скачать книгу бесплатно
Стирание памяти осуществилось мгновенно. Селена забыла о Евгении.
– Друзья! – воскликнул Рейнеке, обняв Селену за плечи. – Совершенно некстати, у нас еще одна великолепная новость! Селена выходит замуж за Джорджа Портера! Это давно должно было случиться, и сейчас это, черт побери, произойдет на ваших глазах!
Публика изумленно зашепталась. Портер сидел в недоумении, беззвучно раскрывая рот и хлопая глазами, как человек, на которого вдруг навели револьвер.
– Портер! – Рейнеке поманил его пальцем.
Бедный адвокат забегал глазами, точно надеясь отыскать в зале какого-то другого Джорджа Портера. Потом встал и, как во сне, подошел к Рейнеке и Селене.
– Селена, перед тобой настоящее сокровище! Он потрясающе умен, талантлив, амбициозен, младше тебя на целых семь лет! Он делает большие деньги. И, кроме того, – Рейнке схватил Портера за челюсть, как выставленного на продажу коня, и подобострастно понизил голос. – Его мозговые ритмы собраны в пучок и проходят точно через третий глаз вот здесь!
Он пребольно стукнул Портера пальцем по лбу, так что тот поморщился.
– Он настоящий чистокровный маг, Селена! Верно я говорю, Джордж?
– Д-да, – заныл Портер. – Послушайте, сэр! Я… у меня ведь…
– Тихо-тихо-тихо! Взгляни, насколько прекрасна твоя будущая спутница жизни! Да, у нее есть небольшой изъян, но в самые счастливые мгновения брака глаза ведь только мешают!
Он метнул взгляд на хмуро поникшего за столом, лишь только речь зашла о свадьбе, епископа Атчерсона.
– Святой отец!
Епископ, глядя из-под бровей испуганной мышью, поднялся со стула и, машинально поправив на груди отсутствующий крест, со вздохом подошел к внезапным новобрачным.
– Приступайте.
– Н-но для венчания нужно… эм-м… нужны хотя бы кольца!
– Приступайте!
– Это шутка, да?! – плаксивым голосом вскрикнул Портер. – Сэр, у меня билет на пароход в Нью-Йорк, до четверга я должен быть в Бристоле!
– Джордж Портер, – бездушным автоматом затараторил епископ. – Согласен ли ты взять в жены Селену Бернгардт? Будешь ли ты любить, уважать и нежно заботиться о ней и обещаешь ли ты хранить брачные узы в святости и нерушимости, пока смерть не разлучит вас?
Каким-то острым чутьем Портер тут же понял, что возражать смертельно опасно.
– Согласен.
– Селена Бернгардт, согласна ли ты…
– Она согласна, – оборвал Рейнеке.
– Ну что же… Объявляю вас мужем и женой!
– Целуйтесь! – приказал Рейнеке и в раскрывшихся пальцах его, откуда ни возьмись, появились два обручальных кольца.
Портер, цепенея от волнения, шагнул к Селене.
– Мисс Бернгардт, я д-должен…
Селена отшатнулась, но все же позволила Портеру с величайшей осторожностью чмокнуть ее в губы.
Первым расхохотался, хлопнув себя по колену, изрядно пьяный полковник Гиббс.
– Блестяще! За то, чтобы все свадьбы проходили так оперативно и р-решительно! Как в бою!
Его поддержал барон фон Кербер. Хихикая, зааплодировала рыжая ведьма-писательница. Потом леди Хантингтон, а за ней и весь зал. Помолодевшая леди Бернгардт, для которой свадьба очевидно не стала сюрпризом, несколько раз сухо хлопнула в ладони.
Прикованный к софе джентльмен по фамилии Вайпер остервенело крикнул: «Браво!»
Поэт Тиняков лихо швырнул об пол недопитую рюмку и что-то промямлил по-русски.
Подавленной, потерявшей ценнейшие воспоминания Селене и шокированному, не знающему, что теперь делать со своей жизнью Портеру позволили вернуться за стол. Их иронично поздравляли.
– Рейнеке! Апропо! Не могли бы вы уточнить правила игры? – крикнул кто-то, возвращая разговор к первоначальной теме.
