Последний день в мае

– Боязнь ошибки не должна присутствовать в нашей профессии, Владилен! – добродушно ответил учёный, – а критика, и особенно самокритика, поддержит и поправит вас на этом пути! Тогда и ошибки послужат во благо! А теперь мне пора готовиться к началу, – окончил Георгий Фёдорович, и, ещё раз пожав друг другу руки, он удалился из помещения.

Я глянул на Владилена, его лицо выражало некоторое смущение. Но в то же время ему, по всей видимости, оказалось приятно общение, пусть и вышло оно неожиданным. Он принялся внимательно изучать новые пометки в рукописи, временами приподнимая глаза.

– Вот видишь, Владь, хороший лектор у нас будет! Жаль, что он лишь на один раз, а трудись он тут постоянно, непременно самым любимым преподавателем сделался бы у студентов, – начал я, желая расслабить приятеля.

– Я не сомневаюсь, он отлично пишет. Просто он так свободно с нами сошелся, словно совершенно не переживает о выступлении, – ответил мне товарищ, складывая вещи.

– Он же профессионал своего дела, – объяснил я, повторяя действия за другом. – Помнишь, Инна говорила, что тебе следует быть более открытым? Георгий Фёдорович – прекрасный пример: сразу нашёл подход к нам, познакомился и смог заинтересовать! Теперь мне любопытна не только лекция, но и то, как он взаимодействует с людьми. Пойдем же скорее!

– Вы трое совершенно правы, – добавил Владилен, поднявшись за мной, – а теперь я докажу себе, что нечего стесняться!

Мы отправились в аудиторию, и она уже была открыта. Попав внутрь, меня поразило её оформление: она имела расстановку столов наподобие амфитеатра, а также бельэтаж, устроенный по тому же принципу, и с дополнительным освещением. Первые ряды освещались естественным светом благодаря трём прямоугольным окнам, расположенным по схеме домино: их площадь уменьшалась по мере удаления от входной двери.

Преподавательский стол, предназначенный для комиссии из пяти человек, оказался весьма просторным. За ним располагалось несколько письменных досок, центральная из которых была внушительного размера, а остальные, поменьше, использовались в качестве вспомогательного оборудования. На стороне комнаты, практически в углу, стоял светлый бюст товарища Сталина.

Александров уже знакомился со студентами, среди которых находилась и Даша. Она выглядела очень счастливой, и на её безымянном пальце правой руки сверкало золотое колечко.

– Ох, сердечно поздравляю вас, Дарья Алексеевна, с предстоящим событием! Ваш кавалер – удачливый человек, раз нашел такую умную красавицу! Я очень рад за ваше скорое счастье, – весело проговаривал лектор, сведя руки в замок.

– Большое спасибо вам, Георгий Фёдорович, мне очень приятно, – счастливым тоном ответила Даша и перевела на нас внимание, – а вот и староста группы Владилен и наш друг Ярослав. Привет, ребята!

– Староста?! – изумился профессор. – Так что же вы сразу не сказали, дорогой Владилен, прошу скорее на места!

– Неужели вы уже успели познакомиться? – удивилась Даша, встречая нас у себя в ряду.

– Конечно, ребята пришли заранее, и мы успели поговорить, – ответил Александров, перейдя к преподавательскому столу и растёгивая портфель для документов, продолжил. – Так даже лучше, теперь и лекция начнётся скорее с основного материала, осталось лишь дождаться коллектив.

Я и Владилен заняли свои места, и пока профессор занялся подготовкой, мы завели общение с Дашей.

– Как у вас дела, товарищи? – обратилась девушка, сев вполоборота.

– Всё замечательно, – ответил я, сев между ней и Сухаревым, – а как у вас с Русланом, уже начались приготовления?

– О да! Мы сообщили родителям Руслана о намерениях, а своим я отправила телеграмму, – отозвалась она, не скрывая радости.

– Отлично, а список гостей готовите? – полюбопытствовал Сухарев, откинувшись на спинку.

