Золотой город

– Особенно русалочьи! – пискнула одна из танцовщиц за спиной Амелии. Когда девушка обернулась на этот звук, ярко-рыжая девица выскочила ей навстречу в не запахнутом шёлковом халате, наброшенном поверх тренировочного льняного комбинезона. – Это гвоздь программы – песня русалки! Мы будем морскими нимфами на подтанцовке у Рамоны Санс! Костюмы такие голубенькие с бусинками и ещё накидки из органзы! Очень красиво!..

– И очень колюче, – нервно всхлипнула та, что плакала. – У меня от этих бусин потом всё чешется…

– В общем, они должны быть готовы в первую очередь! – не унималась рыжая. Её огромные, занимавшие почти половину компактного юного лица, синие глаза сияли от восторга при одном только упоминании этого номера. Похоже, эта танцовщица прямо-таки не могла дождаться субботнего концерта.

– Ясно. Я поняла, – кивнула Амелия. – Ими займусь в первую очередь.

– И так объём работ тебе известен. Машинка у нас есть, потом покажу её тебе в подсобке, а сейчас нам надо продолжать репетицию.

– О-о, ну, Тони! – взмолилась плакальщица. – Пожалей меня – умоляю!

– Или пляши со всеми или ищи себе замену, Мади! Я всё сказала! – рыкнула массивная тётка на смуглую девушку да так, что та вся сжалась и не решилась возразить.

Репетиция вскоре возобновилась, а Амелия Мейстер вдруг осознала, что тётушка Венза по-прежнему играет неожиданную роль в её жизни, несмотря на все перемены. Это она, или же тень её, привела племянницу в «Пурпур»? И к добру ли всё это? Разве не собиралась Амелия порвать с лицемерным миром индустрии развлечений, порочными женщинами и окружавшими их не менее порочными мужчинами? Или же в глубине души она всегда стремилась к этим людям вернуться? Любоваться блеском и фальшью костюмов, декораций и стекляшек, притворяющихся бриллиантами. Быть мухой на стене и наблюдать за тем, как другие живут страстями и драмами, ей самой неведомыми. Удивительно, но она оказалась в очень знакомом месте, хотя и преодолела тысячи километров пути в поисках чего-то совсем не знакомого.

Что ж, в конце концов, здесь её хотя бы не выпроводили через заднюю дверь…

Глава 3. Чернильный змей

– Что насчёт завтра? Всё в силе?

– А когда я отказывался?

Килиан извлёк из-под барной стойки одну из небольших тёмных бутылок. Вчера весь вечер они разбавляли и разливали по тарам новоприбывшую партию «искрящегося ликёра», как некоторые его называли. У сомнительной полубезумной парочки из Альтаберга, что торговала этим варевом в районе Северных гор, консистенция всегда получалась разная. Иногда густая и тягучая, как карамель, а иногда чуть более водянистая и жирная, как растопленное сливочное масло. Проконтролировать это не было никакой возможности, так как грибы Эчихера, из которых сироп вываривался, в Золотом городе уже несколько лет были объявлены вне закона. И не только в Вильдорее, в общем-то. Соседние города и регионы охотно подхватили инициативу, ссылаясь на странный дурманящий эффект продукта, но не жители Северных гор. Теперь привезти это чёртово зелье можно было только оттуда и с немалыми рисками, но все хлопоты окупались сполна. Цены на любые напитки с добавлением этого ликёра мигом взлетели до небес, превратив опыт употребления «искрящихся»коктейлей в запретное и потому чрезвычайно желанное удовольствие. Парадокс: те же люди, чьи знатные маменьки и папеньки лоббировали запрет на оборот грибов Эчихера, сделались теперь самыми преданными покупателями этой дряни. Килиана всегда веселил этот факт.

Откупорив бутыль, он плеснул несколько капель на дно широкого бокала. В разбавленном виде ликёр приобретал красивый фиолетовый или васильковый оттенок, а при соединении его с любыми другими комплиментарными жидкостями – лимонной водой или игристым белым вином – получившаяся цветная смесь слегка поблескивала и переливалась на свету. Собственно, за то его и прозвали искрящимся ликёром. Выглядело красиво и эффектно, а потому не могло не прийтись по вкусу богатеньким мальчишкам и их кокетливым спутницам.

