Научный «туризм»

Рецепт коктейля "Слеза комсомолки":

лаванда – 15 г,

вербена – 15 г,

одеколон "Лесная вода" – 30 г,

лак для ногтей – 2 г,

зубной эликсир – 150 г,

лимонад – 150 г.

Приготовленную смесь в течение 20 мин

помешивать веткой жимолости.

Веня Ерофеев, "Москва-Петушки".

Затем ребята готовили водку. По моим подсчетам они получили жидкость градусов под 70. В нее набросали всякой дряни: лука, чеснока, помидор, мяту, зверобой, тысячелистник, по-моему, даже жареной картошки – ну, словом, всего, что лежало под руками и ногами. Жидкость приобрела в результате угрожающий цвет, а по запаху ее сразу же можно было обнаружить в радиусе 20 метров. Наконец, торжественный ужин был открыт. Шампанское с грибами шло хорошо, водка, судя по всему – тоже. Уже после второго тоста Сережу и Толю, обычно тихих и кротких очкариков, трудно было узнать. Сережа порывался произносить всякие сомнительные спичи, Толя в ответ дико реготал. За Толю я немного опасался, так как имел счастье жить с ним в одной комнате в общежитии в течение многих лет и насмотрелся там всякого.

Обычно дело происходило так. Ночь. Толи еще нет – он ушел к любимому племяннику на день рождения. Наконец, где-то в 3 часа ночи с улицы доносится нестройное пение (Толя "под шофе" исключительно музыкален). С течением времени, хотя и не очень скоро, пение приближается к общежитию. Затем следует могучий удар в дверь (общежитие закрывалось в 12 часов ночи), второй, третий. Вскоре слышатся испуганные крики вахтера, пьяная ругань Толи, и вот уже пение движется по коридору. Открывается дверь в предбанник нашего блока и почти тут же следует сильный удар в дверь к нашему соседу Сергею: – "Вова, открывай!!!" Я тихо лежу и жду развития событий. Сосед (а сосед у нас был агрессивный тип) тоже почему-то не выходит. Слышатся еще несколько ударов к соседу: – "Вова, ты спишь!? Открывай!!!" У соседей начинает плакать маленький ребенок. Наконец Толя принимает решение поискать ключ в кладовке. Надо сказать, что верхняя кладовка в предбаннике служила нам (и не только нам) складом для пустых бутылок. И скапливалось этих бутылок там уже столько (в основном благодаря напряженным усилиям Толи и его приятелей), что очередную пустую бутылку Толя докладывал уже так: резко открывал дверцу шкафа, швырял внутрь бутылку и быстро захлопывал дверцу на крючок, чтобы бутылки не посыпались обратно. Но так было днем и в нормальном состоянии организма. Теперь же Толя, раздосадованный неудачными попытками попасть на свое законное койко-место, еще раз зло пнул ногой дверь соседа и решительно рванул на себя дверцу кладовки. То, что при этом произошло, я описать не в состоянии. Бутылочный вал буквально свалил Толю с ног, на которых он, правда, еле держался. Говорили, что от страшного грохота и звона бьющейся посуды проснулись даже жильцы 5-го этажа. Только после этого я, спасая Толю, уже подрастерявшего кураж, от гнева разбуженного общежития, впустил его в комнату. Но еще в течение нескольких минут движение в коридорчике не утихало – бутылки шевелились, как живые, укладываясь на полу.

