя примерно полдесятка шагов, выбрасываю в мусорку пакет со старой одеждой – слишком уж от неё пасло моим клоповником, – перед этим, конечно, не забыв забрать из него книгу.
Поэтому сейчас я с гладко выбритом лицом, с зализанными волосами и в новеньком костюме еду в вагоне сверхскоростного метро и читаю одну из тех книг, которые одолжил у Профессора.
Листаю страницу за страницей.
Как уже говорил, до этого я в жизни книги в руки не брал, но быстро втянулся. И довольно скоро до меня дошла простая до парадоксальности, но лишь на первый взгляд, мысль – все эти книги написаны живыми людьми. Но я осознал это не простой невежественной скупостью. Я почувствовал этих людей в листе.
Сперва я просто, так сказать, открыл для себя пространство книги – то, что скрывается за текстом. Весь вложенный в него образ и объём (такого обычно нет в писульках, что сегодня встречаются в сети). А потом я почувствовал того, кто пытается пробиться ко мне через эти строчки с буквами. Даже немного жутковато стало. Словно шёпот призрака, сквозящий сквозь пробелы между слов, пытается сказать тебе что-то, но вот что именно – не разберешь…
Страница за страницей, и этот шёпот становится голосом, а его посыл делается всё ясней. Мне даже стало казаться, что я стою рядом с тем, кто пишет этот текст. Знаю, в каком он состоянии. Знаю, что он чувствует в данный момент. Будто я пишу эти строки вместе с ним. Вместе с ним беру паузу, в раздумьях о следующем предложении, или даже прерываюсь на несколько часов, не в состоянии выразить ощущения словами, а иногда вместе с ним набрасываюсь на текст и пишу в безостановочном порыве.
Разумеется, некоторые места и строчки переписаны сотни раз, или к ним возвращались через слишком длительный период, поэтому их довольно трудно расшифровать. Но вот другие… даже не знаю, как сказать – пропитаны человеком что ли.
И мне кажется, что мы с этим человеком хорошо знакомы. Мне кажется, он мой старый друг…
Я подношу к лицу старую книгу и вдыхаю запах перед тем, как закрыть её на последнем листе… Ахх… наверно, именно так пахнут ушедшие времена…
В моем правом наушнике по-прежнему играет музыка. С ней я проделываю что-то похожее. Но диалог через неё кажется мне более прямым и эпизодическим. Не знаю, может, я ничего не смыслю в классической музыке?
Наверно… ведь я её тоже впервые сегодня слушал…
А через секунду меня посещает мысль:
«Интересно, а у меня получится проделать что-нибудь подобное с другими людьми?»
Решаю попробовать.
Думаю, с кем, и обвожу взглядом вагон.
Но ответ находится сам собой и очень быстро: слева от меня сидят две молодых девушки и болтают.
Они подсели пару остановок назад и всё не замолкают.
У той, что рядом, декоративный шрам на виске, уходящий за ухо. Вероятно, так заретушировали операцию по модификации слухового аппарата.
Девушка рассказывает подруге какую-то ерунду и жалуется на жизнь. Но в её словах я в чём-то узнаю старого себя.
А во время одного из её чисто женских жестов замечаю глубокие мозоли на подушечках пальцев правой руки и то, что сами пальцы немного длиннее, чем на левой:
«Точно, скрипачка. К тому же левша».
До этого момента я не знал об их физиологических особенностях, но быстро догадался.
Признаться, я был немного удивлён, что в наше время молодые люди ещё занимаются чем-то подобным.
С подстёгнутым интересом, краем глаза начинаю не столько даже присматриваться, сколько прислушиваться к ней. И сейчас я говорю не о слухе. Одеяло моего внимания постепенно стягивается к ней. Я по-прежнему слышу и наблюдаю за всем происходящим вокруг, но посторонние звуки постепенно утрачивают уже привычный объём, а всё происходящее – общее целеполагание.