– Угощайся, – плеснув в бокал полторы унции белого вина, парень размешал жидкости длинной барной ложкой и придвинул напиток навстречу гостю. Тот с минуту наблюдал за танцем крохотных звёздочек в вихре коктейля, прежде чем поднять взор на своего собеседника. В этом взгляде смешалось всё – муки совести, непреодолимое желание и вселенских масштабов разочарование. Обычный понедельник капитана Симеона Бергера. В эту секунду он ненавидел и всею душой ценил Килиана одновременно.

– Ну, что ты так смотришь? Или пей или арестуй меня! – рассмеялся парень звонко, и смех его мелодичным эхом промчался меж бутылок и бокалов, шейкеров и кусочков колотого льда. Бергер, большой и сутулый человек, с широким печальным лицом, покрытым многодневной колючей щетиной, нехотя поднял бокал и проглотил его содержимое одним махом. Пил он всегда легко и даже не морщился, что бы он там в себя не заливал. Похоже, организм капитана давным-давно адаптировался к любым видам горючего.

– Оставил бы это дело до завтра… – проворчал он хмуро, утирая усы рукавом.

– Завтра будет ещё, – убрав бутылку обратно под стол, бодро отозвался юноша. Он и сам не понимал, почему у него было такое настроение сегодня –неестественно весёлое, на грани безумия. Быть может, это внезапно изменившийся прогноз так взбодрил его? Ещё вчера он жил делами клуба «Пурпур» такими, как концерт Рамоны Санс, приём свежей партии искрящегося ликёра, возвращение мадам Эрхард, подготовка к карточному турниру и всё в таком духе, но вдруг всё резко переменилось.

Золотой город замер в ожидании прихода тумана. Снова.

Килиан вынужден был резко изменить не только планы, но и вообще весь свой настрой. Он практически не спал прошлой ночью, и всё его существо сотрясало странное возбуждение, в котором было ровно столько же предвкушения, сколько и тревоги. Не первый раз в своей жизни он планировал войти в туман и, даст Бог, не в последний, но попыток становилось всё больше, а мандраж так никуда и не исчез.

«Сила человека заключена не в отсутствии страха, а в его способности преодолевать его» – так говорил отец, и эти его слова всплывали в памяти Килиана всякий раз, когда перспектива очередного рейда маячила на горизонте. Так же дела обстояли и сейчас, но всё же что-то изменилось. Объяснить самому себе, что именно выпадало из привычной картины мира, молодой человек пока не смог. Просто он ощущал себя иначе, даже на базовом физическом уровне – тело его грелось, а вместе с кровью по венам как будто бежал электрический ток, пошевеливаясь у корней волос. Он не мог ни есть, ни пить. Внешне молодой человек казался всё таким же невозмутимо весёлым, но внутри у него туго натянулась струна и пронзительно звенела время от времени, болезненно резонируя в костях и печёнке.

– Резко они изменили прогноз, – заговорил он, прогоняя посторонние мысли.

– Не в первый раз, – пожал тяжелыми плечами капитан Бергер. Его старая кожаная куртка вся истрескалась и поблекла, утратив свой изначальный оттенок. Какой оттенок это был? Никто не знал. Наверное, даже сам Симеон Бергер, ибо он был верен этой куртке с тех времён, когда Килиана, должно быть, и на свете-то не было. – А что Ренар? Готов он к походу?

– Он не трус, ты и сам знаешь.

– Не трус, но хитрец, – отозвался Бергер ядовито. – А эти всегда найдут способ уберечь свою лисью шкуру…

– Он придёт, – заверил Килиан капитана, и, хотя тот был совершенно прав, за Ренара стало немного обидно. К его чести, Плут и впрямь не побоялся тумана в прошлый раз, впервые отправившись в рейд с Патрулём Бесстрашных. Безусловно, будь у него выбор, Ренар ни за что в жизни не сунулся бы на улицу туманным вечером, но пару недель назад суд обязал его или присоединиться к Бесстрашным, или на несколько неприятно долгих лет переместить свой зад в тюрьму. И попался-то на такой мелочи – залез в карман одной из посетительниц клуба в надежде умыкнуть её кошелёк. Как же мадам Эрхард была на него зла!

Ренар должен был ехать в Альтаберг за свежей партией искрящегося ликёра, а сам загремел в кутузку, да ещё и так позорно. Эхо того скандала не стихало по нынешний день. Матильда, крохотная и совершенно безжалостная старушенция, не готова была простить Плута до сих пор, при каждом удобном случае осыпая его изобретательными «комплиментами». И, кроме того, теперь он рисковал жизнью, всякий раз отправляясь в туман вместе с Бесстрашными. В этом мадам ни за что не призналась бы, но потерять ещё одного своего подопечного, пусть и не родного, но всё же почти что сына она совсем не хотела. По этой же самой причине она ворчала и на Килиана за то, что он присоединился к патрулю, да ещё и по доброй воле. Запас надёжных парней в её окружении иссякал, а в их непростом бизнесе это могло привести к очень неприятным последствиям.

