Горбун

– Согласен, – отозвался гасконец. – Но я не думаю, чтобы этот малец служил губернатору Венаска. Тут дело в другом, господин волонтер, и это наша дичь, не в обиду вам будь сказано.

Всякий раз, когда гасконец произносил эту фразу, он отыгрывал еще одно очко в глазах своих друзей-фехтовальщиков.

В ров можно было попасть двумя способами: по дороге для повозок и по лестнице, сделанной возле моста. Наши герои разделились на две группы и спустились по обоим путям одновременно. Когда бедный мальчик заметил, что его окружили, он даже не пытался бежать, и на глаза его навернулись слезы. Рука нырнула за отворот камзола.

– Мои добрые сеньоры! – воскликнул он. – Не убивайте меня. У меня ничего нет! У меня ничего нет!

Он принял их за обычных грабителей, на каковых они и походили всем своим видом.

– Не ври, – перебил его Карриг. – Ты перешел через горы сегодня утром?

– Я? – переспросил паж. – Через горы?

– К дьяволу! – вмешался Сальдань. – Он явился прямиком из Аржелеса, не так ли, малыш?

– Из Аржелеса? – повторил паренек и устремил взгляд на низкое окно, видневшееся под мостом.

– Да не бойся ты! – сказал Кокардас. – Мы тебя не съедим, юноша. Кому ты несешь это любовное послание?

– Любовное послание? – снова переспросил паж.

– Э, да ты родился в Нормандии, лапочка! – вскричал Паспуаль.

Парнишка отреагировал по-прежнему:

– В Нормандии, я?

– Надо попросту обыскать его, – предложил Карриг.

– О, нет! Нет! – воскликнул маленький паж, падая на колени. – Не обыскивайте меня, добрые сеньоры!

Это означало подлить масла в огонь. Паспуаль изменил свое мнение:

– Этот мальчишка мне не земляк – он не умеет врать!

– Тебя как зовут? – спросил Кокардас.

– Берришон, – ответил мальчик не задумываясь.

– Кому ты служишь?

Паж будто онемел. И мастера фехтования, и волонтеры, окружавшие его, начинали терять терпение. Сальдань схватил мальчишку за шиворот, а остальные повторяли:

– А ну, отвечай! Кому ты служишь?

– Ты подумай, дурачок, – усмехнулся гасконец, – у нас ведь достаточно времени, чтобы поиграть с тобой! Обыщите-ка его, ребята, и дело с концом.

И тут началось необычное представление: паж, еще мгновение назад перепуганный, резко вырвался из рук Сальданя и с решительным видом выхватил спрятанный на груди маленький стилет, более походивший на игрушку. Одним прыжком он проскользнул между Фаэнцой и Штаупицем и помчался в восточную часть рва. Но брат Паспуаль не зря многократно выигрывал состязания по бегу на ярмарке в Вильдьё. Сам юный Гиппомен, завоевавший в беге руку Аталанты, и тот не бегал лучше его. В несколько прыжков он настиг Берришона. Тот отчаянно защищался. Поцарапал Сальданя своим маленьким кинжалом, укусил Каррига и несколько раз яростно пнул по ногам Штаупица. Но силы были неравны. Зажатый со всех сторон, Берришон уже почувствовал на своей груди лапу одного из мастеров фехтования, как вдруг посреди его противников ударила молния.

Молния!

Карриг полетел вверх тормашками; Сальдань, перевернувшись через голову, ударился о стенку рва; Штаупиц заревел, точно оглушенный бык; да и сам Кокардас, Кокардас-младший собственной персоной, тяжело рухнул на землю.

Всех их расшвырял один-единственный человек – в мгновение ока, да к тому же одновременно.

Вокруг мальчика и вновь прибывшего сомкнулся круг. Шпаги не покидали ножен. Все опустили глаза.

– Вот негодяй! – пробурчал Кокардас, потирая ушибленные ребра.

Он был разъярен, но под усами, помимо его воли, рождалась улыбка.

– Маленький Парижанин! – сказал Паспуаль, дрожа от волнения или от страха.

Люди Каррига, не заботясь о своем лежащем на земле предводителе, почтительно прикоснулись к шляпам и произнесли:

– Капитан Лагардер!

Глава 5

Удар Невера

Это был Лагардер, красавчик Лагардер, проламыватель черепов и разбиватель сердец.

Шестнадцать человек, шестнадцать бойцов не осмеливались обнажить шпаги, хотя перед ними стоял лишь один молодой человек восемнадцати лет, скрестивший руки на груди.