Я всё больше концентрируюсь на её жестах, словах, тембре голоса и мимике, и даже начинаю ощущать её в себе, или вернее… такое чувство, что это я растворяюсь в ней, и мы становимся единым целым, даже несмотря на то, что она об этом даже не подозревает…
И чем больше я погружаюсь в неё, тем больше пропитываюсь её внутренней «логикой» – хотя, конечно, это слово тут совершенно не подходит.
Со временем я понимаю, что её слова говорят совсем не то, что тело, а тело искажает порывы поверхностных чувств, но постепенно среди этих неразборчивых сигналов я начинаю улавливать суть.
Это почти как с книгами: не важно, что на поверхности, важнее то, что скрывается внутри. Не так важно, что она говорит, как жестикулирует и что конкретно думает. Главное – это то ощущение в глубине её души. Это основа, которая придаёт и остальному выразительный оттенок.
С глубоким пониманием того, что прямо сейчас я открываю нечто новое для себя, я всё больше проникаюсь её грустью и одиночеством. Мне даже кажется, что я смотрю на мир её глазами, говорю её словами и так хочу, чтобы хоть кто-то понял меня, но, к сожалению, никто не в состоянии это сделать. И от этого наше с ней одиночество становится ещё сильней…
Позже я рассказал нечто подобное Профессору, и он предположил, что такая гиперболизированная социальность и экстро-эмпатия – тоже побочные эффектов развития мозга…
Но в один момент подруга той девушки вдруг замечает мой пристальный взгляд и меняется в лице. А ещё через пару мгновений поворачивается и сама девушка. Наши глаза встречаются, и я чувствую, как от испуга её тело сковывает страх. Но из-за того, что на моем лице нет ни злости, ни агрессии, лишь понимание и сочувствие, её испуг начинает таять, сменяясь спокойствием и лёгким смущением.
А когда она наконец преодолевает онемение и открывает рот, чтобы что-то сказать, её подруга неожиданно хватает её за руку и говорит:
– Ладно, пойдём. Это наша остановка.
И утягивает растерянную девушку вслед за собой.
Она ещё не раз оборачивается на меня по пути к выходу, потому что, несмотря на свой скудненький разум, где-то в глубине ощущает, что никто за всю её жизнь вплоть до этого момента не понимал её так, как понимаю я.
Её красивые глаза возвращаются ко мне снова и снова, потому что она ещё ни разу в жизни не испытывала ничего подобного, точно так же, как и я…
И только с грохотом захлопнувшимся дверям вагона удаётся оборвать нашу связь…
Хотите знать, что это было? Скажу вам так: это был тот непосредственный способ коммуникации, который был заложен в нас природой, но его попросту отняли у нас… Или мы его сами отняли у себя, бросив его в основу фундамента прогресса… Вероятно, всё именно так, но вам, полагаю, довольно трудно об этом рассуждать…
Чуть позже я попытался сделать что-то подобное со своим будущим боссом, но всё прошло совсем не так, как я ожидал…
При входе в огромный, сияющий в лучах солнца небоскрёб высотой примерно в полторы тысячи этажей охрана хорошенько обшманала меня, забрала телефон, бумажник и даже книгу. А потом один из секьюрити (здоровый чёрный мужик со вздувшимися, как у быка, ноздрями), используя свою пропуск-карту, совершенно молча сопроводил меня на лифте до восьмисотого этажа. Так забавно, пока мы поднимались, он пялился в одну и ту же точку перед собой с предельно ответственным и важным видом. Хотелось сказать: «Ты же просто охранник, расслабься, твою мать…» Потом он проводил меня по светлым помпезным коридорам до нужного крыла. Кое-где через стеклянные перекрытия появлялся вид на город из сотен небоскребов.
Ткнув пальцем в воздух, здоровяк сказал мне на прощанье:
– Вам туда.