– Посмотрим, – без особого энтузиазма отозвался Бергер, мечтательно разглядывая свой опустевший бокал. – Говорят, к вам вчера Чудна́я троицазаходила…

– Было дело, – Килиан не сдержал улыбки, но и бдительности не потерял. Уж очень непосредственным Симеон пытался казаться, меняя тему разговора. Перешёл в режим старого ветерана разведки что ли? – Графиня желала справиться о здоровье мадам Эрхард…

– Справиться о здоровье, неужели? – капитан сипло рассмеялся, чуть не поперхнувшись собственным дыханием. – Ну-ну. То есть она чисто по-дружески у вас тут трётся со своими псами постоянно?

– А что ты надеялся от меня услышать, кэп?

– Ну уж правду-то ты мне точно не скажешь! – догадался громоздкий гость и заёрзал на барном стуле, на котором вообще не ясно, как смог уместить свой огромный зад. – Хотя чего я тебе сделаю? В полиции я больше не служу, повлиять ни на что не в силах…

– Ты сам говорил, что в вашей профессии «бывших» не бывает. Кому ты заливаешь теперь, капитан?

– Мало ли, что я там говорил, – не выдержав неудобства, гость лениво сполз со стула и устало почесал затёкшую поясницу. – Короче, есть у меня предчувствие: как опустится туман на город, мы опять этого вашего Леона встретим в каком-нибудь переулке. Вот увидишь, Маэстро! Будет там ходить и что-то вынюхивать…

– Как будто мы не то же самое делаем! – отмахнулся парень, изображая безразличие. Он с этим справлялся куда органичнее, чем Бергер. Быть может, это было связано с лёгкостью и наглым бесстрашием молодости, коих Симеону уже не хватало, но притворщик из Килиана получился более профессиональный.

– Ну… официально – мы не то же самое делаем, мы вообще-то городу помогаем!

– Повторяй это себе почаще, капитан, – Килиан упёрся локтями в лакированную барную стойку, одаривая гостя насмешливым взглядом. – Может, сам поверишь со временем!

– Засранец, – рыкнул Симеон Бергер беззлобно. – Ладно! Жду вас с Ренаром на складе завтра на закате! Городские власти нам кое-чего подкинули в коем-то веке, представляешь? Патроны и даже пару «метёлок» древних, как я сам, но вполне рабочих!

– Просто праздник какой-то…

– И не говори! – махнул медвежьей рукой капитан и тяжелым шагом поплёлся к выходу.

Репетиция в зале возобновилась – старик Обри вновь принялся мучить клавиши своего фортепиано, регулярно попадая мимо нот, от чего у Килиана чуть не начался нервный тик. Увы, старый друг (и почти что враг) парня – безупречный музыкальный слух – просыпался всякий раз, когда где-то в клубе начинались репетиции кордебалета, и вызывал у своего носителя приступ острой зубной боли вкупе с мигренью. Обри был, мягко говоря, неважнецким пианистом. Абсолютно отвратительным, если уж на то пошло, и упиралось всё дело вовсе не в ревматизм и многолетнее злоупотребление алкоголем. Объективно, дед был недоучкой и бесталанным музыкантом, научившемся извлекать мелкую монету из своих очень-очень скромных способностей и не желавший чинить то, что, по его мнению, никогда не было сломано. Проще говоря, научившись с грехом пополам извлекать из инструмента что-то наподобие мелодии, совершенствовать навык Обри не собирался. Логику уставшего старика Килиан понять мог, но с острым приступом ненависти к его игре справиться был не в состоянии. Простонав себе под нос несвязные ругательства, парень сбросил с плеча салфетку и собрался было сбежать на улицу, подальше от этих душераздирающих звуков, как вдруг почти позабытое предчувствие остановило его.

Правую руку пронзила острая боль, словно множество маленьких игл вошло в запястье, влезло под кожу и поползло по жилам. Килиан резко одёрнул рукав мятой льняной рубахи, и боль отступила в ту же секунду, как его татуировка в виде скользящего вдоль предплечья крылатого змея оказалась на виду.

