Горбун

– Что – но?

– У каждого свое ремесло, вы же знаете. Мы не можем покинуть это место.

– А-а! Это почему?

– Потому что кое-кого ждем.

– Правда? И кто же этот «кое-кто»?

– Не сердитесь. Это Филипп де Невер.

Логардер вздрогнул.

– А-а! – снова протянул он. – И зачем вы ждете господина де Невера?

– По просьбе одного достойного дворянина…

Он не договорил, потому что пальцы Лагардера сжали его запястье, словно стальные тиски.

– Засада! – воскликнул Анри. – И ты говоришь об этом мне!

– Замечу вам… – начал брат Паспуаль.

– Тише, ребята! Я вам запрещаю – вы меня хорошо слышите? – запрещаю тронуть хоть волосок на голове Невера, иначе будете иметь дело со мной! Невер принадлежит мне; если ему суждено умереть, то от моей руки, в честном бою. Но не от ваших рук… пока я жив!

Лагардер выпрямился во весь рост. Он принадлежал к тому типу людей, чей голос от ярости не дрожит, а становится звонче. Убийцы, окружившие его, пребывали в нерешительности.

– Так вот, значит, зачем вы попросили меня научить вас удару Невера! А я-то… Карриг!

Тот примчался на зов вместе со своими людьми, державшими в поводу коней, груженных фуражом.

– Это позор, – возмущался Лагардер. – Позор, что вместе с подобными людьми я пил вино!

– Чересчур сильно сказано! – вздохнул Паспуаль, и глаза его увлажнились…

Кокардас-младший мысленно сыпал всеми жуткими ругательствами, какие только могла породить плодородная земля Гаскони и Прованса.

– По седлам и галопом! – продолжал Лагардер. – Мне никто не нужен, чтобы свершить правосудие в отношении этих негодяев!

Карриг и его люди, уже попробовавшие шпаг мастеров фехтования, только и мечтали, как бы оказаться в ночной прохладе подальше от этого места.

– Что до вас, – прорычал Лагардер, – убирайтесь, да поживей; иначе, клянусь смертью Христовой, я преподам вам еще один урок владения оружием…

Он обнажил шпагу. Кокардас и Паспуаль оттеснили наемников, которые, уверенные в себе благодаря численному превосходству, начали проявлять склонность к бунту.

– Ну что мы можем поделать, – сказал Паспуаль, – если он так хочет выполнить за нас нашу работу?

Очень немногие нормандцы сильнее в логике, чем брат Паспуаль.

– Уходим! – решили все.

На это решение немало повлияла шпага Лагардера, со свистом рассекавшая воздух.

– Клянусь головой Господней! – заметил Кокардас, первым начавший отступление. – Каждый здравомыслящий человек поймет, что мы не испугались, шевалье, просто освобождаем место.

– Из уважения к вам, – добавил Паспуаль. – Прощайте!

– Иди к дьяволу! – отрезал Лагардер, поворачиваясь к нему спиной.

Фуражиры ускакали галопом, наемники скрылись за оградой кабачка. Они забыли расплатиться; но Паспуаль, проходя мимо, в полном восторге одарил нежным поцелуем служанку, просившую у него денег.

За всех заплатил Лагардер.

– Девушка, – сказал он, – закрой ставни и запри дверь. Что бы ты ни услышала из рва этой ночью, все в твоем доме спали как убитые. Эти дела тебя не касаются.

Она закрыла ставни и заперла двери.

Почти совсем стемнело. На небе не было ни луны, ни звезд. Фонарь перед мостом, под нишей с образом Святой Девы, светил слабо, света его хватало лишь на круг в десять – двенадцать шагов, а до рва он вообще не добирался из-за моста, скрывавшего его.

Лагардер остался один. Топот копыт стих вдали. Луронская долина погрузилась в полную темноту, в которой кое-где сверкали редкие красные огоньки хижины земледельца или пастуха. Налетавшие порывы ветра доносили жалобный звон колокольчиков, подвешенных на шеях коз, глухой шепот Аро, вливавшей свои воды в Кларабиду у подножия Ашаза.

