скачать книгу бесплатно
Это ожившие картинки из детства.
Старые друзья, которых я, наверно, уже никогда не увижу.
Большие, как черные перламутровые пуговицы, глаза девчонки, что жила неподалёку от дома деда.
И ещё пара моментов, о которых я предпочел бы никогда не вспоминать.
Всё перемешалось.
Как колода карт.
Позже Профессор объяснит мне, что амнезия, путаница во воспоминаниях, странные ощущения, синестезия и многое другое – последствия тотальной перестройки нейронных связей. Нейропластичность, мать её…
Через некоторое время я всё же беру себя в руки и через боль поднимаюсь. А когда оказываюсь на ногах, возникают новые проблемы.
Ослабшие конечности дрожат и подгибаются, да и вся координация движений идёт к чертям. Я, как беспомощный ребёнок, заново учусь ходить. С чем-то подобным я уже сталкивался однажды, когда чуть не сгорел от паршивой уличной кислоты…
С трудом я всё же добираюсь до ванны, чтобы попытаться хотя бы холодной водой привести себя в чувства.
В темноте шарю рукой по плитке на стене, нащупывая выключатель справа от заложенного кирпичом дверного прохода. Но вот что меня здорово сбивает: я никак не узнаю стену на ощупь. Словно трогаю невесть что. Хочу поскорее врубить свет, чтобы понять, что происходит, но, как только выключатель щёлкает: «Чиккк», – я сразу забываю обо всём: свет лампы ослепительным прожектором ударяет мне в глаза, и от этого я щурюсь, совершенно не врубаясь:
«Какого чёрта, твою мать?»
Думаю, может, это скачок напряжения? Обычно лампа очень тусклая и не светит ни хрена, а сейчас я даже не мог открыть глаза.
Со временем это проходит, но, увидев своё отражение в зеркале, я быстро догадываюсь, из-за чего у меня такая болезненная реакция на свет. На секунду я замираю, уставившись на себя и разглядывая белки своих глаз – они краснющие от полопавшихся сосудов.
Мой безумный вид тут же пробуждает во мне воспоминания о сумасшедшем Профессоре и даже о провалившемся в череп сверле…
«Вот падла… Но сделал ли он укол?» – мои брови превращаются в хмурую галочку.
Не помню…
В следующее мгновение я уже прильнул к мутному зеркалу и ощупываю затылок в поисках дырки. Я настолько опешил, что не обращаю внимания на то, что волосы, кожа на голове и череп, также как и стена, – очень странные на ощупь.
Но уже через секунду пальцы натыкаются на что-то.
Поворачиваю голову максимально боком к зеркалу и, раздвинув волосы, вижу: ближе к макушке прямо из башки торчит маленькая светлая трубочка из пластмассы.
Кажется, это катетер.
Мне припоминаются слова старика, который просил заглянуть к нему в подвал ещё раз сегодня для повторной процедуры.
«Ага, вот уж хрен. Ты мне ещё за дырку в черепе ответишь…»
Но после по ванной комнате прокатывается жуткое урчание моего живота, больше похожее на протяжный волчий вой. А затем желудок как сведёт! я сгибаюсь пополам от пронзительной агонии. В глазах темнеет, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не завалиться на грязный кафельный пол.
Жёстко. В тот момент мне показалось, что такой боли я в жизни не испытывал.
Когда внезапный приступ начинает проходить, и я постепенно очухиваюсь, навалившись на серверы напротив унитаза, то понимаю, мне срочно нужно пожрать.
Так и не добравшись до крана, я в полусогнутом состоянии двинулся к выходу с мыслями, что не стоило мне два дня оставаться без еды…
Дверь хлопает за мной, магнитный замок защелкивается, а я даже не догадался посмотреть, что происходит на улице за окном.
Я снова на лестничной площадке.
И как только её смрад ударяет в нос, мне становится ещё хуже. Такое ощущение, что запах прям пробирается в подкорку и обволакивает моё ослабевающее сознание целиком.
Стараюсь как можно быстрее перебирать ногами, однако недомогание и нарушения координации не позволяют это сделать. А чем ближе я к бомжу, что копошится на междуэтажном пролете, тем сильнее мне в мозг въедается его вонь.
Когда же прохожу мимо – мимо старого бородатого деда без руки и с проржавевшим механизмом вместо уха и верхней части челюсти, – я вообще чуть ли не теряю сознание и оступаюсь, но вовремя хватаюсь за перила. Так же, как и стена в ванной вместе с выключателем, поручень показался мне очень странным на ощупь – будто сделан из неизвестного материала. А когда я спускаюсь чуть ниже и немного прихожу в себя, до меня вдруг доходит, что на языке вертится имя: «Билли».
«Кто, блядь, вообще такой этот Билли?»