Однако, вернемся к торжественному ужину. Смесь, которую принимали Сережа с Толей, оказалась действительно бодрящей и веселящей. Сразу же после ужина ребята сели рядышком на бугорок перед палаткой и запели. Здесь необходимо снова несколько отступить. Дело в том, что мы все эти дни ждали в гости Витю Негрецкого, который должен был приехать к нам на белом "москвиче". И я, увидев в просвет между деревьями на лесной дороге белый автомобиль, хорошо поставленным голосом кричал: "Витя!!!", сообщая ему наше местоположения. После этого машина, как правило, резко останавливалась, хлопала дверца, водитель несколько минут испуганно вглядывался в чащу, затем автомобиль робко трогал с места. Вероятно, водитель с удовольствием повернул бы назад, но дорога в том месте очень узкая и он старался просто побыстрее проскочить опасный участок. Это я к тому, что местные жители были психологически подготовлены к любым неожиданностям с нашей стороны, и, как мне кажется, пение ребят не произвело поэтому особого эффекта, оно только добавило несколько свежих красок к нашей характеристике. Ребята сосредоточенно и старательно пели в течение примерно часа, дирижируя и поправляя друг друга, возвращаясь к пропетому куплету еще раз, если он не был исполнен, по мнению одного из них, должным образом. Лариса их всячески подбадривала, в чем, по правде говоря, они совершенно не нуждались, а Юра смотрел, как на музейных анатомических выродков в банке. Я тоже не большой любитель фольклора (исполнялись в основном украинские народные – "Ой у полi два дубки", "Туман яром" и др.), поэтому, когда они наконец исполнили последнюю песню, я облегченно вздохнул. Начали играть в какую-то игру – они ее называли "бабки". Одному играющему завязывают глаза и на пространстве, ограниченном болотом, костром и палатками, он ловит остальных. Постепенно игра выродилась в единоборство тех же Толи и Сережи, которые азартно носились с растопыренными руками по кругу, пытаясь изловить друг друга. Что и говорить – вид у них был не очень достойный. Игру решили прекратить после того, как Сережа в запале забежал в костер. Затем Сережа с Ларисой (несмотря на строжайший запрет со стороны супруга) прыгали через костер. Желая отвлечь их от опасного занятия, я предложил попрыгать с шестом и продемонстрировал, как это делается. Юра и Толя, знакомые с этим спортивным инструментом и имевшие собственный горький опыт по прошлым походам, сдержанно, но решительно отказались. Зато Лариса с Сережей, глядя на мои перелеты через кустик и ручей, энергично взялись осваивать технику прыжка. Через кустик у них не получилось, и Сережа решил попробовать сразу через ручей. Результаты его попыток нельзя было назвать обнадеживающими. Вначале он, выронив шест, со страшной силой обрушился с обрыва на противоположный берег сразу на 4 конечности, вывихнув при этом палец на руке. Второй прыжок был уже ближе к ручью, после третьего он оказался в воде одной ногой и, наконец, в четвертом он добился своего: сорвавшись с шеста упал в воду прямо посредине ручья, что несомненно способствовало его скорейшему излечению от ангины. Сменив брюки и кроссовки, он, наконец, несколько успокоился и начал жечь сырой еловый лапник. Заявляю, как факт, что пожарные к нам не приехали, хотя и не могу объяснить, почему. Прыжки через костер тут же возобновились, пока не сгорела вся хвоя. Затем все собрались у костра и разгорелся жаркий диспут, который уже после моего отхода ко сну (шампанское на меня действует усыпляюще) перешел в пьяную ссору. К сожалению, драки не получилось. Так счастливо закончился последний день нашего пребывания в Карпатах.