Такое уже случалось раньше, но лишь однажды. Молодой человек внимательно разглядывал синие линии рисунка, навеки запечатанного в коже, мелкие чешуйки зверя, его острозубую пасть и хищный взгляд, надеясь уловить шевеление змеиного тельца, но непокорный дракон замер, словно шкодливый ребёнок, провернувший очередной глупый розыгрыш. Но ведь не спроста же он проснулся в тот момент, когда Килиан этого не просил! Огонь никогда не просыпается сам собою!

– Маэстро! – голос Тони, грубый и совсем не женственный, вырвал юношу из плена противоречивых предчувствий. Громадина Антония Эрхард, невестка хозяйки и хореограф кордебалета по совместительству, шагала со стороны концертного зала в сторону бара в компании довольно молодой женщины, чьё лицо было парню совсем не знакомо.

– Я собирался уходить… – попытался было отмахнуться от них Килиан, но, стоило Тони и её спутнице подойти ближе, как дракон вдруг снова дал о себе знать. Нет, он не шевельнулся, но кожа на одно короткое мгновение полыхнула огнём и тут же остыла. Это не могло быть совпадением, и теперь уже стало совершенно ясно – то, что пробудило в теле Маэстро ржавые механизмы полузаброшенной магии, было связано с этими дамочками. Вероятнее всего, с незнакомкой, ибо Антонию Килиан видел достаточно часто, чтобы точно знать – ничего волшебного в ней нет и быть не могло.

– Погоди, – попросила Тони, хотя теперь уже парень и сам с места бы не сдвинулся. – Познакомься с Амелией, она будет заниматься нашими костюмами. И предупреди других, чтобы не пугались, увидев новое личико…

– А они прям все такие пугливые? – иронично отозвался Килиан. Антония утробно рассмеялась. Девушка подле неё юмором не прониклась и продолжала стоять молчаливо, чуть позади. Одета она была скромно, но аккуратно – в тёмно-коричневый зимний костюм и истоптанные сапожки. В «Пурпур» не часто захаживали подобные особы – опрятные и тихие, невзрачные и молчаливые. Килиан встречал таких в прошлой жизни – в библиотеках, университетах, музеях и школах. Как её сюда занесло, бедняжку?

– Короче, предупреди их, чтоб не приставали! Если она сбежит раньше, чем разберёт срач в гримёрках, я вас всех заставлю его разбирать! – строго оборвала собственный хохот Тони и даже погрозила Килиану указательным пальцем для пущей убедительности. – Всё! Побегу, а ты проводи-ка девочку и проинструктируй, чтоб мне поспокойнее было, хорошо?

– Без проблем, – парень кивнул, и Антония Эрхард помчалась обратно в зал. Проводив её взглядом, Килиан постарался сделать вид, что вовсе и не заинтересован в исполнении просьбы женщины. Нехотя он перевёл свой взор на новенькую и придирчиво осмотрел её. – Значит, костюмерша?

– Ага, – спокойно отозвалась девица. Голос её не дрогнул, как будто столь приличную на вид барышню вообще ничего не смутило во всём происходящем. Противоестественная картина. Уж очень сильно она походила на школьную учительницу. – А ты кто?

– Маэстро, – улыбнулся парень непроизвольно.

– Это прозвище или фамилия?

– Первое. Все меня тут так называют, и ты тоже можешь, птичка. Значит, Амелия?

– Верно. И чем ты занимаешься здесь, Маэстро?

– Да всем, о чём попросят, – ответил он уклончиво. Амелия кивнула, как будто этого ей было более чем достаточно. Нет, эта девица явно не так проста, как её коричневый костюмчик, пошитый на заказ. Килиан насторожился. – Как ты попала к нам? – спросил он с нескрываемым изумлением.

– Искала работу, – точно так же уклончиво, как и он секунду назад, отвечала Амелия. Речь у неё была чёткая, уверенная. Зубы в идеальном состоянии, да и волосы натурального оттенка. Не бывшая проститутка и не воровка. Неужели и впрямь швея?

– Что ж… добро пожаловать в команду! – Килиан протянул вперёд ладонь для рукопожатия. Девушка, не колеблясь, потрясла её, и тут же отпрыгнула, будто ошпаренная. Парень точно знал, что именно напугало её. Он и сам это почувствовал вместе с очередным приступом острой боли.

– Оно…а…эм-м… – девушка пялилась на татуировку на руке Килиана и с трудом выговаривала звуки, застревавшие в горле. Наконец, теряя все остатки своей невозмутимости, Амелия выпалила потрясённо: – Оно шевельнулось!

