скачать книгу бесплатно
– Сколько денег вы хотите? – дрожащими губами прошептал Морель.
– Стюарт? – Рейнеке вопросительно покосился на Коллингвуда.
– Ск-колько обещал! – злорадно проклокотал тот сквозь зубы.
– Сколько завещали, – поправил Рейнеке.
Морель взвизгнул, кинулся сперва к дверям, потом к окну. Какая-то сила захватила его, сковав движения, точно невидимый аркан. Кругом хохотали.
– Дайте телефон! – в панике орал Морель. – Позвонить адвокату! Один звонок! Боже, нет! Умоляю!
Его швырнули на пол.
Морель хотел взмолиться, хотел выписать чек на все свое состояние, только бы выбраться…
И тут его шарахнуло первый раз. Он охнул. Словно гигантский молот опустился ему на лицо и на грудь.
Второй раз. Третий. Четвертый. Пятый…
Спустя минуту посреди спальни, хрипло дыша, валялся старик лет девяноста. Его глаза были открыты. Зрачки зияли беспросветным предсмертным ужасом.
– Можно отвезти мистера Мореля в Ханли-Касл, – спокойно сказал Рейнеке. – Там о нем позаботятся. Или…
Он подмигнул Коллингвуду.
– Пустить его туда вплавь по реке? Что думаете?
– В р-реку! – мстительно прорычал Стюарт, кривясь в плотоядной улыбке.
– Мальчик повзрослел… – глубокомысленно покачал головой Рейнеке.
Вскоре два лакея вынесли обессиленного, стонущего Мореля из дома и, раскачав, бросили в посеребренную луной речную гладь.
Последнее, что он видел, была мертвая громада давным-давно заброшенного особняка, с угольно-черными глазницами выбитых окон, а также крохотная фигурка гомункула Питера, помахавшая ему с порога ручонкой.
Потомственный миллионер, владелец двух текстильных фабрик и совладелец знаменитой сети универмагов, завсегдатай джентльменского клуба «Уайтс», заядлый коллекционер антикварных часов, искусный бильярдист и утонченный сибарит Арчибальд Морель канул в неизвестность. Ни один человек в мире не пролил о нем слезы.
Месть
Маятник пробил трижды, возвещая час демона. Время, когда ни один порядочный человек уже не выйдет за порог, когда даже ночным убийцам хочется бросить все, бежать домой и зарыться в постель. Луна вызывающе сияла в небесах, налитая червонным золотом. Тени деревьев в ее призрачных лучах казались отдельными, почти живыми существами, притаившимися на земле.
– Подумать только, я совсем забыл… – изумленно промолвил Рейнеке, подставляя бокал для новой порции янтарного вермута. – И ведь никто не решился мне об этом напомнить, видимо считая себя недостойным моего внимания! Ох, друзья, как же вам еще далеко до свободолюбивых крыс! Мы начинаем нашу великую игру! Пусть все, кто шляется по дому, немедленно идут сюда. Все! Включая прислугу!
Когда, вновь собравшийся за столом в полном составе «Крысиный король» затих в будоражащем предвкушении, Рейнеке обежал присутствующих взглядом и разочарованно скривил рот.
– Ну а где же э-э… где наша слепая овечка?
– В библиотеке, как всегда, – с усмешкой вздохнул Себастьян. – Ее предупредили.
– Что за удовольствие читать на ощупь? Зовите! Зовите ее, ну!
Ждать почти не пришлось. Спустя несколько мгновений в зал тихим призраком вошла Селена и с безучастным видом опустилась на свободный стул.
– Леди и джентльмены! – торжественно начал Рейнеке. – Нечисть уже вовсю резвится под луной, а, значит, пришел час самой захватывающей и приятной части нашего вечера! Но прежде…
Он коснулся взглядом леди Бернгардт, сидевшей в противоположном конце стола, с Селеной по правую руку и с Иоганной по левую.
