Мелисса. Часть 1

– Про вас не зря говорят, что вы талант, мой друг, – Верган повернулся к Виктору и осторожно положил руку на его опущенное плечо. – Ваши крылья истрепались. Но ничего, скоро вы опять взлетите.

– Взлечу? Я? – поэт посмотрел на него отчаянным, мутным взглядом. – Я разучился летать! Умею только ползать! Только ползать! Я конченый человек, дорогой мой, конченый!

– В вас говорит хмель, – он убрал руку с его плеча. – Ваши крылья целы, вы немного залатаете их и полетите, полетите ввысь, к небесам!

– Да вы тоже поэт! – воскликнул Виктор, достал из кармана маленькую флягу, обернутую в старую, потрескавшуюся кожу, и сделал глоток. В воздухе разнесся аромат крепкого бренди. – Я бы предложил вам выпить, но вижу, что вам не нужно ничего, чтобы жить! Вы же сияете! Сияете!

«Ничего не нужно, чтобы жить!» – Верган усмехнулся и подумал: «Я прикладываю немало усилий для того, чтобы просто быть здесь!».

– Вы мне нравитесь, – продолжал говорить Виктор, голос его задрожал еще сильнее. – Вы надолго здесь, у нас? Я бы хотел стать вашим другом. Мне так не хватает друзей. Я говорю себе, когда бываю трезвым, что очень люблю свое одиночество, но, как выпью – понимаю, что лгу самому себе.

– Зачем же лгать, дорогой друг! Я уверен, что в этом городе вы сможете найти достойных людей, с кем бы вы могли подружиться. Вы просто сами этого не хотите! А что касается меня, то я здесь ненадолго, но думаю, мы с вами еще успеем пообщаться! – ответил он и задумчиво посмотрел куда-то на небо.

– Дай Бог мне памяти! Чтобы утром я не забыл эту чудесную встречу с вами! – он рассмеялся. – Запомни, запомни, Виктор, ты говорил с тем, кто сияет! Ты, жалкий паяц, говорил с тем, кто сияет! Он оказал тебе великую честь! – он замолчал и икнул.

Верган крепко пожал руку пьяного поэта.

– Свет! Я чувствую свет! Вы отдаете мне его! Ваше сиянье теперь озарило и меня, – забубнил Виктор и так низко наклонился, что чуть было не упал. Неожиданно, он очнулся и посмотрел в сторону кафе, казалось, что будто он резко протрезвел.

– Дорогой друг! Я живу по левую сторону от большого мола на пустынной части берега. Приходите ко мне, пока вы тут. В любом случае, вы найдете меня в порту, каждый моряк укажет вам, где я. А я побегу! Появилось одно спешное дело, – он встал и пошел прочь по площади.

Верган остался один и тяжело вздохнул. Сумеречные краски постепенно преображали город. Скоро зажгут фонари, я люблю, когда они горят и говорят о чем-то тихом и тайном, о том, что способно развеять мрак. Он поднялся, чтобы продолжить свой путь, в его любимом кафе так и не убавилось посетителей. Верган решил остаться без ужина.

«Пророк» – это слово въедалось в его мысли, – «Пророк», – «А когда город встанет, устанет, выйдут призраки из темноты».

Глава 19

Моника жарила блины, ловко подкидывая их на сковородке, и, простыми движениями, выкладывая на большое блюдо. За окном начинало темнеть, и легкое беспокойство овладело ей. Она выглядывала на улицу, ожидая увидеть девочек. Но они все никак не шли.

Она поставила чайник на плиту и хотела было пойти накрывать на стол, как, вдруг, услышала долгожданные голоса Сары и Мелиссы, которые ворвались в квартиру подобно маленькому урагану. Они как всегда спорили и громко смеялись, но грозный вид тети Моники, застывшей в коридоре, заставил их угомониться. Она, подбоченившись, стояла в коридоре и грозно постукивала ногой.

– Эээ, тетя, что-нибудь случилось? – льстивым голосом начала Мелисса, в то время как Сара спряталась за ее спину.