Но это был Лагардер!

Кокардас был прав, Паспуаль тоже, но оба они преуменьшили правду. Сколько бы ни расхваливали своего идола, недостаточно много рассказали о нем. Он был сама молодость, которая привлекает и соблазняет, молодость, о которой сожалеют, молодость, которую не купить за все нажитые богатства, не обменять на гениальность; молодость в виде гордого и божественного цветка, с золотыми локонами волос, с цветущей улыбкой на губах, с победным блеском в глазах!

Часто говорят: молодость дается только раз. Так чего ради так громко воспевать эту славу, которая никого не миновала?

Видели ли вы молодых людей? И если видели, то сколько? Я знаю двадцатилетних детей и восемнадцатилетних стариков. А молодых людей я ищу. Под этим словом подразумеваю тех, кто знает и в то же время может; тех, кто заставляет лгать самую правдивую из поговорок; тех, кто носит, как благословенные апельсиновые ветви из страны солнца, плод возле цветка. Тех, у кого всего в достатке: чести, доброго сердца, безумия, – и которые уходят, блистательные и жаркие, как солнечные лучи, разбрасывая полными пригоршнями неиссякаемые сокровища своей жизни. Часто у них – увы! – есть всего лишь несколько дней, ибо толпа подобна воде, гасящей пламя. Очень часто все эти бесценные богатства растрачиваются впустую, и лоб, который Господь одарил героической отметиной, увенчивается лишь терновым венцом.

Очень часто.

Таков закон. Человечество ведет большую книгу, как живущий по соседству ростовщик, и в ней есть колонки прибытков и потерь.

Анри де Лагардер был ростом чуть выше среднего, сложен не как Геркулес, но руки и ноги его обладали той гибкой и грациозной силой парижского толка, до которой равно далеко и тяжелой мускулистости севера, и ярко выраженной худобе юга, – силой подростков со столичных улиц и площадей, которых обессмертили водевили. Волосы у него были светлые, слегка вьющиеся, зачесанные назад и открывавшие лоб, осененный умом и благородством. Брови черные, как и тонкие усики над верхней губой. Нет ничего более изысканного, чем этот контраст, особенно при насмешливых карих глазах, освещающих излишне матовую бледность таких лиц.

Овал лица – правильный, но вытянутый, орлиная линия бровей, четко очерченные нос и рот придавали благородство обычно веселому лицу. Улыбка бонвивана нисколько не вредила гордому виду человека, носящего шпагу. Но никаким пером не описать привлекательности, грациозности, юношеской восторженности и подвижности этого тонкого и постоянно меняющегося лица, которое могло быть томным в часы любви, как нежное женское чело, а в минуты битвы внушать ужас, словно голова Медузы.

По-настоящему его знали те мужчины, кого он убил, и те женщины, которых он любил.

На нем был элегантный мундир королевских легких конников, несколько потертый и полинявший, зато на плечи был небрежно наброшен роскошный бархатный плащ. Красная шелковая перевязь с золотыми бранденбурами указывала на тот ранг, который он занимал среди авантюристов. Несмотря на суровое выражение, появившееся на его лице, щеки лишь слегка порозовели.

– И вам не стыдно! – презрительно бросил он. – Обижать ребенка!

– Капитан… – хотел ответить Карриг, поднимаясь на ноги.

– Замолчи. А кто эти фанфароны?

Кокардас и Паспуаль вышли вперед, держа шляпы в руке.

– А! – произнес юноша, смягчаясь. – Мои покровители! Какого дьявола вы делаете здесь – так далеко от улицы Круа-де-Пти-Шан?

Он протянул им руку с видом принца, подающего ее подданным для поцелуя. Мэтр Кокардас и брат Паспуаль благоговейно прикоснулись к ней. Надо сказать, что из этой руки они получили немало золотых монет. Покровители не могли пожаловаться на своего протеже.

– А остальные? – продолжал Анри. – Вот этого я где-то видел. Эй, где это было? – Он обращался к Штаупицу.

– В Кёльне, – смущенно ответил немец.

– Точно, ты один раз задел меня.

– Один из двенадцати! – униженно прошептал немец.

– А! О! – воскликнул Лагардер, глядя на Сальданя и Пинто. – Мои два чемпиона из Мадрида… отличная защита.

– А, ваша светлость! – в один голос произнесли оба испанца. – Это было великолепно. Мы не привыкли драться вдвоем против одного.