– Восемь на одного, мерзавцы! – разговаривал сам с собой Маленький Парижанин, спускаясь в ров. – Убийство! Вот бандиты! Из-за таких можно проникнуться отвращением к шпаге.

Он наткнулся на стог сена, разворошенный Карригом и его отрядом.

– Клянусь небом! – продолжал он, стряхивая свой плащ. – Что-то мне неспокойно: паж предупредит Невера, что тут сидит целая банда головорезов, и у меня сорвется самый замечательный поединок. Дьявол ада! Если это случится, завтра восемь негодяев простятся с жизнью.

Он зашел под мост. Его глаза постепенно привыкали к темноте.

Фуражиры оставили свободным широкое пространство от того места, где сейчас находился Лагардер, до низкого окна. Он с довольным видом осмотрел его и подумал, что на этом месте приятно будет пофехтовать. Но он размышлял и о другом. Мысль о том, чтобы проникнуть в этот неприступный замок, не давала ему покоя. Герои, когда они не обращают свою исключительную силу на добрые дела, – сущие дьяволы. Стены, засовы, стража – надо всем этим красавчик Лагардер только смеялся. Он бы не захотел участвовать в приключении, где недоставало бы хоть одного из этих препятствий.

– Ознакомимся с местностью, – сказал он себе, вернув свою обычную шаловливую веселость. – Черт! Господин герцог приедет в ярости! Ну и ночка! Драться придется вслепую. Черт меня возьми, если будет видно хотя бы острие шпаги.

Он находился у подножия высоких стен. Замок нависал над ним своей громадой, а мост вырисовывался черной аркой на фоне неба. Взбираться на стену с помощью кинжала – дело на всю ночь. Лагардер на ощупь нашел низкое окно.

– Вот это здорово! – воскликнул он. – Ну, и что я скажу гордой красавице? Я и сейчас вижу блеск ее черных глаз, орлиные брови, нахмуренные от возмущения…

Он от души потер ладони.

– Чудесно! Чудесно! Я ей скажу… Надо что-нибудь покрасивее. Я скажу ей… А, дьявол! Побережем-ка наше красноречие. Но что это? – перебил он самого себя. – Этот Невер просто очарователен.

Лагардер остановился и прислушался. До него донесся какой-то шум.

Действительно, по краю рва кто-то шел. Это были шаги дворянина, поскольку слышался серебряный звон шпор.

«Ого! – подумал Лагардер. – Уж не прав ли был мэтр Кокардас? Не прихватил ли господин герцог с собой свиту?»

Звук шагов прекратился. Фонарь перед мостом осветил двоих неподвижно стоящих мужчин, закутанных в плащи. Было видно, что они всматриваются в темноту рва.

– Я никого не вижу, – тихо сказал один из них.

– Там, – ответил второй, – у окна. – И осторожно позвал: – Кокардас?

Лагардер остался неподвижен.

– Фаэнца! – окликнул второй. – Это я, де Пейроль!

«Имя этого малого мне знакомо!» – решил Лагардер.

Пейроль позвал в третий раз:

– Паспуаль? Штаупиц?

– Что, если это не наши?.. – прошептал его спутник.

– Этого не может быть, – возразил Пейроль. – Я приказал выставить здесь дозорного. Это Сальдань, я его узнал… Сальдань?

– Тут я! – ответил Лагардер с испанским акцентом.

– Вот видите! – воскликнул де Пейроль. – Я был уверен! Давайте спустимся по лестнице… сюда… вот первая ступенька.

Лагардер усмехнулся: «Чтоб меня черт взял, если я не сыграю роль в этой комедии!»

Двое незнакомцев спускались. Несмотря на широкий плащ, было заметно, что спутник Пейроля – мужчина высокий, хорошо сложенный и представительный. В его голосе Лагардеру почудился легчайший итальянский акцент.