– Котики мои ненаглядные, – растягивая каждую букву, как можно строже ответила она. – Мне бы по-хорошему уши вам оборвать надо. Вы на часики-то глядели свои, а? На дворе темень стоит, а вы все мотыляетесь где-то!

– Ну, тетя, тетя, – быстро залепетала Мелисса. – Понимаете, сегодня был такой день, такой день! Мы столько всего интересного видели, столько всего! Да и я, знаете, так соскучилась по свободе, жуть просто, да и Сару тысячу лет не видела, вот мы и загулялись. Вы уж простите! – Мелисса, состроив самое невинное выражение лица, подошла и обняла Монику. Та сразу же растаяла:

– Ну ехидна! Ну ладно! Шут с вами! Давайте, бегом руки мыть, и за стол, а потом расскажите мне все по порядку, где были, что видели! Давайте, давайте! – и она ласково потрепала девочек по волосам.

Они опрометью бросились в уборную, а тетя пошла накрывать на стол.

– Мелисска, молодец! Спасла нас, – тихо говорила Сара, пока подруга лила воду ей на руки. – Мне же сегодня от мамы влетит за утреннюю рыбу! Два раза подряд получать тумаков не очень-то хочется.

– Хм, – Мелисса гордо усмехнулась. – Я знаю, как укрощать тетю, но мы с тобой тоже хороши! Не припомню я, что бы мы в первый день так задерживались! – Мелисса понизила голос. – Главное, не вызывать к себе излишнего внимания. Сама понимаешь, почему.

– Согласна!

Покончив с вечерним туалетом, девочки с самым невинным видом прошли в гостиную, где уже был накрыт стол, и Моника восседала в своем любимом зеленом кресле.

– Давайте, котики, садитесь! Блины, рыбешка, салатец, сырок, картошка, – подражая голосу уличного торговца, начала тетя. – Хотя по-хорошему, вас на хлеб и воду посадить надо!

Подруги смиренно ели, а Моника с довольным видом наблюдала за ними. «Эх, какие же они прелестные», – думала она, – «Ну как можно ругать молодежь! Я же сама такая была! Да и сейчас, разве ж я лучше! Тоже могу что-нибудь выдать!».

– Ну, заразы, а теперь рассказываете, где были, что видели!

– О, тетя, сначала мы пошли купаться на дикий пляж, – начала Мелисса

– А потом мы пошли на рынок, – подхватила Сара. – воро…, ой, покупать семечки.

– Ух ты! – радостно закричала тетя и хлопнула в ладоши. – Сколько ж наворовали?! Долго убегали?!

– Мы не воровали, мы купили, – менторским тоном сказала Мелисса и строго глянула на Сару.

– Эээээ, – тетя Моника стушевалась и подмигнула Саре. – Ну да, да, конечно, воровать не хорошо! Зато как весело! Ну а дальше, что было, а?

– А потом мы сидели на пристани, – продолжила Мелисса. – Грызли семечки, – и ее лицо озарилось вдохновением. – И познакомились с Виктором! Поэтом!

– Ух ты! Черти мохнорылые! Да ты что?!

Когда тетя не могла сдержать своих эмоций, она начинала сыпать довольно странными словечками. Сара, уже давно успевшая к ним привыкнуть, тем не менее, захихикала. Мелисса строго посмотрела на нее, решив, что она смеется над Виктором.

– Да, тетя так и было! Он и стих нам свой прочитал! – гордо сказала Мелисса. – А вы знаете его?

– А то ж! Конечно знаю! Мы с ним давным-давно знакомы, – в радостном голосе тети проскользнула едва заметная грусть.

– А расскажите нам о нем! – попросила Мелисса.

Сара начала демонстративно зевать.

– А то ж, что же не рассказать! Сейчас расскажу!