Я кивнул и отправился к стойке ресепшена, за которой стояла молодая девушка со светлыми волосами. Первым делом я заглянул в её голубые усталые глаза и посмотрел на бейджик с именем: «Лея». После недолгих объяснений, кто я и зачем здесь, она без особого энтузиазма вызвалась меня проводить. По пути она объяснила, что Администратор просил её сразу послать меня к нему без предварительных собеседований. Она довела меня до кабинета и перед тем, как захлопнуть за мной дверь, сказала:
– Присаживайтесь, он скоро придёт.
Дуф… – эхом проносится по помещению.
Я оказываюсь в большом (даже слишком), светлом кабинете в минималистичном стиле. Мебели вокруг практически нет, а в глубине – почти посередине зала – стоит здоровый руководительский стол из металла и стекла. За ним – единственный чёрный предмет в помещении – кресло, на спинке которого висит темный пиджак. Из-за монохромного освещения и такой же цветогаммы возникает небольшая иллюзия, что помещение бесконечно.
В общем, как-то так я и представлял себе офисы богатеньких корпоративных ушлепков, которые мнят себя богами.
Подхожу ближе к столу и, несмотря на выверенный дизайн: алюминиевая лампа, тонкий голографический лэптоп в спящем режиме, неподвижные металлические шарики, подвешенные на леске (колыбель Ньютона), а также по центру стола отполированная до блеска табличка с именем: «Фрэнк Чеслер», и ниже: «Администратор отделения», – несмотря на всю эту безупречную гармоничность, я вижу на столе хаос, который привнёс человек. Разбросанные документы, смятые записки, ручки валяются невпопад, отпечатки жирных пальцев на стеклянной поверхности и повсюду крошки.
Разглядывая всё это, я усаживаюсь на белое гостевое кресло. По-прежнему размышляю о людях, которые мнят себя богами: «Наверно, это должно быть очень опасно – можно ненароком забыть, что ты человек».
А вот кстати и он – наш небожитель. Через пару секунд заходит в кабинет:
– По правде сказать, вы нас очень удивили, молодой человек, – раздается его голос.
Он захлопывает за собой дверь и под цокот туфель подходит ближе, так и не поднимая на меня глаз, – всё смотрит и листает пачку документов в своих руках.
А пока он шагает, мой мозг принимается собирать всю доступную информацию. Каждая деталь что-то рассказывает о нём, как о человеке.
– С такими коэффициентом наш тест ещё никто не проходил, – продолжает он.
Так что, когда он подходит к столу, я знаю его не хуже, чем его собственная мать, которая со стопроцентной вероятностью уже давно в земле.
Знаю, какой рукой он зачесывает волосы на своей полулысой башке.
Знаю, что его грузные синяки под глазами от того, что он проводит много времени на работе и мало спит, а значит, смуглая кожа на его лице – следствие автозагара, который он тщательно втирает пальцами правой руки – они тоже окрасились.
Знаю, что он консерватор и не фанат имплантов, поскольку шрам, тянущийся от залысины точно её продолжение – след от старомодной модификации. Стало быть, сделал он её уже очень давно.
Знаю, что ему лет шестьдесят семь (об этом мне говорят его щербатые морщины), а ещё – что у него проблемы со здоровьем. Лет через пять сердце придётся менять на механический мотор.
Но, сказать по правде, с такими как он и этого мало.
Вот только откуда мне было это знать?
Когда, наконец, он садится в кресло напротив меня и впервые поднимает глаза, то на секунду фрустрируется, заметив мой пристальный взгляд:
– Что? – спрашивает. – У меня что-то не так с лицом?
Он проводит ладонью по губам смахивая с них крошечные частички засохшего кофе (видимо, недавно его пил). Затем глядит на идеально выглаженную рубашку, сливающуюся с тоном кабинета.
А ещё я знаю теперь, что он не выносит пристальных взглядов людей, стоящих по рангу ниже него.
– Да нет, всё в порядке, – утверждаю я.
Он на пару мгновений снова возвращается ко мне, потом берет ручку. Он ещё несколько раз подозрительно поглядывает на меня расписываясь в документе.
