Научный «туризм»

Вася Ермаченко. Когда Вася на традиционном предкарпатском "плове" сказал мне, что он умный и по горам ходить не собирается, я решил, что он так шутит. Это шуткой не было… Все 8 дней Вася безвылазно просидел в лагере, не удаляясь более, чем на 50 метров вправо или влево, и только по дороге. Исключением стала послеобеденная прогулка (Олег, оба Васи, Женя и я), когда мы почти поднялись на дальнюю вырубку за малиной. При этом он все время просился назад, к родному лагерю, Тане и другим женщинам. Каждый новый виток дороги Вася преодолевал после немалых усилий, длительных уговоров и энергичных направляющих толчков в спину со стороны участников этой прогулки. Дежурным он официально не был, но при всех дежурных Вася неизменно что-то делал в лагере – разжигал примус, тушил его, вырезал большой деревянный черпак (больше похожий на неандертальскую дубинку) для облегчения женского труда при помешивании пищи в котле, заготавливал дрова. Он внес решающий вклад в благоустройство лагеря – вымостил тяжелыми плоскими камнями все тропинки и ходы сообщения между палатками. Камни это он носил аж из ручья, значительно углубив и расчистив таким образом его русло на протяжении двух километров. Васю очень любили все без исключения женщины за внимание и мелкие услуги, которые он им постоянно оказывал, будь то помешивание борща в кастрюльке, разжигание костра или массаж сердца. Где-то через 3–4 дня Вася зарос так, что смахивал на есаула "Дикой" дивизии и отпугивал своим видом не только местное население, но и слабонервных членов экспедиции, особенно в вечернее время. Наверное, поэтому в окрестных селах прошел слух, что мы заготавливаем мясо детей. Тогда он собрал всякой дряни – травы, хвои, картошки, кажется, добавил – все это отварил и мыл этим настоем голову себе и всем желающим. Предлагал и мне. Но, увидев в ведре страшную черную жидкость, которой предполагалось полоскать мои и без того немногочисленные волосы, я отказался, несмотря на Васины гарантии, что волос в результате водных процедур станет намного больше. После помывки головы, тела и последующего бритья Вася засверкал, как бриллиант, и даже Оля Махорина, до этого игнорировавшая Васю, обратила на него свое благосклонное внимание, а впоследствии даже разрешила ему немного полежать рядом на бережке. По вечерам у костерка под чаек приятно было послушать неторопливые Васины рассказы о тяготах морской службы, в частности о его поединках с высшим корабельным начальством, из которых Вася неизменно выходил победителем и, унизив таким образом офицеров, удостаивался одобрения самого адмирала, разрешившего Васе носить "баки" недопустимых размеров. При подготовке экспедиции он настаивал на двух вещах: водке и макаронах. Берите, говорил Вася, два ящика макарон и все будет хорошо. И мы таки взяли 2 пачки. Из них полпачки Вася извел на макароны по-флотски, а остальные пришлось выбросить. В плане выпивки он был самым стойким из "спортсменов" и по ряду показателей не уступал (несмотря на свой малый вес) таким гроссмейстерам стакана, как Gross-Витя и Витя-москаль.