– Говори тише, пожалуйста, – произнес он, осторожно сходя по крутой узкой лестнице.

– Это лишнее, монсеньор, – ответил Пейроль.

– Отлично! – пробормотал Лагардер. – Это монсеньор.

– Это лишнее, – повторил доверенный человек, – эти негодяи знают имя того, кто им платит.

«Зато я не знаю, – подумал Лагардер. – А очень хотелось бы узнать».

– Несмотря на все мои старания, – вновь заговорил господин де Пейроль, – они так и не поверили, что это маркиз де Келюс.

«Это уже ценные сведения, – мысленно сказал себе Лагардер. – Совершенно очевидно, что я имею дело с двумя законченными мерзавцами».

– Ты побывал в часовне? – спросил тот, кого называли монсеньором.

– Я опоздал, – неохотно признался Пейроль.

Хозяин гневно топнул ногой.

– Неумеха! – воскликнул он.

– Я сделал все, что мог, монсеньор. Я нашел регистрационную книгу, куда отец Бернар вписал сведения о браке мадемуазель де Келюс с господином де Невером, равно как и о рождении их дочери…

– И что?

– Страницы с этими записями вырваны.

Лагардер весь превратился в слух.

– Нас опередили! – разочарованно сказал хозяин. – Но кто? Аврора? Да, это должна быть Аврора. Она рассчитывает встретиться этой ночью с Невером и хочет вместе с ребенком передать ему документы, подтверждающие законность его рождения. Марта не могла мне этого сказать, поскольку и сама не знала; но я догадываюсь.

– Ну и какая разница? – спросил Пейроль. – Мы все предусмотрели. Как только Невер умрет…

– Как только Невер умрет, – перебил его хозяин, – наследство прямиком отойдет ребенку.

Наступило молчание. Лагардер перевел дыхание.

– Ребенок… – очень тихо начал Пейроль.

– Ребенок исчезнет, – прошипел тот, кого он называл монсеньором. – Я хотел бы избежать этой крайности, но обстоятельства меня вынуждают. Что за человек этот Сальдань?

– Решительный мерзавец.

– Ему можно довериться?

– Да, если заплатить хорошо.

Хозяин размышлял.

– Я не хотел бы, – наконец произнес он, – привлекать к делу еще одного человека. Но ни ты, ни я не похожи фигурой на Невера.

– Вы слишком высоки, – согласился Пейроль. – А я чересчур худой.

– Темно, как в печке, – снова заговорил хозяин, – а этот Сальдань примерно одного роста с герцогом. Позови его.

– Сальдань? – громко сказал Пейроль.

– Тут! – ответил Лагардер.

– Подойди сюда!

Лагардер приблизился. Он поднял ворот плаща, а поля его шляпы закрывали лицо.

– Хочешь заработать пятьдесят пистолей сверх твоей доли? – спросил его хозяин.

– Пятьдесят пистолей! – повторил Парижанин. – Что нужно сделать?

Отвечая, он делал все возможное, чтобы рассмотреть лицо незнакомца, но тот замаскировался так же хорошо, как и он сам.

– Ты догадываешься? – спросил хозяин Пейроля.

– Да, – ответил тот.

– Одобряешь?

– Одобряю. Но у того человека есть пароль.

– Марта мне его назвала. Это девиз Неверов.

– Adsum? – спросил Пейроль.

– Он привык произносить его на французском: «Я здесь!»

– Я здесь! – невольно повторил Лагардер.

– Скажешь это совсем тихо под окном, – велел незнакомец, наклонившись к нему. – Ставни откроются, потом за решеткой появится женщина; она с тобой заговорит, ты будешь молчать, только приложишь палец к губам. Понимаешь?

– Чтобы она поверила, что за нами следят? Да, понимаю.