– Прежде я хочу искупить свою вину перед той, чьи чувства я сегодня то и дело оскорблял своими дурацкими шутками и презрением к чуждому мне благочестию.
За его спиной из полумглы выступил слуга. Он был почему-то облачен в черный балахон, словно средневековый монах, и нес на подносе золотой узорчатый кубок, наполненный бесценной, судя по великой осторожности его телодвижений, жидкостью.
Рейнеке взял с подноса кубок, подошел к леди Бернгардт и приклонил перед ней колено.
– Пейте, миледи!
Высокомерие не позволило баронессе в полной мере выказать свое немалое изумление. Она молча приняла кубок из рук Рейнеке и недоверчиво коснулась его морщинистыми губами, словно ожидая подвоха.
– Бедный эрм не напрасно отдал нам свои годы, – загадочно пояснил Рейнеке.
Леди Бернгардт вновь и вновь припадала к кубку, потом вдруг замерла, прислушиваясь к эху каких-то глубинных метаморфоз, происходящих внутри ее тела.
Ее лицо начинало молодеть. Морщины исчезали, словно легкие карандашные штрихи от прикосновений ластика. Кожа полнела и наливалась жизнью. Кости и голубоватые вены на руках, как в молоке растворялись в набегающей плоти. Наполнялись цветом и блеском седые волосы. Глаза обретали прежнюю глубину, становясь опасными и цепкими, точно в них подмешали живительных чернил.
Это была уже не та грозная старинная башня, какой леди Бернгардт знали последние двадцать лет.
Все затаили дыхание. Иоганна впервые смотрела на бабушку дольше трех секунд подряд. Неспособная видеть Селена ощущала преображение каким-то особым ясным чувством.
Теперь ей было уже не пятьдесят и даже не сорок пять. Возраст отступил к прекрасному рубежу начала зрелости.
– Мне известно о вашей трагедии, – промолвил Рейнеке, только теперь позволив себе подняться с колена. – Это то немногое, что я в силах для вас сделать. Что может стать для умирающего сына большим подарком, чем помолодевшее лицо горячо любимой матери!
Зал разразился жаркими аплодисментами.
– Зеркало! – тихо потребовала леди Бернгардт, едва улыбаясь краем губ и недоверчиво моргая.
Зеркало, разумеется, уже было заблаговременно принесено.
В нем отразилась красивая особа лет тридцати шести со строгими, чуть вытянутыми чертами лица: с жестоким ртом, тонким греческим носом и непроницаемо-властным, холодным взглядом незабудковых глаз.
– Рейнеке… Боже! И… сколько продлится действие?
– Опять о грустном! – выдохнул Рейнеке. – Около полутра лет.
Ее густо накрашенные губы озарила сверкающая улыбка, она сдержано расхохоталась от прилива эмоций.
– Селена! – позвала леди Бернгардт новым звенящим голосом. – Ты слышишь, кто с тобой говорит?
– Да, бабушка. Я рада за вас!
Иоганна с восхищенной, пусть и упорно сдерживаемой улыбкой, молча подняла бокал.
– Вы не имели права видеть меня такой, какой видели до последних минут, – с чувством глубокого стыда тихо произнесла Корделия Бернгардт, глядя в хрустальные глаза Рейнеке. – Если б вы только знали, как это тяжело…
– Я обречен мирозданьем делать лишь то, на что не имею права, – улыбнулся Рейнеке. – Вы еще проклянете меня.
Он отступил от баронессы, с шутливым сожалением кланяясь и разводя руками.
– Итак, друзья! – воскликнул Рейнеке, танцующей походкой выйдя на середину зала, как артист на сцену. – То, что ожидает вас сегодня, не сравнится по масштабам ни с одной из наших прежних забав! Сейчас мы впервые поиграем с… О, нет, нет, нет! Забудьте про сказочные видения! Отныне не будет никакой другой реальности, кроме той, что существует!