Тем временем я уже приближаюсь к бомжу на следующем пролёте и закрываю нос, чтобы не вдыхать этот въедливый запах. Но, оказавшись ближе, я понимаю, что зловоние здесь совершенно иное, нежели на этаж выше. Я прохожу мимо ещё одного старика – он громко храпит, лежа на матрасе в обоссаных штанах, – а его запах вызывает у меня ассоциацию с именем: «Чарльз». Да, точно, это его так зовут – калеку без рук, вместо которых у него из плеч торчат металлические шарниры, как у какой-то сломанной игрушки…
На следующем пролёте новые запахи ассоциируются у меня с именами: «Мартин и Палм» – это муж с женой. Конечности у них вроде как на месте, да и вонь здесь не такая резкая. Эта парочка пожилых, кажется, даже проживала в этом клоповнике раньше, но закладная кончилась, и их квартиру забрали за долги.
А ещё на этаж ниже валяется вечно бухой городской сумасшедший. Он, как нажрётся, вечно ходит по улицам, пытается собрать вокруг себя толпу и нотации всем читает – учит, как жить.
Его запах подсказывает имя: «Джейк».
На других этажах:
«Морис», он лежит здесь вместо умершего «Пена».
Ещё ниже:
Беженец из России «Борис».
Дальше:
Карлица наркоманка «Синди».
И всё в таком духе…
Вот только откуда я знаю все их имена?
Но через пару секунд ответ сам приходит ко мне в голову:
«Конечно же. Многие из них обитают здесь намного дольше меня…»
Я сотни тысяч раз слышал их разговоры между собой и их разговоры о других таких же «жильцах», но не придавал этому никакого значения. К тому же к ним очень быстро привыкаешь и перестаешь обращать на всё это внимание. Впрочем, как и они – все эти бомжи уже давно не обращают ни малейшего внимания на тех, кто проходит мимо них…
Вот только какого черта я вспомнил об этом сейчас?..
А пока думаю об этом, я даже не замечаю, как оказываюсь на улице. Я на автомате перепрыгиваю лужи гнили под ногами, и прихожу в себя только в тот момент, когда всё вокруг вдруг вспыхивает, как в огне. Я замираю и замечаю в одной из дрожащих луж неподалеку огромный пламенный блик.
Резко оборачиваюсь и поднимаю глаза. Но их тут же ослепляет солнце. Там, в узкой щелке между высоченных домов, где проступает синее небо и нежные облака, завис огромный золотой диск. Он тянет ко мне жгучие лучи, и кажется, его свет настолько интенсивен, что производит жуткий низкочастотный гул…
Долго я не выдерживаю этого вида – закрываюсь рукой и отворачиваюсь.
«Да, это тебе не светодиод в ванной…»
Почему-то я был уверен, что, как обычно, проснулся ближе к ночи.
А когда зрение чутка приходит в норму, я замечаю – все старики-калеки вокруг странно косятся на меня.
Наверно, подумали, заметив мои кульбиты:
«Во наркоман!»
Не теряя больше времени, продолжаю идти. Я сильно щурюсь, чтобы яркий до неприязни свет не резал мне глаза, но всё, что способно отражать свет: бутылки, битое стекло и лужи дерьма на асфальте – абсолютно всё яркими бликами колет мне прямо в центр зрачков. Успокаивает лишь то, что выход из переулка не так уж далеко.
Когда покидаю «Большую-центральную», я вдыхаю полной грудью – яркое солнце и зловоние подворотни остаются позади. Но из-за пульсирующей изжоги в верхней части живота решаю не переться до перехода и не ждать сигнала гребаного светофора, а ломлюсь поперёк проезжей части, ведь забегаловка, в которой я обычно перекусываю, находится прямо напротив.
Пара электромобилей чуть не сносят меня к херам, ну а так всё, в общем-то, проходит неплохо – я остаюсь живой. Под вой клаксонов и визг тормозов я вскакиваю на противоположный тротуар, протискиваясь между припаркованных тачек. Передо мной – расположенная на первом этаже старой высотки забегаловка с не горящей неоновой вывеской: «C&B» – это означает «Crepes&Beer». Или «Блины и Пиво». Почему такое тупое название? Дело в том, что это заведение работает круглосуточно. Днём это кафешка, а вечером – бар.
Открываю стеклянную дверь.
Её ручка тоже кажется мне очень странной на ощупь.
Эту забегаловку содержат два брата Дейв и Гоп. Они работают попеременно.
И сегодня за стойкой Гоп.
– Здоро?во! Можно? – спрашиваю для приличия, а сам сворачиваю направо и иду вдоль окон к дальним столам.
Эти братья очень похожи – почти как близнецы, несмотря на разницу в пару лет.
– О, привет, – отвечает седой здоровяк, отрываясь от дел. – Ты чёт рано сегодня… или поздно… Хрен тебя пойми…
Но, несмотря на схожесть, их довольно просто отличить.
– Че будешь? – спрашивает Гоп, облокачиваясь на стойку.
У него здоровенные шрамы на щеке и усилитель руки виднеется из-под рукава. Это не протез, а именно усилитель – ряд металлических пластинок торчат прямо из кожи. Гоп – бывший военный. Он как-то надрался и рассказывал про службу и свою модификацию: «Это для того, чтобы таскать крупнокалиберку в одной руке. Но и для двадцатилитровых канистр с пивом неплохо подходит…»
– Что побыстрее можете сварганить, – говорю и уже подхожу к столику, за которым обычно сижу – второй с конца возле окна спиной к выходу. – Ты не представляешь, насколько я голодный, – чуть поворачиваюсь к нему и кладу руку на живот, делая рожей типа «мне херово».