Глава 20

– Виктор, – начала тетя Моника. – Всегда отличался свободолюбивым нравом. Он родился в очень богатой и знатной семье, которую почитали даже за пределами Бриф-Коста. Но рос шалопаем, а не выхолощенным дворянским мальчиком. Костюмчиков Виктор не любил, на пони тоже ездил неохотно – его всегда тянуло прочь из дому, к простым ребятишкам. Уж сколько раз вылавливали его родители с улицы, и нянек нанимали, и гувернеров, а Виктору хоть бы хны: оденет чистенькие, глаженые штанишки и мах через забор к своим друзьям. А потом возвращается весь изодранный, помятый, но довольный, как черт! Его и лупили и увещевали, а ему – все равно. Отец его думал так: ладно уж, может детство в сыне играет, может, повзрослеет он, да и пройдет блажь. И к 17 годам вольного Виктора решили отдать в университет изучать точные науки. Как он этому воспротивился! Но мать слезно умоляла его, и, пожалев родительницу, поступил он в университет. Но не выдержал и вскоре сбежал. Только записку оставил родителям: «Мол, не волнуйтесь, так, мол, и так, подаюсь я в матросы. Хочу мир увидеть».

Родители искали его повсюду, а он уже отбыл вместе с грузовым судном куда-то в далекие края. Долго ждали они сына, а он посылал им весточки из разных стран – то открытку пришлет, то письмецо, и везде, везде стиходейства свои приписывал. И уточнял: собственного сочинения. Родители фыркали: стихи! Да где это видано! Мало того, что человек из такой почитаемой семьи бросил университет, подался в матросы, да еще и рифмы плести стал. А когда же он делом займется?!

Все в округе только и толковали, что об их непутевом сыне. Высшее общество качало головами да охало, мол, несчастные они какие, так их Виктор подвел. Так прошло несколько лет, и вернулся Виктор на родину. Загорелый, возмужалый, красивый, но без богатств с одним лишь портфельчиком потрепанным, а в нем стихи. Пришел в родительский дом и говорит: «Вот я, отец мой и мать, явился вам!».

Они обрадовались, конечно, но отец ему сказал: «Ты живи с нами. Но будь добр исправиться, я тебе место выхлопочу на судостроительной верфи, будешь начальствовать спокойно и перестанешь нас позорить, наконец! Да и жениться тебе пора, мы с мамашей уже и невесту подыскать успели!». Но Виктор воспротивился такому повороту событий и ответил: «Не привычный я к подобным делам и начальствовать не хочу и не умею, собирался я, папаша мой дорогой, заняться поэзией своей и в порту работенку найти хотел какую-нибудь простую!». Отец, конечно, разъярился: «Достаточно я терпел, достаточно ты нас позорил, уходи из дома тогда и живи, как тебе заблагорассудится!». И грозно кулаком по столу хлопнул. Виктор вежливо откланялся родителям и ушел. Купил за гроши хибарку у моря и стал жить, как живет сейчас. В порту то грузы таскает, то матросам помогает, то еще какую-нибудь работу найдет. Родители-то его вернуть пытались обратно в семью, но Виктор ни в какую, говорит: «Не приму от вас ничего, раз вы меня понимать не хотите!». Отец его и по сей день жив, старый стал совсем, Виктор иногда заходит к нему, поговорить о том – о сем, но делить с ним кров отказывается! Вот такая история, котики, – закончила тетя Моника.

– Глупец, этот Виктор, – подытожила Сара, – Чего ему не хватало? Работал бы себе спокойно, как отец велел, да стихи бы писал свои, зато жил бы, как белый человек!

– Ну знаешь, – вскипела неожиданно Мелисса. – По-моему он герой и самый настоящий романтик, чью волю не сломить!

– Да! Не сломить волю его! Особенно к спирту! – фыркнула Сара.

Мелисса только покачала головой. А тетя Моника примирительно сказала:

– Ну-ну, девочки не ссорьтесь! Вы обе в чем-то правы! Конечно, Виктор, несколько пристрастился к алкоголю, но это все от одиночества и непонимания! Его стихи мало кто ценит! Те люди, среди которых он вращается, только потешаются над ним. А стихи-то его просто волшебные! Просто дивные! Чудные! А сколько он всяких историй интересных рассказывает! Зашатаешься!