Анатолий Маркович. Как только мы его увидели, так сразу все и решили – гнида! Позже Олег и Коля обосновали эту догадку с фактами на руках, но и без фактов было ясно, что дерьмо. Толя работает замдекана какого-то факультета УСХА и приезжал для проверки течения практики своих дипломантов, в частности, Коли-секретаря. По-моему, цель этих поездок одна – хорошо выпить и закусить за счет проверяемых (с этого он и начал у нас в лагере), а то и отхватить "презентик", так сказать, в счет будущей сессии. Олег попросил меня развести немного спирта, быстро накрыли на стол. За столом собрались заинтересованные лица – Олег, Коля, сам Маркович и конечно же Витя-москаль, решивший лично, в виде тоста, засвидетельствовать свое особое уважение представителю украинской сельскохозяйственной мысли. Я пить не хотел, остальные смотрели игру в бадминтон, где Ермаченко сопротивлялся бешеному натиску Распутина. Минут через пятнадцать Маркович основательно надрался и потребовал шахматы. Олег с Колей кинулись по палаткам, но не нашли. Толя милостиво согласился удовлетвориться бадминтоном. Он решительно подошел к играющим (в этот момент я играл с Ермаченко), с трудом начертил поперек дороги три волнистых линии и безапелляционно объявил нам новые "московские" правила игры. Я уступил ему ракетку, и Маркович, решив, видимо, блеснуть своим спортивным мастерством в глазах Махориной, которую принял за москвичку, начал совершать изящные прыжки. На все это было больно смотреть, так как каждый второй прыжок заканчивался для него печально – Анатолий Маркович растягивался в своем новом спортивном костюме в придорожной пыли, как раненый олень (по выражению игравшего с ним Васи Ермаченко). Затем он потребовал показать ему горный пейзаж. Олег пригласил меня, и мы втроем пошли на дальнюю вырубку. Иногда Толя переходил с шага на легкий галоп с красивым выбрасыванием ног и правильным дыханием. Затем горные красоты пробудили в нем лирическое настроение и он запел про скалолазку, правда исполнял Толя только первые полторы строчки, но исполнял старательно и неоднократно. Позже оказалось, что петь Толя вообще любит: вечером у костра и затем уже в палатке он исполнил еще ряд куплетов из украинского фольклора и произведений Высоцкого. Я поинтересовался, не поет ли он на лекциях, и Олег сказал, что не поет.

Наверху Толе понравилось. Он долго любовался панорамой и твердо решил завтра с утра идти в горы. Вечером он еще "добавил" и часа в два часа ночи был любовно доставлен товарищами по застолью в палатку москвичей, уехавших с Витей в Сторожинец. Необходимо отметить, что это произошло не раньше, чем Гена с Марковичем абсолютно точно удостоверились в невозможности достать хотя бы каплю спиртного в ночном лагере. В поисках вина Гена осмелился зайти в палатку к спортсменам и, растолкав Олега, наглым и категорическим тоном потребовал канистру. Олег пригрозил, что разбудит Васю Распутина, и Гена быстро выбежал из палатки. К моему большому удивлению Маркович встал вовремя (5.30) и, заглядывая ко мне в палатку просительно сказал: "Ну то що – пiдемо, чи може не треба?" – налегая на последнюю часть фразы. Я ответил, что это всецело в его руках – я готов как идти, так и давить ухо. Отступать было некуда, и он пошел собираться. Я поднял Олега, мы взяли паек и в хорошем темпе двинули за Сирет. По дороге Олег сказал мне, что Анатолий Маркович просил опохмелиться, но он не дал. Коля должен был приехать за доцентом в 12.00–12.30, следовательно, времени было в обрез. Я решил до 9 идти туда, а после 9 – обратно. По дороге доцент слегка про…дышался (так скажем) и опять запел про скалолазочку. Но у меня был коронный ход. На хребет мы могли попасть пологим подъемом, плавно, но я свернул на нижнюю дорогу, а затем резко рванул вверх. Подъемчик там дай боже (сравним с подъемом на водораздел за дальней вырубкой, но только более крутой), и даже нам с Олегом пришлось добре попотеть, чтобы выбраться на вершину. Пение сзади еще некоторое время раздавалось, потом стихло. Мы ждали минут 10, затем Олег забеспокоился – не погиб ли любимый преподаватель и начал криками подбадривать доцента-спортсмена (по словам Олега, при первой встрече со студентами Анатолий Маркович заявил, что тому, кто не занимается физкультурой, в его кабинете делать нечего). Наконец, еще через 5 минут он появился. Судя по всему, ему уже было не до пения – скинув с себя все, до белья, весь мокрый, с сиплым дыханием, он еле передвигал ноги. Первое, что он спросил – далеко ли еще. Олег его пугнул, заявив, что еще 5–6 таких подъемчиков и будем на месте. В тот момент Толя, наверное, глубоко раскаивался, что дал себя втянуть в такую глупую авантюру, но выхода не было. Правда, через 15 минут он получил компенсацию за свои страдания. Мы вышли на тропинку, которая плавно тянулась по вершинам горного хребта среди чудесного цветущего луга. Было яркое солнечное утро, и мы могли любоваться прекрасной панорамой долины Сирета и системы горных цепей, уходящих в Румынию. Только из-за этого стоило подняться в такую рань и тащиться на вершину хребта. Мы поднялись еще на несколько вершин, пока Маркович не упросил нас возвращаться, чтобы не заставлять ждать "вуйка". Спускались по другой дороге, через заросли переспевшей малины. Несмотря на лимит времени, останавливались поесть, а мы с Олегом нарвали пышного зверобоя, чабреца и материнки. В лагерь вернулись досрочно, и Олег тут же предложил доценту залезть еще и на вон ту вершину. Но Толя только жалобно улыбнулся. Через 2 часа приехал Коля и забрал доцента в Залещики.