Старик кивает и говорит:
– Ладно. Сейчас что-нибудь придумаем… – он выпрямляется во весь рост и направляется к окошку на кухню.
Да, жизнь его вообще потрепала. А всё из-за того, что наша страна хоть и менялась до неузнаваемости временами, но интересы у неё оставались всё те же – претензия на мировое господство, в то время как люди тонули в говне.
Я присаживаюсь на красный потрёпанный диван из кожзама и придвигаюсь в упор к широкому окну.
Довольный тем, что изжога и другие неприятные ощущения скоро пройдут, я, расслабляясь, откидываюсь на спинку и, посмотрев на улицу через полуоткрытые жалюзи, решаю, наконец, разобраться, что не так с моим осязанием.
«И что вообще за дерьмо в меня этот дед вколол?»
Словно инопланетянин, я осторожно касаюсь кончиками пальцев стола, оценивая свои ощущения и совершенно не узнавая пластмассовую поверхность на ощупь.
Затем принимаюсь лапать его обеими руками.
«Похоже на диссоциатив какой-то…»
Так нихрена и не поняв, я хватаю следующий объект для изучения – салфетку из раздолбанной салфетницы и, прикрыв глаза, начинаю мять её в руках.
Не сразу, но всё же я узнаю её – да, точно, это самая обычная салфетка, но такое ощущение, что прямо сейчас мне открываются сотни её новых граней, которые я раньше не замечал, а секунду назад ещё не был способен дифференцировать из-за их бесчисленного количества.
Но я вдруг выпускаю её из рук, внезапно почувствовав вкус бумаги у себя на языке.
Мерзкой, дешёвой, шершавой бумаги, наверняка прошедшей тысячи кругов переработки, перед тем как попасть ко мне в руки.
Тут же открываю глаза, пытаясь понять, что же происходит, но, когда привкус проходит, я, недолго думая, хватаю солонку со стола.
Я принимаюсь по-новому ощупывать стекло и его проскальзывающие под пальцами грани. Снова закрываю глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Никогда в жизни я так внимательно не прислушивался к ним, а сейчас обнаруживал способность всецело погружаться в это… Но, когда я случайно задеваю крошечные гранулы соли у основания горлышка, на языке вдруг (по-другому и не описать) взрывается соленый привкус. На этот раз я не открываю глаз. И чем внимательней прислушиваюсь к вкусу, тем сильнее он становится. Такое чувство, что он разливается по полости рта, а когда эти ощущения захватывают меня без остатка, где-то в голове я даже начинаю различать присущие только этим соленым гранулам звуки. Это трудно описать, они словно кристально-океанические…
Увлеченный ощущениями, я всё глубже проваливался в собственную вселенную бесконечной вариативности ассоциаций и интерпретаций. Не глядя, я хватал со столика всё подряд и внимательно вслушивался в тающую на языке многоцветную музыку сахара (перед моим внутренним взором плыли целые картины); всматривался в приятные покалывания, пробегающие по всему телу, от радужной оды, которую спровоцировала капелька соуса BBQ, размазанная по подушечкам пальцев; и вмалчивался в трехмерный фрактальный трип от горошков черного перца, перекатывающихся в ладони…
В один из таких моментов мне даже показалось, что я наблюдаю, как кристаллизуется время… но эту иллюзию разрушила пробежавшая по помещению забегаловки легкая вибрация, которая из-за моего обостренного восприятия показалась мне настоящим землетрясением…
«Какого черта?» – думаю я, не сразу поняв, что происходит.
Затем открываю глаза и, вынырнув из мира собственных проекций, замечаю еле подрагивающие предметы на своём столике и тихо позвякивающую посуду на соседних.
Странно, до этого я никогда не замечал, что здесь такое происходит.
Но быстро проскочив по цепочке вспыхнувших ассоциаций, до меня кое-что доходит.
«Ну конечно…»
Откуда ни возьмись в голове всплывает где-то мельком увиденный план подземных тоннелей города и подробная карта района. Всё это накладывается друг на друга (плюс – берётся в расчет время, специфический род и диапазон вибрации), и я прихожу к выводу:
«Да, точно, прям под этим местом должна проходить линия метро. И, кажется, состав именно здесь начинает торможение…»
Довольно скоро эта легкая дрожь, вернувшая меня в реальный мир, затихает.
«Но как же я раньше этого не замечал?»
Начинаю вертеться по сторонам, чтобы понять, заметил ли это кто-нибудь ещё, кроме меня. Но вокруг вижу, помимо Гопа, протирающего стойку, лишь четыре посетителя, которые с головой погружены в себя.
Один сидит за стойкой и тупо пялится перед собой, потягивая кофе.
Два других расположились в паре столиков от меня. Тот, что поближе, безостановочно бормочет, не вдаваясь в подробности, слушают ли его, а другой иногда кивает и даже что-то отвечает, продолжая думать о своём.