1988

Карпаты-89

Заезд

Заезжали мы тремя партиями. Москвичи – Нина и Витя ехали поездом и должны были прибыть в Черновцы в субботу утром. Я, Вася Ермаченко и Gross-Витя едем поездом, остальные – на машинах. Надо сказать, что путешествие в автомобиле (600 км) – удовольствие сомнительное, то ли дело в поезде. Мы с Васей собрались в купе за двадцать минут до отхода поезда. Вася сразу же начал возиться с растительным маслом – оно у него подтекало на личные вещи. Затем Лариса привела Гросс-Витю. Нас беспокоило только одно – четвертый попутчик. К сожалению, тут нам не особенно повезло: зашла бабка – божий одуванчик и первое, с чего она начала – предложила Вите детскую задачку на сообразительность. То ли она сомневалась именно в его умственных способностях, то ли считала, что он единственный способен ее решить, но Витя с честью вышел из положения и со второй попытки разрешил все бабкины сомнения. Затем я достал две бутылочки белого сухого, Вася – флягу с напитком покрепче, собрали на стол всевозможных закусочек, и процесс, как говаривал наш недоделанный лидер Михаил Сергеевич, пошел. Старушка куда-то делась, и мы хорошо провели время, выпивая и рассказывая друг другу всякие байки. Утром мы с Васей расконсервировали дом (родители с моим Сережей были на море), попили кофе и пошли осматривать город. Кое-что купили на базаре – овощи, мед (очень недорого) высокого качества – "нитка" тянулась на полтора метра, в гастрономе прикупили рубашек румынского производства, свечей, уксуса и пошли домой ждать остальных, которые, по нашим подсчетам, должны были прибыть к 6 вечера. Начался дождь, и мы с Васей расположились на веранде с кофе и газетами. После семи я начал беспокоиться – ребят не было. У меня были опасения, что их не пустят в город (аллопеция), хотя с 1 июля ограничения на въезд сняли. Каждому водителю я нарисовал подробную схему, как добраться до улицы Нечуй-Левицкого. Около восьми забеспокоился и Вася. Вдруг с улицы донеслись какие-то крики, шум. Вася решил выйти посмотреть, но я ему объяснил, что это, наверное, вернулся с работы пьяный сосед. Вася все же вышел на улицу – перед домом взад-вперед бегал взволнованный Олег и выкрикивал мою фамилию в сочетании с бранными эпитетами. Вася взял его за руку, успокоил и завел в дом. Тут Олег объяснил мне, что он уже в третий раз обегает весь квартал, причем местные жители на вопрос об улице, названной в честь выдающегося украинского писателя-демократа, либо молчат, как партизаны, либо дают неверные сведения, направляя его в самые неподходящие места. В общем, обессиленный и деморализованный Олег остался дома с Васей, объяснив мне, как найти сам обоз с женщинами и детьми. Я поднялся к университетской библиотеке и нашел там Васю Распутина с Геной. Когда они меня увидели, то радовались, как дети, так как потеряли уже всякую надежду не только найти нас с Васей, но и Олега – дело шло к темноте. Васина машина заводилась только с буксира, поэтому мы с Геной дружно взялись за ручки, а сам Вася сидел, в автомобиле как восточный царек в паланкине, весело смеялся, подбадривал нас и делал вид, что пытается завести машину. На заднем сидении сидела замученная Оля Махорина, лишившаяся за время путешествия с Васей и Олегом всяческих чувств и эмоций. Я сел с Геной и показал им, как просто было найти нашу улицу. Когда все собрались в доме, Олег налетел на меня, тряся в воздухе моими схемами, которые он оскорблял обидными словами и утверждал, что по ним даже человек, родившийся на ул. Нечуй-Левицкого и проживший на ней большую и лучшую часть своей жизни, никогда не нашел бы своего родного дома. Я спокойно и вежливо возражал, что и слегка обученная цирковая обезьяна, впервые севшая за руль, имея в руках такие кристально ясные и продуманные до мельчайших деталей схемы, смогла бы среди ночи и без всякого освещения с первой же попытки найти наш дом. Вскоре все успокоились, поели, выпили чаю и начали моститься на ночлег. Гена с семейством ушел в машину, где у него была приготовлена чудная перина, толщиной около метра, под которой могли схорониться не только члены его семьи, но еще добрая половина нашего коллектива. Остальные примерялись к спальникам, в которых им предстояло спать все восемь дней. Больше всех суетился Олег, который носился со своим мешком по всей комнате, примеряясь к самым выгодным местам и, в конце концов, убежал к Тане на диван.

Первые три дня

Пить водку рядом с русским – это примерно то же,

что играть на скрипке рядом с Паганини.

(М.Жванецкий)

Из Черновиц выехали мы в субботу. Вася Ермаченко и женщины остались в городе, а остальные на машинах поехали устанавливать лагерь. Были небольшие приключения (оригинальный запуск Васиной машины, поиск заправки), но все же добрались до Сторожинца и принялись искать предводителя Сторожинецких комсомольцев – Колю. Остановились возле обвалившегося после сильных дождей здания пожарной части – вокруг ходили пожарные, больше похожие на погорельцев. Зашли к Gross-Вите – он собирался ехать за москвичами на вокзал. Наконец появился Коля ("вуйко", как его называл Олег) и сразу же наделал кучу предложений: ехать в опытное хозяйство за персиками (пару ящиков), в колхоз за помидорами (ящиков пять) и бараном, за конфетами (на базу) и в книжный магазин одновременно. Некоторые сложности, по словам Коли, были с абрикосами, но небольшие. Для начала я зашел с ним в книжный магазин. Несмотря на высокий авторитет Коли, нам ничего не дали (несколько позже этот магазин посетил Gross-Витя с москвичами и купили около 30 хороших книг). Затем Коля, нежно прижимая к груди трехлитровую банку самогона, погрузился в машину, и мы поехали.