– Разумеется! Он вышел довольно большим, и вы там почти в самом верху, после близких родственников, – донесла Даша, сев как философ и хитро склонив голову, – а как скоро мы у вас погуляем, Владь?

– Ещё годика полтора, а то и два придётся обождать, всё-таки мне надо доучиться, – проговорил философ.

– Тоже правильно, – улыбчиво согласилась девушка, поправив очки, – а у нас в июле состоится мероприятие, но столько дел ещё… И подготовка, и переезд, одним словом семейная рутина пошла ещё до свадьбы.

– Вам для вас уже подготавливают жильё? – полюбопытствовал я.

– Да, при заявлении в ЗАГСе встали на учёт, и вышло так, что к этому времени сдали новый дом, где за нами закрепили однокомнатную квартиру, – ответила Даша с абсолютно счастливым лицом.

– Что же! Очень славно! – поддержал её Сухарев, пожав руку за моей спиной, – совет вам и любовь, дорогие товарищи!

– Спасибо большое, мне очень приятны ваши слова, – проговорила девушка, после того, как к поздравлениям присоединился я, и сидящие рядом.

В это время аудитория пополнилась ещё несколькими десятками студентов, и к десяти часам Георгий Фёдорович, поднявшись с преподавательского места, торжественно произнёс вступительное слово.

– Здравствуйте, дорогие товарищи студенты! Благодарю вас за то, что вы пришли на лекцию, которую мы посвятим диалектическому материализму, – обратился он к коллективу, выступив в центр помещения, – Сегодня мы обсудим сущность нашей научной философии, ее законы и как нам его применять в нашей жизни. Мне нравится, когда во время лекции происходит контакт с аудиторией – это позволяет узнать, понимают ли присутствующие, о чем идет речь, и самое главное, согласны ли они с ней, имеют ли желание что-либо дополнить или же опровергнуть. Прошу вас не стесняться, и самое главное – показать способность мыслить и рассуждать. Но прежде чем мы начнем, позвольте я задам вопрос: что такое диалектический материализм?

Несколько студентов тотчас потянули свои руки, но первым среди них оказался Владлен, которого и спросил лектор.

– Давайте начнём с товарища Сухарева! – сказал философ, указав на парня рукой, направленной ладонью вверх, – Владилен, просим!

– Диалектический материализм является научной материалистической философией марксизма-ленинизма, а также мировоззрением рабочего класса, – поднявшись со своего места, уверенно начал Владилен. – Предметом его изучения выступают объективные законы развития и движения общества, природы, а также иных процессов, существующих независимо от нашей с вами воли, и связаны с движением материи.

– Прекрасный ответ, товарищ Владилен, а скажите мне: связан ли диалектический материализм с иными науками, и если можете привести пример из жизни, то мы просим вас об этом, – похлопав в ладоши, произнес Георгий Фёдорович.

– Да, он непосредственно взаимодействует со всеми научными дисциплинами, сводя имеющиеся знания и результаты исследований в единое целое, – продолжил Сухарев с лёгким стеснением. – В качестве конкретного примера мы можем рассмотреть ботанику и процесс развития растения, пусть им окажется роза.

– Очень занимательно! – дополнил Георгий Фёдорович и обратился к аудитории: – Всем ли присутствующим дамам нравятся розы?

Прекрасная половина коллектива дружно дала радостный утвердительный ответ.

– Пожалуйста, Владилен! – дождавшись спокойствия, провозгласил лектор, вновь жестикулируя руками.

– Изначально роза представляет собой семечко, которое ещё не является цветком, вступая в противоречие этой форме. – вновь зазвучал голос Сухарева, который я пытался зафиксировать на бумаге. – Развитие семян проходит через ряд противоречий, где, с одной стороны, она превращается в прекрасное растение, а с другой сохраняет себя в данный момент как семечко. Этот процесс образует единство растения, а формы цветка – борьбу противоположностей, который описывает закон единства и борьбы противоположностей. Роза имеет два антипода – семечко и после цветок. Они целостны по своей природе, но каждая из них отрицает друг друга.