– Вы еще не уяснили, что мне претит устраивать игры, втиснутые в рамки правил! – резко ответил Рейнеке. – Мы будем делать все, что захотим и все, на что способны! Есть набор инструментов, магических и немагических, которые мы будем задействовать. Одним из таких инструментов станет человек, который будет следовать за нашей добычей по пятам! Этот человек…
Вайпер вскочил с софы.
– Сэр! Прошу вас, окажите мне эту честь! Выберите меня, я не подведу вас, клянусь! Я р-раздавлю это насекомое!
– Во-первых, раздавить его, тебя никто не просит! – грозно проговорил Рейнеке, глядя на Вайпера, как человек смотрит на увязавшуюся за ним в переулке бездомную псину. – Если ты его хоть пальцем тронешь без команды сверху, я заставлю тебя пожалеть! Во-вторых, ты хвостом пристроился за мной еще в Америке! Ты не похож ни на идиота, ни на слишком большого хитреца, ты не алкоголик, как Тиняков и не такой уж отчаянный псих (хотя, конечно, псих – это заметно!) У тебя нет никаких способностей. Я честно тебя предупредил, что риск погибнуть, участвуя в игре, для эрма крайне велик. Но ты, все равно, сюда пришел! Я жду объяснений.
– Я готов сделать это, потому что в этом моя судьба! – заговорил Вайпер, побелев, как известняк и страшно сверкая глазами. – Цыганка предсказала мне, что стрелка укажет на Майского! Теперь я уверен! Я с легкостью подберусь к нему ближе, чем кто бы то ни было! Я знаю, где он прячется…
– А зачем тебе это надо?
– Я…
– Ты хочешь… М-м, впрочем, это очевидно! Чтобы я научил тебя волшебству?
– Нет! – оскорбленно выпалил Вайпер. – Я знаю, что это невозможно!
– Та-ак. Неужели банальная жажда денег?
– Нет, сэр! Я прошу о другом!
– О чем же?
– Я прошу вас дать мне… лицо. Характер, чувства, эмоции! Я… – он обвел окружающих виновато-стыдливым взглядом. – Я… ненормален! С рождения. Мне всегда говорили, что со мной, что-то не так. Я н-не умею смеяться, не умею плакать, я могу только притворяться, что испытываю чувства!
– Вот это уже интересно! – закивал Рейнеке, многозначительно подняв брови.
– Я знаю, что вам это под силу.
– Мне под силу. И ты ведь знаешь и то, что если бы твой ответ меня не убедил, тебя отправили бы на дно реки вслед за Морелем, как свидетеля наших таинств…
– Безусловно.
– Мне нравится ваша целеустремленность, мистер Вайпер!
Рейнеке похлопал его по плечу:
– Так и быть! Сердце подсказывает мне, что человек с такой замечательной фамилией не испортит дела, даже если ни черта в нем не смыслит! Поаплодируем ему!
Зал ответил разобщенными хлопками. Вайпер победно улыбнулся и притопнул ногой:
– Ему не уйти от меня!
– Просто делай то, что тебе скажут, – вполголоса предупредил Рейнеке.
– Ну а теперь, – он кивнул на сияющий круг, в котором снова дергалось и моргало лицо обреченного на смерть вора и убийцы, не ведающего, что за сила устремилась за ним по пятам. – Зашлем ему ночной кошмар для бодрости духа!
Экран начал мутиться, заволакиваться жуткими аморфными образами, и в следующий миг беззвучно лопнул, рассыпавшись на миллион угасающих искр.
– Празднуем! – заорал Рейнеке, выкинув кривое подобие балетного па. – Несите, все что осталось! Оркестр, вальс!
Весь зал разом охватило непринужденное веселье. Кто-то кружился в танце, кто-то хохотал, звеня бокалами. Стреляло шампанское. Двое юношей бренчали на лютнях, стараясь перебить вихрь буйного вальса. Полковник лупил кулаком по столу, требуя «покончить с ничтожеством без сантиментов». Селена и Портер молча вздыхали, в ответ на, до сих пор временами прилетавшие поздравления. Вайпер, возбужденно хрустя зубами, прохаживался по залу, не притрагиваясь к выпивке. Тиняков залез на стул и начал декламировать недоступные английскому уху стихи. Он вдруг стремительно растерял все свое благообразие, превратившись из Иисуса в Иуду, празднующего в притоне свое падение. Один из слуг украдкой передал Себастьяну крохотный флакон с молодящей жидкостью. Коллингвуд рухнул под стол.