По дороге в Лопушну мы проехали через памятные места: село Комаривци, в котором председатель полуразваленного колхоза, в ответ на жалобы колхозников на отсутствие еды, советовал им питаться компотом из молодых стеблей кукурузы; через “воздушный” курорт (в Австро-Венгрии) Старую Жадову, где в 1940 году был организован первый на Буковине колхоз "Бiльшовик", на открытие которого приезжал сам Хрущев. Во время празднования новоиспеченные колхозники украли у него знаменитую папаху и тем прославили это село на всю Украину.

Приехали на место. Я вышел из машины и скомандовал Васе развернуть машину и спускаться задом вниз по узкой размытой дорожке. Вася долго колебался, но все же решил спускаться передом. Когда спустились, увидели, что полянка вся изрыта тягачами и, разместиться на ней нельзя. Пришлось подниматься обратно. Это оказалось не таким простым делом. Дорожка была мокрой, дожди прорыли в ней две глубокие колеи, по которым и "камаз" не прошел бы. В общем, путь, который Вася проделал вниз за полминуты, мы проделали, толкая груженую машину, за полчаса, причем был момент, когда она могла сползти с обрыва в реку. Долго искали новое место. Наконец, нашли полянку – рядом с дорогой, посредине небольшое болотце. В общем, не фонтан, как говорится, но нас уже устроил бы и участок где-нибудь возле коровника. Только начали распаковываться, пошел традиционный дождь. В перерывах ливня натягивали тенты и ставили палатку Гене, который должен был возвращаться в Черновцы за остальными участниками экспедиции. Особый героизм проявил Вася Распутин. Он, как тигр, лазил по мокрым деревьям и закреплял веревки от тентов. Минут через 10 на нем уже не было сухой нитки. Я в ветровке и в подаренной мне Васей кепке (народное название – “пидерка”) рубил лапник под палатки и помогал Олегу, который, быстро бегая вокруг болота и пробуя каблуком землю, тщательно выбирал место для своей палатки, пока не выбрал самое сырое. После того, как разбили большую палатку, я начал натягивать для себя польскую трехместную, как оказалось впоследствии, на самом сухом, солнечном месте, которое к тому же кто-то обкопал (раньше там уже, по-видимому, стояла чья-то палатка). Рядом начали устанавливать мою двухместную – для москвичей. Вскоре лагерь был почти готов. Все вымокшие, продрогшие, сели обедать. Я достал флягу с Васиным самогоном, открыли две банки колбасного фарша, нарезали лука, помидоров, хлеба, разлили по кружкам напиток. Все с облегчением выпили, закусили. По телу разлилось приятное тепло – бимбер был крепким и хорошей очистки. После обеда настроение поднялось, даже на дождь уже не обращали внимания, да он вскоре и закончился.

Якщо чоловiк не п’є, то або хворий, або падлюка.

(Украинская народная мудрость)