– Прекрасно, Владлен! Пожалуйста, продолжайте. Мы можем перейти к следующему закону, – хвалил его Георгий Фёдорович, радуясь, что аудитория взялась за письменные принадлежности.

– Следующий закон, – возобновил речь Сухарев, с удивлением глядя, как товарищи записывают его слова, – превращение количества в качество. Посаженное семечко постепенно развивается через накопление количественных изменений. Когда их число доходит до критического значения, происходит изменение качества, и семечко переходит в новую форму, превращаясь в цветок.

– Очень хорошо! Владилен описал нам переход семечка в цветок, но остался последний закон! Услышим же его! – заговорил Георгий Фёдорович.

– Третий закон диалектики – это закон отрицания, – начал финальный монолог юный философ, – роза, обретя новую форму в виде цветка, произвела отрицание своей прошлой формы – семечка. Это говорит о том, что на основе третьего закона всякое новое существует до тех пор, пока оно не станет старым, отживающим свои дни, и не отвернётся более новым. Происходит цветение, происходящее в постепенное увядание с образованием совершенно новых семян.

Георгий Фёдорович захлопал в ладоши, и вскоре за ним повторила аудитория, что смутило Сухарева, а когда шум стих, профессор принялся говорить.

– Браво! – воскликнул он, – Молодчина, Владилен, отличное выступление, благодарю вас! Мне осталось лишь дополнить, сказав об универсальности этих законов. Товарищи, они работают всюду, даже если мы поместим нашу розу на отдалённую планету и накроем её условным куполом, то она продолжит своё развитие по тем же законам, которые показал нам товарищ Сухарев.

После Александров продолжил лекцию, взаимодействия с другими студентами, развивая коллективное общение и дискуссии. Даша выступила с докладом, посвященным диалектике Аристотеля и Гераклита, подчеркнув их рассуждения, а также раскрыв способ мышления человека в рамках формальной логики.

В окончании речи Георгий Фёдорович попросил Владилена и Дашу сравнить для аудитории обе науки и, если получится, провести дискуссию.

Пара вышла к преподавательскому столу, и, встав лицом друг к другу, Даша начала первая.

– Я хотела обратить внимание аудитории на то, что формальная логика является наукой об элементарных законах и формах правильного мышления. Она строится на основе верных суждений, связанных рядом последовательных цепочек, которые не должны противоречить друг другу. Получается, она проста, потому как рассматривает обыденные предметы. – Спокойно и вдумчиво произнесла девушка, держа руки в прямом положении за спиной. – Давайте рассмотрим один из главных законов этого метода – тождество и исключение противоречия, на примере гусеницы и бабочки.

– Пожалуйста, продолжайте, Дарья, мы уверены, что это будет замечательный пример, – подбодрил девушку Георгий Фёдорович.

– Закон тождества утверждает, что гусеница есть гусеница и не может быть бабочкой. Однако второй закон – закон исключения противоречия – говорит нам, что гусеница не является бабочкой. Получается, что, становясь бабочкой, гусеница перестаёт быть гусеницей, – проговорила философка, рассматривая и улыбаясь товарищам.

– Прекрасно, очень хорошо, Дарья, – похлопав ее слову, произнес Георгий Фёдорович, – спасибо вам, очень ясное определение. Теперь ваш черёд, Владилен, просим!

Сухарев, сложив руки в замок перед собой, слегка помялся, и, совершив глубокий вдох, он поставил руки по швам, начав речь, стараясь совладать с волнением и сохранить грамотность риторики.

– Слушая Дарью, – начал юноша, разорвав замок у груди, – мы познакомились с методом формальной логики. Она дает базовые принципы мышления, но диалектическая логика требует, чтобы мы выступили дальше, и помимо внешних изменений, рассматривали законы, по которым они происходят. Следовательно, это качественно новый метод мышления. Давайте еще раз рассмотрим гусеницу и бабочку, и в чем отличны эти методы: по первому закону мы видим, что гусеница и бабочка есть один организм в двух разных формах, противостоящих друг другу.