– Как! Двое против одного? – переспросил гасконец из Прованса.

– Они говорили, – добавил Паспуаль, – что незнакомы с тобой.

– А этот, – Кокардас показал на Пепе Матадора, – молился, чтобы встретиться с тобой.

Пепе сделал все, что было в его силах, чтобы выдержать взгляд Лагардера. Лагардер только повторил:

– Этот?

И Пепе, ворча, опустил голову.

– А что до этих двоих, – продолжал Лагардер, показывая на Пинто и Сальданя, – в Испании они знали только мое имя: Анри… Господа, – перебил он сам себя и пальцем изобразил, будто наносит колющий удар, – вижу, все мы тут более или менее знакомы. Вот этому малому я однажды остриг волосы оружием его родных мест.

Жоэль де Жюган поскреб висок.

– След до сих пор остался, – прошептал он. – Вы деретесь на палках как бог.

– Никому из вас не повезло в схватках со мной, приятели, – усмехнулся Лагардер. – Зато здесь вы нашли для себя куда более простую работенку. Подойти, малыш.

Берришон подчинился.

Кокардас и Карриг заговорили одновременно, излагая причины, по которым хотели обыскать пажа. Лагардер заставил их замолчать.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он мальчишку.

– Вы добрый, и вам я не стану лгать, – ответил Берришон. – Я принес письмо.

– Кому?

Берришон заколебался, и его взгляд снова скользнул по низкому окну.

– Вам, – тем не менее ответил он.

– Давай.

Мальчик протянул ему конверт, который прятал на груди, и быстро прижался к его уху:

– Мне нужно отнести еще одно письмо.

– Кому?

– Одной даме.

Лагардер бросил ему кошелек.

– Иди, малыш, – сказал он. – Тебя никто не тронет.

Мальчик убежал и скоро скрылся за изгибом рва. Как только паж исчез из виду, Лагардер распечатал письмо.

– А ну, расступись! – скомандовал он, видя, что волонтеры и фехтовальщики слишком плотно обступили его. – Я хочу прочитать свое письмо в одиночестве.

Все быстро отошли.

– Браво! – воскликнул Лагардер, прочитав первые строки. – Вот это я называю доброй вестью! Именно это я здесь и искал. Клянусь небом, этот Невер благовоспитанный сеньор!

– Невер? – переспросили удивленные мастера фехтования.

– А в чем дело? – поинтересовались Кокардас и Паспуаль.

Лагардер направился к столу.

– Сначала выпьем, – заявил он. – Я доволен. Хочу рассказать вам одну историю. Садись сюда, мэтр Кокардас, сюда, брат Паспуаль. А вы, остальные, рассаживайтесь где хотите.

Гасконец и нормандец, гордые таким отличием, заняли места рядом с нашим героем. Анри де Лагардер отпил глоток и сообщил:

– Должен вам сказать, что я изгнан. Я покидаю Францию…

– Изгнаны, вы?! – перебил Кокардас.

– Так мы доживем до того, что его повесят! – вздохнул Паспуаль. – А за что изгнан?

По счастью, последний вопрос заглушил продиктованную заботой, но уж больно непочтительную реплику Амабля Паспуаля.

– Вы знаете длинного Белиссена?

– Барона де Белиссена?

– Белиссена Задиру?

– Покойного Белиссена, – поправил Лагардер.

– Он умер? – спросили несколько голосов.

– Я убил его. Король объявил меня дворянином, чтобы я мог вступить в роту его гвардии. Я обещал вести себя благоразумно и целых полгода был тише воды, ниже травы. Но однажды вечером этот Белиссен стал задирать одного корнета, недавно приехавшего из провинции, а у парнишки еще и борода-то не пробивалась.

– Всегда одно и то же! – вздохнул Паспуаль. – Настоящий странствующий рыцарь.

– Успокойся, приятель! – приказал Кокардас.

– Я подошел к Белиссену, – продолжал Лагардер, – и, поскольку обещал его величеству, когда он соблаговолил дать мне титул шевалье, не оскорблять никого словами, то просто надрал барону уши, как делают в школе с хулиганистыми мальчишками. Ему это не понравилось.

– Надо думать! – пробежало по кругу.

– Он сказал мне это слишком громко, – рассказывал Лагардер, – а я дал ему за Арсеналом то, чего он давно заслужил: отбил его выпад и – прямой удар… всадил весь клинок.