– А знаете тетя, – задумчиво сказала Мелисса. – Мне кажется, что Виктор, когда вернулся домой, не просто так решил от родителей уйти! А что если его грызла тоска по какой-нибудь потерянной любви?! А что если он испугался того, что его хотят женить?!

– Ну ты как всегда, – недовольно протянула Сара. – Опять фантазии твои глупые!

– Может Мелисса права! Такие люди просто так в подполье не уходят! И пить не от радости начинают! – грустно пояснила Моника.

– Да, – снова задумалась Мелисса. – Как интересно!

– Страсть просто, – отозвала Сара и зевнула, потом взглянула на часы и подскочила. – Ой, как поздно уже! Надо скорей домой лететь! А то мне перцу-то зададут! Хотя и так зададут, но лучше прийти пораньше!

– Давай, котик мой, – проворковала Моника. – И не забудь, что завтра с утра идем вместе на городской пляж!

Глава 21

Темные цвета ночи насыщали воздух. Над спокойной морской гладью то и дело вспыхивали крошечные золотисто-зеленые огоньки, они появлялись и исчезали, плавно кружа над берегом. Теплый ветер с моря освежал и бодрил. Верган сидел на камне и смотрел вдаль, в густую черноту. Где небо, где море? Не разобрать уже теперь. Он слышал, как волны бьются о землю, шипят, переговариваются о чем-то с прибрежной галькой.

Вокруг распростерла крылья тишина, и только море, только море сейчас неспешно говорило, убаюкивало, пело колыбельную. Теперь он ощущал себя в своей стихии. Он сделал глубокий вдох. Соленый воздух незабываем. Ему захотелось войти в воду. Но он привык разговаривать со стихией, соблюдая значительное расстояние. Так честнее.

Он протянул ладони тыльной стороной к этой шумящей черноте, и в кончики его пальцев стала проникать сила. А вместе с ней и голос, такой далекий, будто чужой, но все же близкий.

«Я говорю с тобой. Я пою тебе. Ты со мной всегда, даже, когда тебя нет рядом. Посмотри, разве не та же я, что и вечность назад, когда впервые увидел ты меня?! Все та же я, все та же! И ты все тот же. Только когда ты рядом со мной, грусть забирается в уголки твоих губ, а в глазах тихая печаль разливается. Я понимаю тебя, понимаю. Ты здесь бываешь иногда, изредка, а я – навеки приросла к планете. Моя стихия слита с ней, твоя же – нет. Моя стихия прощает и принимает все и всех, моя стихия одинакова добра и одинаково безучастна. Твоя же – нет. Вот от того и проникает печаль в светлые глаза твои, вот от того ты и стремишься обратно. Но не уходи. Останься еще. Мы так давно не говорили. Так давно. Спой мне голосом ветра, спой мне шумом листвы, спой мне памятью неба, спой! Твой голос! Нет ничего прекраснее его! Он так кристально чист, так глубок, так ясен, он похож на мои волны, но только насыщеннее, звонче, свободнее!

Помнишь, как вечность назад, смотрели мы друг на друга? Смотрели и знали, нам скоро придется расстаться навсегда, и мы только издали будем наблюдать и отражать…Так и случилось. И незабвенны те минуты, когда мы снова встречаемся с тобой…»

Верган лег на остывшую гальку и, подложив руки под голову, устремил взгляд в небо. Серебряные кристаллики звезд виднелись в самой его глубине. Они едва заметно переливались. Он закрыл усталые веки и ощутил, как на двух сильных руках его качают, – море и небо.

«Ты с нами. Ты с нами. Ты с нами. И мы всегда с тобой. В тебе все линии сходятся и сразу же расходятся. Ты соединяешь горизонты, режешь плоскости и вскрываешь грани».