Вася Распутин. Вася оказался очень полезным и приятным в компании человеком. Москвичи называли его баламутом. Что бы он ни делал и где бы ни находился, сразу можно было определить, что вон там Вася рубит лапник, там играет в бадминтон, или вот в той палатке ест бутерброд. Всюду он вносил оживление, веселье, доходившее до всеобщего ликования. Женщины его тоже любили (несмотря на Васину строгость и суровое отношение к ним) и постоянно, особенно Таня, старались подкормить молочком или кусочком мяса. А Оля Махорина так вообще была готова пойти с ним в любое время суток хоть на край света. Ел Вася с большим азартом и аппетитом и заражал им (аппетитом) всех присутствующих. Стоило ему показаться на людях с бутербродом, как публика сразу же начинала медленно мигрировать к столу и через некоторое время все возвращались точно с такими же бутербродами. Под конец Вася начал есть даже грибы, но лишь только в том разе, когда готовил их я лично – женщинам (и особенно вероломной Тане) он не доверял. Ходил Вася мало, зато побывал на скалах. Много купался, пока не получил ангину. Пил умеренно (это у меня уже как пункт анкеты), без злоупотреблений. Много, хотя и меньше Гены, ездил на машине, в основном за молоком, медом и форелью. Совершенно очаровал хозяйку коровы. Любовь последней к Васе была настолько сильной, что он начал избегать этих поездок, чтобы не раздражать Махорину. Когда мы, уезжая, остановились попрощаться с хозяйкой и взять на дорогу молока в обмен на консервы, Вася спрятался в машине под руль, но она специ-ально поинтересовалась "де той бiленький". Больше всех занимался спортом: махал нунчаками, бурно играл в бадминтон, карты, даже прыгал с шестом, но без особого успеха – шест сломался, и Вася чудом не приземлился спиной на камни. Наряду с другим Васей, принимал участие в благоустройстве лагеря, ходил за малиной для ликера. В общем, был одним из самых заметных людей.