– Этой ночью… – он поднял палец. – (Хотя процесс игры выйдет далеко за пределы текущей ночи) мы поиграем с… человеческой судьбой! Вы изумлены? Казалось бы, чего в этом особенного? Разве не этим мы занимались уже не раз, оттачивая искусство шантажа и обмана в трудах и на досуге? Вы все увидите сами!
Он взмахнул рукой, и прямо в воздухе возникло и заиграло пылающее световое пятно, размером не уступающее экрану в кинотеатре. В следующий миг оно округлилось, приняв вид плоского белого часового циферблата с единственной, похожей на тонкое копье стрелкой. Вместо цифр на сияющем диске проступили написанные от центра к окружности человеческие имена. Их был не один десяток.
– Если кто-то из вас, дорогие собратья, горделиво полагает, что хуже нас в мире нет никого, я вынужден вас огорчить! Здесь приведены имена тех подлых, тщедушных и лживых созданий, рядом с которыми любой из сидящих здесь выглядел бы эталоном чести и благородства. Да… Есть на свете изумительная категория негодяев, искренне считающих себя хорошими людьми, слишком трусливых, чтобы принять собственную природу и уверенных, что их личный всепрощающий бог, конечно же, приготовил им персональное облачко в раю. Ничтожества, которым даже в кругах Дантовского ада не нашлось приличного места! Завистливые, как Каин, продажные, как Иуда, тщеславные, как Герострат и, при том, постоянно ноющие об уродстве и несправедливости мира вокруг. Смотрите! Сейчас эта стрелка сама выберет худшего из них для нашей предстоящей потехи!
Стрелка стартовала с «двенадцати», издав характерный глухой щелчок.
В зале повисло гробовое молчание. Все вглядывались в имена, каждое из которых на секунду вспыхивало огненным шрифтом, едва стрелка касалась его своим острием.
Даже русский поэт, который не имел членства в клубе и, вероятно, даже не понимал английской речи, почему-то стал беспокойно шарить пьяными глазами по фамилиям, точно боясь обнаружить свою.
Все еще сидевший на софе серый джентльмен застыл в каменной позе, вперив свои оловянные булавки глаз в одно имя (на остальные ему было плевать), преисполненный какой-то остервенелой уверенности и напряженного ожидания.
Стрелка продолжала свой медленный ход, неумолимым, зловещим эхом отстукивая каждый шаг.
И вдруг остановилась.
– Евгений Майский! – торжественно объявил Рейнеке. – Он же в прошлом Евгений Цветков! О-о, это любопытнейший персонаж, дамы и господа! Я общался с ним… Похоже, у нас сегодня ночь русских поэтов!
Циферблат преобразился в круглое окно, в котором замаячила физиономия человека лет тридцати, с высоким лбом, большими, вечно чего-то тревожно ждущими глазами и тонкой линией губ, над которой торчали довольно неестественные, точно против воли отращенные усы. Лицо невротика, безвольного труса и закоренелого эгоиста, сходящего с ума от своих страхов, маний и затаенной злобы на весь мир.
– Двенадцать лет назад, незадолго до большевистской революции я прибыл инкогнито в Москву (по договору с кайзером, я должен был помочь вывести Россию из войны). И мне попался он!
В «окне» теперь возник образ сидящего в кресле, внешне ничуть не похожего на Рейнеке, худого, совершенно лысого человека в черном фрачном костюме, цилиндре и черных очках на мраморно бледном лице. На колене у странного типа, свесив тряпичные ноги, сидела большая пальчиковая кукла с гривой серебристых волос и отворяющейся челюстью. Она-то, как раз, и унаследовала от Рейнеке его гротескные черты.
– Фантазм! – с восторгом выкрикнул кто-то из полумрака. – Ах, это вы!
Рейнеке польщенно откланялся.