Голос затих, и наступила тишина. Где-то вдалеке трещали цикады. Верган вспомнил Виктора, его горькую улыбку и плохо скрываемое отчаянье. Он видел его крылья, до сих пор белые, до сих пор сильные, но истрепанные и отчаянно тянущие его вниз. Ничего. Ничего. Скоро он расправит их, и его голос, шепчущий чарующее слова, зазвучит громко, ясно и твердо.

И снова перед внутренним взором Вергана проплыло видение. Виктор, сияющий, сильный стоит на корме корабля и смотрит куда-то вдаль. Его сердце наполнено искрящимся счастьем, а мысли заняты юной девушкой, оставленной им по ту сторону моря. Он вспоминает ее глаза. Какие они, карие? Зеленые? Он всегда пытался определить, какой цвет преобладает в них. Колдовские глаза, чарующие. Виктор сжимает в руке ее последнее послание, где она клянется быть верной одному ему и ждать его хоть целую вечность. Скоро, совсем скоро, заручившись родительской поддержкой, он вернется за ней и привезет ее в свой родной город.

– Рената, – шепчет Виктор, и его слова растворяются в темной глубине ночи.

Видение исчезло, и Верган ощутил глубокую неизбывную тоску, смешанную с лучезарной радостью любви, всепоглощающей и чистой.

– Ты излечишь свои крылья, – произнес он нараспев так, будто прочел заклинание.

Глава 22

– Мелисса, а Мелисса, мадам Стефания просит тебя занести журналы в архив. Она там ждет тебя, слышишь? А? – ядовито улыбается Каролина и протягивает ей стопку школьных журналов.

Мелисса с отвращением смотрит на ее жиденькие желтые волосы, на круглые зеленые глаза и на ее неизменную гаденькую улыбку.

– Что ты смотришь на меня, Мелисса?! Неужели ты не выполнишь просьбу нашего директора? А? – тем же тоном повторяет Каролина, и улыбка ее становится еще более гадкой.

Они стоят у входа в школьные подземелья. Дверь открыта настежь.

– Я туда не пойду, – чуть запинаясь, отвечает Мелисса.

– Вот как? – и Каролина издает короткий смешок. – Что, самая умная нашлась? Да? Пойдешь, еще как пойдешь!

– Не пойду, – кричит Мелисса и цепляется руками за дверной косяк.

– Пойдешь, – продолжает настаивать Каролина, и глаза ее наливаются злостью, она размахивается стопкой журналов и изо всей силы толкает Мелиссу вниз.

Та стремительно проваливается в темноту и, больно ударяясь о каменные ступени, скатывается вниз. Несколько секунд, и она уже стоит в плохо освещенном коридоре. Воздух как-то странно дрожит и будто бы трясется. Вдруг, откуда ни возьмись, появляются одноклассницы: маленькая рыжая Вита; тощая, как жердь, отличница Дана; забитая и хиленькая Клавдия; и пышущая здоровьем толстушка Долли. На их лицах блуждают коварные усмешки, и в глазах горит какой-то дьявольский огонь. Они медленно, шаг за шагом приближаются к Мелиссе, вытянув руки вперед. Со всех сторон она слышит их исказившиеся голоса, которые отдаются эхом в этих толстых стенах:

– Почему ты не слушаешь Каролину? Что она тебе велела? Что? Ты просто гадкая никчемная задавака. Слышишь, слышишь! Отнеси журналы в архив! Отнеси.

Мелиссе безумно страшно. Никогда прежде она не видела своих одноклассниц такими злыми и опасными. Откуда-то сверху она услышала громкий противный смех Каролины и прижалась к стене. Неожиданно, девочки исчезают.

Что делать? Куда бежать? В архив? Мелисса, дрожа от страха, идет вперед и из-за закрытых дверей слышит какие-то сдавленные стоны. Голова начинает нестерпимо гудеть, и вдруг вдалеке она видит черный силуэт, он медленно приближается к ней, от него веет древним ужасом, и Мелисса слышит шипение: «Попалась, сударыня!».