– Ах, малыш! – воскликнул Паспуаль, забыв, что времена изменились. – Этот чертов удар тебе всегда здорово удавался!

Лагардер расхохотался, потом с силой стукнул по столу оловянным стаканом. Паспуаль решил, что ему конец.

– Вот справедливость! – воскликнул Анри, который о нем уже забыл. – Меня должны были наградить за то, что я прикончил этого волка. Так нет же – изгоняют!

Все достопочтенное собрание единодушно согласилось с тем, что это произвол. Кокардас поклялся головой Господней, что настоящее искусство никто не уважает. Лагардер продолжил свой рассказ:

– В конце концов, я подчиняюсь приказу двора. Я уезжаю. Мир велик, и я поклялся найти место, где заживу хорошо. Но прежде чем пересечь границу, хочу удовлетворить одну прихоть… точнее, две: дуэль и галантное приключение. Таким образом я собираюсь попрощаться с прекрасной страной Францией!

Все с любопытством придвинулись ближе.

– Расскажите нам об этом, господин шевалье, – попросил Кокардас.

– А ответьте мне, храбрецы, – пропуская его вопрос, спросил Лагардер, – не слыхали ли вы, случайно, о секретном ударе господина де Невера?

– Черт побери! – воскликнули все сидящие за столом.

– И что вы о нем скажете?

Мнения разделились. Одни считали – чепуха! Другие утверждали, будто старый мэтр Делапальм продал герцогу один удар… или серию ударов… при помощи которых он может теперь поразить противника, кем бы тот ни был, в лоб, между глаз.

Лагардер задумался.

– А что, – снова спросил он, – вы думаете о секретных ударах вообще, вы, эксперты и учителя в деле фехтования?

Общее мнение было таково, что секретные удары – выдумка для болванов, и любой удар можно отразить известными приемами защиты.

– Я тоже так считал, – сказал Лагардер, – пока не удостоился чести скрестить шпаги с господином де Невером.

– А теперь? – послышалось со всех сторон, поскольку все присутствующие испытывали живейший интерес к данной теме, ибо пресловутый удар Невера мог через несколько часов оборвать жизнь двоих или троих из них.

– Теперь, – ответил Анри де Лагардер, – дело другое. Представьте себе, этот проклятый удар долго был для меня настоящим наваждением. Честное слово, он не давал мне спать! Согласитесь, что об этом Невере слишком много говорят. В любое время, повсюду, с самого моего возвращения из Италии я только и слышу со всех сторон: Невер, Невер, Невер! Невер самый красивый! Невер самый храбрый!

– Второй после кое-кого, кого мы очень хорошо знаем, – перебил брат Паспуаль.

На сей раз он встретил полное одобрение со стороны Кокардаса-младшего.

– Невер там, Невер сям, – продолжал Лагардер. – Лошади Невера, гербы Невера, владения Невера! Его остроты, его везение в игре, список его любовниц… и сверх всего его знаменитый удар! Дьявол ада! У меня голова ото всего этого раскалывалась. Однажды вечером моя хозяйка подала мне отбивные по-неверски; я вышвырнул поднос в окно и ушел, не поужинав. У дверей я наткнулся на своего сапожника, который принес мне сапоги по последней моде: сапоги «а ля Невер». Я поколотил сапожника; это стоило мне десяти луи[12], которые я швырнул ему в лицо. А этот прохвост мне и говорит: «Господин де Невер однажды поколотил меня, так он дал сто пистолей!..»

– Это слишком, – серьезно произнес Кокардас.

По лицу Паспуаля катились крупные капли пота, – так близко к сердцу он принимал злоключения своего дорогого Маленького Парижанина.

– Видите ли, я чувствовал, что схожу с ума, – признался Лагардер. – Надо было положить этому конец. Я сел на коня и поехал к Лувру, чтобы дождаться господина де Невера. Когда он вышел, я окликнул его по имени. «В чем дело?» – спросил он. «Господин герцог, – ответил я, – верю в то, что вы человек вежливый и прошу вас научить меня прямо сейчас, при лунном свете, вашему секретному удару». Он посмотрел на меня. Думаю, принял за сбежавшего из сумасшедшего дома. «Кто вы?» – тем не менее спросил он. «Шевалье Анри де Лагардер, – ответил я, – по великодушию короля солдат его легкой конницы, бывший корнет полка Ла Ферте, бывший знаменщик Конти, бывший капитан Наваррского полка, во всех случаях разжалован из-за отсутствия мозгов…» – «А! – перебил он меня, спрыгивая с коня. – Вы – красавчик Лагардер? Мне часто говорят о вас, и мне это надоело». Мы бок о бок направились к церкви Сен-Жермен-л’Оксерруа. «Если вы считаете меня недостаточно знатным, – начал я, – для того, чтобы скрестить с вами шпагу…»

Он был великолепен, да! – великолепен. Должен отдать ему справедливость. Вместо того чтобы ответить, он воткнул острие рапиры мне между глаз, да так быстро и четко, что я там бы и остался, если бы вовремя не отпрыгнул на три туаза[13] назад.