– А этот парень умен, – прошептал хозяин своему слуге. И продолжил уже громче: – Женщина передаст тебе сверток, ты молча возьмешь его и принесешь мне…

– А вы дадите мне пятьдесят пистолей?

– Именно.

– Я готов вам служить.

– Тсс! – прошипел де Пейроль.

Все трое прислушались. Вдали, где-то в полях, раздался шум.

– Разделимся, – сказал хозяин. – Где твои товарищи?

Лагардер без колебаний указал на ту часть рва за мостом, которая шла вверх, к Ашазу.

– Там, – ответил он. – В засаде в сене.

– Отлично. Пароль помнишь?

– Я здесь!

– Удачи и до скорого!

– До скорого!

Пейроль и его спутник поднялись по лестнице; Лагардер проводил их взглядом и вытер мокрый от пота лоб.

– В мои последние минуты, – сказал он себе, – Бог зачтет мне усилия, которые я прилагал, чтобы не проткнуть этих негодяев шпагой! Но надо идти до конца. Теперь я хочу знать, что к чему!

Он обхватил голову руками, потому что в мозгу его кипели мысли. Мы можем утверждать, что он больше совершенно не думал ни о дуэли, ни о своей любовной игре.

«Что делать? – спросил он себя. – Похитить девочку? Ведь в свертке должен быть ребенок. Но кому ее доверить? В этой местности я знаю лишь Каррига и его разбойников, а они слишком плохие няньки для дочери герцога! Однако нужно ее перехватить! Необходимо! Если я не вытащу девочку отсюда, эти гнусные мерзавцы убьют ее так же, как собираются убить отца! Смерть Христова! А ведь я приехал совсем с другой целью».

Он широкими шагами расхаживал между стогами. Его возбуждение достигло наивысшей степени. Он чуть ли не каждую секунду смотрел на низкое окно, не поворачиваются ли ставни на массивных ржавых петлях. Он ничего не увидел, но скоро услышал слабый шум внутри. Это решетка открывалась прежде ставней.

– Adsum? – спросила женщина дрожащим нежным голосом.

Лагардер перепрыгнул через стожок, отделявший его от окна, и ответил:

– Я здесь!

– Слава богу! – произнесла женщина.

И ставни в свою очередь открылись.

Ночь была темной, но глаза Лагардера уже давно привыкли к мраку. В женщине, высунувшейся из окна, он сразу узнал Аврору де Келюс, по-прежнему прекрасную, но бледную и измученную страхом и волнениями.

Если бы в этот момент вы напомнили Лагардеру, что он намеревался тайком проникнуть в спальню этой молодой женщины, шевалье опроверг бы ваши слова, причем сделал бы это совершенно искренне.

Пусть лишь на несколько минут, но его безумная лихорадка предоставила ему передышку. Он был рассудителен, оставаясь притом храбрым, как лев. Возможно, в этот час в нем рождался совсем другой человек.

Аврора смотрела перед собой.

– Я ничего не вижу, – сказала она. – Филипп, где вы?

Лагардер протянул ей руку, и она прижала ее к сердцу. Лагардер покачнулся. Он чувствовал, что еще немного – и расплачется.

– Филипп, Филипп, – восклицала несчастная молодая женщина, – вы уверены, что за вами не следили? Нас продали, нас предали!..

– Мужайтесь, мадам, – пробормотал Лагардер.

– Это ты говоришь? – насторожилась она. – Кажется, я схожу с ума: не узнаю твой голос!

В одной руке она держала сверток, о котором говорили господин де Пейроль и его спутник; другую же прижимала ко лбу, словно желая остановить свои метущиеся мысли.

– Мне так много надо тебе сказать! – снова заговорила Аврора. – С чего же начать?

– У нас нет времени, – прошептал Лагардер, которому было стыдно проникать в ее секреты. – Поспешим, мадам.

– Почему такой ледяной тон? Почему ты не называешь меня Авророй? Ты на меня сердишься?

– Поспешим, Аврора, поспешим!