Мелисса начинает громко кричать, и ее голос, набирая силу, образует в пространстве большую дыру, она проваливается в нее и попадет на школьный двор. Вокруг ни души. Тишина. Она оглядывается вокруг и видит, что у деревьев поломаны ветки, стволы наклонены так, будто бы прошел сильный ураган, а на земле повсюду валяются обрывки бумаг, щепки, раскрошенные камни, грязная и изорванная ткань. Тишина пугает Мелиссу еще больше, чем мрак подземелья. И вдруг из-за угла школы выплывает тот самый темный силуэт. Он размыт, и Мелисса никак не может разглядеть его, а он подходит все ближе и ближе…

Раз! И Мелисса в ужасе открывает глаза. Уф! Она не в школе, а в своей любимой комнате, в квартире тети Моники. Какое счастье! Мелисса отдышалась и провела рукой по мокрому лбу. Ну и приснится же! Ее передернуло. Думать не думала о школе! И тут такое! И Каролина еще вдобавок.

Надо бы записать этот дурацкий сон. Как жаль, что те ужасные сны я не записала, теперь не вспомнить подробностей. Но там тоже была Каролина и монах Альтер вдобавок. Она тихонько встала, стараясь передвигаться по комнате так, чтобы тетя Моника, спящая за стеной, ничего не услышала. Подошла к столу, осторожно зажгла свечку. Благо, что фонарь на улице хоть слабо, но освещал маленькую комнатушку.

Мелисса, стараясь ничего не упустить, записала сон полностью. Да. Странно. Как эти сны похожи друг на друга. В том тоже были подземелья и этот черный силуэт, и сдавленные голоса. Надо же, какое впечатление на нее произвел один-единственный поход в подвал. Наверное, Сара права, она просто слишком впечатлительна. Не более того. Да и все эти разговоры про страшный дом тоже дают о себе знать! Эх… Не стоит им туда соваться! Хотя, может быть, все пройдет успешно, и она наконец поверит в то, что ничего примечательного не происходит, что это лишь игра ее шального воображения. А как же история в лесу? И предостережение Глории и мамы? При одном воспоминании о лесном приключении Мелиссу передернуло от отвращения. Как все запутано! Перед глазами всплыло лицо Каролины. Уж она-то каким образом проникла в ее сон? Уж о ком, о ком, а о ней Мелисса никогда не вспоминала. Каролина прочно ассоциировалась у нее с затхлой школьной атмосферой и со всем убогим укладом жизни Файнд-Тауна. Вот уж не знаешь, что страшнее: то ли чудища в подземелье, то ли Каролина!

Мелисса легла обратно в кровать и попыталась уснуть. Сон еще долго не шел к ней, и она ворочалась под тоненькой простыней. Интересно, сильно ли Саре влетело? Эх, была бы здесь сейчас Сара! Мелисса бы поведала ей свой сон, и та бы сразу подняла ее настроение.

Мелисса тихонько рассмеялась, она вдруг вспомнила, как на прошлых зимних каникулах Сара приезжала к ним в Файнд-Таун. Они решили прошвырнуться по городу и столкнулись с Каролиной. Мелиссе пришлось несколько минут стоять, учтиво говорить с ней, и она видела краем глаза, как закипала Сара. А когда, наконец, Каролина пошла по своим делам, Сара долго еще бранилась и причитала, что не нашлось никакого повода, чтобы взгреть эту белобрысую выскочку. Уж очень она ей не понравилась.

Мелисса улыбнулась и представила себе картину, как Сара мутузит хиленькую Каролину, а вокруг стоят одноклассницы, удивленно открыв рот. И где-нибудь на заднем плане лежит в глубоком обмороке мадам Грегория. Вот умора бы была! И Мелисса, рисуя подобные увеселительные картины, наконец, заснула крепким сном.

Глава 23

Утром Мелисса, Сара и тетя Моника весело шагали по направлению к городскому пляжу. Солнце пекло гораздо сильнее, чем вчера, да и ветра совсем не было, потому воздух был сухой и терпкий.