– Ничего особенного: юный неуравновешенный графоман, не нашедший себя в жизни и плывший по течению. Мне он был совершенно бесполезен. Но то, что произошло потом, о-о… Я передал его в услужение нашему ушедшему другу, осевшему в России чтецу душ и филантропу Генри Беннетту, которому тот понадобился в его магических практиках. Добрый Генри не понял с кем связался и предложил этой скользкой душонке взаимовыгодный контракт…
Селена, содрогаясь, слушала прелюдию к расправе. Она знала Евгения. Они были давними друзьями. Помнила она и доктора Беннетта, не раз гостившего в Коллингвуд-холле. Хотя он всячески старался быть приятным, открытым, добрым и всепонимающим, мало кто питал к нему теплые чувства. Это был настоящий философ двуличия. Только Себастьян, которому доктор через гипноз помог одолеть застарелую болезнь, был от него в восторге. Незадолго до своего отъезда на континент Беннетт запятнал себя позором, попавшись на мошенничестве при игре в вист. Тогда он впервые вдруг вывалился из своего небесного образа: начал сыпать встречными обвинениями, подозревать вокруг себя заговор, и в итоге покинул клуб, а потом и страну.
Селена знала его лишь по голосу. Между тем, в световом пятне уже пылал, сияющий благородством, портрет пожилого седовласого человека, с чуть виноватой улыбкой на светлом, породистом лице.
– Неисправимый идеалист, Генри до последнего пытался сделать мир лучше, – продолжал Рейнеке, артистично вздыхая. – Он отчаялся в гуманизме и начал физически избавлять землю от самых одиозных и вредных ублюдков, порочащих ее лик. Конечно же, не прибегая к физическому насилию! И в этом ему оказался крайне полезен наш непутевый стихоплет, взявший на себя простейшую, но необходимую роль медиума при наложении проклятий. Когда в России произошла революция, Генри предложил своему, как ему хотелось думать другу и коллеге, покинуть страну. Но… Это случилось по пути на вокзал…
На иллюзорном экране теперь замаячили темные образы. Два человека: один с седыми волосами, другой сутулый и боязливо озирающийся, шли по темной, заснеженной улице. Отстав от спутника, сутулый (очевидно, это был Майский-Цветков) вынул из кармана револьвер и выстрелил доктору в спину. Беннетт с мученическим величием рухнул сперва на колени, потом на живот, уткнувшись лицом в грязный снег. Евгений, пуще прежнего трясясь и озираясь, вытащил у него кошелек, книжку для записей, взял саквояж, который убитый все это время нес в руке, и почти бегом скрылся в переулке.
– Убийца и вор! – сквозь зубы вымолвил Рейнеке, скривив от омерзения рот.
Все вдруг потрясенно заметили, что в его глазах поблескивают слезы.
– Если бы на тот момент Генри оставался членом «Крысиного короля», это ничтожество уже достали бы из-под земли! Но существуют законы, по которым вершится месть. Ведь Генри сам отрекся от нас и нанес нам оскорбление… То, что было украдено: а именно, его исследовательские заметки и препараты, представляют собой величайшую ценность. Вы ведь уже догадались, что наш красавец сделал со своей добычей, когда покинул Россию? Распродал! Все это не принадлежало никому, кроме Генри Беннетта: ни родных, ни друзей, ни даже адвоката под конец жизни у него не было. Если бы он только остался с нами!