– Похоже, вам придется повторить их, дорогой товарищ, – добавил Георгий Федорович, встав между молодыми людьми, – если удобно, сократите объем.

– Хорошо, – согласился Владилен, встав уверенней, – по второму закону мы видим, гусеница, становясь куколкой, на основе количественных изменений переходит в новую форму – бабочку. Ключевое в этом переходе: она сохраняет себя как целостный организм, но уже иной формы. И по третьему закону мы видим, что, несмотря на то, что это другой организм, он сохраняет себя через отрицание прошлой формы.

– Прекрасное выступление, ребята, молодцы, – завершил их выступление Георгий Фёдорович, подозвав к себе и обняв за плечи, – вы раскрыли нам отличие двух методов, спасибо вам большое. Есть ли у аудитории вопросы?

Пока шел диалог с коллективом, я успел отдохнуть от ведения

конспекта. Мне понравилось выступление Владилена и Дарьи, и по мере его

развития я старался записать как можно больше информации. В результате у меня получился подробный текст со схемами и рисунками. Впоследствии я подарил его философу, и он поместил его на сохранение в книжный шкаф родительского кабинета.

3.

К часу дня лекция подошла к завершению, и теперь у нас имелся запас времени, чтобы прогуляться по городу. Владилен первым делом решил сводить меня в Кремль, а после показать одну из станций метро.

Мы покидали университет в компании Даши, и я не смог скрыть восторга от их выступления.

– Ребята, – с энтузиазмом говорил я, спускаясь по ступенькам и размахивая тетрадью, – благодаря вашему выступлению, лекция стала очень познавательной!

– Благодарю, Ярослав, – произнесла Даша, неся в руках несколько книг, – она вышла действительно замечательной, особенно благодаря слаженному взаимодействию всего коллектива.

– Согласен! – поддержал Владилен, неся за ней сумку и домашние книги, – Георгий Фёдорович всё сделал по науке. Кстати, Ярик, как ты успел исписать почти всю тетрадь?

– В армии меня приучили очень быстро усваивать информацию, – ответил я, передавая конспект, – возьми его себе на память.

– Сердечно благодарю, – сказал Сухарев, кивнув мне, – Даша, я обязательно обработаю его в ближайшие дни и передам тебе копию.

– Спасибо, она мне точно поможет ещё немного укрепить знания по этой теме и, конечно, повторить материал, – ответила девушка, следуя рядом.

– А ты не хочешь пойти с нами на прогулку? – вновь обратился к ней Сухарев.

– К сожалению, не смогу, дома много дел, – задумчиво произнесла Даша, – может быть, соберёмся все вместе как-нибудь? Было бы неплохо ближе к концу сессии!

– С удовольствием, – заключил Сухарев, и мы подошли к остановке.

Когда подъехал автобус Даши, и она покинула нас, я передал Сухареву тетрадь, которая полностью завладела его вниманием. Нам даже пришлось остановиться на университетской скамейке, чтобы он внимательно изучил её содержимое. Философ просматривал каждую строчку со схемой, а я ощутил лёгкое волнение, словно сдавал важный экзамен, от которого зависит моя судьба. Вскоре он окончил чтение и выдал вердикт.

– Отличная работа, Ярик! Ты всё грамотно и подробно расписал, даже я так не умею! – радостно проговорил товарищ, аккуратно сложив тетрадь, – скажи, а где именно ты служил?

– 107-я стрелковая дивизия под командованием полковника Миронова Павла Васильевича, город Барнаул! – с гордостью объявил я, поднявшись на ноги.

– Ничего себе… Ты сейчас это так сказал… Словно представил геройского родственника! – подскочив, подметил Владилен, – из-за этого я вновь жалею, что это всё прошло мимо меня.

– Мы были как семья. Каждый боец поддерживал своего товарища и в учёбе, и на военных учениях, поэтому я по ним тоскую, хотя и понимаю, что впереди жизнь, в которой мы обязательно встретимся вновь, – объяснил я, случайно ухватив его за плечо, – просто ты меня не совсем понимаешь, сложно это осознать, не испытав подобного.