– Да, с ним такое бывает, – Килиан опустил рукав, скрывая татуировку. Говорить он старался спокойно и даже весело, дабы не испугать новенькую ещё сильнее. – Не обращай внимания! Живёт своей жизнью, стервец. Обычно он так реагирует на своих, так что… мы вроде соплеменников с тобой, я правильно понимаю?

– Со…соплеменников? – переспросила Амелия, чуть успокоившись. Растерянность на её лице отразилась совсем не поддельная. Она искренне не понимала, о чём Маэстро говорит. Ещё интереснее!

– А-а-а, – догадался Килиан, наконец. – Ты, наверное, приезжая? А я даже акцент не заметил! Это всё объясняет. Откуда ты? Давно в Вильдорее?

– Что? Почему? Я… – Амелия начала было сыпать вопросами, но заставила себя замолчать и медленно выдохнула. Вся краска схлынула с её и без того не очень румяного лица. Похоже, парень был в шаге от того, чтобы спугнуть новую костюмершу. И, по правде говоря, делать этого ему совсем не хотелось. Не теперь. Шагнув девушке навстречу, он по-свойски хлопнул её по плечу и улыбнулся настолько непосредственно, насколько смог.

– Пойдём-ка я тебе всё здесь покажу!

***

Лишь второй раз за свои двадцать четыре года Килиан повстречал подобного себе и второй раз это была женщина. Первым человеком в его жизни, сумевшим пробудить механизм узнавания в крови мальчика, была его мать. Он очень хорошо помнил этот момент – ему недавно исполнилось одиннадцать лет, и в тот день он играл на скрипке перед гостями отца.

С самого утра весь дом кипел от приготовлений, а вечером погружался в атмосферу дружеского веселья. Абсолютно нормальная картина тех лет: мягкое сияние свечей в канделябрах, мужчины и женщины в вечерних нарядах, приятное ворчание граммофона и перезвон бокалов. Под каблуками скрипел дубовый паркет, в воздухе витали ароматы табака, терпких духов и засахаренных фруктов. Ото всюду лился свет, и комнаты их дома полнились жизнью, тёплым дыханием огня в каминах и деликатным смехом. Воспоминания обо всём этом казались теперь какой-то фантазией, выдумкой, но никак не отражением реальности.

Отыграв короткое произведение (он уже и не помнил, что это было), мальчик поклонился восторженной публике и выслушал их аплодисменты и похвальбу. Мамины подруги наперебой принялись сыпать комплиментами самого разного свойства, лишь малая часть которых хоть как-то относилась к музыкальному таланту мальчика. В основном, они лепетали о том, как ему идёт его концертный костюм, как он вырос за лето и каким завидным женихом он, должно быть, вскоре станет. Мужчины одобрительно кивали, но быстро переключились на общение друг с другом, обсуждение скачек и последних законопроектов. Дядя Жак и отец опять с жаром спорили о чём-то. Изумительно красивая кузина Сеголен хихикала, слегка прикусывала нижнюю губу и накручивала золотистую прядь на указательный палец. Вскоре все уже толпились вокруг неё, позабыв о мальчике со скрипкой, и сам он был этому рад. Килиан любил праздники, но терпеть не мог эти показательные домашние концерты. Он всегда слишком сильно волновался и боялся сбиться, всё перепутать и не только разочаровать отца, но и опозорить его перед всей семьёй. От одной этой мысли к горлу подступал противный желчный комок, а лицо чуть ли не зеленело.

Именно поэтому, когда всё заканчивалось, и взрослые переключали фокус своего внимания обратно на себя любимых, мальчик с облегчением выдыхал и спешил покинуть гостиную. Иногда ему удавалось сделать это сразу же, но не всегда. В тот день у него на пути вдруг выросла фигура мадам Мелюсан, преградив мальчишке путь к отступлению.

– Это было очень талантливо исполнено, Килиан, – проговорила она, слегка склоняясь навстречу сыну подруги. Мадам Мелюсан была симпатичной женщиной, невысокой, круглолицей и кареглазой. Она никогда не улыбалась слишком широко, не смеялась громко и не носила бриллиантов. Одевалась мадам Мелюсан тоже заметно скромнее всех прочих маминых подруг и этим была так сильно на неё похожа.

– Спасибо, – вежливо отозвался мальчик, чувствуя, как тёплая рука ложится ему на плечо. Матушка тихо подплыла со спины и присоединилась к их беседе.