– О чем я? – спрашивает сам себя, поставив свой длинный размашистый автограф. – Да, точно, ваш коэффициент поражает… – Он неспешно вытягивает из кармана штанов свой телефон. – Но вот всё остальное резюме вызывает много вопросов…
Он включает мобильник и движением руки перекидывает изображение с него на голографический лэптоп.
В воздухе вспыхивает проекция с моим резюме и фотографией, где я помоложе.
Старик откладывает телефон и, сложив руки домиком, облокачивается на стол.
– Вы можете рассказать поподробнее, чем занимались раньше?
Я, по-прежнему развалившись на кресле, пристально смотрю на него:
– У меня нет намерения вам лгать, – говорю прямо. – Поэтому предпочту ответить: нет. Не могу.
Мой будущий начальник медленно откидывается на спину кресла:
– Жаль… – бормочет он с разочарованным видом. – Не то, что вы не хотите…
Не даю ему договорить:
– Я понял.
Это на мгновенье сбивает его, и он становится ещё серьезней. Оценивающим взглядом он обводит меня с головы до ног, но позже продолжает:
– Дело в том, что наша компания не может позволить себе сотрудника с подмоченной репутацией… – со сдержанной злобой произносит он.
Признаться, в тот момент я не понял, чего он пытается добиться. Провоцирует или хочет задеть. Хотя здесь всё довольно очевидно: он хотел поставить меня на место. Если вкратце, такие люди, как он, обладают чутким ощущением собственного достоинства, которое очень легко задеть. А я даже за столь короткий промежуток времени успел ему изрядно насолить: пялюсь на него, как на осла, перебиваю его, и самое ужасное – не отдаю ему должного респекта. Можно, конечно, ошибочно подумать, что я вел себя довольно самоуверенно и круто, но, если говорить напрямую, у меня были паршивые навыки взаимодействия с людьми. Особенно с такими мудаками. Прочитать таких, как он, залезть им в голову – это тебе не девчонке в метро глазки строить. Тут множество подводных камней. Но, несмотря на это, и то, что я играл совершенно вслепую, мне везло, и инстинкт не подводил меня. Хотя, разумеется, не только в этом дело. Чтобы не пудрить ваши недоразвитые мозги, скажу прямо – этому хмырю кое-что было нужно от меня, иначе я бы уже давно вылетел из его кабинета. Он выдал себя с самого начала, когда убрал с моего пути первичные этапы собеседования. Но в тот момент мне это было невдомек. Ведь я думал, что просто пришёл устраиваться на работу…
– У меня нет подмоченной репутации, – отвечаю ему, глядя прямо в его серьезные до неприличия глаза. – За всю карьеру меня ни разу не спалили. Можете проверить.
Но тут же понимаю:
– А, вы уже…
Помедлив, он снова наваливается на стол и, прищурив глаза, спрашивает меня почти что шепотом, чем вынуждает меня тоже наклонится к нему.
– А вы можете хотя бы намекнуть, в каких направлениях работали?
Тут приходится немного преувеличить, чтобы набить себе цену:
– Во многих. Начиная от этичного взлома и банальных DDos-атак до построений сложных эксплойтов и встраивания всякого говна внутрь очень охраняемых систем.
Хотя нет, практически ничего не соврал. Буквально шесть часов назад как раз этим и занимался.
Но старик ничего не отвечает. Только поджимает подбородок – видно, впечатлен.
– Сказать по правде, – подает он голос, перед этим жадно пожевав тонкую полоску своих губ, – нам очень нужны такие специалисты, как вы… Но это такой риск для организации…
Хитрый старик.
– Мистер Чеслер. Если честно, единственное, чем вы сейчас рискуете, так это отдать меня конкурентам.
Он же, даже не меняясь в лице, спрашивает:
– Вы и им отправили запросы?
– Да, – отвечаю, – но это не больше, чем ход, чтобы показать серьезность своих намерений попасть к вам в организацию.
Прямота – не лучшая стратегия с такими, как он. Но ничего, этому я ещё научусь.