– Да… Тут ты прав, Ярослав, – согласился Сухарев, – в этом мы, правда, отличаемся, но это и к лучшему, быть противоречиями. Ты обожди меня на улице, я сейчас вещи оставлю в комнате и мы выдвигаемся! – окончил он, свернув к двери общежития.

– А куда отправимся? – послал я ему вслед.

– Сначала на Красную площадь, а после на станцию метро «Площадь революции», – ответил товарищ, обернувшись, – посмотрим, сможет ли бравый красноармеец Мельников устоять на ногах от головокружения после таких успехов!

Через пару минут началась наша прогулка. Изначально мы пересекли уже знакомый мне Москворецкий мост и направились в сторону Кремля через просторный сквер.

Это чудесное место включало прекрасные цветочные насаждения и ухоженные деревья, расположенные на фоне аккуратных газонов и пешеходных дорожек. Идти оказалось сплошным удовольствием, нас окружали благоухающие бутоны различных оттенков, и эта красота сопровождалась легким трепетом деревьев от полуденного ветерка. Многообразная палитра цветов напомнила мне глаза Ани, и на мгновение мне захотелось собрать ей на вечер свежий букет, но я посчитал, что присвоить общественное благолепие будет неправильно.

Вскоре мы вышли из парка, оставив деревья позади, и перед нами предстала величественная Спасская башня Кремля. Она просто великолепна! Я даже попросил Владилена остановиться, чтобы насладиться ее красотой.

Высокое и монументальное сооружение из красного кирпича с декоративными вставками белого оттенка на фоне голубого неба вызвало несказанное восхищение. Особенно завораживали черные часы с золотым обрамлением контура окружности и цифрами. А на вершине башни высился бирюзовый шпиль, держащий на себе огромную янтарную звезду, символизирующую наше трудовое государство.

Смотря на это великолепие, я просто не мог оторвать глаза и мыслить о чём-либо ином, пока младший Сухарев не напомнил о себе.

– Если что, я всё ещё с тобой, – весело проговорил он, коснувшись моего локтя, – решил не отвлекать, потому что и самому стало интересно наблюдать. Скажи, что у тебя в голове?

– Великолепие, – протянул я, продолжая всматриваться, – за всю жизнь увидел множество фотографий и картин этих зданий, но они не сравнятся с действительными видами.

– Мы можем пойти дальше, – предложил Сухарев, – или поглядеть ещё.

– Пойдём, – ответил я, – жаль, что наше время ограничено.

Мы продвигались вглубь Кремля, и я впервые оказался на величественной Красной площади – главной площади Советского Союза. Это обширное и грандиозное пространство, вымощенное брусчаткой и окружённое красными стенами, хранило в себе историю нашей Советской Родины и России прошлого. В её центре расположилось не менее значимое по своей форме, размерам, высоте и содержанию здание, хранящее в себе тело первого генерального секретаря и великого учителя Владимира Ильича Ленина, ставшего символом свободного трудового народа.

– Взгляни, Ярослав, – продолжил Владилен, обведя рукой просторы, – мы рядом с товарищем Лениным. Это навеяло на тебя новые мысли?

– Грандиозность… Не знаю, что и говорить, – произнёс я, пребывая в раздумьях и созерцании.

– Позволь мне сказать следующее, – серьёзно заявил Сухарев, закрыв собой виды, и смотря мне в глаза, – помни, что восхваление всей этой формы наподобие религиозных знаков есть величайшая ошибка. Я прошу тебя рассматривать не символ как таковой, а то, какое содержание он несёт за собой и каким интересам служит… Это не просто мавзолей, не просто тело, и не только красивые звёзды – это олицетворение трудовой и классовой свободы, добытые потом и кровью наших предшественников. Это не гранит, не янтарь – это революция, они несут за собой её содержание, а сами по себе форма, которая вне этого контекста мало, что значит.