Около семи вечера я, надев Васину кепку, придававшую мне сходство с боевиком ОУН, отправился встречать Gross-Витю с москвичами. Немного погулял по лесу, посмотрел грибные места, контролируя движение на шоссе. Минут через 10 мимо меня в сторону Шепота не максимальной скорости промчался Витин автомобиль. Вскоре "москвич" задом вернулся обратно – кто-то из пассажиров заметил указатель 13-го километра. Пока мы знакомились и здоровались, показалась машина Гены с женщинами "экспедиции". Все вместе заехали в лагерь. Достроили с Гросс-Витей палатку для москвичей, затем Витя соорудил шведский стол (а ля фуршет). Витя-москаль, как его называл Коля, нанизывал шашлыки, причем без особой фантазии – голое мясо, правда, свинина была высшего качества. Периодически выпадал дождь. Через час шашлыки были готовы, и я побежал за шампанским в ручей, куда поместил его для охлаждения. Льда не требовалось, вода была градусов восемь. Разлили шампанское (мускат), произнесли ряд тостов – за знакомство, в честь организатора (то есть меня) и т.д. Затем пьющее ядро коллектива плавно перешло на самогон и события вышли из-под всякого контроля. На разливе стоял "вуйко" и щедро плескал напиток в кружки, на стол, на землю и себе на мотню. Женщины пили мало и, мне досталась почти целая бутылка шампанского. Самогон, однако, был хорош. Смешавшись с шампанским, он произвел должный эффект. Коля поддерживал средний темп райкомовского работника, и банка быстро пустела, хотя пили лишь несколько человек – оба Вити, Коля, Гена и Вася Ермаченко. Вася Распутин, Олег и женщины перешли на красное сухое, я впоследствии, покончив с шампанским, к ним подключился – под шашлык. Под конец я уже был в добром подпитии, но все же мое состояние трудно сравнить с таковым Коли, Гены и обоих Витей. После ужина в массах возникла идея купания в ручье. Надо сказать, что две недели до нашего приезда шли непрерывные дожди (мы приехали в первый "солнечный" день) и вода в ручье была прохладной – не более 7–8 градусов по Цельсию и к тому же очень мутной. На водные процедуры вызвались Гросс-Витя (110 кг), старшина 1 статьи Вася Ермаченко, Гена, кажется Вася Распутин и Коля-секретарь решив, видимо, что Ленинский комсомол должен быть в авангарде всех народных мероприятий. Все это пьяное братство бросилось вниз с крутого обрыва, который начинался сразу за большой палаткой. Я ассистировал Васе Ермаченко, который из активных потребителей буковинского самогона выглядел наиболее прилично. Все с дикими криками полезли в воду. Кто-то, поскользнувшись на камне, крепко побил зад, но в целом купание было успешным. После купания в такой холодной воде нельзя было отказать себе в полновесной чарке самогону, и ужин возобновился, но уже в узком кругу купальщиков, к которым из солидарности присоединился и Витя-москаль. Остальные сидели у костра и пили чай с травами. Оля Винниченко укладывала малого в палатке. Тут к костру откуда-то из темноты вышел Гена, что-то спросил, ему ответили. Затем он немного нагнулся и вдруг повалился в костер головой вперед. В воздухе он перевернулся и упал спиной прямо на раскаленные угли, неторопясь встал, вытер об себя руки и, не оборачиваясь, спокойно пошел к себе в палатку. Я опупел, другие, по-моему, тоже. Только Оля Махорина что-то пыталась предпринять в момент падения – то ли хотела вытащить Гену из костра, то ли, наоборот, затолкнуть его туда обратно (дров у нас было собрано еще недостаточно). Затем на сцену вышел "вуйко". После купания он слегка протрезвел и даже мог некоторое время, но не более 20 секунд, находиться в вертикальном положении, но после "добавки", напрочь отбросил все попытки бороться с земным тяготением и передвигался по лагерю при помощи 2–3 человек – Олега, Васи, а сзади его подпирала Таня. Вначале Олег пытался уложить ответственного работника райкома комсомола спать на лучшее место в своей палатке. Вася предложил ему переодеться в сухие трусы, но Коля не мог себе позволить одеть трусы беспартийного, а возможно, что и идейно чуждого ему человека. Позже Олег решил дать ему свои штаны, но Коля с негодованием отверг и это предложение. Когда его вывели за палатку на горшочек (с обрыва), он вдруг озверел (очевидно, решив, что окружен классовыми врагами), начал отбиваться, вырвался, и упав всем тельцем на палатку, сломал алюминиевую стойку. Стойку мы с Олегом кое-как скрепили, причем я порезал руку, а комсомольца, как есть в мокрых трусах, отнесли в Васину машину и притрусили сверху легким одеяльцем. Надо сказать, что многие товарищи не могли в тот вечер стройно держаться на ногах. Не в силах глядеть на этот кошмар я, выпив чаю со зверобоем и мятой, ушел спать, твердо уверенный, что к завтрашнему утру, наша компания уменьшится минимум на 2–3 человека. Где-то около двух часов ночи я проснулся. В палатке происходило странное движение – это Gross-Витя влезал в свой спальник головой вперед. С помощью наших общих усилий он все же сумел овладеть своим спальным местом и почти сразу же захрапел. Еще через два часа я почувствовал, что моя подушка куда-то уплывает – Витя собирал по палатке и концентрировал на себе теплые вещи. И, наконец, в полшестого раздался его бодрый призыв: "Рррётта! Подъем, … вашу мать!!!", воспроизведенный им неоднократно. Я встал и пошел будить Колю, не надеясь особенно найти его в живых – ночи в Карпатах, особенно после дождей, холодные. Вначале я его в машине не увидел и решил, что он уже встал и моется. Зашел в палатку к Олегу, где покотом спали шесть человек. Витя тем временем разводил костер и пил большими глотками красное вино. Тут же вышел из палатки Витя-москаль и прямым ходом побежал к канистре. Коли нигде не было. Мы с Олегом опять подошли к машине. На наши крики и стуки никто не отозвался и я, было, уже решил, что буковинский комсомол понес невосполнимую утрату. Олег открыл дверцу и пошарил внутри рукой. В углу сидения он нащупал Колю, принявшего максимально компактную форму и вжавшегося в сиденье всеми клеточками своего тела – он был еле теплый. На приглашение вставать (надо было ехать за обещанным бараном) Коля ответил категорическим отказом, мотивируя это полным отсутствием подвижности задних конечностей, и потребовал тут же, немедленно завести автомобиль для их обогрева. Подошел сердобольный Гросс-Витя с кружкой вина для Коли, но Коля хотел только горячего чаю – это был первый и последний раз, когда Коля на моих глазах пил жидкость, не содержащую алкоголь. Позавтракали. Я с Олей Махориной, Витями и Ниной пошли за Сирет по грибы. Витя перенес всех через речку, я перешел сам. Даже в Сирете вода вряд ли была выше 10 градусов. Зашли в лес, поднялись на горку – тут москвичи с Витей враз сдохли – сказывался вчерашний праздник – и спустились к речке, где и полегли загорать. Мы с Олей собрали немного лисичек, сыроежек, поели малины и вернулись домой.