– Друзья! – воскликнул Рейнеке, смахнув набежавшую слезу. – Десять лет назад я обратился к первоматери всего живого с одним вопросом: целесообразна ли месть? На днях она ответила мне: «Да!» Но месть должна быть искуснейшая, изысканнейшая, масштабнейшая! Месть, которая будет стоить всем сидящим здесь не только немалых денег, но и риска! Мы не просто уничтожим его! О нет… Сначала мы заставим его найти и добыть обратно все, что он украл, и принести сюда! Заодно мы поможем ему во всей красе увидеть собственные потроха, дадим ему зеркало, чтобы он в полной мере осознал всю бездонность своего убожества, низости и порочности! Не только и не столько за счет своих мытарств. Мы сделаем его виновником бесчисленных чужих бед, за которые его возненавидят все, кому не повезет встретиться с ним взглядом! Мы будем гнать его по земному шару, как бешеного пса и наслаждаться этим! Будем вести его, куда нам надо, направив ему в спину невидимый нож! «Крысиный король» не даст ему спрятаться в щель, не позволит ровно дышать и видеть сладкие сны! При том, что бедняга – хе-хе! – до самого конца не будет знать, кто дирижирует его кошмаром! Не уйдут от возмездия и те, кто прежде имел с ним дело, кто покупал, и кто помогал ему сбывать краденное. Их участь будет не менее тяжкой! Мы не обделим никого! Хм-м… Ну а когда он подохнет, прокляв с последним выдохом ту стерву, что произвела его на свет, тогда…
Он мечтательно осклабился.
– Мы увековечим память Генри Беннетта, исполнив величайшую мечту всей его жизни! Как я уже говорил, Генри разочаровался в существующей реальности. Последние годы он занимался поисками входа в лучшее бытие! Искал тот самый Элизиум, путь в который, в отличие от Пандемониума, никем еще даже близко не был проложен! Выведя собственную теорию, Генри не избежал ряда серьезных ошибок и, вероятно, в конечном итоге не добился бы ничего. Но теперь… О-о, я думаю, теперь настало время восполнить пробелы и закончить его опыт! В память о нем и в качестве приза, я продемонстрирую вам, как это делается! Не сомневайтесь, то, что откроется вашим взорам, будет стоить всего, чем вы дорожите в вашей текущей жизни и даже больше… гораздо больше! Увидеть рай не значит побывать в нем, однако и этого любому смертному (прошу не обижаться, я сам до сих пор частично смертен) хватит за глаза!
Рейнеке грамотно выдержал паузу, испытующе пробирая публику своим страстным, огненно-ледяным, как сияние кометы, взглядом.
– Но прежде, пусть это мелкое существо, Евгений Майский, в прошлом Цветков, принесет мне в своих дрожащих, обожженных лапках дневник Беннетта и все то, при помощи чего мы претворим его идею в жизнь!
Волна оваций накрыла сидящих в зале. Аплодировали все, кроме Селены.
– Сэр! – обладатель серого смокинга в очередной раз привстал с софы.
– Сядьте!
– Сэр, мне…
– Вайпер! На место.
Джентльмен подчинился, мучительно поджав губы и стиснув кулаки.
– Селена, подойди сюда! – скомандовал Рейнеке.
Селена молча приблизилась к нему. Внешне она была совершенно спокойна, благо, в невидящих глазах ничего нельзя было прочесть.
– Ты ведь хочешь меня о чем-то попросить?
– Я… нет.
– Почему ты не хлопала? Тс-с… Тихо, тихо, я все знаю, – Рейнеке перешел на вкрадчивый шепот, проникновенно кивая головой.
Селена почувствовала, как у нее сжимается сердце.
– Ты ведь не хочешь испортить всем праздник? Зачем тебе этот ошметок, который за десять лет ни разу не посмел явиться к тебе живьем? М-м?
– Сэр, я… м-могу только умолять вас.
– Ты бедная слепая овечка, застрявшая в побитых молью девичьих фантазиях о прекрасном рыцаре. Тебе скоро тридцать, Селена! Юная овечка рискует превратиться в старую, никому не нужную овцу!
Незрячая с первых дней жизни Селена пыталась представить, каково на ощупь лицо говорившего с ней. Она хорошо чувствовала эту злую зубастую улыбку, со щелями в уголках рта, сухие, тонкие губы, непременно костлявый, возможно крючковатый нос, круглые, почему-то тоже сухие, как у мертвой рыбы глаза, окруженные паутиной мелких морщин.
– Давай так Селена, – ласково продолжил Рейнеке. – Сейчас ты просто забудешь о нем. Как будто никогда его и не встречала. Тебе понятно? Забудь о нем!