Я запомнил эти слова на всю жизнь и после долго пытался их осознать. Что значит быть частью революции? Как научиться видеть в ней не абстрактный образ из прошлого, а процесс, который ты, как и общество в целом, так и коллектив, частью которого ты являешься, проносишь с собой, развивая и углубляя, создавая новый мир и нового человека?

Мы покидали Красную площадь слегка в утомлённом состоянии. Признаюсь, эти красоты и их содержание, погружающие в себя, способны, как выразился Владилен, вскружить голову. Но у нас была иная усталость. Она рождала не чувство опустошённости, а гордость за свою пролетарскую Родину и осознание ответственности за её будущее.

Далее мы отправились на станцию «Площадь революции». Владилен, видя мою перегруженность, пока молчал. Но, понимая его, я знал, что чем больше он молчит, тем сложнее тема, которую он поднимет дальше.

Вскоре мы оказались у входа в метро. Он был оформлен в стиле, напоминающем древнегреческие храмы, и украшен чёрными колоннами. Из его дверей беспрестанно появлялись и исчезали горожане, и мы поспешили внутрь. Спустившись вниз, перед нами открылось настоящее великолепие инженерной и трудовой мысли: полукруглый гранитный потолок держал на себе яркие белые лампы, которые, роняя вниз лучи, озаряли пол нежными тонами. Чистое покрытие, похожее на шахматную доску, отражало этот свет, создавая равномерное освещение.

По всему периметру стен возвышались бронзовые скульптуры людей, олицетворяющие образ нового, советского человека. Красноармейцы и матросы, сражавшиеся за нашу советскую Родину, отдавшие будущим трудовым поколениям своё здоровье и жизни, труженики завода и колхоза, кормящие и строящие страну, ученые, летчики, спортсмены, студенты – созидатели, отстоявшие, построившие и возродившие пролетарскую Родину, наполнившие новой идеей, мыслью, чувством солидарности и братства. Все они предстали перед нами, окружили нас, чтобы показать, какую страну, какую великую практику социального равенства они создали для нас, на какие жертвы пошли ради нас.

Находясь рядом с товарищем, я осознал, я понял, что есть социализм – эти монументы великих, но в то же самое время простых людей, безмолвно сообщали необходимость борьбы за свободу и равенство трудящихся, за их чувство собственного достоинства, за освобождение от власти капитала, калечащего и унижающего всякого, кто попадает под его власть.

Окружённый их бронзовыми глазами, я ощущал присутствие этих людей. Чувствовалось, словно они вели безмолвный разговор, показывая своим видом новый мир, к которому мы принадлежим, чьими наследниками являемся и продолжателями какой идеи нам суждено стать.

У меня кружилась голова, и ноги отказывались слушаться, став ватными, словно мы пробежали десятки километров. До этого я видел подобные скульптуры лишь на страницах литературы, но, встретив их воочию, они покорили меня сочетанием величия и конкретики.

– Видел бы ты себя со стороны, – улыбаясь, сообщил Владилен, – словно несколько тренировок за раз провел.

– Я… Я чувствую себя ничтожно малым в окружении этих скульптур, мне кажется, они пронзили меня где-то в глубине… моего сознания, – тихо ответил я.

– Понимаю, – согласился товарищ, тронув монумент рабочего, – наверное, я зря сразу провел тебя по всему пути.

– Дело не в дороге, а в её содержании. Ты показал нечто, чего я не ожидал увидеть. Передо мной история… борьбы… – начал я, пытаясь уловить глазами всё разом.

– Трудящегося класса, – закончил Сухарев, разведя руки в стороны, – он перед нами.

– Да, – произнёс я с некоторой медлительностью, приближаясь к товарищу. – Это великолепие не только вызывает восхищение, но и заставляет задуматься.

– Задуматься над чем? – поинтересовался Владилен, наподобие сестры склонив голову в бок.

– Над тем… Как же стать достойными этих людей и результатов их труда? – поразмыслив, произнёс я. – У меня возникло ощущение, будто они живы и ждут от меня ответа… храня безмолвие…