"Дома" Таня заканчивала варить борщ. Вася Ермаченко возился с примусом. Примус долго издевался над Васей, горел не с того конца, но Вася его победил – забросал большими кусками грязи и теперь сидел, отмывал. Эти "шмели" – страшная штука. На море я наблюдал, как хозяин такого прибора при необходимости его выключить просто закапывал примус в песок на полуметровую глубину.

Вася Распутин отъехал мыть машину выше по ручью. Я высыпал грибы и пошел в ближайший лес добрать лисичек. Когда вернулся – все уже были дома. Барана не привезли. Но обещали достать завтра. С гарантией. Они поехали к Колиным друзьям-баптистам или адвентистам и поспели как раз на моления (было воскресенье). На обед борщ с тушенкой. Таня, тайком от обоих Васей, которые грибов не ели по принципиальным соображениям, схватила жменю сырых и, кажется, даже немытых лисичек и вбросила их в котел. Во время обеда Вася Распутин съел полтарелки "говяжьего" супчика, пока не выловил из него странное тело желтого цвета, даже отдаленно не похожее на говядину. Найденным заинтересовался и Вася Ермаченко, который заявил, что уже съел несколько таких штук, принимая их за плохо порезанную морковку. Разгорался скандальчик. Оба Васи потребовали от Тани объяснений, но Таня заявила, что она сама видит эти грибы в первый раз и, не представляет себе, как они могли туда попасть. Я, хотя и был свидетелем Таниного преступления, все же решил ее не выдавать – ведь она хотела как лучше. После обеда Витя с москвичами ушли гулять, а остальные разместились на любимом впоследствии месте Васей, женщин и детей – солнечном бережке с приятной травкой и молодыми елочками. Попили молока с хлебом и медом и разлеглись на спальниках. Тут Таня вяло поинтересовалась у Олега, собирается ли он, в конце концов, ставить палку в палатке (имелась в виду поломанная стойка). После некоторого лаг-периода все начали неприлично реготать. Олег сидел потерянный (что бывает крайне редко) и не знал, как реагировать. После отдыха начали жарить грибы. Оля Винниченко их почистила, а я жарил – по всем правилам, на сале, с луком и чесноком. Получилось неплохо. Сели ужинать. Грибы решили под белое вино, которое в действительности оказалось розовым, так как Гена примерно 5 литров красного слил в одной канистре с 15 л белого. Мы с Олегом с трудом вытащили канистру и отлили 2 литра вина, а затем легкомысленно оставили ее под елкой. Вина оказалось мало, поэтому гоп-компания во главе с Gross-Витей развела спирт (самогон был допит еще утром). Повторялась вчерашняя история. Я сел у костра выпить чаю с травами. Рядом сидели Олег с Васей Ермаченко, Оля Махорина и с состраданием наблюдали, как Гена добирается от стола к палатке. Он шел очень медленно с большим внутренним напряжением, выставив руки вперед. Перед небольшой канавкой он остановился и долго готовился ее перешагнуть. Наконец, собравшись с силами, он сделал решающий шаг и, оказался возле своей палатки, а затем минут пять целился у входного отверстия палатки (1,5 х 1,5 метра). Затем я ушел спать. Где-то в середине ночи заполз Витя, сам (!), без по-сторонней помощи залез в спальник и затих. А мне всю ночь снилось, что враги замуровали меня в винном погребе. Утром опять ранний подъем. Из палатки выходит позеленевший Витя – у него изжога. Я привычно киваю на канистру – Витю передергивает. Он хочет только чая и ничего, кроме чая. После завтрака Коля, Олег и Гена опять едут за бараном. Я с