Женщины. С женщинами нам очень повезло. Дамы подобрались спокойные, работящие – приятные во всех отношениях. Никого не надо было просить что-то сделать – была работа, ее делали без всяких просьб и напоминаний. Более того, я даже сделал им выговор за то, что они мыли всем личную посуду – это в походах недопустимо. Центром внимания была Таня, периодически своими хохмочками выводившая из равновесия весь лагерь и даже Олега. То она требовала от него ставить палку в палатке, то ей в отсутствие Олега делали массаж сердца. В день отъезда она во время завтрака заботливо предупредила Ермаченко и Олю Махорину (уезжавших раньше других и налегавших на сгущенку): "Много не ешьте – слипнетесь". Таня с Олей спали в Васиной машине, что послужило основой для всякого рода разговоров, торгов и встречных требований. Поскольку Таня иногда посреди ночи убегала в палатку к мужу, для согрева, в машине открывалось вакантное место, на которое претендовали в первую очередь оба Васи и я (в последнюю ночь я оказался без палатки). Меня Вася Ермаченко отшил очень быстро (он дал слово моей Ларисе приглядывать за мной в Карпатах и свято его держал), и вся борьба развернулась между Васями, но кто в ней победил – я не знаю. Наша с Витей палатка, в отличие от всех остальных, и днем и ночью была открыта настежь, и время от времени ночью перед входом по направлению к машине передвигались серые тени, но были ли это Олины гости или ими двигали более прозаические цели, я сказать не могу – не имею фактов. Ходили женщины мало – больше всех Оля Махорина, меньше всех – другая Оля. Таня и Нина занимали промежуточное положение. В общем и целом – присутствие женщин очень облегчило наш быт и украсило наш отдых в Карпатах.

Гросс-Витя. Витя произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, он активно участвовал в жизни лагеря и был одной из самых заметных фигур – сколотил стол, приготовил барана, наловил рыбы и сварил хорошую уху, с трогательной заботой ухаживал за москвичами (только-только Витя-москаль высунет из палатки свою опухшую мордень, как Витя уже стоит перед ним с кружкой вина и бутербродом), регулярно доставлял в лагерь свежий белый хлеб, овощи и даже пиво. С другой стороны, Витя был в эпицентре этого дикого пьянства, наряду с Колей-секретарем и Витей-москалем. Будь на месте Вити человек хотя бы немного менее могучий – он бы погиб задолго до окончания "отдыха" от дозы, принятой Витей. На третий день Витя сломался. Во время похода за медом (километров 7 вверх и затем вниз под дождем) он божился мне, что все – больше ни капли до конца экспедиции. Но поел малины, изжога прошла, и возлияния возобновились тем же вечером. Раздражали меня и его алкашеские штучки в последние дни, когда он требовал выдать ему "малиновый ликер", вернее малину, залитую спиртом. И хотя я доступно объяснил ему, что ликер еще не готов и будет распит на встрече коллектива в Киеве – это уже традиция, что для него с Витей-москалем эти 300 грамм, как слону дробинка, что я имею право, наконец, из взятых мною 6 литров на триста грамм, даже лично для меня – на него ничего не действовало – он не мог себя чувствовать спокойно, пока в лагере находилась хоть капля спиртного. Ходил Витя немало, очень аппетитно купался в маленьких бассейнах, которые Олег и Вася Ермаченко наделали вдоль ручья, при этом, когда Витя (напомню, 110 кг) погружался в бассейн, ручей выходил из берегов. Так же аппетитно и солидно ел, пил, готовил. Спать ложился не раньше 2 часов ночи. В целом я не назвал бы такое времяпрепровождение отдыхом, но, в конце концов – кому что нравится.

Гильча

(Карпаты-90)

Этот год резко отличался от предыдущих. Впервые мы жили не в палатках, а в охотничьем домике, так сказать, в лоне цивилизации. И даже со значительными удобствами, как-то: 1). Электричество. Утром, еще не пролупив как следует глаза, можно было тихо пробраться на кухоньку и через какие-нибудь 5–7 минут (вместо получасовой возни с сырыми дровами и ломающимися в деревянных от утреннего холода пальцах спичками) при помощи кипятильника, предусмотрительно захваченного мною, заварить себе кофеёк с хлебом-маслом-медом (с местной пасеки, причем, исключительного качества!). А потом, умывшись, достать электробритву и навести глянец на физиономию, хотя бы раз в два дня. 2). Кухня с печкой, где можно было погреться в холодную погоду (ниже 25 0С) под бульканье отвариваемых грибов или закипающего чая. 3). Столик со скамейками и стульями, за которым можно было культурно посидеть, выпить и закусить, чем бог послал. Был еще туалет, сарай с сухими дровами, озеро с мелкими карпиками и карасями, пасека, а через дорогу у работника погибшего форелевого хозяйства – корова с молоком для малых детей.