– Подчиняюсь, Филипп, любимый мой, я всегда буду подчиняться тебе! Вот наша милая малютка, возьми ее, со мной она теперь не в безопасности. Мое письмо должно было тебе все объяснить. Против нас замышляется какая-то гнусность.

Она протянула ребенка, который спал, завернутый в шелковую накидку. Лагардер принял его, не сказав ни слова.

– Дай я еще раз поцелую ее! – вскричала бедная мать, из чьей груди рвались рыдания. – Верни мне ее, Филипп… Ах, я считала свое сердце более твердым! Кто знает, когда теперь я увижу мою дочь!

В ее голосе звучали слезы. Лагардер почувствовал, что она протягивает ему какой-то белый предмет, и спросил:

– Что это?

– Ты отлично знаешь… Но ты взволнован, как и я, мой бедный Филипп. Это страницы, вырванные из регистрационной книги часовни. Это будущее нашего ребенка!

Лагардер молча взял бумаги. Он боялся говорить.

Документы лежали в конверте, скрепленном печатью часовни прихода Келюс. В тот момент, когда он его брал, по долине разнесся звук козьего рожка, плаксивый и продолжительный.

– Должно быть, это сигнал! – воскликнула мадемуазель де Келюс. – Спасайся, Филипп, спасайся!

– Прощай, – прошептал Лагардер, играя свою роль до конца, чтобы не разбить сердце молодой матери. – Ничего не бойся, Аврора, твой ребенок в безопасности.

Она поднесла его руку к губам и жарко поцеловала ее.

– Я люблю тебя! – промолвила она сквозь слезы.

Потом закрыла ставни и исчезла.

Глава 7

Двое против двадцати

Это действительно был сигнал. Трое мужчин с рожками ждали на Аржелесской дороге, по которой герцог де Невер должен был направляться в замок Келюс, куда его одновременно звали умоляющее письмо молодой жены и дерзкое послание шевалье де Лагардера.

Первый из его людей должен был подать сигнал, когда Невер пересечет Кларабиду, второй – когда он въедет в лес, а третий – когда достигнет первых домов деревушки Таррид.

Вдоль этого пути было много мест, удобных для совершения убийства. Но Филипп де Гонзаг не имел привычки нападать в открытую. Он хотел, чтобы в его преступлении обвинили другого. Убийство должно было повлечь за собой месть, а потому его надо было повесить на Келюса Засова.

И вот наш красавчик Лагардер, неисправимый драчун, трижды безумец, лучший фехтовальщик Франции и Наварры, оказался с двухлетней девочкой на руках.

Он, уж поверьте, был крайне смущен такой ношей; нес ребенка неловко, укачивая на руках, непривычных к такому занятию. Сейчас у него была единственная забота: не разбудить девочку.

– Баю-бай!.. – приговаривал он, но, несмотря на влажные глаза, не мог удержаться от смеха.

Посмотрели бы на него солдаты легкоконной гвардии, его бывшие товарищи: ни один из них не узнал бы заядлого бретера, отправляющегося в изгнание. Он был полностью поглощен заботой о ребенке: смотрел под ноги, чтобы не трясти спящую. Ему хотелось бы иметь в руках набитую ватой подушку.

Второй сигнал, более близкий, послал в ночную тишину свой жалобный звук.

«Что за чертовщина!» – пробормотал Лагардер.

Но смотрел он на малышку Аврору. Не осмеливался ее поцеловать. Это было очаровательное существо, на опущенных веках темнели длинные шелковистые ресницы, унаследованные ею от матери. Ангел, прекрасный спящий ангелочек! Лагардер прислушивался к ее тихому и чистому дыханию. Он восхищался этим глубоким спокойствием, этим крепким сном.

– Такой безмятежный сон, – говорил он себе, – в тот самый момент, когда ее мать плачет от горя, а отец… О! – перебил он себя. – Это же многое меняет. Ветреному Лагардеру доверили ребенка… это безумие! Что ж, ради защиты ребенка я поумнею.