Часы пробили четыре утра. Рейнеке неподвижно полулежал в кресле, запрокинув голову и раскинув длинные ноги, подобный мертвецу, убитому выстрелом в лоб. Красное вино испачкало ему штаны. Руки безмолвно застывшей сзади Иоганны покоились на его плечах.
Часть вторая
Серая полоса
Евгений дочитал последние строки стиха и услышал то, что слышал в своей жизни уже ни один десяток раз. Лет пятнадцать назад такие овации окрылили бы его на три дня вперед. Десять лет назад приятно подстегнули бы самооценку. Пять лет назад напомнили бы, что еще не все потеряно.
В его руке был ворох истрепанных бумаг (Евгений никогда не принуждал себя читать стихи наизусть, да и плохо их помнил).
Скрежетом и хрустом
Радуют шаги.
Отчего мне грустно?
Боже, помоги!
Снег искрится дивно,
Над поселком ночь,
И душа тоскливо
Отлетела прочь.
В ледяных чертогах
В черно-синей мгле
Видится ей много
На родной земле.
Многие ненастья
Видятся душе.
Многие напасти
Близятся уже.
Видится сквозь вьюги
Зарево войны,
Страшные заслуги
Мира и страны.
Сколько зла и яда
Я в себе ношу!
Это ли мне надо? —
Сам себя спрошу.
Пусть душа вернется
С ледяных небес.
Пусть перевернется
Мир мой, наконец.
Чтобы видеть только
Эту ночь и снег,
Улочки поселка
В безмятежном сне.
Ты прости мне, Муза,
Слог неровный мой
И избавь от груза,
И верни домой.
Евгений не очень любил этот, в сущности, незамысловатый стих, написанный слишком давно, чтобы воспринимать его всерьез. Но публика клевала.
– Эфгений, эт-то фосхитительно! – влюбленно воскликнула старая сухая женщина еврейского вида, клацая костлявыми пальцами в драгоценных перстнях.
– Браво! – подхватил энергичный щеголь-блондин, с торчащей из холеных усов египетской папиросой, которая чуть не выпрыгнула.
Публика здесь была нечета парижской – крохотный, затянутый ряской пруд в сравнении с бурной, постоянно обновляющейся и куда более родной и знакомой рекой. Но Евгений знал цену своих удач и не надеялся на чудо.
– Мощ-щно! – бодро хлопнув себя по коленям, выдохнул другой усач – немолодой, в прошлом, должно быть, эталонный ухарь южнорусского пошиба, с широкими грубоватыми чертами и до неприличия буйным, скошенным резко влево чубом седеющих волос.
Его по-детски весело-завистливые глазки снова засверкали, и Евгений понял, что сейчас он опять начнет делать то, о чем его никто и ни разу решительно не просил.
– А я вот, мсье Майский (я все-таки, к вам буду так обращаться), тоже вот в свое время писал очень похожее. Ежели дозволите… Тоже про хутор, тоже про зиму, ночь.
– Это нэфосможно, – тихо простонала сухая дама, закатив глаза.
– Из сеней во двор иду – свежий снег скрыпит, снежных шапок блеск в саду, пес под дверью спит. Над моею головой чернота небес, звезд сияет дикий рой, месяц – прыткий бес. Тишина стоит кругом, только лишь вдали кто-то во поле глухом из ружья палит. Стужа лезет под тулуп, нос мой задубел, за плетнем старинный дуб будто поседел. Ой ты, Русь, душа моя! Как тебя принять? Коль мороз день ото дня мучает меня?
Поэт замешкался, видимо с трудом припоминая следующие строки.
– Л-ладно, – вдруг с отвращением проворчал он, самоотрешено махнув рукой. – Что корявенько – сам знаю. А «месяц – прыткий бес», это потому что тоже вот… как бы месяц тоже рогатый. Ну похоже чем-то… У меня там сначала посолидней рифма была: «виден Южный крест». А потом-то я узнал, что созвездия такого с наших широт не наблюдается. Э-эх-х…