– Он готовился всю неделю, – гордо заявила она. Подруги обменялись тёплыми молчаливыми улыбками, и вдруг это произошло. Руку мальчика лизнуло огнём, из-за чего он выронил скрипку. Звук падающего инструмента мигом привлёк внимание всех гостей. Голоса в зале стихли, и десяток недоумённых взглядов устремился в сторону Килиана. И главный из них, испуганный и возмущённый, принадлежал отцу. Ох, как же он сдерживался сейчас, чтобы не прикрикнуть на мальчишку! Не было в их доме большего преступления, чем уронить скрипку! Охотнее Килиану простили бы битьё посуды и стрельбу из рогатки по окнам.

– Прости, сынок, это моя вина… – присаживаясь возле него, выпалила матушка взволнованно и подняла скрипку с пола. Боль мелкими толчками всё ещё пульсировала в районе запястья, но мальчик так испугался всеобщего внимания к своей персоне, что оцепенел и застыл на месте, оказываясь не в состоянии пошевелиться. Не хватало ему смелости даже взглянуть на пылающую огнём руку.

– Что произошло? – со сталью в голосе произнёс отец, приближаясь. Он держался изо всех душевных сил, но внутри бурлил и кипел от негодования. Ничто не могло ранить его сильней, чем вред, нанесённый инструменту. И звук деревянного корпуса, бьющегося об пол, и последующий короткий звон резонирующих струн, рассекал его душу, словно острый кинжал, вонзившийся в плоть. К счастью, не успел мужчина преодолеть и половину пути, как маменька поднялась и встала щитом между ним и остолбеневшим от страха сыном. Килиан мог теперь видеть лишь её ровную спину, длинную шею и собранные в высокую причёску тёмные волосы, но он знал, как она смотрит на отца сейчас.

– Ничего страшного не случилось, – отчеканила она с нажимом, устремив на супруга свои чёрные, прожигающие насквозь, глаза. То был её особый взгляд и столь же особый тон голоса. Спорить с дамой в такие моменты не решался никто, даже отец. Он нехотя стиснул тонкие губы, подавляя желание возразить, и медленно кивнул.

– Полагаю, просто случайность? – выдохнул эти слова мужчина, успокаивая себя немного. Супруга нежно погладила его по плечу, всем видом своим выражая благодарность за проявленное самообладание. А уж это точно стоило отметить – отец проявил несвойственную ему выдержку в данной ситуации.

– Верно. Не о чем беспокоиться, – почти что пропела она и, развернувшись к сыну, взяла его за руку и быстро вывела из зала.

Переливы света и голоса остались позади. Праздник продолжался, и кто-то даже принялся оглашать тост. За что все пили – Килиан уже не помнил. Мама тогда отвела его к отцу в кабинет, где было тихо и тепло, где горела всего одна тусклая лампа и книги мирно спали на полках. На столе, по обыкновению, были аккуратно разложены нотные тетради, а на спинку отцовского кресла всегда был накинут его любимый красный халат. Даже годы спустя Килиан мог вспомнить каждую деталь этой комнаты, её запахи и звуки. Наверное, по собственной спальне, игрушкам и вещам он тосковал не так, как по этому уголку их старого большого дома. И в тот вечер мама привела сына именно сюда, чтобы рассказать ему, какая такая невиданная сила заговорила с ним, разбудив в его крови огонь.

Конечно, в те времена никакого дракона на руке у мальчишки не было и быть не могло. Боже, да его родители умерли бы ещё раз, если б узнали, что их золотой мальчик позволил набить себе татуировку на теле, как какой-нибудь матрос или бандит. Впрочем, их вообще очень многое бы удивило. Быть может, чернильный змей внезапно оказался бы меньшим из всех зол.

– И часто такое случается? – спросила Амелия, вырывая Килиана из холодного плена далёкий воспоминаний. Он неопределённо повёл плечом.

– Крайне редко. Людей с искрой рождается очень мало, на весь Вильдорей, наверное, человек десять найдётся. А то и меньше…

– Но…эта «искра»– что она из себя представляет?

– Ну, не родимое пятно и не кривой зуб! – усмехнулся парень. Да, урождённых магов на свете было мало, но он впервые столкнулся с кем-то, не знавшим о них вообще ничего. Собеседница растерянно хлопала бесцветными ресницами, не веря словам парня. Как можно этому не верить? Впрочем, он огляделся по сторонам, и сам себе ответил на этот вопрос. Ни Килиан сам, ни окружающая его обстановка не вызвали бы доверия у человека с головой на плечах. Похабного содержания постеры и эхо чьей-то отборной ругани за кулисами красочно это убеждение иллюстрировали.