«Вот мой удар», – сказал он. Право, я поблагодарил его от чистого сердца; это самое меньшее, что мог сделать.

«Еще один маленький урок, – попросил я, – если не слишком злоупотребляю вашей любезностью?» – «К вашим услугам». Чума на мою голову! В этот раз он уколол меня в лоб. Я получил укол, я, Лагардер!

Мастера клинка встревоженно переглянулись. Удар Невера приобретал в их глазах устрашающее значение.

– И вы увидели только результат? – робко вставил Кокардас.

– Я видел ложный выпад, черт подери! – воскликнул Лагардер. – Но парировать не успел. Этот человек быстр, как молния.

– А чем закончилось это приключение?

– Неужели патрули никогда не могут оставить мирных людей в покое? Явился патруль. Мы, герцог и я, расстались добрыми друзьями, пообещав друг другу встретиться вновь.

– Но, кровь Христова! – вскричал Кокардас, внимательно следивший за нитью рассказа. – Вы же по-прежнему будете у него в руках из-за этого удара.

– Вот еще! – отозвался Лагардер.

– Вы разгадали его секрет?

– Черт возьми! Я изучал его в тиши кабинетов.

– И что же?

– Детская шалость.

Фехтовальщики перевели дыхание. Кокардас поднялся.

– Господин шевалье, – произнес он, – если у вас сохранились хоть какие-то добрые воспоминания об уроках, которые я с таким удовольствием давал вам, не откажите в моей просьбе!

Лагардер инстинктивно положил руку на то место, где обычно висит кошелек. Брат Паспуаль полным достоинства жестом остановил его.

– Мэтр Кокардас просит вас не об этом, – сказал он.

– Говори, – разрешил Лагардер. – Я все помню. Чего ты хочешь?

– Я хочу, – ответил Кокардас, – чтобы вы научили меня удару Невера.

Лагардер тоже встал.

– Это более чем справедливо, старина Кокардас. К тому же при твоей профессии тебе это просто необходимо.

Они встали в позицию. Волонтеры и фехтовальщики образовали круг. Последние наблюдали особенно внимательно.

– Черт возьми! – бросил Лагардер, прощупывая защиту учителя фехтования. – Ты размяк! Итак, входи в тьерс, сдержанный прямой удар. Парируй! Прямой удар, теперь полный… парируй в приме, и ответ! Обводи шпагу и между глаз!

Он соединил слова с делом.

– Сто чертей! – воскликнул Кокардас, отпрыгнув в сторону. – Я увидел миллион свечей! А как его парировать? – спросил он, вновь становясь в позицию.

– Да, да, как парировать? – закричали заинтригованные фехтовальщики.

– Просто, как поздороваться! – ответил Лагардер. – Готов? Тьерс! Вовремя занимай позицию… два раза прима! Уходи! Останавливай шпагу противника. Готово!

– Эй, вы все уловили? – спросил Кокардас, вытирая пот со лба. – Ох уж этот Парижанин! Какой парень!

Остальные мастера фехтования закивали, а Кокардас, садясь, заметил:

– Это может пригодиться.

– Это пригодится немедленно, – отозвался Лагардер, наполняя свой стакан.

Все подняли на него глаза. Он выпил вино мелкими глотками, потом медленно развернул письмо, переданное ему пажом.

– Разве я вам не сказал, что господин де Невер обещал предоставить мне шанс взять реванш?

– Да, но…

– Надо было закончить это приключение перед тем, как отправиться в изгнание. Я написал господину де Неверу, который, как мне было известно, находится в своем замке в Беарне. Это письмо – ответ господина де Невера.

По группе забияк пробежал удивленный шепоток.

– Он по-прежнему великолепен, – продолжал Лагардер. – Да, великолепен! Как только я оплачу свой долг этому безупречному дворянину, смогу полюбить его, как брата. Он соглашается на все мои предложения: час встречи, место…

– И который час? – с волнением спросил Паспуаль.