Кухню оккупировал Вася Ермаченко. В первую ночь в ней спал я, но когда во дворе поставили большую четырехместную палатку – сразу же перебрался в нее. Правда, и на кухне я спал с распахнутыми настежь окнами, в отличие от Васи, который закупоривался на ночь так, как будто снаружи была атмосфера из чистого хлора. Вообще публика собралась на редкость теплолюбивая и делала все возможное, чтобы оградить себя от свежего воздуха, если не днем, то хотя бы ночью. Когда я после первой ночи зашел в единственную в домике комнату, где спало 6 человек на 4 квадратных метрах, то ощущение было такое, что наткнулся на стену. Невольно вспомнилась фраза из Ильфа-Петрова: – Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился. – Потом, правда, кое-кто приходил ко мне в палатку, но больше одной – двух ночей никто не выдерживал – возвращались в «братскую могилу». А в палатке было хорошо. Мы с Олегом натаскали из ближайшей копны сена, сверху постелили попону, на которую поместили спальники. Было тепло, мягко и пахло свежим сеном, не говоря уже о свежем воздухе (ночью палатка не закрывалась). Самым теплолюбивым оказался Вася. Он топил печку даже в самые жаркие дни, а при «резком» похолодании (например, до 20 0С) печка топилась практически круглосуточно. Делал он это оригинально: разжигал дрова и сразу же наглухо закрывал задвижку, чтобы ни одна калория драгоценного тепла не улетела наружу. Во вторник после обеда я зашел на кухню, чтобы лично проследить за приготовлением грибов и застал там уже посиневшую Таню, пытающуюся из последних сил еще что-то помешивать в кастрюльке. Изо всех щелей печки валил черный ядовитый дым. Я открыл окна и долго искал причину явления, пока не догадался взглянуть на задвижку.

Рыбалка

Как уже отмечалось, на территории был небольшой водоем с мутноватой водой. В понедельник утром Олег забросил в него простенькую удочку и через 3 секунды на крючке трепыхался небольшой карасик. Тогда сделали еще три удочки и все мужское население, за исключением Васи, вышло на промысел. Ермаченко представлял у нас в лагере что-то среднее между движением «зеленых», обществом защиты животных и рыбинспекцией. Он ходил за нами по берегу и читал проповеди о сохранении рыбных богатств страны. Тайным пособником Васи выступил мой пятилетний Сережа, который половину нашего улова (в том числе и самого большого карася, пойманного Олегом) выпустил обратно, а выданную ему удочку запутал так, что восстановить ее было уже невозможно. Зато Женя (7 лет) проявил себя с самой лучшей стороны. Видимо, сказывался солидный возраст. В обед пришел хозяин домика Францевич и запретил всем, кроме детей, ловить рыбу. Тогда Олег соорудил «резинку» на пять крючков, замаскировал ее в камышах и мы с ним каждые 5–10 минут, соблюдая конспирацию, тихо подходили к пруду и снимали с донки от 1 до 3 рыбок. Я сварил уху с помидорами, по методике Гросс-Вити. Вася сначала отказывался есть по идейным соображениям, а когда увидел, что никто за ним не наблюдает, подошел и отъел полкастрюли.

Еда

Прошлогоднего изобилия не было – сказывалось отсутствие снабженца Гены. Ветчину уже не выбрасывали в речку целыми банками, а резали тонкими срезами и любовно вымакивали остатки желе кусочками хлеба. Половину запасов масла съели в первый же день, а овощей, по моим подсчетам, хватало на два полноценных рагу. Но сказать, что мы пухли с голоду, все же нельзя. За 10 дней съели двух баранов, три ухи, несколько ведер молока, три литра меда, 4–5 раз ели грибы. Словом – выжили.