– Я сейчас расплавлюсь, – недовольно буркнула Сара.

– Ах ты, солнце мое, еще настоящая жара не наступила, а ты уже хнычешь, – попыталась утешить ее тетя Моника.

– Ну и что! – отмахнулась Сара. – Жарко же все равно!

Мелисса промолчала, ей хотелось поскорее рассказать Саре о своем ночном кошмаре, и ее мысли сейчас были заняты только этим.

– Что же, – вдруг вспомнила Моника, – сильно тебе вчера от мамулька влетело-то, а?

– Да что там, – усмехнулась Сара. – Не особо-то и влетело. Она рада была, что Мелисса вернулась. Так пару затрещин дала мне и сказала, мол, на сегодня тебе прощается, подруга приехала, теперь не будешь с охламонами своими шляться где попало.

Мелисса хмыкнула про себя: «А будешь шляться с Мелиссой по Фэктори и по заброшенным домам. Отлично!».

– Да, твой мамулек добрый, другая бы давно тебя на цепь посадила за твои проделки, – смеясь, ответила тетя.

– Только бы попробовала, я бы такое устроила! – сердито произнесла Сара и подняла голову.

– Фи, тоже мне героиня, – не удержалась Мелисса и показала Саре язык.

– Ну тебя, – равнодушно отозвалась Сара. – Такая жара, что даже не хочется с тобой ругаться. .

Тем временем они приближались к городскому пляжу. Впереди показалось море и широкая полоска берега с торчащими то тут, то там деревянными зонтиками и кабинами для переодевания, сбитыми на скорую руку.

– Ух, что сейчас устроим! Будем шляпок топить! – Потирая руки, довольно протянула Моника.

– Да! – сразу же оживилась Сара.

А Мелисса вздохнула. С каждым годом эта забава нравилась ей все меньше и меньше. Она начинала чувствовать себя неловко, когда заливала водой ни в чем не повинную, спокойно плавающую даму. И мама ее понимала. Хильда всякий раз, когда заходил разговор об охоте на «шляпок», тихо смеялась, качала головой и говорила: «Эх, Моника, Моника, ну что за человек-то такой!». Мелисса никогда не видела, чтобы мама принимала участие в подобных развлечениях, и оттого ей становилось еще более неловко.

На пляже было не так уж много людей. Плавало всего несколько человек, и у пирса маячили две-три «шляпки». Моника и Сара кинули в ту сторону хищные взгляды и переглянулись.

– Отлично, – хлопнула в ладоши тетя.

Они выбрали уютное местечко под кривым деревянным зонтиком, расстелили покрывало и бросили корзину с провиантом на землю. Тетя Моника, не теряя ни секунды драгоценного времени, скинула цветастый сарафан и явила миру отличнейший купальный костюм, который сидел на ней как влитой, подчеркивая ее аппетитные формы.

– Ух ты, – вытаращила глаза Сара. – Ну вы прямо эта, как ее, роковая женщина.

– Ха! А то! То ли еще будет! Я ж звезда вообще, – нараспев сказала она и засмеялась.

Мелисса покачала головой, как же ей не хотелось сейчас прыгать с пирса и собирать на себе укоризненные взгляды отдыхающих дам.

– Ну держитесь, отдыхайки!

И тетя твердым шагом пошла вперед, призывая девочек за собой. Она напоминала воина, ведущего свой отряд на славную битву. Мелисса шла, слегка опустив голову, а Сара же наоборот, – вся сияла от предвкушения.

Они разогнались и бегом устремились по пирсу, раз – и плюхнулись в воду рядом со спокойно плавающей бежевой «шляпкой», чуть-чуть обдав волной другую, синюю, плывшую немного поодаль. Послышались вскрики, взрывы негодования, и тут тетя Моника произнесла свое коронное:

– Ах, Божечки мои, какая досада! Какая незадача! Какой кошмар! Девочки мои, что же такое-то?! Как же мы шляпок-то не заметили! Уж простите нас великодушно, милые барышни, уж простите.