Он снова взглянул на девочку.

– Как она спит! Что за мысли могут таиться под этим лобиком под ангельскими кудряшками? Она ведь станет женщиной, способной очаровывать! И, увы, страдать!

Анри вздохнул:

– Как, должно быть, приятно заботами и нежностью мало-помалу завоевывать любовь этих милых крошечных созданий, ловить их первую улыбку, ждать первой ласки, как, должно быть, хорошо посвятить всего себя их счастью!

И еще тысяча разных глупостей, которые здравомыслящие мужчины даже не смогли бы придумать, вертелись в его голове. И тысяча наивных нежностей, заставивших бы улыбнуться мужчин, но вызвавших бы слезы на глазах всех матерей. И наконец последнее слово, вырвавшееся из глубины сердца, стало актом покаяния:

– Ах! Я ведь никогда не держал на руках ребенка!

В этот момент из-за хижин деревушки Таррид донесся третий сигнал. Лагардер вздрогнул и очнулся. Ему показалось, что он стал отцом. За кабачком «Адамово яблоко» послышались быстрые гулкие шаги. Их нельзя бы спутать с топотом солдатни. При первых же звуках Лагардер сказал себе:

– Это он.

Наверное, Невер оставил коня на опушке леса.

Всего через минуту Лагардер, теперь догадавшийся, что звуки рожка в долине, в лесу и на горе были сигналами о появлении Невера, увидел, как герцог прошел перед фонарем у моста, освещавшим образ Богоматери.

Красивое лицо Филиппа де Невера – задумчивое, хотя и совсем юное – попало в круг света на какую-то секунду; а потом можно было видеть лишь силуэт высокого мужчины с гордой осанкой; скоро исчез и он. Невер спускался по ступенькам к бане. Когда он достиг дна рва, Лагардер услышал, как герцог выхватывает из ножен шпагу, бормоча сквозь зубы:

– Здесь не помешали бы два факельщика.

Он продвигался вперед на ощупь, спотыкаясь о разбросанные охапки сена.

– Неужели этот чертов шевалье хочет поиграть со мной в жмурки? – произнес Невер с легким нетерпением.

Он остановился.

– Эй, есть тут кто-нибудь?

– Я, – ответил Лагардер. – И благодаря мне никого больше.

Невер, не расслышавший второй части ответа, быстро направился к месту, откуда донесся голос.

– К делу, шевалье! – воскликнул он. – Обнажите шпагу, чтобы я вас увидел. Я не собираюсь вас щадить.

Лагардер продолжал баюкать девочку, которая по-прежнему крепко спала.

– Сначала вы должны меня выслушать, господин герцог, – начал он.

– Я запрещаю вам уговаривать меня, – перебил Невер, – после того послания, что я получил от вас сегодня утром. Теперь я вас вижу, шевалье. В позицию!

Лагардер даже не подумал обнажить клинок. Его шпага, обычно сама выпрыгивавшая из ножен, сегодня, казалось, дремала, как маленький ангел, которого он держал на руках.

– Когда утром посылал вам письмо, – сказал он, – я не знал того, что знаю теперь.

– О-о! – насмешливо протянул герцог. – Понимаю: мы не любим фехтовать вслепую.

Он шагнул вперед со шпагой. Лагардер отступил и выхватил свою шпагу со словами:

– Просто выслушайте меня!

– Чтобы вы вновь оскорбили мадемуазель де Келюс, не так ли?

Голос герцога дрожал от ярости.

– Нет, клянусь, нет! Я хочу вам сказать… Вот дьявол! – перебил Анри сам себя, отражая первую атаку Невера. – Осторожнее!

Разъяренный Невер решил, что шевалье насмехается над ним, поэтому набросился на противника и с головокружительной быстротой, делавшей его таким опасным фехтовальщиком, нанес один за другим несколько ударов. Сначала Лагардер просто отбивал удары, не контратакуя. Затем, продолжая парировать выпады герцога, стал отходить и всякий раз, когда отбивал влево или вправо шпагу Невера, повторял:

– Послушайте меня! Послушайте меня!