Выпивка

Сахар и соль – белая смерть.

Лес и водка – зеленые друзья!!!

Со спиртным было все в порядке: 6 литров молодого молдавского коньяка, 2,5 л перцовки, шампанское, местное вино с романтическим названием «малиновка», которую Вася, наверное, запомнит надолго. Спиртное шло неважно. Прошлогоднее «ядро» отсутствовало, а один Вася, как ни старался, больше литра в день выпивать не мог. Я даже заезжал в Сторожинец, чтобы мобилизовать на подмогу Гросс-Витю, но он был в Киеве.

Баран

Барана нам пообещал брехун Коля (“вуйко”), а реально организовал председатель местного сельсовета Коля-моряк – мужчина видный, с центнер весом – бывший штангист. Доставали этого барана в большой суматохе. Вначале мы с Олегом ездили в Сторожинец встречать Гену (который так и не приехал), скупали овощи и хлеб. Затем, уже ночью, долго гоняли по селу, пока, наконец, освежеванную и выпотрошенную тушу нам не загрузили в багажник. Где-то после 12 ночи мы были дома, где нас уже часов 5 ждали сокурсники Олега с «вуйком» и Вася – дежурный по лагерю. Остальные спали. Сели за стол, открыли ветчину, водочку, нарезали овощей… За ужином все разговоры касались в основном отрицательных сторон личности Коли-комсомольца («вуйка»), который не смог выдержать такого надругательства над своей личностью и сбежал ко мне в палатку. В спальник (ограничивающий его физическую свободу), правда, он отказался залазить наотрез, и утром я нашел Колю глубоко под днищем палатки, куда он заполз в поисках тепла и сена.

На следующий день нам с Олегом женщины высказали свое «фэ» по поводу вчерашнего (Таня утверждала, что ей пришлось сполнять все прихоти приятелей Олега, вплоть до танца живота на столе), взяли мученика Васю и ушли в горы, предоставив нам право разделывать барана по своему усмотрению. Мы с увлечением принялись за дело. Лучшее мясо я отобрал на шашлык, ребрышки, смазанные аджикой, решили запечь по методу Вергелеса на углях, а из остальных костей сварить шурпу. Олег решил приготовить собственное блюдо – ножки, нашпигованные чесноком. Для себя мы решили пожарить потрошки – с большим количеством чеснока, лука – по-домашнему. И вот, когда мы, сидя в тенечке на берегу озера, доедали под винцо свежину, показались наши путешественники. Лариса, мигом оценив обстановку, бросилась к нам и выхватила сковородку, на которой еще оставались несколько кусочков печени. Мы с Олегом, сыто икая, отошли в сторонку, чтобы не выслушивать различные мнения о наших личностных качествах, среди которых почему-то превалировали отрицательные характеристики.

Затем мы съездили за Колей-моряком, который очень нам обрадовался, так как к тому времени уже потерял всяческую надежду хорошо выпить и считал день для себя потерянным. Коля помог развести костер, и на хороших углях я принялся жарить шашлыки. Олег бегал вокруг с двумя бараньими ножками в руках, пытаясь их куда-нибудь пристроить. Девушки накрывали на стол.

Вася с обреченным видом достал из комнаты бутылку с коньяком и водрузил на столе.

В свежезажаренных шашлыках из баранины есть особая прелесть. Непередаваемый вкус мяса молодого барашка, под винцо, да на свежем воздухе, да с видом на горы – ради этого стоит жить.

Поэтому шашлыки были съедены практически мгновенно. Ребрышки, острые, пахнущие дымком, пошли уже спокойнее. Затем решили попробовать шурпу. Шурпа получилась в меру острой, очень насыщенной, почти такая же, как я ел в Казахстане. Под суп очень хорошо пошла водочка. Васю при этом сильно раздражала моя мензурка на 20 миллилитров, в то время как ему приходилось пить из 200-граммового стакана. После шурпы на ножки уже смотреть не могли. Только Олег взял одну, покрутил в руках и, съев кусочек чеснока, выковырянного из мяса, отложил ее в сторону.