– С наступлением темноты.

– Сегодня вечером?

– Сегодня вечером.

– А место?

– Ров замка Келюс.

Наступило молчание. Паспуаль приложил палец к губам. Наемники Гонзага постарались сохранить равнодушный вид.

– А почему именно это место? – все же поинтересовался Кокардас.

– Это другая история! – засмеялся Лагардер. – Вторая причина. За то время, что я имею честь командовать этими храбрыми волонтерами, дабы убить время до отъезда, я слышал, что старый маркиз де Келюс самый лучший тюремщик в мире! Должен же он иметь хоть какие-то таланты в этом деле, коль скоро его прозвали Засов! Так вот, в прошлом месяце, на празднествах в Тарбе, я мельком видел его дочь Аврору. Честное слово, она восхитительная красавица! После беседы с господином де Невером я хотел бы немного утешить эту бедную узницу.

– Значит, у вас есть ключ от темницы, капитан? – спросил Карриг, показывая на замок.

– Я брал штурмом крепости помощнее! – ответил Лагардер. – Я войду в дверь, в окно, через каминную трубу, не знаю, как еще, но войду обязательно.

Солнце уже некоторое время назад скрылось за верхушками высоких деревьев Энского леса. В темноту рва скользнула тень. Это был Берришон, маленький паж, который, очевидно, выполнил данное ему поручение. Он со всей быстротой, на какую был способен, шагал по тропинке, ведущей в лес. Издалека он снова поблагодарил своего спасителя Лагардера.

– Ну что? Почему же вы не смеетесь, парни? – спросил тот. – Разве это приключение не кажется вам забавным?

– Хотелось бы мне знать, – серьезным тоном произнес Кокардас, – упоминали ли вы о мадемуазель де Келюс в письме к Неверу.

– Черт побери! Я рассказал ему о деле в общих чертах. Надо же было как-то объяснить выбор для нашей встречи столь удаленного места.

Забияки переглянулись.

– Эй, что это с вами? – внезапно насторожился Лагардер.

– Мы думаем, – ответил Паспуаль, – это просто счастье, что мы оказались здесь, чтобы предложить вам услугу.

– Это правда, клянусь головой Господней! – поддержал Кокардас. – Мы вам поможем.

Лагардер разразился громким хохотом, настолько смехотворным показалось ему это предложение.

– Вы не станете смеяться, господин шевалье, – напыщенно произнес гасконец, – когда я сообщу вам некое известие…

– Давай, выкладывай свое известие.

– Невер не придет на встречу.

– Еще чего! Это почему?

– Потому что после того, что вы ему написали, между вами не может быть простого поединка ради забавы: одному из вас суждено сегодня вечером умереть. Невер – муж мадемуазель де Келюс.

Кокардас-младший торжествовал, полагая, что Лагардеру теперь будет не до смеха. Но безумец держался от хохота за бока.

– Браво! – воскликнул он. – Тайный брак! Испанский роман! Черт побери! Меня просто переполняет радость, я и не рассчитывал, что мое последнее приключение окажется таким забавным!

– Подумать только, каких людей отправляют в изгнание! – произнес брат Паспуаль глубоко проникновенным тоном.

Глава 6

Низкое окно

Ночь обещала быть темной. На фоне неба неясно выделялась черная громада замка Келюс.

– Послушайте, шевалье, – сказал Кокардас в тот момент, когда Лагардер поднялся и стал туже затягивать перевязь со шпагой, – давайте без ложной гордости, черт побери! Примите нашу помощь в этом бою, он обещает стать неравным.

Лагардер пожал плечами. Паспуаль тронул его за руку.

– Если бы я мог быть вам полезен, – прошептал он, покраснев сверх всякой меры, – в галантном приключении…

«Мораль в действии» утверждает, со слов одного греческого философа, что красный – цвет добродетели. Амабль Паспуаль был ярко-красным, однако добродетели был лишен начисто.

– Проклятие, друзья! – воскликнул Лагардер. – Я привык делать свои дела в одиночку, и вы это отлично знаете. Вот и служанка, давайте-ка по последнему стакану и отваливайте – это единственная услуга, о которой я вас прошу.

Авантюристы направились к своим коням. Мастера фехтования не шелохнулись. Кокардас отвел Лагардера в сторону.

– Я готов умереть за вас, как собака за хозяина, шевалье, черт меня побери! – смущенно пробормотал он. – Но…