Васей Распутиным, Олей Махориной и Таней идем за Сирет. Грибов нет. Залезаем на живописные скалы, высотой 60–80 метров – прекрасная смотровая площадка. Внизу долина Сирета. Вася резвится – лазит по скалам, прячется в пещерку, и девочки его ищут. Спускаемся к реке. Мы с Васей купаемся, девочки загорают. Затем обед. Оказывается, забыли хлеб, и Вася готов утопить обеих представительниц прекрасного пола тут же в Сирете. Кое-как доедаем ветчину без хлеба с луком и помидорами. Мы с Васей делаем плотину для поднятия уровня реки, затем купаемся, Вася из воды вообще не вылазит. Надо сказать, что вода уже прогрелась градусов до 12. Ниже по течению находим глубокую яму, где можно даже немного проплыть, и снова купаемся. Оля с Таней загорают. Возвращаемся домой и я, как обычно, ухожу в ближайший лес добрать грибов. Барана еще не привезли. Нахожу первый белый гриб – в массах воодушевление. Вечером баран. Гросс-Витя – он дежурит – важно разделывает мясо, засыпает его в огромный котел, режет лук, чеснок. Все с уважением ходят вокруг и оказывают ему мелкие услуги. Возле костра суетится Витя-москаль – он тоже дежурит. Витя делает, по его словам, биш-бармак (бэс-бармак), а в дей-ствительности просто тушит мясо с овощами. Получается, тем не менее, очень вкусно. Я иду в палатку москвичей за красным вином, но оказывается, что оно (ок. 6 литров) уже закончилось! Захожу к Олегу за канистрой с красным. По пути задеваю 20-литровую канистру с "белым". Она издает подозрительный звук и легко опрокидывается. Это меня удивляет – еще вчера, я ее с трудом поднимал. Открываю – на дне плещется не более пол-литра вина. Следовательно, за 1 день выпили около 25 литров вина, то есть 3/4 наших запасов. Теперь я начинаю понимать, откуда у Вити изжога и отвращение ко всякого рода винам. Мы с Олегом встревожено совещаемся и налагаем арест на остатки спиртного. Вино я забираю к себе в палатку и отливаю строго по 2 литра на день. Баран получился очень вкусным и пошел хорошо. В честь Вити и Коли были провозглашены персональные тосты. Мы его доедали впоследствии еще два дня, готовя на базе остатков новые блюда – суп, макароны и т.д. Вечером инициативная группа опять нажралась. Допились до того, что вместо водки пьяный в сиську "вуйко" начал разливать уже воду. Причем никто уже толком не разбирал, что же он собственно пьет и только многоопытный профессионал Витя-москаль заподозрил неладное и, с отвращением выплеснув из кружки "эту гадость" под стол, потребовал немедленной замены. Гросс-Витя, животом оттеснив Колю с разлива, взял процесс в свои руки, после чего подобного безобразия уже не случалось. Пили как-то неаккуратно. Водка разливалась без всякой меры, на пьяный глаз во все наличные кружки, даже те, которые никто не использовал. Каждый брал первую попавшуюся кружку, которую удавалось захватить после разлива. Некоторые, в частности, Коля и Витя-москаль, ухитрялись под один тост выпить 2–3 раза (быстро выпитая рюмка не считается налитой). Это приводило к мелким недоразумениям. После ужина Гросс-Витю лечили от изжоги. Он улегся вдоль бревна, и Нина дала ему горсть таблеток, в их числе и активированный уголь. Для запивания лекарств она взяла со стола кружку с разбавленным спиртом, полагая, очевидно, что Витя никакой другой жидкости в рот не берет. Витя доверчиво принял кружку, выпил, поперхнулся, вскочил с бревна и, ругаясь и размазывая уголь по лицу, побежал к ручью полоскать рот.