Сережа

Все то, что случилось с моим Сережей за эту неделю, могло спокойно уложиться в еще одну версию фильма «Невезучие».

Вот все вокруг спокойно, дамы загорают, мужики что-то обсуждают с пасечником, дети играют. Вдруг с озера раздается жуткий вопль. Это Сережа постепенно сползает по отвесной стенке берега в озеро – он решил покормить рыбок хлебом. Первым приходит в себя Олег. В несколько прыжков он достигает берега и, ухватив Сергея за барки, вытаскивает его на берег.

Дети катаются на воротах. Вернее, катается Женя. Сережа с криком «ура» цепляется за ворота, и они с грохотом обрушиваются на него.

Все любуются «Королевским» водопадом. Олег говорит Сереже – не ходи туда, упадешь! Тот идет и падает – все хором извлекают его из водопада.

Вот мы идем в поход, и Сергей, идя последним, наступает на осиное гнездо, и его кусают сразу три осы. Рев, наверное, было слышно в Сторожинце, за 20 километров. И так далее…

К сожалению, мой отпуск заканчивался и мы вынуждены были уехать, а остальная компания отдыхала с бараном №2 еще 3 дня.

Карпаты-91

Ядро коллектива составила наша "летняя" карпатская компания, в которой, к сожалению, не было Васи Ермаченко. Вместо него (тоже, к сожалению) был Гриша. Впервые поехали Вергелесы и мой Витя. Было две машины (Олег и Гена Винниченко).

Погода. С погодой нам впервые за последние годы не повезло. Хотя, если сравнивать с таковой в Черновцах или Румынии за отчетный период, то мы должны были благодарить Создателя за те мирные, теплые, грибные дождики, которые изредка выпадали в районе нашего лагеря. Но человек по натуре – свинья, и вместо того, чтобы тихо радоваться тому, что сидит он себе с шашлычком в одной руке и стаканцом вина в другой под тентом на берегу мерно булькающей горной речечки Звараш, а не на крыше дома в Садгоре или на плоту в какой-нибудь Тимишоаре, тот же Гриша начинал ныть, что пора домой, что на Десне лучше, что, не выходя из палатки, можно помыть ноги в протекающем через прихожую ручье и т.д. Первый день был хороший. Мы славно разместились, и кто-то даже засомневался, а нужен ли вообще этот тент, скрывающий от нас ночное небо со звездами. События четырех следующих дней показали, что да, нужен и что если бы к 60 кв. метрам этого тента прибавилось еще столько же, то и они не были бы лишними. На второй день пошел дождь, но это было воспринято с пониманием – мол, не все же время солнце, может когда-нибудь и дождик перепасть. 3-й день был практически сухим, и дождь начался к вечеру, с нашим приездом (мы ездили за бензином и люстрой для Любы Вергелес в Сторожинец), но поскольку спать ложились под осадки, то и впечатление от дня осталось плохое, особенно у Васи, который брезгливо осматривал доставленные Любой товарные ценности, затем долго щупал и заглядывал, как бы не веря своим глазам, в углы кошелька, имея вид похмельного человека, обнаружившего в бутылке из-под пива лимонад. Весь 4-й день шел дождь, и большинство населения склонилось к отъезду, причем тут же, немедленно. Таня предлагала дружно подойти к прицепу и выесть все продукты, которые там еще оставалось к этому времени. К числу стойких противников отъезда относились Олег и я. Мне Карпаты нравятся в любую погоду, к тому же было очень много грибов, а у Олега это были последние дни не очень удачного (как и у меня) отпуска. На 5-й день появились просветы, затем было 2 солнечных дня, 1 пасмурный, но без дождя, и уезжали мы под дождем.