– Нет, нет, нет! – отвечал Невер, сопровождая каждое отрицание выпадом.

Отступая, Лагардер оказался прижатым к стене рва. В ушах у него стучала кровь. Так долго сопротивляться желанию ответить честным ударом – это настоящий героизм!

– Да выслушайте же меня! – попросил он в последний раз.

– Нет! – отрезал Невер.

– Вы же видите, что мне больше некуда отступать! – заявил Лагардер с трагической интонацией, которая в его устах была почти комична.

– Тем лучше! – ответил Невер.

– Дьявол ада! – воскликнул Лагардер, исчерпав запас благоразумия и терпения. – Неужели мне придется раскроить вам череп, чтобы не дать убить вашего же ребенка!

Это произвело эффект удара молнии. Шпага выпала из рук Невера.

– Моего ребенка? Моя дочь у вас в руках!

Лагардер закутал свою драгоценную ношу в плащ. В темноте Невер полагал, что Лагардер пользуется обмотанным вокруг руки плащом как щитом. Кровь застыла у него в жилах при мысли о яростных ударах, которыми он сыпал наугад. Его шпага могла…

– Шевалье, – вскричал он, – вы сумасшедший, как и я, как и многие другие, но вы благородный безумец, доблестный сумасшедший! Если бы мне сказали, что вы продались маркизу де Келюсу, клянусь честью, я бы не поверил.

– Премного благодарен, – ответил Лагардер, дышавший словно лошадь, первой пришедшая к финишу после скачки. – Какой град ударов! Вы настоящая мельница, господин герцог.

– Отдайте мне мою дочь!

Говоря это, Невер хотел поднять плащ, но Лагардер резким ударом отбил его руку вниз.

– Потише! – потребовал он. – Вы ее разбудите!

– Может быть, вы мне все-таки объясните…

– Не человек, а дьявол! То не позволял мне и слова сказать, а теперь заставляет рассказывать ему истории. Поцелуйте-ка ее, папочка, только осторожно. Очень осторожно.

Невер машинально сделал то, что ему велели.

– Вы когда-нибудь видели подобное в фехтовальном зале? – спросил Лагардер с наивным тщеславием. – Выдерживать мощную атаку, атаку Невера, и не просто Невера, а разъяренного Невера, не ответив ни разу, да еще со спящим ребенком на руках, с ребенком, который так и не проснулся.

– Во имя неба!.. – взмолился молодой герцог.

– Признайте хотя бы, что это отличная работа! Черт побери, я весь взмок! Вы хотите знать, что случилось, не так ли? Хватит нежностей, папочка! Теперь оставьте ее. Мы с малышкой уже старые друзья. Ставлю сто пистолей – а чтоб меня черт взял, у меня их нет! – что, проснувшись, она будет мне улыбаться.

Он прикрыл ребенка плащом с такой заботой и осторожностью, какие встретишь не у всякой хорошей кормилицы. Затем положил девочку в стог сена, под мостом, возле стены рва.

– Господин герцог, – заговорил он, разом посерьезнев, – я отвечаю за вашу дочь головой, что бы ни случилось.

Кроме того, я признаю свою вину за то, что легкомысленно высказался в недопустимом тоне о ее матери – красивейшей, благородной, святой женщине!

– Вы меня убьете! – пробурчал Невер, который страшно мучился. – Вы, стало быть, видели Аврору?

– Видел.

– Где же?

– Здесь, в этом окне.

– Это она передала вам ребенка?

– Она. Думая, что передает дочь под защиту своего супруга.

– Я совсем запутался!

– Ах, господин герцог, здесь происходят странные вещи! Поскольку вы пребываете в воинственном настроении, скоро – благодарение Богу! – получите удовольствие от драки.